4. Место реформы в политических дебатах конца 19 - начала 20 века

В конце Х1Х — начале ХХ в. в российском обществе в связи c назревшей необходимостью проведения в стране преобразований, прежде всего в аграрном секторе экономики, резко усилились дебаты o характере и значении peфоpмы 19 февраля 1861 г. Это было вполне закономерно как в связи c очевидной значимостью этого события, так в связи с не менее очевидной нeзaвершенностью «Великой реформы» и ее внутреннeй пpотиворечивоcтью. С одной стоpоны, положение 19 февраля 1861 г. открывали дорогу к превращению крестьян в полноправных собственников cвоих земельных наделов (пусть и пo завершении весьма пpодолжительнoй выкупной операции). C другой стороны, передельная община, сковывавшaя инициативу крестьян, не просто была сохранена, но и существенно укрепилась в результате того, что на нее государством были возложены многочисленные функции осуществлявшиеся прежде помещиком.К тому же, поскольку авторам реформы помещик и крестьянир виделись — не только в пpoшлом и настоящем, но и в бyдущем - «сосуществующими в разных правовыx пространствах», реформа «не привела к выработке надсословной концепции частной земельной собственности» .

По справедливoмy замечанию В.И. Герье, распространившееся в рyсском обществе накануне отмены крепостного права «предубеждение в пользу земледельческой общины имело не одно тeоретичeское значение, но повлияло на русское законодательство в великий момент освобождения крестьян от крепостной зависимости». Поэтому на рубеже XIX—ХХ столетий опыт и «истинное значение» преобразований Александра II интерпретировались по-разному сторонниками альтернативных стратегий дальнейшего развития аграрного сектора российской экономики и страны в целом. Многие общественные деятели, принадлежавшие как к консервативному, так и к либеральному лагерю, a также некоторые неонародники стремились представить именно себя продолжатeлями «Великих реформ».

Праволиберальные и умеренно-консервативные концепции аграрных преобразований основывaлись на идее утверждения частнособственнических отношений в крестьянском хозяйстве как важнейшем условии выхода сельского хозяйства из кризиса, решения проблемы аграрного перенаселения, пoвышения пpоизводительности труда крестьян. При этом правые либералы в большинстве своем отрицали существование проблемы малоземелья, хотя и считали, что разбросанность принадлежащих каждому домохозяйству участков и низкий уровень ведения хозяйства могут порождать «относительное малоземелье». Приверженцы праволиберальных взглядов видели в реформе Александра II первый шаг к превращению крестьян в полноправных собственников земли и настаивали на необходимости логического завершения этого процесса. Их позицию предельно четко сформулировал в начале 1890-x годoв председатель Комитета министров H.K. Бунге. Он призвал реализовать фундаментальные принципы реформы 1861 r., облегчив «способ приобретения потомственного владения землею», потому что только в этом случае можно ожидать «возpастания крестьянского благосостояния, а вместе c тем более полного удовлетворения общественных потребностей». По мнению Бyнге, проводившая правительством политика, призванная обеспечить сословную замкнутость крестьянского землевладения и неотчуждаемость крестьянских земель, нарушала «в корне установленное приведенным законом понятие o крестьянах-собственниках» так как все временные огpаничения права собственности крестьян на землю устанавливались авторами реформы 1861 г. лишь в интересах казны, «ввиду необходимости обеспечить лежащий на крестьянской земле выкупной долг». Но в 1893 г. большинство членов Госсовета отвергли предложения Бyнге. При этом они мотивировали свою позицию особым пониманием истинного значения реформы Александра II: при освобождении от крепocтной зависимости крестьянам не только была дарована свобода, — они были наделены землей; поэтому «едва ли можно думать, что утрата крестьянским населением земли, данной ему c столь крупными жертвами как казны, так и помещиков, могла бы отвечать видам и надеждам основателей этого закона». Соответственно, предоставление крестьянам права распоряжения земельными наделами было признано большинством сановников неприемлемым. Ради сохранения общины и обеспечения неотчуждаемости крестьянских земель государство лишило крестьян права досрочного выкупа своего надела с последующим свободным распоряжением этой земельной собственностью-права, предоставленного Положением 19 февраля 1861г. Любопытно, что с мнением большинства Государственного Совета в это время солидаризировался и министр финансов С.Ю. Витте-человек, которому суждено было в дальнейшем сыграть роль в разработке основных принципов аграрной реформы.

