История зарождения казачества
ПЛАН
Введение
1. Основные направления изучения казачества
2. Происхождение казаков
3. Первые упоминания о казаках в летописях
4. Казаки и татары
5. Когда образовалось Донское казачество
6. “Притязания” и “права” казаков
Заключение
Список литературы
Введение
В тысячелетней истории Российского государства, созданного, по мнению писателя графа Льва Николаевича Толстого, казаками, роль самих казаков незаслуженно принижена и забыта отчаянным бесстыдством коммунистической эпохи. Но именно казаки пятьсот лет охраняли рубежи России и часто становились заслоном на пути вторжения ее врагов.
Казаки-первопроходцы осваивали и завоевывали новые земли вплоть до Аляски и Кушки. Во времена крупных войн, которые Россия вела постоянно, казаки составляли наиболее мобильные и боеспособные войска, им доставались самые трудные и ответственные участки в боях и сражениях. Будучи в подавляющем большинстве сословием русских людей, казаки несли в своем характере те черты русской нации, которые обеспечивали им роль создателей Великой Российской империи, из которых важнейшими были: мужество, выносливость, добродушие и уважительное отношение к другим народам и государствам.[1]
Основные направления изучения казачества.
В литературе, посвященной казачеству, нет однозначного ответа на вопрос, как соотносятся современные казаки с этническими и социальными группами, существующими в современном обществе, и с самим русским этносом. Действительно, они парадоксально сочетают в себе и этнические, и социальные характеристики, но не являются моноэтничными. Есть казаки-русские и казаки-калмыки, казаки-башкиры и казаки-осетины, казаки-татары и казаки-армяне и т. д. Поэтому декларируемая особая этничность не приводит к всеобщему требованию отдельного национального казачьего государства. А этатистские требования, основывающиеся на особенностях социального уклада и военной профессионализации, не доходят до стремления установить политический контроль над Россией. Казаки представляются некоей вещью в себе. Здесь фокусируются все дискуссии, отсюда идет поляризация позиций. Мне уже приходилось писать, что казаки сочетают в себе и этнические, и сословные черты, и невозможно механически отрывать одно от другого.
В работах специалистов по казачеству учитывается этнический фактор Однако иногда встречаются подходы, при которых гипертрофируется этнический фактор и нивелируется социальный.
По этому вопросу будет написано еще немало работ. Предстоит провести этнографические, этносоциологические исследования в местах традиционного и нетрадиционного проживания казаков. Пока следует отметить, что нынешнее казачество не поддается какой-то узкой дефиниции и однолинейной идентификации.
Критически следует отнестись и к трактовке казачества как сословия, которая утвердилась во второй половине XIX в. В ходе своей эволюции оно приобретало не только социально выраженные сословные, но и этнические и даже, как отмечалось на "круглом столе" в журнале "Социологические исследования", национальные черты.
Вопрос о том, чем является казачество - сословием или народом, остро стоял уже в 1917 г. Развивавшаяся революция при любом ее исходе упразднила бы казачье сословие, поэтому лидеры казачества ради сохранения своих привилегий и интересов на общеказачьих съездах и кругах стали доказывать, что казачество - это народ, а не сословие, которое можно было бы уничтожить.
Атаманы Дона, Кубани, Терека и лидеры казачьей эмиграции неоднократно заявляли, что хотя казачество Юга России является частью русской нации и особой ветвью русского народа, они будут руководствоваться конституциями и законами, принятыми в годы гражданской войны возникшими казачьими образованиями. Они рассматривали эти объединения как плацдармы, с которых предстояло утвердить новую центральную власть во всей России, а затем обеспечить для казаков местное самоуправление с правом решения земельного вопроса.
В то же время небольшая часть казаков-эмигрантов, обосновавшаяся первоначально в Софии, пропагандировала идею, что казачество - это народ, и вынашивала мысль о создании государства Казакия (Козакия) на основе Донского, Кубанского, Терского, Астраханского, Уральского и Оренбургского казачьих войск. Эта группа и ее сторонники пытались распространять свои взгляды в Европе и США, но не смогли убедить казачью эмиграцию. Ныне старая дилемма "сословие или народ" по разным, в том числе и конъюнктурным соображениям воспроизводится и учеными, и лидерами казачества, и политиками.
Происхождение казаков
О казаках знает каждый, независимо от интереса к истории. Казаки появляются на страницах учебников всякий раз, когда речь идет о значительных событиях в истории российского государства. Но что известно о них? Откуда они повелись?
Учебники, как правило, внушают нам мысль о беглых свободолюбивых крестьянах, которых замучили помещики-крепостники и которые в XVI -XVII вв. побежали из России на юг, на Дон, там обстроились и постепенно превратились в служивый народ. Народ этот в XIX -XX вв., забыв о прошлых конфликтах с царями, стал их надежной опорой. Есть и варианты в подобной "истории казаков". Суть этих вариантов в том, что вместо беглых свободолюбивых крестьян появляются вольные душегубы-разбойники, которые со временем обзаведутся женами, хозяйством, угомонятся и вместо грабежей займутся охраной государственных рубежей.
Вместе с тем существует несколько иной взгляд на происхождение казачества выраженный в частности известными историками Татишевым, Полевым и другими.
Казаки лишены своей истории. Почему? “Выступления казаков (в частности, известные антиромановские выступления Степана Разина и Емельяна Пугачева) показывают их определенные притязания. Но если существовали “притязания”, значит, существовали и обоснования этих притязаний - “права”. Однако сведения XVI-XVII веков о казаках не все открыты и, вероятно, частично уничтожены”[2].
“Вопрос о возникновении казачества далеко не выяснен в исторической литературе. Грабянка, а за ним Ригельман производили казаков от хозар; Ян Потоцкий видел в казаках потомков тех косогов, которых великий князь Мстислав Владимирович поселил в XI веке в Черниговщине. По мнению Татищева в Египте был город Черказ (от него и казаки впоследствии у русских назывались черкасами), жители которого переселились на Кавказ и стали называться косогами” Татищев действительно пишет о наличии упоминаний у Геродота о черкасах и что “род князей их, пришедших из Египта, где был град Чиркас, или Циркас .”.
