Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Модуль 6.doc
Скачиваний:
0
Добавлен:
01.05.2025
Размер:
1.31 Mб
Скачать

Д.Майерс. Социальная психология.*

Многолюдная аудитория

Итак, люди в самом деле реагируют на присутствие других людей. Но действительно ли присутствие наблюдателей воз­буждает людей? В стрессовых ситуациях присутствие друга может идти только на пользу. Между тем исследователи обна­ружили, что в присутствии других людей у человека, как прави­ло, усиливается потоотделение, учащается дыхание, повышает­ся мышечное напряжение, кровяное давление и частота пульса (Geen & Gange, 1983; Moore & Baron, 1983). Даже поддержива­ющая аудитория может привести к плохому исполнению (Butler & Baumeister, 1998). Присутствие отца и матери на вашем пер­вом фортепьянном концерте вряд ли поможет вашему выступ­лению.

Воздействие других людей возрастает вместе с увеличени­ем их количества (Jackson & Latane, 1981;Knowles, 1983). Ино­гда возбуждение и смущение, вызванные многолюдной ауди­торией, мешают даже хорошо усвоенному, автоматическому поведению — такому, например, как чтение. При сильном вол­нении у нас может перехватить дыхание. Заикающиеся люди, выступая перед большой аудиторией, заикаются обычно силь­нее, чем при разговоре с одним-двумя собеседниками (Mul­len, 1986). При сильном возбуждении от присутствия большо­го количества болельщиков баскетболисты из университетской команды менее точно выполняют броски по кольцу (Sokoll & Munatt, 1984).

Пребывание внутри толпы также усиливает и позитивные и негативные реакции. Дружелюбно настроенные по отноше­нию друг к другу люди, сидя рядом, испытывают еще большую взаимную симпатию, а недружелюбно настроенные — еще боль­шую антипатию (Schiffenbauer & Schiavo, 1976; Storms & Thomas, 1977). Во время эксперимента, в котором принимали участие студенты Колумбийского университета и посетители Научного центра Онтарио, Джонатан Фридман и его коллеги

Дружелюбно настроенные по отношению друг к другу люди, сидя рядом, испытывают еще большую взаимную симпатию, а недружелюбно настроенные — еще большую антипатию.

Jonathan Freedman предлагал испытуемым вы­слушать запись юмористического шоу или просмотреть кино­фильм. Когда испытуемые сидели близко друг от друга, .они смеялись и хлопали в ладоши более охотно. Это не является секретом ни для директоров театров, ни для спортивных болель­щиков: «хороший зал» — зал, полный зрителей, что подтверж­дается и результатами исследований (Aiello & others, 1983; Worchel & Brown, 1984).

Возможно, вы замечали, что 35 студентов чувствуют себя уютнее и комфортнее, когда сидят в помещении, где ровно 35 мест, нежели когда им приходится рассаживаться в аудито­рии, рассчитанной на 100 слушателей. Это отчасти объясняет­ся тем, что, находясь в непосредственной близости от других людей, мы более склонны обращать внимание на их смех или аплодисменты, чаще присоединяемся к ним. Кроме того, как обнаружил Гари Эванс (Gary Evans, 1979), скученность усили­вает возбужденность. Он подверг испытанию группы из 10 сту­дентов Массачусетсского университета, размещая их в комна­тах размером либо 20 на 30 футов, либо 8 на 12 футов. У тех, кто сидел компактно, кровяное давление и пульс были заметно выше (что свидетельствует о возбуждении). К тому же, они де­лали больше ошибок в сложных задачах, в то время как их спо­собность решать простые задачи не пострадала. При исследо­вании, проведенном среди студентов индийских университетов, Динеш Нагар и Джанак Панди (Dinesh Nagar & Janak Pan-dey 1987) также обнаружили, что скученность мешает решению только сложных задач — например, разгадыванию сложных анаграмм. Итак, скученность повышает возбуждение, которое обостряет доминирующую реакцию.