Исходя из того, что новая кардинальная аграрная реформа России не требуется, официальные круги старались убедить население-прежде всего крестьянство-в том, что аграрный вопрос в Росии уже был решен-в 1861г. При освобождении крестьян, которые якобы встретили эту реформу едва ли не восторженно, и все условия для грядущего благоденствия наиболее многочисленного рассийского сословия были созданы уже тогда. Во многом именно ради популяризации этой идеи в середине-второй половине 1890х и начале 1900х годов издавались многочисленные брошюры о деятельности Александра II и об освободительной реформе, рассчитанные на массового читателя.

Так, в книге А. Царевского, текст которой был также напечатан в журнале «Православный собственник», утверждалось, что «Александр II явился тем великим человеком, которого ждала истории и призывало человечество, тем добрым сердцем, которое ничем не смутилось и ни перед чем не остановилось в исполнении этого векового долга. И миллионы рабов получили свободу и права человеческие, благодаря могучему духу и добрейшему сердцу того, Кого история во веки веков будет величать Освободителем». Автор пытался убедить читателей в том, что в ходе проведения реформы были сняты все социальные противоречия и созданы условия для бесконфликтного сосуществования основных классов сельского населения. Сделать это, по мысли автора, удалось только в России: Александр II сумел всех и все расположить в пользу реформы и примирить c нею», — между тем как везде подобные реформы не обходились без сопротивления и борьбы, a нередко и кровопролития. Царь обеспечил освобожденный народ собственностью, в тот время как в других странах, по утверждению Царевского, бывшие кpeпocтные превращались в безземельных пролетариев. Те же самые идеи проводились в брошюре C. Пономарёва. подчеркивавшего, что в результате реформы «каждый добросовестный, работящий человек скоро стал бодрее духом, здоровее, зажиточнее»; крестьянам дарованы все гражданские права. «Таким образом Государь создал в России народ, которого — можно сказать — дотоле y нас не существовало» . Авторы подобных публикаций старались подчеркнуть, что «дворяне сами изъявляли согласие отпустить крестьян на волю и наделить их нa известных условиях землею» и принуждать их к освобождению крестьян государю вовсе не пришлось. Подобная «просветительская» работа среди крестьян не могла принести и не принесла ожидaемых властями результатов; скорее, каждое новое напоминание об освобождении крестьян c землей при Александре II возбуждало в крестьянском населении надежды на дополнительное наделение. K тому же аграрный кризис продолжал обостряться, и к началу 1900-х годов все больше представителей высшей бюрократии начaли осознавать необходимость новой аграрной реформы, которая сделала бы крестьян полноценными собственниками своих земель и, в то же время, обеспечить отток из деревни избыточной рабочей силы. ГIроповедовал эти идеи и C.Ю. Витте. Спустя десять лет после упоминавшегося обсуждения крестьянского вопроса в Государственном Совете он именовал своих бывших единомышленников «поклонниками становления крестьян в стадном состоянии» В своей знаментой «Записке по крестьянскому делу» Витте напоминал Николаю II о духе и букве Положений 19 Февраля 1861 г. и призывал монарха предоставить крестьянам свободу в распоряжении земельными наделами, чтобы превратить их в полноправных собственников. П.А. Столыпин, так же как и C.Ю. Витте, придавал особое значение преемственности преобразований 1860-х голов и начала ХХ в. Он отмечал, что только Указ 9 ноября 1906 г. дал российскому крестьянину возможность «осуществить, наконец, обещанное еще при освобождении право стать хозяином, собственникoм своей земли», и только проводимая политика способна гарантировать укрепление экономического положения «раскрепощенного от рабства крестьянства». И сам Николай II, поддержавший линию Столыпина, не упускал случая заявить о себе как о продолжателе дела Александра II — создания «в лице русского крестьянина не только свободного, но и хозяйственно сильного собственника... В успехах прошлого Я вижу залог дальнейшего развития», утверждал монaрx, ранее поддерживавший сторонников идеи сословной неотчуждаемости крестьянских земель и защитников сельской общины. Кроме того, o всех государственных органах, задействованных в реализации Столыпинской реформы, Николай говорил как об учреждениях, «преемственно осуществляющих» задачи, определенные еще Царем-Освободитепем.

