Глава II. Культурный «раскол» масс и «верхов» §1. Причины раскола, сущность и последствия

В истории русской культуры XVIII столетие представляет собой исторически переломный период, время глубоких перемен во всех сферах общественной жизни. Россия начинает столетие средневековой, экономически и социально отсталой страной, а к его концу приходит сильной, развитой державой, активно влияющей на судьбы многих народов и стран. Практически за пять десятилетий, ценой огромного напряжения Россия в своём развитии прошла путь, который другие страны проделывали за два – три столетия. Для этого пришлось отказаться от многих ценностей культуры предшествующего этапа, так как изменения предполагали европеизацию всех сторон русской жизни. Не миновали эти изменения культуру, которая хотя и сохраняла преемственность и глубокие внутренние связи с культурой Московской Руси, принимает новый облик, всё больше ориентируясь на европейские стандарты.

Российская культура развивалась в указанный период под воздействием петровских преобразований. Страна переживала духовный переворот. Суть его заключалась в переходе от культуры преимущественно традиционной, церковной и относительно замкнутой к культуре светской и европейской.

«Прорубив» окно в Европу, Россия встала лицом к лицу с эпохой Просвещения, идеи и идеалы которой оказали влияние на формирование русской культуры Нового времени.

Во Франции, родине Просвещения, новые идеи возникли на базе критики старых феодальных порядков и стали знаменем зарождающейся буржуазии, которой требовалось доказать ценность человеческой личности, равенство всех людей перед законом, право каждого человека распоряжаться собой, установить новые, более справедливые порядки в государстве, учитывающие интересы всех сословий и классов. Путь к новому, справедливому обществу просветители видели в просвещении народа, воспитании у людей независимости суждений, внутренней свободы, чувства самоуважения, так как образованный человек стремится к государственному устройству, основанному на разуме и справедливости. Поэтому сущностью просветительских идей стало отрицание ценностей старого феодального общества и призыв к переустройству и даже разрушению старого мира во имя созидания нового. В России глубинная революционная сущность просветительских идей оказалась не понятой. Эти идеи нашли блестящее воплощение в философии, литературе, науке и, конечно, в искусстве. В вихре преобразований, охвативших русское общество, само слово «просвещение» стало пониматься как синоним перемен к лучшему, как деятельность для общественной пользы, как противопоставление новой эпохе разума предшествующей эпохе мрачного Средневековья.

Но если для европейской культуры подобные идеи были достаточно органичными, то Россия была к ним совершенно не подготовлена. Их сущность была осознана лишь после французской революции, но к этому времени новые идеи уже глубоко укоренились в культуре нашей страны, породив многие трагические противоречия культуры.

Начало этому конфликту в культуре было положено с момента проникновения просветительских идей в страну, так как вопреки природе этих идей к ним прибегали для обоснования абсолютизма, русской государственности и имперской идеи.

Важнейшим результатом распространения идей Просвещения как раз и стало разделение единой до этого русской культуры на две культуры: светскую и религиозную (духовную). В этом разделении драматические процессы русского религиозного раскола XVII века получили своё логическое завершение. Религиозная часть русской культуры уходила на ее периферию, а светская укоренялась в центре культурной и общественной жизни, приобретая самодовлеющий характер. Интересно отметить, что процессы шли параллельно с сакрализацией важнейших светских институтов, порождая эффект «светской святости» – придание религиозного оттенка тем сторонам культуры, которые никогда не являлись собственно религиозными – социальным, политическим, научным, художественным идеям. Свойственная русскому национальному характеру черта – фанатичная вера – получила свое воплощение не только в религии, ее место смогли занять политика, наука. Официальная государственная политика, проводимая в отношении веры и приведшая к превращению церкви в часть государственной машины, поставившая интересы государства выше интересов религии, способствовала укоренению этих идей, постепенному подчинению духовно-религиозной культуры светской.

Так, бинарность русской культуры, представленная в основном феноменом двоеверия, развивалась в противопоставлении религиозного и светского, народного и дворянского. Полагаем, что трансформация русской культуры в первой четверти XVIII века связана с влиянием церковной реформы.

Раскол в Русской православной церкви произошел в XVII веке. Можно было бы считать это событие чисто внутрицерковным. Но на самом деле этот раскол коснулся в той или иной степени большинства граждан страны. В процесс были втянуты все слои общества. С нажитых мест были вытеснены миллионы россиян. Часть из них уходила в необжитые места, где их не могла достать церковь и власть. Это Сибирь, Север и др. Часть раскольников была выдавлена за границы России.

Церковь с самого начала своего существования в России играла в жизни общества и вообще всего народа ведущую роль. Самодержавие и церковь за редкими исключениями действовали согласованно. Сама церковь контролировала каждый шаг человека от его рождения до смерти. У нее была реальная власть над гражданами, и далеко не всегда она использовала эту власть во благо граждан. Многие страницы истории церкви стали трагическими для больших масс россиян. Таким трагическим временем было время безжалостного преследования раскольников.

