Глава 1. Мизансцена и виды мизансцен

1.1.Мизансцена как выражение внутренней жизни персонажей

Мизансцена (франц. mise en scène – размещение на сцене), расположение актеров на сцене в каждом из отдельных моментов спектакля. Русская транскрипция этого слова принадлежит Константину Сергеевичу Станиславскому. Вначале Станиславский употреблял его только в единственном числе, как обозначение чего-то собирательного. Затем в театральную лексику приходит употребление этого слова во множественном числе. (Начинается разводка мизансцен. Одни мизансцены в спектакле удались, другие — нет.) [3, С.12]. Таким образом, определяется понятие мизансцены как композиционной единицы пластической партитуры спектакля.

Мизансцена — это элемент режиссуры, который заключается в способности мыслить пластическими образами. Мизансцена — это композиционная организация сценического пространства. В качестве средства образного выражения мизансцена в драматическом театре получила свое развитие с рождением и становлением искусства режиссуры и сценографии. В эпоху актерского театра «выходы» актеров на площадку и сценическая обстановка были по преимуществу функциональными. Это естественно: актерский взгляд «изнутри» спектакля по определению не может разработать и оценить комплексное образное решение, включающее в себя все многочисленные и разнообразные компоненты сценического действия. Потребовался творческий взгляд «извне», – режиссера и сценографа, – чтобы понять, что эмоциональное воздействие на зрителей может быть многократно усилено постановочными эффектами – игрой света, музыкальными и звуковыми включениями, разработкой образа пространства спектакля, составной частью которого, несомненно, является и мизансцена [5, С.16].

Мизансцена может быть понята как пластическая композиция во времени, но это очень упрощенное понимание, одностороннее. Да, конечно, это так: актеры движутся во времени — такое-то количество времени, в таком-то темпе и определенном ритме. Но не менее важно «одновременно» протекающий процесс, суть которого в том, что время модулируется и пронизывается пространством [10, С.50]. Строго говоря, в театре, в сценической мизансцене время, допустим, стояния актера и точно то же в физическом смысле время сидения, время справа и время слева, на планшете сцены и под колосниками — это разные времена [3, С.18].

Независимо от формулировок, такое или близкое понимание мизансцены сегодня можно считать устоявшимся, общезначимым. П. Пави в «Словаре театра» цитирует Ж. Копо: «Под мизансценой мы понимаем рисунок драматического действия. Это вся совокупность движений, жестов и поз, соответствие выражений лиц, голосов и молчаний». Правда, тут же режиссер поспешил красиво расширить свое понимание до «всей целостности сценического спектакля»; и все-таки кажется ясным, что, несмотря на глобальные определения, он, вопреки Пави (который согласен с теми, кто втягивает в мизансцену декорации, музыку, освещение и игру актеров), имеет в виду иное: целостность, о которой толкует Копо, — это не просто то, что сводит спектакль воедино. «Режиссер сам придумывает эту скрытую, но тем не менее ощутимую связь, опутывает ею персонажей; устанавливает между ними таинственную атмосферу отношений». Для Копо мизансцена описывает не все происходящее в спектакле, а то, что происходит между актерами [5, С.101]. Мизансцена на деле не просто часть всего, что занимает некий пространственно-временной отрезок спектакля; с тем, что не она, мизансцена находится в отношениях, причем нередко отношениях драматических, и это не просто потому, что именно так обстоит дело в целой композиции: мизансцена не только часть ее, но и модель. И в этом отношении тоже она полна смысла [7, С.18].

В разработке мизансцен проявляется сложное диалектическое взаимодействие формы и содержания: выражение внутренней сущности конфликта, взаимоотношений, идеи, логики сценического действия через его форму, внешний визуальный образ спектакля. При этом построение точных мизансцен одинаково важно как при решении т.н. массовых сцен с участием большого количества действующих лиц и статистов, так и в композиционной разработке «малонаселенных» эпизодов, в том числе – и присутствии на сцене лишь одного героя.

Построение мизансцен находится в тесной связи с пластической разработкой образов. Так, при обучении в театральных вузах мастерству режиссера, много внимания уделяется изучению законов композиции в изобразительном искусстве – особенно в скульптуре и живописи. Создание этюдов по мотивам классических полотен и скульптурных композиций – весьма важный аспект работы режиссерских курсов [4, С.58].