Пришедший род, поселился на Кубани и был когда-то христианской веры. И далее: “ .черкесы язык славянский имеют, весьма неправо, но паче татарский с египетским смешан, так что и татара без довольного искуства разуметь не могут, но, мню, он черкас Малой Руси разумеет. Оные прежде из кабардинских черкес в 14-м месте в княжестве Курском, под властию татар собравши множества сброда, слободы населили и воровством промышляли, и для многих на них жалоб татарским губернатором на Днепр переведены, и град Черкасы построили. Потом, усмотря польское беспутное правление, всю Малую Русь в казаки превратили, гетмана или отомана избрав, все черкесы именовались. При царе Иоане II-м, на Дон с князем Вешневецким перешед, град Черкаской построили . [3]”
В этом заявлении масса загадок. Однако начало казаков отмечено XIV веком. Другими словами казаков вполне можно поискать в числе сражающихся на Куликовом поле. На чьей стороне? Похоже, с равным успехом их можно найти по обе стороны, поскольку Куликовская битва - это сражение между двумя поднимающимися этносами - великорусским, основывающимся на православии, и литовским, впитавшим в себя многие католические истины. Казаки в XIV веке представляли собой веротерпимое образование, в их рядах были и христиане разного толка, и мусульмане, и язычники. Раскол в вере прошелся пока по христианским рядам.
“Известен и такой факт, что Донские казаки в 1380 г. преподнесли князю Дмитрию Донскому накануне Куликовской битвы икону Божией Матери. Эти и другие упоминания указывают на то, что на Дону в это время уже складывалась община людей, которая могла стать зерном Донского казачества”
Как могли оказаться казаки на стороне монголов? Приведем длинную цитату из Еременко : “Казак - слово нерусское. Оно пришло к нам от степных кочевников, которые с незапамятных времен совершали набеги на земли восточных славян. Конные лавины степняков на пути к богатым городам и селам земледельцев нередко натыкались на такие же летучие конные отряды вольных славян, выступающие как защитники южных рубежей своих земель. И закипали жаркие схватки .
Со временем степные кос-саки стали завязывать дружеские знакомства с похожими на них конными витязями славян, даже родниться с ними, также называя их коссаками. Во времена татаро-монгольского нашествия пограничные отряды коссаков-славян не смогли удержать натиск завоевателей . Ханская Золотая Орда в течение многих последующих лет специально формировала такие же летучие конные отряды из угнанных в плен русских и украинских юношей, называя их казаками. Как правило, отправляясь в очередной набег на земли восточных славян, ордынцы пускали вперед себя отряды казаков, которые первыми гибли в сражениях против своих же братьев. Так не могло продолжаться вечно. Перелом в настроении казаков-рабов произошел в ходе Куликовской битвы. Они в решающий момент отказались быть авангардом в атаке на русские войска, отвернули в сторону, а после поражения Мамая всем кошем перешли на сторону победителей. По соглашению с Дмитрием Донским, казаки так и остались боевым лагерем на Дону, приняв на себя охрану южных границ славянской Руси”.
С точки зрения чужеродности Золотой Орды такой взгляд автора цитаты на казаков-рабов вполне естественен. Но вспомним, что самые лучшие войска турок, состояли из славян, с детства взятых турками “на воспитание” с целью пополнения лучшей части своей армии. Похоже, что Золотая Орда исповедовала тот же подход при формировании войска. Вообще пора заявить, что слово “орда” в равной мере относится к монголам, к казакам, и к русским.[4] За то, что его “закрепили” за татаро-монголами следует благодарить авторов школьных и вузовских учебников по истории. Аналогичную процедуру они проделали со словами “князь, царь”, введя слово “хан” исключительно для монголов и прочих кочевников.
“Какое сильное влияние Востока оказывается . в вольных ордах донских и уральских казаков! Сравните с малороссийскими, где преимуществовали Запад и Польша”.[5]
Л.Н.Гумилев производит запорожских и слободских казаков от крещеных половцев.[6] Низовские казаки по Гумилеву - предки бродников, которые в свою очередь - потомки православных хазар. Бродники стали союзниками монголов, когда те появились на Дону.[7]
Первые упоминания о казаках в летописях.
“Прибавим к описанию дел Василия, что в его время в Истории Русской в первый раз появилось имя казаков: так названы в летописях вольные удальцы, жившие в Рязанской области, и сбежавшиеся на помощь против Мустафы в 1444 году. Они пришли на лыжах, с сулицами, с дубьем, и вместе с мордвою присоединились к дружинам Василия”.[8] “Придоша на них (татар) мордва, на ртах, с сулицами и с рогатинами и с саблями, а Казаки Рязанские такожь на трах, с другия стороны”.[9]
Вот несколько известий, в коих мы находим имя казаков: в 1492 г. ордынские казаки грабили близ Алексина, в 1494 г. ограбили послов Иоанна, ехавших из Крыма; в 1497 г. ограбили послов его “Японча Салтан, Крымскаго царя сын с своими Казаками”; Менгли-Гирей отыскал и возвратил все тогда пограбленное; в 1499 г. ордынские азовские казаки грабили под Козельском, и были прогнаны”.[10] Таким образом, казаки были ордынские, азовские и, видимо, крымские, раз подчинялись сыну крымского царя. В самом деле, “Махмет отвечал .королю, что нападение в 1516 г. сделано без его воли, крымскими казаками Набег этот был ужасный .”.[11]
Казаки восточные (Донские) назывались ордынскими, азовскими, западные (днепровские) запорожскими, малороссийскими, литовскими. От сего смешивались исследователи, находили казаков там, где их не было, и терялись в догадках.
“Днепровские казаки назывались иногда черкесами, или черкасами. Это название происходило, вероятно, от города Черкасы. Город сей находился за Днепром, ниже Канева, ибо заселения казаков, когда Польша стала принимать и покровительствовать им, были первоначально по правую сторону Днепра. Недалеко от Черкасов, древнейшего главного становища казацкого, основан был потом казаками Чигирин, бывший главным их городом. Имя Черкасы могло произойти сие название города казацкого заставило думать многих, будто казаки были переселенцы с Кавказа, и именно черкесы горские . Начало казацкого днепровского города Черкас можно отнести к последним 20 годам XV века, и Богдан, воевода Черкасский, мог быть такой же вождь казаков, каким был потом Дашкович. Рассмотрите поход его к Очакову: это настоящий казацкий набег, повторенный Дашковичем в 1516 году! - На Дону, впоследствии, также построен был выходцами с Днепра, казаками, присоединившимися к донским, город Чекрасск, или Черкаской. Это имя казалось для них драгоценно, как имя Москвы русскому, которого называли московитом и москалем”.[12]
“Городецкими казаками называли вольных людей, живших около Касимова (Мещерского городка, от чего происходило также название мещерских казаков), и далее около Волги (отсюда название волжских казаков)” (Полевой, т.3. с.684).