Вместе мы делаем то, чего не стали бы делать поодиночке

В 1991 году очевидец заснял на видеокамеру, как четыре сотрудника полиции Лос-Анджелеса наносят удары дубинка­ми невооруженному Родни Кингу, в то время как 23 других по­лицейских безучастно наблюдают за происходящим. В общей сложности было нанесено более пятидесяти ударов, Кингу про­били череп в девяти местах, повредили мозг и выбили зубы. Воспроизведение этой записи ввергло страну в продолжитель­ную дискуссию о полицейской жестокости и групповом наси­лии. Людей интересовало: где же была пресловутая гуманность полицейских? Что случилось с нормами профессионального поведения? Что за злая сила вызвала такие действия?

Деиндивидуализация

Эксперименты по социальной фасилитации показывают, что объединение в группу может возбуждать людей, а экспери­менты по социальной лености демонстрируют, что в группе личная ответственность за содеянное может становиться размы­той. Когда возбуждение накладывается на размытость ответ­ственности и нормативное сдерживание ослабевает, результаты бывают поразительны. Действия могут варьироваться от срав­нительно незначительно выходящих за общепринятые рамки дозволенного (бросание друг в друга хлебом в столовой, оскор­бительные выкрики в адрес спортивного арбитра, безудержные вопли во время рок-концерта) до импульсивного самоудовлет­ворения (групповой вандализм, оргии, грабежи) и даже до раз­рушительных социальных взрывов (полицейская жестокость, уличные беспорядки, линчевание). В 1967 году около двухсот студентов университета Оклахомы собрались посмот­реть на своего товарища, угрожавшего спрыгнуть с крыши. Тол­па стала скандировать: «Прыгай, прыгай...» Он прыгнул и раз­бился насмерть (UPI, 1967).

В этих примерах необузданного поведения есть нечто об­щее: так или иначе все они спровоцированы групповым давле­нием. Осознание принадлежности к группе может вызвать у человека возбуждение: он вырастает в собственных глазах, ему уже кажется, что он является выразителем чего-то большего, чем просто свое собственное «я». Трудно представить себе рок-фаната, в одиночку исступленно вопящего на рок-концерте, оклахомского студента, в одиночку пытающегося подбить кого-то на самоубийство, и даже полицейского, в одиночку избива­ющего беззащитного шофера. В определенных ситуациях объ­единенные в группу люди склонны отбрасывать общепринятые нормативные ограничения, они утрачивают чувство личной ответственности и становятся деиндивидуализированными (термин, введенный Леоном Фестингером, Альбертом Пепитоуном и Теодором Ньюкомбом (Leon Festinger, Albert Pepitone & Theodore Newcomb, 1952)). При каких же обстоятельствах возникает подобное психологическое состояние?

Размер группы

Группа не только способна возбуждать своих членов, она обеспечивает им анонимность. Кричащая толпа скрывает кри­чащего баскетбольного фаната. Члены бесчинствующей своры линчевателей верят, что им удастся избежать наказания; они воспринимают свои действия как групповые. Участники улич­ных беспорядков, ставшие обезличенной толпой, не стесняют­ся грабить. Проведя анализ 21 случая, когда потенциальный самоубийца в присутствии толпы угрожал спрыгнуть с небо­скреба или с моста, Леон Манн (Leon Mann, 1981) обнаружил: если толпа была сравнительно небольшой и освещалась днев­ным светом, то попыток спровоцировать самоубийство, как пра­вило, не делалось. Но когда размер толпы и ночной мрак обес­печивали анонимность, люди обычно подначивали самоубий­цу, всячески издеваясь над ним. Брайен Маллен (Brian Mullen, 1986 а) сообщает о подобных эффектах на сборищах линчева­телей: чем многочисленнее сборище, тем в большей мере его члены утрачивают чувство личной ответственности и тем с боль­шей готовностью идут на беспредельные зверства — сожжение, растерзание или расчленение жертвы. Для каждого из приве­денных примеров, от толпы болельщиков до своры линчевате­лей, характерно то, что у людей в таких случаях резко падает боязнь оценки. Поскольку «так делали все», то и свое поведе­ние они объясняют сложившейся ситуацией, а не собственным свободным выбором.