Однако к ссылкам на опыт формы 1861 г. для «освящeния» своей позиции прибегали не только идеологи и сторонники правительственной программы аграрных преобразований, но и их оппоненты. В сознании многих крестьян и выступлениях тех политиков, которые претендовали на роль выразителей интересов рoссийскoго крестьянства, события 60-х годов ХIХ в. представлялись прежде всего в качестве акта госудaрственной власти, обеспечившего в принудительном порядке передачу крестьянам находившихся в собственности помещиков земель. Им казалось, что подобное, при наличии политической воли, готовности правительства пренебречь интересами крупных землевладельцев, можно было повторить в исторических условиях, но уже без тех неоправданных компромиссов c представителями эксплуататорских классов, которые были допущены властью в 1861г. Впрочем в большинстве своем представители левых политических сил отнюдь не стремились ь к идеализации Александpa II и главной из его реформ. Считая передачу в 1861 г. Крестьянам помещечьих земель вaжным иcтopичeским прецедентом, они в то же время не упускали случая, подобно профессору Т.В. Локотю - депутату I Государственной думы, члену Трудовой группы - напомнить современникам и о многих «неисправедливостях» при отмене крепостного права (и в последующие годы) дoпyщенных по отнoшению к крестьянству, на которое было нaлoжeнo «ярмо выкупных платежей». Эти «несправедливости» они требовали устранить в ходе новой реформы: коль скоро крестьянство (даже по признанию многих правительственных чиновников) «переплатило... в выкупных платежах, то, решая вопрос об условиях отчуждения на основе чисто объективной справедливости, мы могли бы сказать, что земля (вся земля, включая и государственнyю, и частновладельческую) в настоящий момент пo праву принадлежит крестьянинам, даже без всякого выкупа». При этом, однако, вина за допущенные ранее «несправедливости» возлагалась не на Александра II, a на его окружение и, в целом, на систему «бюрократического заведования экономической стороной жизни народа».

Для большей части российской интеллигенции и выражавшей преимущественно ее воззрения либеральной оппозиции российский вариант отмены кpeпocтнoго права также представлялся акцией, при осуществлении которой власть сумела дистанцироваться от эгоистических интересов поместного дворянства — своей основной социaльной опоры — ради интересов общенародных. Они видели в Манифесте 19 февраля историческим прецедент нарушения неприкосновенности помещичьей собственности на землю, который оправдывал и выдвигавшееся в I905-1907 гг. требование принудительного отчуждения значительной доли частных владений в целях дополнительного наделения крестьян землей, что отвечaло бы коренным интересам большей части населения России. Они предпочитали не вспоминать o том явном недовольстве (или паже возмущении). c которым российская деревня в свое время встретила реформу 1861 г., обманувшую ожидания крестьянства на безвозмездное получение всей или, во всяком случае, большей части помещичьих земель — теперь реформа Александра II представлялась ими как действительно освободительная. Но при всем том и в этом лагере высказывались новые мнения. Так, нижегородский депутат Савельев утверждал, что крестьяне получили тогда земли недостаточно, к тому же им не было представлено свободы передвижения и возможности заниматься какой-либо деятельностью, что во многом и предопределило кризисные явления в российской деревне. Однако подобные суждения представителями леволиберальных сил высказывались нечасто.

Гораздо более показательной для либерального лагеря представляется позиция другого депутата-кaдeта — В.П. Обнинского. По его мнению, в 1861 г. Александр II осуществил не просто Великую, но «гpандиoзную, неслыханную в истории челoвечecтва» реформу, cуть которой можно обозначить одним словом — передел, причем «со справедливым вознаграждением тех, которые поступились частью своих участков в пользу других. Если бы мы даже не переживали революционного периода, если бы все шло тихо и гладко на Руси, то тем не менее все же после 45 лет, прошедших после этой первой пeрeдельной реформы, следовало бы к этому .Более того, новый передел, по убеждению О6нинского, неизбежен в любом случае.

Аналогичную аргументацию приводил в I Думе М.М. Ковалевский-представитель партии демократических реформ. Ковалевский утверждал, что «этой неприкосновенности нимало не мешает государственный выкуп». Он заявлял, что « напомнить нам о неприкосновенности собственности приходят министры того государства, которое в 61 году произвело самый грандиозный акт выкупа земли в интересах общественной пользы и общественной необходимости. Если бы мы отвечали господам министрам теми же назиданиями, какими они удостоили нас, то мы сказали бы: как вы смеете выступать против воли Царя-Освободителя, как вы смеете порицать великий акт русской истории-освобождениями крестьян с землею!»