Год 1496. “Тоя же весны маия прииде весть к великому князю Ивану Васильевичу от казанского хана Махамета-Аминя, что идет на него шибанский хан Мамук со многою силою, а измену чинят казанския казаки Калимет, Урак, Садырь, Агиш” (Татищев, т.6, с.86).
“В Азии доныне целая Орда Турецкая называется казаками (киргиз-кайсаки). Татары и русские принимали в XV веке имя казака в смысле бездомного, странствующего удальца-воина” (Полевой, т.3. с.663). Эти удальцы были объединены в Орды!
Известно, что донские казаки в XVII веке жили на Дону, но вот в Европе думали, что это земли Тартарии. Донской казачий край входит во времена Василия Шуйского в пределы государства Тартария. На европейской карте 1562 года, времен Ивана Грозного по правому берегу Иртыша (или Оби) живут cassac, т.е. казаки, на Дону находится Тартария, а по левому берегу Дона пятигорские черкасы, или, по существу, те же казаки (кубанские?, терские?).
Казаки и татары
Пытаясь “докопаться” до истоков казачьего рода, мы неизбежно наталкиваемся на татар. Не то казаки произошли от татар, не то казаки “пошли в татары”. Первые упоминания летописей о казаках связаны с татарскими казаками, которые привязаны к употреблению слов, имен и названий с корнем “черк”; проживают на землях Тартарии (или в Поле), точнее, живут вне пределов Московии и Киевской области; поначалу не испытывают тяги к христианству, но со временем именно принадлежность к православию становится для них необходимостью.
Год 1492. “ .приходили татарове ординские казаки, в головах приходил Темешем зовут, а с ним 220 казаков .”.[13] При этом казаки названы погаными, то есть они не являлись христианами.
Год 1493. “Того же лета приходили татарове, ординские казаки, изгоном на Рязанские места, и взяша три села, и поидоша вскоре назад”.[14]
Год 1494. “Октября прииде из Волох Иван Андреевич Субота Плесчеева, а из Крыма Константин Заболоцкий; а шли Полем, и грабили их на Поле татарове, ординские казаки”.[15]
Год 1501. Июля в 11 день азовские казаки Угус-Черкас да Корабай пограбили на Поле на Полуозоровском перелеске великаго князя послов князя Федора Ромодановского да Андрея Лапенка, и Андрей тамо и скончался, и гостей многих пограбища” .[16]
Историки задаются вопросом: “Почему, как только монголы появились вблизи Руси, их сразу же назвали татарами?”
Как-то надо же объяснить почему в XVII-XVIII вв. татарами стали называть булгар, жителей Казанского царства, а казаками стали православные вольные люди на Дону, Днепре, Кубани и т.д. Если казаки - это славяне, ушедшие в степи и служившие татарам, то почему у них нерусские имена (Темеш, Калимет, Урак, Садырь, Агиш, Угус-Черкас, Корабай). Впрочем, Василий Шемяка также имеет явно татарское прозвище “Шемяка”. Скорее всего, казаки - это субэтнос великорусского этноса, который в процессе своего этногенеза вобрал людей самых различных этносов.
Казаки - неотъемлемая часть наследия татаро-монгольской эпохи в истории России. Их военная организация, порядок несения воинской службы имеют много схожего с военной машиной монголов. Военные уставы казаков во многом построены на принципах "Большой Ясы" Чингиз-хана и наконец, казаки селились в местах, где располагалась Золотая Орда.
Когда образовалось Донское казачество?
“Недостаток летописных источников, как российских, так и зарубежных, не позволяет точно определить время зарождения Донского казачества как самостоятельной вольной военизированной общины, имеющей свою организацию и свои особенности. Некоторые авторы находят отправные моменты истории Донского казачества даже в эпоху амазонок. Но большинство склоняются к тому, что процесс формирования казачества на Дону проходил параллельно с процессом христианизации Киевской Руси. Так, в 1265 г., т.е. еще во времена владычества на Руси татаро-монголов, была учреждена так называемая Сарайская христианская епархия, которая охватывала население огромной территории между Волгой и Днепром, а значит и Подонья. Именно по берегам Дона в 1354 г. прошло разделение на новую Рязанскую епархию (левый берег) и прежнюю Сарайскую (правый берег). И уже от 1360 г. имеется исторический документ - послание "ко всем христианам, обретающимся в пределах Черленаго Яру и по караулом возле Хопор и Дону".
Историк В.Н. Татищев считал, что Войско Донское образовалось в 1520 г., а донской историк И.Ф.Быкадоров - с 1520 по 1546 г. Именно в это время казачество переходит на оседлый, постоянный образ жизнедеятельности, строя первые "зимовища и юрты", т.е. поселения, в которых можно было перезимовать в "Диком поле", как тогда называли глухие, малообжитые придонские степи. Естественно, что землянки и шалаши со временем сменились огороженными поселениями, т.е. городками, вокруг которых стоял острый частокол, сдерживающий внезапные набеги кочевников или разбойников. Позднее такие места стали называть "станицами", от слова "стан", стоянка.
О первых казачьих городках писал ногайский князь Юсуф в 1549 г. московскому царю Ивану Грозному в своей жалобе на разбойные действия донских казаков во главе с атаманом Сары-Азманом. Казаки в это время практически не признавали над собой ничьей власти и бились с татарами с одной стороны и турками с другой. В 1552 г. в лице Ермака и его дружины казаки участвовали в покорении Иваном Грозным Казанского царства, а позднее и Сибирского.
“Первым официальным письменным источником, дошедшим до наших дней является грамота царя Ивана Грозного от 3 января 1570 г. о том, чтобы атаман Михаил Черкашенин и Донские казаки слушали царского посла Новосильцева, едущего в Царь-Град через Дон и Азов, и "тем бы вы нам послужили ., а мы вас за вашу службу жаловать хотим". Именно этот царский документ считается днем официального образования войска Донского. С этого времени Донские казаки постоянно взаимодействуют с царской властью и православной церковью в Москве в деле защиты южных рубежей Руси как с единородной по языку, вере и быту”
Кстати, о слове “атаман”. Оно не всегда писалось через “а”: “ .всю Малую Русь в казаки превратили, гетмана или отомана избрав, все черкесы именовались .”.[17] Случайно ли совпадения имени создателя Оттоманской империи и казачьего чина: “ .Отоман той бысть уже султан у турков .”?[18]
“Притязания” и “права” казаков
Вспомним фразу Гримберг о “притязаниях” казаков, предполагающих их “права”: "Выступления казаков (в частности, известные антиромановские выступления Степана Разина и Емельяна Пугачева) показывают их определенные притязания. Но если существовали "притязания", значит, существовали и обоснования этих притязаний - "права". Однако сведения XVI-XVII веков о казаках не все открыты и, вероятно, частично уничтожены".[19] Что бы это значило?