Филип Зимбардо (Philip Zimbardo, 1970) предположил, что обезличенность в больших городах уже сама по себе гаранти­рует анонимность и предусматривает нормы поведения, разре­шающие вандализм. Он приобрел два подержанных автомоби­ля десятилетней давности и оставил их с поднятыми капотами и снятыми номерными знаками на улице: один — в старом кам­пусе Нью-Йоркского университета в Бронксе, а другой — вбли­зи кампуса Стэнфордского университета в небольшом городке Пало-Альто. В Нью-Йорке первые «раздевальщики» появились уже через десять минут, они сняли аккумулятор и радиатор. Через трое суток, после 23 эпизодов краж и вандализма (со сто­роны людей, по всем приметам, отнюдь не бедных), машина превратилась в груду металлолома. По контрасту с этим, един­ственным человеком, дотронувшимся в течение недели до ав­томобиля в Пало-Альто, был прохожий, закрывший капот ма­шины, поскольку начинался дождь.

Гарантия анонимности

Можно ли быть уверенным, что разительный контраст меж­ду Бронксом и Пало-Альто объясняется большей анонимнос­тью, в Бронксе? Абсолютной уверенности в этом нет. Но зато можно поставить соответствующие эксперименты, чтобы убе­диться, действительно ли анонимность снимает запреты с по­ведения людей. В одном из экспериментов Зимбардо (Zim­bardo, 1970) попросил женщин из Нью-Йоркского универси­тета надеть одинаковые белые халаты и колпаки, похожие на одеяние ку-клукс-клана (рис. 19-1). Получив указание нанес­ти жертве удар током, эти испытуемые держали палец на кноп­ке в два раза дольше, чем те, у кого можно было разглядеть лицо и большую бирку с именем.

Группа исследователей под руководством Эда Динера (Ed Diener, 1976) изобретательно продемонстрировала, что происходит, когда участникам группы гарантируется полная аноним­ность. В канун Хэллоуина было установлено наблюдение за 1352 детьми из Сиэтла, ходившими по домам с традиционным «trick or treat»*. В 27 домах различных районов города детей, приходящих поодиночке или в группе, поджидали эксперимен­таторы. Хозяин приветливо приглашал гостей в дом и предла­гал взять «каждому по одной шоколадке», после чего выходил из комнаты. Скрытые наблюдатели установили, что дети в груп­пе брали лишнюю шоколадку в два с лишним раза чаще, чем те, кто заходил поодиночке. Точно так же дети, остававшиеся ано­нимами, в два с лишним раза были более склонны к обману по сравнению с детьми, у которых выясняли их имя и адрес. Эти примеры демонстрируют, что степень честности во многом зависит от ситуации. В том случае, когда растворенность в группе сочеталась с гарантией анонимности, дети брали лишнюю шоколадку чаще всего.

Подобные эксперименты заставили меня заинтересовать­ся эффектом ношения униформы. Готовясь к сражению, воины некоторых племен деперсонализируют себя: раскрашивают лицо и тело или надевают специальные маски (подобно ярым фанатам спортивных команд). Также известно, что в одних куль­турах врагов, оставшихся в живых после победы, принято уби­вать, мучить и калечить; в других — пленных просто отправляют в тюрьмы. Роберт Уотсон (Robert Watson, 1973) скрупулез­но изучил антропологические данные и обнаружил, что куль­туры, в которых воины деперсонализированы, — это и есть те самые, где жестоко расправляются с пленными. Одетые в фор­му сотрудники лос-анджелесской полиции, которые избили Родни Кинга, были рассержены его вызывающим отказом оста­новиться, они ощущали взаимную поддержку и не подозрева­ли, что за ними наблюдают. Таким образом, они попали под власть ситуации, забыв о привычных нормах поведения.

Всегда ли гарантированная анонимность высвобождает наши худшие инстинкты? К счастью, нет. Прежде всего следу­ет отметить, что ситуации, в которые были поставлены испы­туемые во время большей части описанных выше эксперимен­тов, имели явно выраженные антисоциальные черты. Роберт Джонсон и Лесли Даунинг (Robert Johnson & Leslie Dow­ning, 1979) указывали на то, что в эксперименте Зимбардо жес­токость могла быть спровоцирована костюмами ку-клукс-кла­на. В одном из поставленных экспериментов в университете Джорджии испытуемые женщины, перед тем как наносить удары током, надевали халаты медсестер. Когда женщины в таких халатах выступали как анонимы, они проявляли меньше агрессивности по отношению к жертве, чем когда подчеркивались их имена и индентификационные данные. Очевидно, в ситуа­ции анонимности человек в меньшей степени отдает себе отчет в своих действиях и становится более восприимчивым по отно­шению к ситуационным намекам — как негативным (костюм ку-клукс-клановца), так и позитивным (халат медсестры). Чув­ствуя альтруистские намеки, деиндивидуализированные люди жертвуют даже больше денег, чем тогда, когда их имена огла­шаются (Spivey & Prentice-Dunn, 1990).