Массовые сцены в спектакле чрезвычайно хрупки и недолговечны. Работа актера в них неблагодарна, состав непостоянен. Чтобы массовая сцена жила долго, ее необходимо отлить в предельно конкретную форму. Главное, чтобы выходящий в массовой сцене на рядовом спектакле чувствовал себя не отрабатывающим часы статистом, а участником спартакиады, где от него требуется совершенное чувство ритма, безупречная профессиональная память. Следует заметить, что массовые сцены – это участки спектакля, менее всего допускающие импровизацию. Не менее важное требование – экономия выразительных средств. Пестрота, невоздержанность в движении, также как и в шумах, музыке, дает лишь один эффект – головную боль. Всегда надо чувствовать возможности человеческого восприятия.

Вообще при мизансценировании мало чувствовать действенную силу куска, надо ощущать и вторую пружину – контрдействие. А при решении массовых сцен – особенно. Даже когда в тексте ярко выраженного контрдействия не заметно. Им становится всякое встречное сопротивление, само время и само пространство. При условно-пантомимическом решении массовой сцены, группе задается пластика над которой работает балетмейстер, задающий движение. Если решение бытовое – каждой группе предлагается свое занятие, пластика и отличает каждую группу физическим действием, предложенное режиссером спектакля [9, С.18].

При воплощении массовой сцены право режиссерской власти выходит на первый план, хотя и не должно становиться абсолютным. Всегда лучше сначала объяснить преимущества военной дисциплины на таких репетициях, а уж потом командовать. И командовать, чтобы работали не только руки, ноги, голоса, но и фантазия, и сердце каждого участника. [4, С.58]. Ибо режиссер, отсекающий нити сотворчества с артистами хотя бы в момент репетирования массовой сцены, оказывается как бы в безвоздушном пространстве. Организовывая толпу, режиссер должен ухитриться видеть всех сразу.

Ничто так не отталкивает сегодняшнего зрителя, как нагромождение художественных возможностей. Как сказал Г.А. Товстоногов: «Умение ограничивать свою фантазию, обуздать ее, жестоко отказываться от всего возможного, но не обязательного, а, следовательно, приблизительного – высшая добродетель и святая обязанность режиссера».

Великое благо самоограничения. Ведь творчество наше требует эмоционально различать выполняемые режиссерские пожелания от невыполняемых. На всем, что может быть выполнено в данных режиссеру условиях, он вправе настаивать. Все, что в этих условиях невыполнимо или не внушает уверенность в этом смысле, лучше заранее отмести. Такая позиция художника всегда усиливает его шанс на победу. Сюда же и относиться искусство расширять и сужать сценическое пространство [4, С.45].

Мизансцены — это лишь расположение на сцене и переходы. Их можно зарисовать в блокноте. Но мизансцена ищется не иначе, как для актера [2, С.15].

Человек с тросточкой и человек с мешком песку на спине, проходящие одну и ту же траекторию, воплощают собой совершенно различные пластические идеи. Два бегущих человека, из которых один преследуемый, другой преследователь, — это тоже в пластическом отношении не эквивалент, а скорее контраст.

Приглядимся к возможностям, которыми располагает режиссер в соотношении своего рисунка и индивидуальной пластики артиста.

Поза – это положение тела в статике. Позу определяет: физические данные, физическое состояние (диктуемое внутренними и внешними предпосылками, в том числе и костюмом). Еще — объект внимания.

У разных людей в статике и движении угадывается центр тяжести в разных частях тела. У одного он как бы в центре себя — словно в центре земли. Такое ощущение центра тяжести дает самую правильную, красивую пластику. (Не случайно балетмейстеры советуют искать ощущение центра тяжести где-то в районе солнечного сплетения.) Иногда он угадывается в ногах — человек тяжело ходит. Бывает, что вся тяжесть тела как бы сосредоточивается в тазе (два последних случая чаще встречаются у женщин). Иногда — в лопатках (человек ходит немного откинувшись назад, опираясь на пятки). Иногда — в шее; тогда она становится тяжелой, неподвижной. Нередко — в затылке; тогда человек носит голову, немного откинув назад (последнее чаще у мужчин). Бывает напротив — во лбу. Человек ходит с уклоном вперед. У полных мужчин часто центром равновесия бывает живот, у пышногрудых женщин — бюст [12, С.52].