Уже тогда в России стали друг против друга два миросозерцания, два враждебных порядка понятий и чувств, два лагеря. Общество разделилось на почитателей старины и приверженцев новизны. Одна ветвь русского православия – старообрядцы, выкинутые за ограду официальной Русской церкви, стали центром и одним из упорных противников любых новшеств, приписывая никонианам порчу древне-православной Русской церкви. Раскол привел к кризису личности и подорвал безопасность, обеспечивавшуюся традиционной культурой и политическим согласием. Изменялась система культурных ориентиров, культурных (а следовательно, духовных) ценностей, т.е. идеологии, что свидетельствует о кризисе старой системы. Думаем, что церковный раскол был первой стадией кризиса старой системы. Вторая стадия кризиса наступила с петровскими реформами.

Помимо церковного раскола, как кризиса официальной идеологии (к тому же разделившего население страны на два непримиримых лагеря), к очевидным проявлениям кризиса традиционализма следует отнести и стрелецкие бунты, т.е. мятеж полицейской опоры власти, и появление женщины во главе государства, что прямо шло вразрез не только с традицией престолонаследия, но и, что гораздо важнее, с традиционным стереотипом места женщины в русской средневековой культуре. Также проявлением кризиса была и отмена местничества. Ею фактически разрушалась веками складывавшаяся система социальных отношений.

Именно, и прежде всего, трансформация в духовной сфере подготовила, как считали ещё историки прошлого века, общество к петровским реформам. «Необходимость движения на новый путь была сознана, - говорил С.М.Соловьёв в «Публичных чтениях о Петре Великом», – обязанности при этом определились: народ поднялся и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился».¹

Конечно, эту фразу не следует понимать буквально: готовность общества к переменам и ожидание их отнюдь не носили всеобщий характер. Охвативший страну кризис традиционализма сказался, прежде всего, на политической элите, которая в результате его оказалась не столько морально подготовленной к преобразованиям, сколько дезорганизованной и не способной сопротивляться радикальной реформе, чему способствовали и конкретные политические обстоятельства. В отличие от обычного положения, когда различные группировки внутри элиты борются за влияние на самодержца, но элита в целом остаётся единой, династический кризис после смерти Фёдора Алексеевича, правление Софьи и официальное провозглашение царями сразу двух братьев, порождали, с одной стороны, неопределённость, ощущение временности сложившегося положения, а с другой – резкое противостояние внутри политической верхушки, её разобщённость. В свою очередь разобщённость политической элиты означала её слабость и готовность подчиниться тому из претендентов на власть, кто окажется сильнее.

Основное содержание новых явлений в духовной культуре конца XVII века, по имени Панченко, состояло в том, что «Россия преодолевала культурное одиночество, приобщалась к европейской цивилизации, становилась великой державой»¹

Таким образом, само направление развития культуры было результатом её естественного развития на протяжении длительного времени.

Вернёмся к положению церкви. Церковная реформа Петра I подчинила церковь государственному управлению, патриаршество было упразднено; управление церковью стало одной из функций специального правительственного департамента (духовной коллегии) – Святейшего Правительственного Синода. «заморозил» внутреннюю жизнь церкви. Возникшая синодальная форма организации Русской церкви внесла серьёзные качественные изменения в религиозную жизнь общества.

В рамках синодальной церкви происходит обособление духовного мира властвующей элиты. Дворянство и другие правящие слои общества, оставшиеся в рамках официального православия, стали постепенно проникаться равнодушием к тем духовным ценностям, из-за которых произошел раскол. Это создало почву для восприятия иноземного влияния (сначала греческого, потом польского, голландского, немецкого, французского и т.д.). При этом повышался уровень образованности дворян. Западное образование, равнодушие к вере отцов и официальный характер синодальной церкви на столетия определили духовный климат общества, выявив новые противоборствующие тенденции, осложнившие развитие русской цивилизации.

Начиная с петровского периода, надлом в религиозной сфере отразился на характере культурного развития страны. В культурной жизни России на протяжении значительной части XVIII в. царили хаос и смятение. Верховная власть (монархическая), народ (демократическая) и аристократическая – основные действующие политические силы российской истории. Причем дворянство (творческое меньшинство) было в России не только носителем функций государственного управления (как это имело место в любых государственных структурах), но и посредником в цивилизованных контактах с Западом. Но это «посредничество» обернулось сначала прямым подражанием.

Петру своими реформами удалось на века расколоть Россию на два общества, два народа, переставших понимать друг друга. Образовалась пропасть между дворянством (сначала одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества). Отныне рост одной культуры, дворянской, совершается за счет другой – национальной.