Это помогает объяснить, почему ношение униформы чер­ного цвета — которая традиционно ассоциируется со злом и смертью и которую носили средневековые палачи, Дарт Вей-дер и воины ниндзя, — дает эффект, противоположный эффек­ту от ношения одежды медсестры. Марк Франк и Томас Джилович (Mark Frank & Thomas Gilovich, 1988) сообщают, что с 1970 по 1986 год спортивные команды с черной формой (в пер­вую очередь Los Angeles Raiders и Philadelphia Flyers) постоянно находились на первых местах в Национальной футбольной и хоккейной лиге по числу полученных взысканий. Последую­щие лабораторные эксперименты установили, что ношение про­стого черного свитера уже может спровоцировать человека на более агрессивные действия.

Возбуждающие и отвлекающие занятия

Взрывам агрессии в больших группах зачастую предше­ствуют малозначительные акции, которые возбуждают и сби­вают с толку. Группы кричат, скандируют, хлопают, танцуют, и это нужно для того, чтобы одновременно вызвать у людей воз­буждение и снизить их самосознание. Очевидец из секты Муна вспоминает, как скандирование «чу-чу-чу» помогало деиндивидуализации:

Все братья и сестры взялись за руки и начали кричать с нараста­ющей силой: чу-чу-чу, Чу-Чу-Чу, ЧУ-ЧУ-ЧУ! ЯА! ЯА! ПАУ! Это действо объединило нас в группу, как если бы мы загадочным об­разом совместно пережили нечто важное. Власть «чу-чу-чу» ис­пугала меня; но она же дала мне ощущение комфорта. После осво­бождения от накопленной энергии мы чувствовали себя совершенно расслабленными (Zimbardo & others, 1977).

Эксперименты Эда Динера (Ed Diener, 1976, 1979) пока­зали, что такие акции, как кидание камней и хоровое пение, могут подготавливать почву для более необузданного поведе­ния. Есть самоподкрепляющееся удовольствие в том, чтобы совершать импульсивные действия и при этом наблюдать, как окружающие делают то же самое. Видя, что другие делают то же самое, мы полагаем, что они чувствуют то же самое, и, таким образом, укрепляемся в своих чувствах ((Drive, 1984). Импуль­сивные групповые акты захватывают наше внимание. Когда мы возмущаемся действиями арбитра, мы не думаем о наших цен­ностях, мы реагируем на непосредственную ситуацию. Позднее, когда мы задумываемся о том, что сделали или сказали, нам иногда бывает стыдно. Иногда. Но порой мы сами ищем воз­можности деиндивидуализироваться в группе: на дискотеке, на войне, в уличных беспорядках — везде, где можно предаться сильным позитивным эмоциям и ощутить единение с окружа­ющими.

Ослабленное самосознание

Групповые переживания, ослабляющие самосознание, име­ют тенденцию рассогласовывать поведение и установки. Экс­перименты Эда Динера (Ed Diener, 1980), а также Стивена Прентис-Данна и Рональда Роджерса (Steven Prentice-Dunn & Ronald Rogers, 1980, 1989) выявили, что деиндивидуализированные, утратившие самосознание люди меньше себя сдержи­вают и контролируют; они склонны действовать, реагируя непо­средственно на ситуацию, даже и не вспоминая о своих ценнос­тях. Все это подтверждается в экспериментах по самосознанию.

Самосознание и деиндивидуализация — как две стороны одной медали. Те, у кого повысили самосознание, скажем, по­местив их перед зеркалом или телекамерой, демонстрируют повышенный самоконтроль, их действия в большей мере отра­жают их установки. Находясь перед зеркалом, люди, боящиеся прибавить в весе, съедят меньше мучного и сладкого (Sentyrz & Bushman, 1998). Возможно, диетологам следует советовать сво­им клиентам размещать на кухнях зеркала.

Кроме того, люди, не утратившие самосознание, менее склонны к уловкам и обману (Beaman & others, 1979; Diener & Wallbom, 1976). To же самое верно и для тех, кто остро чувству­ет свою индивидуальность и независимость (Nadler & others, 1982).