Казаки с упорным постоянством появляются во всех важнейших событиях в жизни московского ( и литовского! ) государства. Они представляют собой военную силу, способную склонять чашу весов в ту или иную сторону. Чего добивались казаки?
Если судить по учебникам, казаки то становились на сторону угнетенного крестьянства, восставшего против угнетателей - бояр да помещиков (до XIX в.), то подавляли восстания этого народа (в XIX-XXвв.). С точки зрения теории происхождения казаков из бежавших за пределы Московии “свободолюбивых крестьян”, то такое поведение казаков вполне естественно: пока голодные - бьют сытых, а насытившись (с помощью умной политики царских властей) - сами бьют голодных.
Заключение
Дореволюционная литература по казачеству обильна и разнообразна Публиковалось множество официальных документов: положения о казачьих войсках, распоряжения, отчеты. В правительственные акты включались документы, регламентировавшие штатный состав казачьих частей, порядок прохождения службы, продвижение по служебной лестнице и т. д. Выпускались всевозможные положения и постановления по каждому казачьему войску, регламентировавшие жизнь и службу в каждом конкретном случае Издавалась и литература справочного характера, содержавшая сведения по экономике, статистике, землевладению и земледелию, войсковым капиталам, земскому обложению того или иного войска. Выпускались положения, регулировавшие общественные и земельные отношения в станицах.
Масса литературы посвящена истории, происхождению казаков, их жизне- и бытоописанию, участию в военных кампаниях. Эти издания насыщены сведениями краеведческого характера. Так, материалы по истории Кубанского казачьего войска, включающие копии документов из архива Главного штаба Кубанского и Терского войск, изданные И. Дмитренко, составили четыре тома.
Многие публикации (как и в наши дни) способствовали мифологизации героического образа казака. В ряде работ содержались описания подвигов казачьих героев, отдельных исторических личностей
Можно констатировать, что современное изучение казачества в чем-то по инерции продолжает традицию, сложившуюся до революции. Исследователи обращают внимание на то или иное историческое событие, того или иного исторического деятеля. Работы чаще всего посвящены какому-либо одному войску. При этом количественно продолжали преобладать (как и до 1917 г.) работы по Донскому казачьему войску. Чуть позже исследователи обратили свои взоры к востоку.
В целом в появляющихся работах по казачеству большой акцент делается на историческое описание 11 традиционных казачьих войск, существовавших до октября 1917 г. О современном состоянии дается скорее краткий обзор, раздел или часть заключительной главы (практически без отсылок на появляющиеся новейшие работы). Пока нет исследования, специально посвященного современному возрождению казачества, которое подробно рассматривало бы истоки, движущие силы, динамику роста, потенциал казачества. Координаторы Консультативного совета по вопросам возрождения российского казачества так или иначе изначально тяготели к Союзу казачьих войск России. Их работа давала представление скорее о том, что разделяло альтернативные организации казаков. При этом подчеркивалась важность не только генетического, но и "родового" казачьего происхождения, что характерно для относящих себя к "белым" казакам.
Список литературы
1. А. Заичкин И. Н. Почков “Русская история от Екатерины великой до Александра II”
2. “История России” Ответственный редактор А. Н. Сахаров
3. Электронные ресурсы Internet.
[1] Из речи Войскового атамана Волжского казачьего Войска Б.Н.Гусева.
[2] Гримберг, с.294
[3] Татищев, т.1, с.324-325.
[4] Носовский, Фоменко, 1996. С.105
[5] Полевой, т.3. с.542
[6] Гумилев, 1992б. с.324
[7] Гумилев, 1992б. с.339
[8] Полевой, т.3. с.208
[9] Полевой, т.3. с.627
[10] Полевой, т.3. с.654
[11] Полевой, т.3. с.672
[12] Полевой, т.3. с.665
[13] Татищев, т.6, с.80
[14] Татищев, т.6, с.82
[15] Татищев, т.6, с.82
[16] Татищев, т.6. с.94
[17] Татищев, т.1, с.324-325
[18] Лызлов, 1990. С.179
[19] Гримберг, с.294
Название: История зарождения казачества
История советского общества: преодоление прошлого Н.В.Романовский Социологические исследования. 1999. № 4. С. 137-143.
Тематический раздел: |
Политическая социология |
В статье анализируется двухтомник «Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал» - М., 1997, написанный авторским коллективом под руководством Ю.Н.Афанасьева. Автор публикации анализирует те моменты из рецензируемого труда, которые представляют интерес для социологов. Это вопросы исторической социологии, а также сюжеты на тему взаимодействия социальных наук. Кроме того, рецензент обращает внимание на социологические проблемы внутренней и внешней политики в Советском Союзе.
Текст статьи
[217
Кбайт]
Размышления над новой книгой
©1999 г.
Н.В. РОМАНОВСКИЙ
ИСТОРИЯ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА:
ПРЕОДОЛЕНИЕ ПРОШЛОГО
РОМАНОВСКИЙ Николай Валентинович, доктор исторических наук, заместитель главного
редактора журнала "Социологические исследования".
Авторский коллектив, возглавляемый Ю.Н. Афанасьевым, подготовил четвертую в
серии из пяти книг "Россия: XX век"1. Ей предшествовали публикации "Судьбы
российского крестьянства", "Советская историография", "Другая война. 1939-1945".
Проект осуществлен на грант Фонда Форда. Данным работам присущи богатое
содержание, новизна. Яркие сюжеты будят мысли, легко читаются и, на мой взгляд,
привлекут внимание интересующихся историей отечества поставленными проблемами
и достоверностью, изложением неизвестных фактов.
Новые факты и концепции - результат архивных поисков авторов и их раскре-
пощенности в формировании обобщений, выводов и оценок. Документального фак-
тического материала в книге много. Это и деятельность спецслужб, и жизнь но-
менклатуры на фоне бедствовавшего народа, и девиантное поведение отдельных
групп населения в 20-30-е гг., и становление в СССР военно-промышленного ком-
плекса, закрытые города, экономика ГУЛАГа, расстрел молодых строителей Те-
миртау (за несколько лет до Новочеркасска), взаимосвязь внутренней и внешней
политики советского государства, повседневность жизни людей в СССР и др.