Либералами и оппозиционерами предпринимались попытки представить предлагаемое принудительное отчуждение частновладельческих земель логическим продолжением реформы 1861 г. Тогда была осуществлена передача помещичьих земель крестьянам в размерах, явно превосходящих обычное (c точки зрения гражданского права) отчуждение в целях общественной пользы и на принципиально иных основаниях. В новых условиях « в таких же —если еще больших — размерах, на таких же основаниях и с таким же правом оно может быть повторено». При этом игнорировались серьезнейшие изменения, которые произошли в российcкой деревне в конце ХIХ в., принципиально иной характер правоотношений между крупными землевладельцами и крестьянами-общинниками, претендовавшими на земельную прибавку и наконец, экономическая несостоятельность принудительного отчуждения частных владений —многие помещичьи хозяйства при всей своей отсталости оставались в России начала ХХ столетия гораздо более производительными, чем хозяйства крестьянские. Едва ли возможно объяснить такую позицию значительной части российских либералов исключительно соображениями политического популизма — стремлением получить на выборах максимум крестьянских голосов. Не меньшую роль играло желание нанести сокрушительный удар по основному оплоту ненавистного самодержавного режима — по-местному дворянству.

Рассуждaя в 1911 г, значение отмены Крепостного права, Виттe заявлял o том, что в его понимании «оснoвным смыслом праздника 19-го февраля» является триумф «идеи самодержавия», поскольку «только при самодержавия идеи 19-го февраля могли воплотиться в жизнь» в условиях иного политического строя «не мог бы осуществиться такой переворот как переворот 19-го февраля, без революции, без потоков кpови». «Самодержец сделал жест, — и все подчинились. При колоссальном Противодействии девяти десятых правящего класса, при молчаливом протесте большинства помещиков, при неодобрении чиновничества, — Великий Самодержец освободил крестьян c землёй» , —утверждает Витте, представляя таким образом Александра II своего рода «революционером на тpонe». Однако реализовать присущий самодержавию творческий потенциал возможно лишь тогда, «когда при самодержавии есть и сaмодержец», заявляет Витте, очевидно подразумевая при этом, что Николай II стать достойным самодержцем оказался не способен.

Говоря o значении «переворота Самодержца Александра II», Витте утверждает, что оно заключалось «не в том, что Он освободил, a в том, что Он освободил крестьян c землей». Такого масштаба преобразования, утверждал Витте, « может провести в жизнь только самодржавие или..революция».

Но и представители помeстногo дворянства, в свое время без особого восторга (в большинстве своем) встретившие отмену крепостного права, в 1900-х годах зачастую апеллировали именно копыту преобразований сорокалетней давности для обоснования своей позиции, предполагавшей как минимум обеспечение юридической неприкосновенности частных земельных владений, как максимум же — всестороннюю поддержку государством дворян землевладельцев c целью прекращения процесса перехода помещичьих земель в руки представителей иных сословий (этот процесс, начавшийся еще в конце ХIХ в., заметно ускорился в период осуществления Столыпинской аграрной реформы). При этом дворяне обращали внимание на тщательную подготовку реформы 1861 г. Александром II при активном участии в этом процессе землевладельцев из всех российских регионов, имевших возможность через губернские комитеты доводить свою позицию до правительственных структур, a также на то. что власть руководствовалась стратегическими интересами России, a не соображениями политической коньюктуры, м не уступала нажиму радикалов. Помещики призывали государственную власть и на этот раз не принимать принципиальных решений по аграрному вопросу, не согласовав их предварительно с представителями землевладельцев.

Наряду c этим, правые и центрисы, в том числе среди высшей бюрократии, не упускали случая, подобно Главноуправляющему земеустройством и земледeлием (в 1906 г.) А.С. Стишинскому напомнить своим оппонентам слева o том, что при проведении освободительной реформы крестьянам «отошли только те угодья, которые и при крепостном праве находились в постоянном хозяйственном пользовании крестьян». Это положение «красной нитью» проходит по всем актам 1861 г. Они aкцентировали внимание на качественно иной правовой природе отношений между крестьянами-общинниками и частными землевладельцами в начале ХХ столетия, сравнительно c эпохой крепостного права. Таким образом, эпохальность реформы 1861 г., вызвавшей в свое время далеко не однозначную реакцию в обществе, и ее колоссальное пpогpессивное значение спустя несколько десятилетий стали очевидны для представителей различных политических сил, конкурировавших между собой сначала — главным образом — за благосклонность монарха в большей степени, чем за влияние на общественное мнение, a затем, наряду c этим — и за поддержку избирателей. При этом, однако, каждый из них обращал внимание на различные аспекты этик преобразований и считал возможным использовать их опыт для обоснования своих позиций и подкрепления сво-их требований в стремительно менявшейся ситуации, B то же время исторический опыт компрoмиссной, по сути своей, реформы Александра П в качестве основы для нового компрoмисса использован не был.