Группомыслие

Наблюдаются ли социально-психологические феномены, рассматриваемые нами в первых 20 модулях, в таких ответствен­ных группах, как правление корпорации или кабинет мини­стров? Имеет ли там место самооправдание? Пристрастие к игре в свою пользу? Встречается ли конформизм и отказ от разно­гласий? Приводит ли принятие личных обязательств к сопро­тивлению изменениям? К групповой поляризации? Соци­альный психолог Ирвинг Джанис (Irving Janis, 1971, 1982а) за­интересовался тем, помогут ли эти феномены объяснить удачные и неудачные групповые решения, принятые в недав­нем прошлом американскими президентами и их советниками. До этого он проанализировал процедуры принятия решений, приведших к полному провалу.

Пирл-Харбор. В течение нескольких недель перед атакой Пирл-Харбора, которая произошла в декабре 1941 года и во­влекла США во Вторую мировую войну, военное командование на Гавайях постоянно получало информацию о том, что япон­цы готовятся нанести Соединенным Штатам удар где-то на Тихом океане. Затем военная разведка потеряла радиоконтакт с японскими авианосцами, которые направились прямо к Гавай­ям. Авиационный поиск мог бы обнаружить противника или, по крайней мере, обеспечить раннее предупреждение. Но благодушно настроенные командиры были против таких предосторож­ностей. В результате тревогу объявили только тогда, когда на практически беззащитную базу уже началась атака, что привело к гибели 18 кораблей, 170 самолетов и потерям в 2400 человек.

Фиаско в заливе Свиней. В 1961 году президент Кеннеди и его советники попытались свергнуть Фиделя Кастро, забро­сив на Кубу 1400 кубинских эмигрантов, прошедших спецпод­готовку в ЦРУ. Почти все десантники сразу же были перебиты или взяты в плен. Тем самым престижу США был нанесен боль­шой урон, а Куба еще более сблизилась с Советским Союзом. Узнав о результатах вторжения, Кеннеди вслух удивился: «Как мы могли быть так глупы?»

Война во Вьетнаме. С 1964 по 1967 год президент Линдон Джонсон и его политические советники из «Группы ленча по вторникам» наращивали военные действия во Вьетнаме, пред­полагая, что американские бомбардировки, обработка лесов дефолиантами и тактика «найти и уничтожить» будут одобре­ны населением Южного Вьетнама, а правительство Северного Вьетнама окажется вынуждено сесть за стол мирных перегово­ров. Они продолжали эскалацию войны, несмотря на преду­преждения со стороны правительственных разведывательных служб и почти всех союзников США. В результате бедствия войны унесли жизни 46 500 американцев и свыше 1 миллиона вьетнамцев, президент лишился своего кресла в Белом Доме, а огромная нехватка бюджетных средств усугубила инфляцию 1970-х годов.

Джанис предположил, что столь грубые ошибки были вы­званы стремлением людей, принимающих решения, подавать свое несогласие в интересах групповой гармонии. Он назвал это группомыслием*. Обычно при работе в команде поддержка то­варищей повышает производительность (Mullen & Copper, 1994). Кроме того, «командный дух» улучшает моральный климат. Но когда принимаются решения, за проявленную солидар­ность иногда приходится очень дорого расплачиваться. Джа­нис предположил, что почва, на которой произрастает группомыслие, — это дружеская сплоченность группы, ее относитель­ная изоляция от людей, высказывающих противоположные мне­ния, и сильный лидер, отчетливо дающий понять, какое реше­ние ему по душе. При планировании злополучного вторжения на Кубу только что избранный президент Кеннеди и его совет­ники сильно прониклись «чувством локтя». Критические до­воды всячески подавлялись или замалчивались, и вскоре пре­зидент собственноручно подписал приказ о вторжении.

Симптомы группомыслия

Изучая исторические архивы и мемуары наблюдателей и участников событий, Джанис выявил восемь симптомов груп­помыслия. Эти симптомы являются следствием коллективных попыток избавиться от диссонанса, возникающего в тех случа­ях, когда члены группы, сталкиваясь с угрозой разногласий, пытаются защитить свои позитивные групповые чувства (Turner & others, 1992,1994).