В целом работа написана квалифицированно. Но встречаются фрагменты, которые
не соответствуют новым данным. Так, например, заявление, что И. Сталин после
22 июня 1941 г. "спрятался на даче" (Т. 1, с. 198), не подтверждается сведениями о
посетителях сталинского кабинета в Кремле: посетителей не было 29 (воскресенье) и
30 июня 1941 г., когда, возможно, Сталин был "на даче" [1 - с. 51-55]. Но
достоинства двухтомника делают ненужными частные замечания (хотя они есть); он
ценен другим. Конец века - рубеж. История России в XX в. - необычайно динамична и
противоречива. Новые книги - "планка" достигнутого и материал для обсуждения
проблем истории России XX в., уровня исторического знания и написания исторических
трудов последних лет. Желание создать историю советской России у авторов, ве-
роятно, было. Предпринятое издание - попытка обобщенно рассмотреть исторический
путь советского общества (Т. 2, с. 634). Однако картины общества не получилось.
В какой-то мере цельное представление дают лишь сюжеты о сталинском времени.
Системного движения к обобщенной "истории советского общества" нет. И об этом
подробнее.
1 СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО: ВОЗНИКНОВЕНИЕ, РАЗВИТИЕ, ИСТОРИЧЕСКИЙ ФИНАЛ. Под
общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М.: РГГУ, Тт. 1-2. 1997. Т. 1: От вооруженного восстания в Петрограде до
второй сверхдержавы мира. 510 с. Т. 2: Апогей и крах сталинизма. 761 с.
137
История советского общества и социология
Двухтомник отражает современное состояние в России истории, исторической
социологии, взаимодействия социальных наук. На его страницах дважды выходит "на
сцену" социология. Первый раз в связи с докладами советского посольства в США (при
участии А.А. Громыко) И. Сталину о результатах опросов институтом Гэллапа
американцев о действиях СССР накануне Великой Отечественной войны [пакт 23
августа 1939 г., Финляндия, Прибалтика] (Т. 1, с. 348). И. Сталин знал о возможностях
социологии, но ему мнение народа было не нужно.
Во второй раз упомянуты социологические опросы реакции населения СССР на
шахтерские стачки 1989 г. (что сейчас думают шахтеры о том времени? - Н.Р.).
Социология, замечено давно, - демократическая наука, обратившая внимание уче-
ных и общественности к массам, низам, к народу [2 - pp. 222, 223]. Те, кому данные об
обществе небезразличны, без социологии не обойдутся. Сталин, его наследники обхо-
дились. Это - показатель социальной природы той системы. В итоге в ней накопилось
столько неосмысленного, неизвестного, игнорируемого, что к концу советского периода
оказались утраченными ориентиры политики. Известные запреты (на статистику,
социологию, политическую науку и т.п.) оставили неисследованной социальную при-
роду и историю советского общества. Между тем, историко-социологические страницы
прошлого актуальны: нынешние слои и группы не далеко ушли от предшественников
(30-80-х гг.).
В двухтомнике и в одной из предыдущих книг серии говорится о крестьянстве. Но
социальный облик "раскрестьяненных" жителей городов, рабочих поселков, послед-
ствия массового исхода сельчан (80% населения страны в 1926 г.) в города и массовой
урбанизации для общества не проанализированы. Несколько зарисовок не заменяют
истории трансформации крестьянина в горожанина, рабочего, служащего, офицера
армии или НКВД и т.п. Окрестьянивание города лишь упомянуто (Т. 1, с. 274), а ведь
мы живем в "позавчерашнем" крестьянском обществе, окрестьяненных поселениях,
домах, микрорайонах и т.п. Города СССР и России - материал отечественного
варианта знаменитой "чикагской" книги "Польский крестьянин в Европе и Америке"
(1920) У. Томаса и Ф. Знанецкого. Социологически важны исследования крестьянства
национальных республик СССР и РСФСР. Компаративный анализ урбанизации России
и, например, Югославии, строившей социализм с трагическим результатом для по-
следней и ее населения, углубил бы понимание общественной динамики.
История гендерная, история советских, российских женщин представлена (лишь!)
обложкой первого тома. Фото удачно подобрано (демографическая находка офор-
мителей): расширенная семья в 23 человека у сельского дома. Многие на фото вы-
глядят по-городскому. 7 детей: мало, рождаемость низка. 5 мальчиков из 9 лиц муж-
ского пола: дисбаланс, следствие войны. Большинство женщин в годах. Они все вытя-
нули - до войны колхозы, в войну - промышленность. Была и вторая работа — дома, в
семье, и третья — детей растили. Но коллективным портретом "с женским лицом"
двухтомник ограничился.
Какими были советские рабочие, интеллигенция в первом поколении? Показаны
послевоенные "идеологические чистки" - подробно, ново, интересно. Но не нашлось
места национальной интеллигенции союзных республик, выросшей при И. Сталине,
относившемся к ней "неоднозначно". Об этом говорят репрессии начала 50-х гг.,
нацеленные на гуманитарную интеллигенцию республик СССР. Констатация в одной
из глав, что в 60-70 гг. в республиках стало складываться национальное диссидентское
движение, не подкреплена данными о его генезисе.
Симптоматичнее обстоит дело с военной интеллигенцией (с людьми в погонах) после
войны 1941-45 гг., - для И.В. Сталина куда более важными (опасными?), чем "гнилая
интеллигенция", безродные космополиты". Избирательность памяти? После войны
память о судьбе военных в 37-м г. была свежа. Может быть, не только у И. Сталина.
Победа, а за кулисами - репрессии (Г.К. Жуков, Н.Г. Кузнецов), дело "авиаторов",
138
дело "артиллеристов", расстрелы (Г.И. Кулик, В.Н. Гордое, Ф.Т. Рыбальченко) [3 -
с. 216-220]. Вариации на тему "Сталин - вождь и организатор победы" были "промы-
ванием мозгов", "коррекцией" памяти о войне вчерашних солдат, сержантов, офи-
церов, генералов и маршалов. "Ставили на место" людей, общавшихся с бывшими
союзниками - чем не "шпион", "фильтровали" военнопленных, и т.д.