В российской государственности с принятием христианства выделяются три ипостаси: государь, аристократия (боярство, затем дворянство) и народ («мир”, православное крестьянство). Первое и третье звено этого симбиоза служат сакральным ценностям. Что касается дворянства, то оно по критериям высшего задания маргинально.

Духовный мир российской дворянской элиты, начиная с петровских времен, находясь под западноевропейским влиянием, постепенно менял свои духовные ориентиры. Сначала при Петре это были протестантские формы христианства, затем идеи эпохи Просвещения (идеи конституционного правления, гражданского равенства и личной свободы).

Широкие слои крепостных не имели возможности получить образование, хотя складывалась парадоксальная ситуация: распространение образования в России было жизненной необходимостью. Но при этом ощущалось сильное опасение власть предержащих за конечный результат образовательного процесса. Имперской бюрократии казалось, что необходимо предпринять особые меры предосторожности с тем, чтобы новые идеи, которые могут прийти с просвещением, не подорвали лояльности народа по отношению к имперским институтам.

Итак, подчеркивая громадное воздействие западной культуры (материальной и нематериальной), в ходе реформ Петра I на формирование образа жизни, мыслей, идей российского общества, следует отметить, что перелом в развитии русской цивилизации в начале XVIII века в духовном отношении сопровождался выходом за рамки связанных с православием искусства и культуры византийского типа, насаждением европейской культуры, развивающейся в рамках иных вариантов христианства (католичества, протестантства).

Старая русская культура и искусство объявлялись ненужными, отсталыми, а выбранный путь европеизации повлек за собой смену духовных ориентиров, жизненных ценностей, художественных традиций.

Безусловно, Россия повернула в сторону Европы. Поворот произошел типично по-русски, круто и решительно. Русская культура в начале XVIII в. была подвержена всем европейским веяниям и к концу XIX века сама приобрела мировое значение. Главное достижение этого периода – высвобождение творческих сил личности, расцвет личностного творчества. Петровские перемены не могли сразу охватить всех и вся, тем более что осуществлялись они не органично. Разрыв между верхами общества, которые теперь европеизировались, и низами общества, значительно углубился. Церковь оказалась полностью подчиненной государству. Тем самым она абсолютно потеряла возможность быть духовной воспитательницей народных низов. Низы остались беспризорными. Рано или поздно социальные перемены должны были вывести их из патриархального состояния, но они оставались без предпосылок выработки позитивной программы новой жизни. Роль церкви во всех сферах жизни, в том числе в сфере государства и права, после поражения Никона неуклонно снижалась и в последующие столетия.

Подведем некоторые итоги. Раскол – важнейший пункт российской истории. Исподволь протекавшее культурное расслоение превратило государство в единственного гаранта целостности народа. Но оно же пребывало одновременно и гарантом общественного развития. Власть не только не могла приостановить дальнейшую стратификацию, но и выступила катализатором данного процесса. В стремлении преодолеть общественный кризис вначале она широко открыла двери России для европейского опыта, а затем, пытаясь адаптировать его к российским условиям, вынуждена была приступить к реформированию православной государственной идеологии. Эти меры чрезвычайно ускорили процесс и привели общество к окончательному расколу.

Раскол, на наш взгляд, есть нечто большее, чем историческое явление, обычно обозначаемое данным термином. Это не столько массовое движение второй половины XVII – начала XVIII вв., сколько сущность нового типа российской культуры, пришедшего на смену культуре Московии. Это была особая, единая, но внутри себя расчлененная надвое культура. В одном народе как бы сосуществовало два социума, различавшихся между собой не условиями жизни, а своим бытом, ментальностью и даже таким индикатором культуры как язык. Иногда кажется, что «верхи» и «низы» (условно) российского общества в XVII – XIX вв. имели разную историю, настолько велика пропасть между ними. На самом деле то были две ветви одной культуры, а сама раздвоенность – определенный способ ее бытия в рамках данного исторического периода.

Таким образом, начав реформы, власть спровоцировала давно назревавшую культурную революцию. Не Петр, сын царя Алексея, изменил Русь, напротив, когда он взошел на трон, перед ним уже лежала другая Россия, где господствовала новая, двуликая, как Янус, культура. Поэтому задача, стоявшая перед властью, усложнилась. Она не только должна была довершить реформы, направление которых было предопределено историческим развитием последних полутора столетий, но и приспособиться к новой культурной среде, к пронизавшему общество расколу, к культурному противостоянию, разрывавшему народ на части.

Раскол может быть понят и как цивилизационное явление. Он был новой фазой в развитии присущего российской культуре противоречия между общинным и личностным началом в российской культуре. Раскол как раз и свидетельствовал, что развитие противоречия, определявшего характер российского типа культуры, вступило в эту новую открытую фазу. Борьба двух начал в российской культуре проявилась на поверхности в виде борьбы между собой двух культурных «классов» – европеизированных «верхов» и патриархальных (азиатского «стиля») «низов».