Первые два симптома группомыслия ведут к тому, что чле­ны группы переоценивают свои возможности и права.

• Иллюзия неуязвимости. Все исследованные Джанисом группы проявляли излишний оптимизм, который не позволял им видеть признаки приближающейся опасности. Узнав, что радиоконтакт с японскими авианосцами потерян, адмирал Ким-мел, старший морской офицер на базе Пирл-Харбор, пошутил, что японцы, наверное, огибают сейчас мыс Алмазная Голова в Го­нолулу. Так оно и было, но шутка адмирала перечеркнула вся­кую возможность рассматривать эту идею всерьез.

• Никем не оспариваемая вера в нравственность действий группы. Члены группы верят в неотъемлемо присущую им доб­родетель и отвергают любые попытки обсуждения, насколько этичны и нравственны их поступки. Члены группы Кеннеди знали, что у его советника Артура Шлезингера-младшего и се­натора Уильяма Фулбрайта имеются некие сомнения мораль­ного характера относительно вторжения в маленькую соседнюю страну. Однако группа никогда не затрагивала эту тему на сво­их обсуждениях.

Как показывают два следующих симптома группомыслия, члены группы становятся «интеллектуально глухими»:

• Рационализация. При принятии решений группа огра­ничивает свой выбор коллективными оправданиями принято­го ими варианта. «Группа ленча по вторникам» во главе с пре­зидентом Джонсоном гораздо больше времени тратила на ра­ционализацию (объяснение и оправдание) своих решений продолжать войну, чем на их обдумывание и пересмотр, Каж­дая инициатива превращалась в акцию по самозащите и само­оправданию.

• Стереотипный взгляд на противника. Завязшие в боло­те группомыслия члены группы рассматривают своих против­ников либо как неисправимых злодеев', с которыми невозмож­но вести переговоры, либо как слишком слабых и неразумных, чтобы защитить себя от планируемых действий. Группа Кенне­ди убедила себя в том, что армия Кастро настолько слаба, а его поддержка в народе так призрачна, что одна-единственная бри­гада сможет легко свергнуть режим.

И наконец, как показывают следующие симптомы, группы страдают от давления, приводящего к единомыслию:

• Давление конформизма. Тем, кто выказывает сомнения относительно идей и планов группы, ее члены дают отпор, ино­гда даже прибегая не к аргументам, а просто к насмешкам, заде­вающим личность. Однажды, когда Билл Мойерс, помощник президента Джонсона, пришел на совещание, президент огоро­шил его приветствием: «А вот наконец-то появился и наш ми­нистр Прекратите-Бомбить». Большинство людей, столкнув­шись с такими насмешками, быстро перестраиваются.

• Самоцензура. Так как разногласия зачастую дискомфорт­ны, в группе поддерживается видимость консенсуса, ее члены предпочитают скрывать или отбрасывать свои опасения. В ме­сяцы, последовавшие за вторжением на Кубу, Артур Шлезин­гер (Arthur Schlesinger, 1965, p. 255) упрекал себя «за то, что молчал во время решающих обсуждений в совещательной ком­нате, хотя чувство вины смягчалось пониманием того, что все мои высказывания "против" не принесли бы мне ничего, кроме репутации "зануды"».

• Иллюзия единомыслия. Самоцензура и конформизм не дают нарушить консенсус, создающий иллюзию единомыслия. Более того, кажущееся всеобщее согласие подтверждает пра­вильность группового решения. Видимость консенсуса явно присутствовала в трех рассмотренных нами провалах и еще многих других, случавшихся и ранее, и позже. Альберт Шпеер (Albert Speer, 1971), советник Адольфа Гитлера, описывает сло­жившуюся вокруг фюрера атмосферу как такую, где конфор­мизм подавлял любую попытку уклониться в сторону. Отсут­ствие разногласий создавало иллюзию единомыслия.

В нормальных условиях люди, поворачивающиеся спиной к реально­сти, быстро приходят в себя благодаря насмешкам и критике со стороны окружающих, которые свидетельствуют об утрате ими правильного положения. В Третьем рейхе никто не мог тебя поправить — особенно тех, кто принадлежал к «ближнему кру­гу». Напротив, любой самообман только приумножался, как в кри­вом зеркале, постепенно превращаясь в бесчисленное повторение уже созданного мира фантастических грез, не имеющего ничего общего с жестоким миром реальности. В тех зеркалах я уже не мог разглядеть ничего, кроме собственного, многократно воспро­изведенного лица. Никакие внешние факторы не нарушали едино­образия сотен застывших лиц, каждое из которых было моим (р. 379).