Социологически традиционно показана партия - объект политической и социальной
истории, специфическая группа, один из ключевых институтов советского общества
(наряду с репрессивными, хозяйственными, советскими, военными к иными структура-
ми). Существенные черты ее эволюции обойдены вниманием: трансформация сталин-
ской партии (жесткий отбор, ограничения на прием, исключения из ее рядов,
практически стабильный уровень численности) в партию Н.С. Хрущева, а потом и
Л.И. Брежнева - рыхлая и массовая, менее управляемая, большая дистанция между
верхами и низами (что сыграло существенную роль в 1991 г.).
После Сталина проблема руководящей и направляющей роли партии могла
решиться иначе. При таком "хозяине" как Л.П. Берия или Г.М. Маленков (шансы 2
против 1) центром системы могло стать правительство. Н.С. Хрущев в борьбе за
власть все поставил на партию, сделав ее заложницей системы, поскольку легитимиро-
вался Н. Хрущев исключительно через нее, через марксизм-ленинизм, В.И. Ленина,
большевизм и т.п. символы. Он же убрал Г.К. Жукова, который мог систему поме-
нять. Обладавший харизмой, как Д. Эйзенхауэр или Ш. Де Голль, "Маршал Победы"
властвовал бы на других институциональных основах. Поэтому его и "съел" Пленум
ЦК в октябре 1957 г.
С точки зрения исторической социологии большего внимания заслуживает идеоло-
гия, заменившая лидерам СССР общественную теорию. М. Вебер писал о "харизме
науки", иллюзии научности (в применении к большевизму) [4 - р. 287]. Н. Хрущев,
можно утверждать, так же фанатично верил в неизбежность коммунизма, как И. Ста-
лин в общий кризис капитализма или в связь империализма с войной. Сталин, правда,
сомневался в уместности принятия программы строительства коммунизма, колебался
по этому поводу после войны. Вне учета фактора идеологии (смеси науки и мифов) не
понять структуру сознания и логику действий "вождей". Сложно понять Л.П. Берия
после 5 марта 1953 г. без учета его знаний о так называемом строительстве социализ-
ма в Восточной Европе. Не "на пустом месте" возникли у В.М. Молотова "шатания" в
этом вопросе в 1955 г. Не на "пустом месте" возник потенциал протеста против
советской модели и власти коммунистов в Берлине (1953 г.), в Венгрии (1956 г.). В тот
же 1956 г. взрывоопасными были ситуации в Польше, ГДР, позднее в Чехословакии,
Польше и т.п. Может быть, жесткость Ю.А. Андропова вытекала из знания действи-
тельного характера советского общества, понимания: послабления опасны, прежде чем
начинать перемены (их необходимость он видел), надо затянуть гайки.
Слой, без анализа которого нет социальной и политической истории советского
общества, - верхи, которые в итоге, оказалось, "не могут". Менталитет властвующей
группы (авторитаризм, навыки подковерной борьбы и т.п.) политически в литературе
не оценен. В книге (Т. 2, с. 147) рассказано о секретаре ЦК и Москвы Г.М. Попове.
"Хозяин" столицы неосторожно "залез" в дела "оборонки", и И.В. Сталин в 1949 г.
снял его со всех постов из-за конфликта с лидерами ВПК, среди которых был Д.Ф.
Устинов (сюжет истории институтов).
Целесообразность социолого-исторического анализа СССР подтверждается многими
главами двухтомника: ГУЛАГ, институциональная коррупция системы - это истоки
актуальной сегодня социальной и политической проблемы криминального беспредела, в
90-х гг. возникшего не из пустоты. Полоса девиантности, беззакония, неправовых
действий отсутствия единых для всех норм права началась еще в период революции
1917 г Массы, включая "опекунов" в мундирах ГПУ-НКВД-МВД-КГБ, калечились
как субъекты и объекты права. К этому добавились "теневая экономика", контакты в
местах заключения уголовников с протопредпринимателями, отсутствие правового
воспитания и пренебрежение правом при подготовке "кадров".
139
В книге (и в томе серии "Другая война 1939-1945") фактически обойдена Великая
Отечественная война как глава истории советского общества. Необходимость новых
подходов очевидна; какими они могут быть, пока, видимо, неясно; новое в освещении
войны чаще всего связывают с "белыми пятнами" истории, поисками в архивах. Но в
проблематике войны ключевой для общества может стать социология не столько
самой войны, сколько жизни и смерти, - дихотомия, к которой жизненный опыт привел
Л.Н. Толстого (война - мир) и К. Симонова (живые - мертвые), да и всех, кто испытал
"дыхание смерти". Может быть, из "афганцев" или "чеченцев" явится мыслитель,
художник, который скажет новое слово в вечной проблеме жизни и смерти на войне.
Социология, антропология позволяют точнее оценить потери России в XX в. Не
только война унесла миллионы жизней. И. Сталин искажал цифры жертв войны,
данные переписи 1937 г., когда "...Демографическому развитию населения был на-
несен удар, превосходящий последствия двух больших войн: мировой и гражданской"
[5 - с. 64]. Масштаб потерь населения СССР между 1926 и 1937 гг. проливает свет на
20-30 гг., на "построение социализма в СССР". Демографических "дыр" у России XX в.
три, их последствия для нас пока не вполне ясны: накопилась ли сверхусталость от
человеческих потерь, напряжений, голода, неустроенности? Каковы в этой ситуации
перспективы на очередной век? Долго ли России еще "сосредотачиваться", говоря
фразой А.М. Горчакова?
Проблемы "мега"- и "мезо"-уровней
Имя руководителя российской внешней политики второй половины XIX в. - повод
перейти к "делам иностранным". Они подробно рассмотрены только в связи с
"истоками биполярного мира" (глава научного редактора двухтомника B.C. Лельчука).
История советского, любого общества, не может быть между тем понята вне
тенденций века, в нашем случае - места России (СССР) в глобальных переменах, вне
понимания "внешней среды" лидерами (общество было не в счет) страны и т.д. Так, в
30-е гг. перспектива войны на Дальнем Востоке по-иному характеризует поведение
СССР на западе. Не раскрытое в книге желание И. Сталина иметь "великий флот"
обозначает вектор "задумок" вождя; на этом фоне атомные бомбы, ракеты и радио-
локация могли быть менее масштабны. Опала В.М. Молотова и А.И. Микояна (конец
1952 г.) - возможное следствие стремления "хозяина" действовать в глобальном
противостоянии по Наполеону и Ленину (ввяжемся, там видно будет), а те понимали
(может быть, знали), что сил у СССР с союзниками мало - даже с человеческой массой
Китая, возглавляемого Мао Цзэдуном. И т.д.