Решая пластику характерного образа, всегда необходимо искать этот ощущаемый центр тяжести.

Монолог – это моносцена – это такой же игровой эпизод, как всякий другой. Она бывает насыщена психологическим и физическим действием, событиями [2, С.15], происходящими тут же, на глазах зрителя. Задача режиссера – увести сцену от славословия, сделать ее полноценным пуском театрального действия. Станиславский называл общение – «соприкосновение человека через его органы чувств со всем, что его окружает, включая неодушевленные предметы». Здесь, игровые возможности предельно ограничены. Сдержанность и еще раз сдержанность. Обильные, крикливые переходы, аффективная жестикуляция – все это редко украшает монолог [4, С.5].

Основными выразительными средствами сцены – монолога следует признать экономное движение: шаг, полуповорот, небольшое устремление и столь же сдержанный отказ. Все это для монолога уже богатые мизансцены. Можно, пожалуй, сказать так: в монологе поза – уже мизансцена. Отсутствие партнеров компенсируется остротой реакций действующего лица на все окружающее, на неодушевленные предметы, а самое главное – на свою внутреннюю жизнь со всеми отсутствующими объектами внимания [7, С.18].

На этой установке основан и принцип решения моноспектаклей.

Что касается взаимоотношений со зрительным залом в чистом виде моносцена не предполагает прямого общения со зрителями, если оно не входит в принцип решения всего спектакля. Если же спектакль допускает такой принцип, в монологе это общение непременно активизируется. Ведь монолог – это мысли вслух.

Существуют следующие виды монологов:

1.Монолог (моносцена); монолог – рассказ (моносцена)

2. Монолог - сцена и монолог - рассказ - в присутствии партнеров.

Эффективность авторски самостоятельной режиссуры, так же как и немощь постановочных усилий режиссера-иллюстратора с особой наглядностью проявляются в решениях массовых сцен. Иногда массовки делаются по принципу: выпустить на сцену побольше народу. До сих пор в спектакле действовали несколько человек, а тут вдруг высыпала целая уйма — вот и разнообразие [10,С.17].

На премьере эта никак не организованная толпа еще может как-то обмануть, произвести эффект живости, непринужденности. Но в скором времени все неизбежно превратится в ничего не имеющую общего с искусством бесформенную массу. И именно отсюда начнется процесс разложения спектакля. Вообще, надо сказать, массовые сцены чрезвычайно хрупки и недолговечны. Работа актера в них неблагодарна, состав непостоянен [3, С.21].

Чтобы народная сцена жила долго, ее необходимо отлить в предельно конкретную форму. Долговечность многолюдной сцены обеспечивается скрупулезной разработкой всех партий. И тщательностью вводов, на которые режиссер не должен жалеть сил. Не «добавлять» актера в массовку, а вводить на определенную партию, как это делается в хореографии. Чтобы выходящий в массовой сцене на рядовом спектакле чувствовал себя не отрабатывающим часы статистом, а участником спартакиады, где от него требуется совершенное чувство ритма, безупречная профессиональная память.

Режиссер же, пренебрегающий таким трудом, уподобляется композитору, выписавшему несколько главных партий, а все остальное обрекшему на самотек. Следует заметить, что массовые сцены — это участки спектакля, менее всего допускающие импровизацию [8,С.18].

Таким образом, мизансцена имеет свою мизансцену и темпо - ритм. Хорошая образная мизансцена никогда не возникает сама по себе и не может быть самоцелью для режиссера, она всегда является средством комплексного решения целого ряда творческих задач. Сюда входит и раскрытие сквозного действия, и целостность оценки образов и физическое самочувствие действующих лиц и атмосфера, в которой протекает действие. Всем этим формируется мизансцена. Мизансцена это самое материальное средство творчества режиссера. Мизансцена- если она точна, то уже есть образ. Хорошо выстроенная мизансцена может сгладить недостатки мастерства актера и выразить его лучше, чем он делал это до рождения этой мизансцены.