• Умохранители. Некоторые члены группы защищают ее от информации, которая могла бы поднять вопросы морально­го характера или поставить под сомнение эффективность груп­повых решений. Перед вторжением на Кубу Роберт Кеннеди отвел Шлезингера в сторону и шепнул: «Никому ни слова». Го­сударственный секретарь Дин Раек умалчивал о протестах дип­ломатов и разведчиков, выступающих против вторжения. Эти люди выступали в качестве президентских «умохранителей», защищая его не от покушений на его жизнь, а от фактов, иду­щих вразрез с принятым решением.

Группомыслие в действии

Из-за синдрома группомыслия могут не состояться поиск и обсуждение противоречащей информации и альтернативных возможностей (рис. 20-3). Когда лидер выдвигает идею, а груп­па изолирует себя от людей, высказывающих противополож­ные мнения, группомыслие может привести к принятию несо­вершенных решений (McCauley, 1989).

С трагической очевидностью группомыслие проявилось в процессе принятия решения, согласно которому НАС А отпра­вило космический корабль-челнок «Челленджер» в его роковой полет в январе 1986 года (Esser & Lindoerfer, 1989). Специ­алисты компаний Morton Thiokol, изготовившей ракетный дви­гатель на твердом топливе, и Rockwell International, сконструи­ровавшей сам орбитальный корабль, возражали против запус­ка. Они предупреждали, что вследствие низкой температуры воздуха оборудование может отказать. Инженеры Morton Thiokol опасались, что из-за мороза резиновые уплотнители между че­тырьмя секциями могут стать слишком хрупкими и не выдер­жать давление раскаленных газов. За несколько месяцев до ги­бельного полета ведущие специалисты компании в докладной записке сообщали, что возможен «эффект прыгающего мяча» и, если прокладки не выдержат, «в результате произойдет ката­строфа высшего порядка» (Magnuson, 1986).

В ночь перед стартом, буквально обрывая телефон, инже­неры пытались доказать свою правоту сомневающимся менед­жерам своей компании и сотрудникам НАС А, стремившимся во что бы то ни стало осуществить давно откладывающийся за­пуск. Один из инженеров Thiokol позднее вспоминал: «Мы по­грузились в размышления, как найти способ убедить их, что ускоритель не выдержит, но так и не смогли гарантированно доказать это». В результате возникла иллюзия неуязвимости.

Давление конформизма также имело место. Один из сотруд­ников НАСА недовольно отвечал работникам Thiokol: «Боже мой, когда же, по-вашему, запускать челнок? В следующем апреле?!» Высший руководитель Thiokol заявил: «Мы должны принять решение, достойное звания менеджера», а затем посоветовал своему вице-президенту по техническим вопросам Роберту Ланду «снять кепку инженера и надеть шляпу менеджера».

Для создания иллюзии единомыслия этот руководитель за­тем провел голосование только среди менеджеров, полностью игнорируя инженеров. После того как решение произвести за­пуск было принято, один из инженеров запоздало пытался пе­реубедить представителя НАСА. «Если что-нибудь случится на старте, — пророчески произнес он, — я определенно не хотел бы быть тем человеком, которому придется стоять перед комиссией по расследованию и объяснять, почему он решился на запуск».

И наконец, благодаря «умохранителям» высшие руково­дители НАСА, принимавшие окончательное решение, ничего не знали ни о тревогах инженеров, ни о сомнениях представи­телей Rockwell. Защищенные от неприятной информации, они, не колеблясь, дали свое согласие на трагический запуск «Чел-ленджера».

В 2003 году трагедия случилась вновь, после того как НАСА уволило пятерых экспертов, которых волновали проблемы бе­зопасности готовившегося к полету космического корабля (Broad & Hulse, 2003). Руководители НАСА отговаривались, что это было лишь привнесением свежей крови, но участники пуб­личной дискуссии говорили, что агентство старалось подавить критику и что НАСА не принимало во внимание их сомнения, которые, увы, оправдались: Columbia во время ее возвращения 1 февраля разлетелась на части.