В социологической "мега"-проблематике немало загадок судьбы СССР. Полоса вос-
станий угнетенных и эксплуатируемых уходила в прошлое, лишая внешнюю и внут-
реннюю политику СССР raison d'etre. Однако с какого времени? XX в. по меньшей
мере с 1914 г. был веком недовольства, бунтов, экстремизма, - предпосылок револю-
ционного сценария. С 14-го г. в России все и началось, но не Россия его придумала.
Если это так, то роковым для страны стал не октябрь 1917 г. Мир шел своей дорогой,
СССР - своей. В конце 80-х гг. курс на мировую революцию был снят без обсуждений
и прогноза возможных последствий. Но крах революционного мессианства не предпо-
лагает отказа от учета направлений движения мира в обозримом будущем. На мой
взгляд, точнее всего учесть их позволяет теория модернизации - идеально-типическая
конструкция, понимаемая "...в трех измерениях: во-первых, как секулярный процесс
после индустриальной революции, в ходе которого образовалась небольшая группа
сегодня современных обществ; во-вторых, как многогранный процесс, в ходе которого
отставшие догоняют ушедших вперед; в-третьих, как усилия самих современных
обществ преодолеть свои новые вызовы путем инноваций и реформ" [6 - S. 6].
Связанные с социологией возможности в данной книге реализованы в малой сте-
пени. Акцентируется цивилизационный подход, при реализации которого правомерно
ожидать (см. А. Тойнби, С. Хантингтона и т.п.) показа архетипа русского сознания и
140
мышления, православия, взаимодействия основных конфессий в истории России в
XX в., проявлений их в общественной конкретике. Русская православная церковь не
обойдена вниманием, чего не скажешь об исламе. Нет попытки социологического
анализа "советской цивилизации", которая в координатах своего времени виделась
частью имманентного движения мира к социализму и коммунизму. Качественная
специфика этой цивилизации может быть отражена в ее взаимодействии с другими
цивилизациями. Сравнивая характер и последствия перемен в республиках СССР,
можно выстроить шкалу масштаба цивилизационного обновления. Но для этого
историю СССР следовало показать как историю "мест", республик, областей, из
которых складывается целое (не наоборот), как итог взаимовлияния (в плане
раскрытия потенциала цивилизационного подхода) культур, политик, социумов,
демографии, генетики, как импульс перевода многих регионов в новую цивилизацию,
остановленный после объявленного построения социализма, ограничения возможных
новаций. Тогда проблема России в СССР (и опыт РФ в СНГ) видится как взаимо-
действие с ближайшим и непонятым окружением.
Бывшим республикам СССР в двухтомнике посвящена одна глава. Неизученность
истории составных частей СССР не позволяет ответить на вопрос: был ли СССР
империей; представленные в двухтомнике доводы неоднозначны. Возможности этно-
социологии не используются. Для некоторых разделов книги характерна "российская
точка стояния" (заметим, затрудняющая понимание проблем СНГ). Такой подход,
видимо, неосознан, о чем говорит фраза "...согласно всероссийской переписи 1926 г. в
деревне проживало до 80% граждан СССР (курсив наш - Н.Р.)" (Т. 2, с. 633).
Без анализа этнического фактора, различий в положении республик СССР, раз-
личий культур "советское общество" можно оценивать лишь приблизительно.
Говорится, что первый удар по перестройке неожиданно нанес национализм. Но при
ориентире системы на мировую революцию, в ожидании ее на национализм не
обращали внимания. А после победы социализма и провозглашения торжества дружбы
народов сообщения о межэтнических, антирусских конфликтах руководители партии
прятали в "особые папки". Но информированный Л.П. Берия, симптоматично, по-
слабления марта-апреля 1953 г. начал с этой сферы.
Одной из основ анализа российской цивилизации названо евразийство - посылка, не
показанная на конкретном материале истории. Теория евразийства, возникнув, со
временем основательно трансформировалась. Отдельные направления его расходятся
в фундаментальных аспектах: часть их ставят в центр особые свойства носителя этой
идеи - русское крестьянство (в современном городском и сельском виде не исследо-
ванное); для других - евразийство аргумент в пользу особенного пути развития России
в прошлом и будущем, повод выступать против вестернизации или европеизации. Есть
вариант, связанный с обоснованием исторической общности народов Евразии и т.п. Но
все варианты этой концепции требуют конкретного материала.
В книге упомянута антропология - социальная (через слово - историческая), позво-
ляющая уделить значительно большее внимание индивиду, отдельным слоям и
группам в истории советского общества (Т. 1, с. 14). Эта посылка начинает pea-
лизовываться только в работах о ментальности. Для роли несущей конструкции
отечественной истории эмпирического антропологического и культурологического,
материала в книге недостает. В сущности, общество, цивилизацию, культуру, мен-
тальности трудно изучать порознь. Наибольший задел накопленных данных здесь у
социальной истории, потенциал которой отражен в главах двухтомника.
О "Непреодоленном прошлом"
Социологов может заинтересовать констатация того, что история - и наука и
искусство (Т. 1, м. 8). Действительно, в чем разница между "историографией и
"исторической наукой"? Развитие исторической мысли - это движение от жанра
рассказа о прошлом в назидательных целях к наукам - гуманитарным, социальным.
141
Рассматриваемый двухтомник - признак состояния истории в России, когда она час-
тично - наука, частично - ведомство музы Клио с авторскими мнениями, симпатиями,
пристрастиями, избирательностью (осуждение, прославление или наставление). Такие
подходы имеют право на существование. Но часть из них - вне исторической науки, в
сфере написания историй, которые (А. Солженицын, Э. Радзинский и др.), правда,
будят интерес если не к изучению прошлого, то к знакомству с ним.
Неприемлемость вольностей в обращении с прошлым в социологической науке даже
в эпоху методологического "постмодерна" очевидна. В России, однако же, не прео-
долены последствия краха представлений о незыблемых законах и закономерностях
истории. Дает о себе знать прошлое, когда история лишь считалась точной наукой (не
будучи таковой), поскольку иным марксистско-ленинская историческая наука, "марк-
сизм-ленинизм в действии" (одно из определений истории КПСС) не могли быть.