Общество не могло долго оставаться в расколотом состоянии, иначе оно неминуемо погибло бы. Противоречие должно было перейти в следующую фазу, когда движение противоположностей опосредствуется каким-либо третьим началом. Именно такую роль в отношениях между двумя культурными классами общества сыграло государство.

Силу и бессилие власти - вполне заурядный парадокс политики – познало и российское общество. По мере снижения результатов своей деятельности государство становилось все более мощным в сравнением с обществом. Рано или поздно оно должно было поглотить общество вместе со всеми его противоречиями. Однако старое государство эпохи Московского царства было не в состоянии сделать это. Оно «разрывалось на части», пытаясь раздельно решить две задачи: сохранить единство общества и стимулировать его развитие. Нужно было реформировать само государство, чтобы совместить обе цели. Успех здесь пришел к энергичному Петру. Для его государства сохранение и культурное развитие России - уже не разные задачи, а лишь стороны одного процесса. Такое государство занимает по отношению к обществу активную позицию и почти мгновенно «проглатывает» его, разом огосударствляя все ранее самостоятельные сферы общественной жизни. Вместе с тем и раскол принимает государственную форму. Противоречие, бывшее причиной возникновения двух непримиримых культурных «классов», стало с того момента содержанием государства. Власть окончательно приняла вид обруча, намертво обхватившего общество и не дававшего ему распасться вследствие борьбы враждующих группировок.

Если в допетровскую эпоху раскол был чем - то внешним для власти и усиливавшееся культурное расслоение народа не ослабляло государство непосредственно, то в эпоху Империи раскол стал его внутренним моментом жизнедеятельности. Поэтому внешне незаметное, непрекращающееся углубление раскола непрерывно подтачивало устои державности.

После того как российское общество оказалось поглощенным государством, все то, что раньше ослабляло общество, стало впрямую истощать власть. С момента наибольшего возвышения государства над обществом началось разрушение именно государства.

Российская цивилизация между тем продемонстрировала потенциал своей устойчивости. В пределах Империи даже при углублении раскола начался встречный ему процесс. Благодаря сдерживающему, опосредствующему влиянию государства, отталкивание двух внешне обособленных культур было ограниченным. Накрепко прикованные властью друг к другу, они вынуждены были взаимодействовать между собой. На границе этого взаимодействия, там, где культурные «волны» накатывались друг на друга, зарождалась третья сила – некая синкретическая культура, в которой противоречия между общинным и личностным началами находило не мнимое, временное, а действительное разрешение.

Таким образом, в российской империи одновременно протекало два разнонаправленных культурных процесса. Углублялся распад общества на два культурных «класса». Вместе с тем в постоянном их столкновении возникал третий «класс», который был носителем и новой культуры. Опять политический парадокс: третья сила, развиваясь, действовала в отношении российской государственности в том же направлении, что и раскол, - ослабляя власть, подрывая ее устои. Это вполне естественно. Ведь государство было не альтернативой расколовшейся культуре, а ее органическим продолжением, опосредствованием заключенного в ней противоречия. Значит рождавшаяся из раскола новая ипостась российской культуры, в которой должно было найти свое разрешение основное цивилизационное противоречие, была враждебна не только самому расколу, но и созданной им государственности, отторгала ее от себя.

Было, однако, отличие, раскол разрушал государственность пассивно, ослабляя ее самим фактом своего существования, т.е. неповиновения части общества. Новая культура боролась с властью активно, с самого начала демонстрируя свою агрессивность. С течением времени она будет в силе взорвать российское государство и вместе с ним уничтожить собственные культурные предпосылки. Но до сего момента новая культура должна была получить адекватное социальное, идеологическое и политическое воплощение в действительности, оформиться как новый культурный «класс» со своей идеологией и политическими представителями. На это ушло более полутора веков.

В первые десятилетия Империи не могло быть и речи, что рядом с властью в обществе образуется какая-нибудь иная социальная, политическая или духовная сила. Кроме всего прочего, по началу власть вбирала в себя почти весь образованный класс российского общества, и потому иногда казалось, что они тождественны между собой. Некоторое время власть была не только политическим, но и единственным духовным центром общества. Но такое положение оказалось возможным до тех пор, пока социальная база власти была очень узка. Это затрудняло обеспечение стабильности режима (подтверждением здесь служит период «дворцовых переворотов»), потому государство стремилось к расширению своей опоры. Лишь к началу XIX в. произошло «отделение дворянства от государства», и власть выступила уже представителем обоих культурных «классов» общества. Именно на данной стадии развития государство окончательно превратилось из посредника между двумя внешне обособленными культурами в опосредствование самого себя.