В номенклатуре специальностей по историческим наукам нет специальности № 1, в
рамках которой другие отрасли наук рассматривают свои историю, теорию, мето-
дологию. В этом сказывается время, когда специальностью № 1 (07.00.01) в
исторических науках была История ВКП(б)/КПСС, писавшаяся по рецептам мифов
И.В. Сталина. Истории КПСС как специальности больше нет, но "пост № 1" не занят.
Самые слабые разделы диссертаций историков, как правило, - характеристика теоре-
тической и методологической базы. В поиске ее отечественным историкам в известном
смысле некуда прислониться: в номенклатуре специальностей научных работников
теоретические разделы исторической науки спрятаны в специальность 07.00.09 -
"историография, источниковедение и методы исторического исследования". Такое
положение анахронизм даже в сравнении с кануном XX в. В настоящее время нет
былых взаимодействия, взаимообогащения истории, социологии и других наук,
развития на этой базе теории истории. Диалог с мировой исторической мыслью ос-
тается перспективой для российских историков. Оборвана практика работы историков
в зарубежных архивах, нет концепций, подходов, "русских школ", признававшихся
пионерными за рубежом. Сообщество историков разрезано по институциональным
линиям - университеты, институты академического профиля, и т.п. "Исторического
материализма" нет, "историософия" или "теория истории" не воссозданы. Теория,
методология истории, подходы к анализу прошлого - как бы вне профессионального
поля историков. Упал интерес к теории профессии; а ее не заменит работа в архивах.
С точки зрения социологии в рассматриваемом двухтомнике отмеченные обстоя-
тельства проявляются в нескольких аспектах. 1) Разработка истории советского
общества достоверно решена на уровне отдельных проблем. Ткань истории страны не
исследована, обобщения преимущественно механические, и этот аспект текстов двух-
томника местами выглядит как нечто несущественное. 2) Подходы авторов раз-
личаются, используются спорные для отечественной и мировой литературы концепты.
Необозначенные споры и разногласия свидетельствуют о необходимости теоре-
тических поисков. Видимо, у внимательного читателя возникнут сомнения в право-
мерности применения таких терминов как тоталитаризм, империя, "национал-боль-
шевизм", элита, демократизация, реформы и др. 3) В беглом (по сравнению с анализом
сталинизма) описании 60-90-х гг. немало ценностных суждений, субъективных оценок
(кооперативов, аренды и фермерства конца 80-х, приватизации, русского национа-
лизма, создания РКП, выхода России из СССР, отношения Запада к М.С. Горбачеву и
пр.). 4) Характерны метафоры, понятия из публицистики, противопоказанные соци-
альным наукам.
Корни таких проявлений в отечественной исторической науке не только в прошлом.
К ним в последние годы добавились проблемы (помимо материального обеспечения),
связанные с хаотичным, без должной научной критики заполнением вакуума концепций
и терминов. Ряд "ярлыков" попали в обиход практически без обсуждения смысла и
применимости к условиям России, стали мифами, скрывающими реалии. Их содер-
жание не выверено историческим, историко-социологическим материалом, который
медленно входит в научный оборот. Термины, конечно, явление преходящее, внешнее.
142
Но из них конструируются предлагаемые практике модели, тенденции и тренды. Это
обстоятельство девальвирует возможности историков, всех обществоведов, играть
большую роль в российских переменах. На массовые аудитории активно влияет агрес-
сивный дилетантизм; в перспективе возможны масштабные манипуляции прошлым.
Низкий уровень теоретичности (по опыту некоторых стран) вызывает стремление
снять курс отечественной истории из вузовских программ.
Нужны новые подходы к возможным обобщениям материала истории советского
общества. В предложенные в книге новации, на мой взгляд, следовало также вклю-
чить осмысливание теоретических проблем, поиск теоретических ориентиров напи-
сания истории, которые в систематизированном виде в последний раз в отечественной
практике были изложены в 1987 г. в книге И.Д. Ковальченко [7]. С учетом написания
ее в условиях обязательных истмата, законов исторического развития, формаций и т.п.
в ней подробно раскрыты методы исторического исследования, возможности использо-
вания смежных дисциплин, грани между исторической наукой и другими обществен-
ными науками и др. Обсуждения последних лет методологии исторического исследо-
вания пока мало влияют на практику.
Серию "Россия XX век" обещано завершить книгой "Непреодоленное прошлое" о
связи происходящих сейчас в России перемен с советской историей (когда-то историки
ГДР под такой обложкой критиковали буржуазную историографию в ФРГ [8]). Трудно
удержаться от вывода: двухтомник по истории советского общества, объект моих
размышлений, не преодолел прежде всего прошлое в менталитете подхода к истории
страны как науке. В содержании будущих книг на эту тему, позволительно ут-
верждать, главным полем исследований тоже станет преодоление прошлого, поиск на
стыке истории и социологии, анализ трансформации (и ее последствий) многонацио-
нальной сельской России, ее вхождения в городской, гражданский образ жизни и пове-
дения в этой новой социальной роли, образа мыслей (сознания) недавно урбанизи-
рованного населения, несущего - неосознанно - традиции и привычки прошлого. Для
преодоления "непреодоленного прошлого" обществоведам предстоит основательно
работать над социальной историей России в XX в. Только бы Фонд Форда не жалел
грантов на такие книги!
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Посетители кремлевского кабинета И.В. Сталина. Журналы (тетради) лиц, принятых первым генсеком
1924-1953 гг. // Исторический архив. 1996. № 2.
2.G. Iggers. Neue Geschichtwissenschaft. Vom Historismus zur historischen Sozialwissenschaft. Munchen. 1978.
Kapitel 4: F. Oppenheimer. History and sociology / The social sciences and their interrelations. Eds. W. Ogden and
A. Goldenweiser. Boston e.a. 1927.
3 См. Дело маршала Г.И. Кулика // Известия ЦК КПСС. 1991. № 8.
4. S. Breuer. Soviet communism and Weberian sociology //Journal of historical sociology. 1992. September.
5. В.Б. Жиромская идр. Полвека под грифом "секретно". Всесоюзная перепись населения 1937 года. М.
1996.
6. W. Zаpf. Die Modernisierungstheorie und unterschiedliche Pfade der gesellschaftlichen Entwicklung // Leviathan,
1996. Heft 1.
7. И.Д. Ковальченко. Методы исторического исследования. М.: Наука. 1987.
8. Unbewaltigte Vergangenheit. Kritik der burgertichen Geschichtsschreibung in der BRD. Hrsg. G. Lozek u.a. Berlin:
Akademie-Verl. 1977.