§ 2. Пределы использования специальных психологических знаний в гражданском процессе.

Пределы использования судебно-психологической экспертизы очерчивают те границы, за которыми она не может иметь места. Это достаточно общая характеристика экспертизы, которая вместе с основаниями ее назначения помогает верно обрисовать сферу возможной компетенции, предупредить опасность выхода за ее пределы, а также ориентирует суд при оценке доказательственной силы заключения эксперта-психолога.

В современной литературе [1,2] выделяют три универсальных предела (критерия) использования психологической экспертизы: юридический, гносеологический и этический (или моральный, нравственный).

Юридический критерий вытекает из ст. 74 ГПК; он предполагает, что на разрешение эксперту не могут быть поставлены вопросы право­вого характера — их в процессе компетентен решать только суд. Вспом­ним, указанная статья ГПК связывает назначение экспертизы с необхо­димостью применения специальных знаний для установления обстоя­тельств, могущих иметь доказательственное значение по делу. Право­применение также можно отнести к использованию специальных зна­ний, но по закону единственным субъектом, компетентным осуществлять такую деятельность в гражданском процессе, является суд. Экс­перт, как содействующий осуществлению правосудия субъект процес­са, по своему процессуальному статусу не вправе ни устанавливать юридические факты (факт предмета показывания), ни давать или пред­определять правовую оценку выявленных им обстоятельств. Безус­ловно, эксперт дает (и должен это сделать) профессиональную оценку установленных им в ходе специального исследования фактов, но такая оценка есть также результат применения специальных знаний, в кото­рых эксперт является специалистом; юридическими категориями он не оперирует. Как было показано ранее, именно профессиональная оценка выявленных психических процессов, свойств, состояний составляет главное в выводе эксперта, который выступает вовне — для суда и дру­гих участников процесса — в роли фактических данных (в смысле ч. 1 ст. 49 ГПК). Будучи принятым судом и оцененным (по правилам оцен­ки доказательств), заключение эксперта становится средством доказывания, а содержащийся в нем вывод — доказательством искомых юри­дических фактов (одного из них).

Сказанное позволяет понять, почему недопустимо задавать эксперту вопросы о юридическом мотиве поведения, о вине, о дееспособности, все это правовые вопросы, ответы на которые составляют исключитель­ную компетенцию суда. Например, при рассмотрении в суде дела об отобрании ребенка (в случае назначения судебно-психологической экспертизы) эксперту нельзя задать вопрос о том, противоречит ли интересам ребенка поведение родителей. По смыслу действующего Кодекса о браке и семье ответ на такой вопрос есть прерогатива суда, ибо является юридическим обстоятельством, входящим в предмет доказывания («интересы ребенка» — главный правовой критерий при рас­смотрении и разрешении в суде споров о праве на воспитание детей). Если же эксперт предпримет попытку дать в своем заключении юриди­ческую оценку выявленных им обстоятельств, это следует расценивать как выход за пределы его компетенции, что делает заключение пороч­ным и не позволяет признать его судебным доказательством.

Юридические пределы использования судебно-психологической экспертизы носят константный (постоянный) характер и применимы к любому виду экспертизы.

В отличие от вышеназванного, гносеологический критерий изменчив, не имеет постоянного значения; его содержание предопределяется уровнем развития психологического инструментария, возможностями прикладной психологии. Гносеологический критерий означает, что частным предметом судебно-психологической экспертизы могут быть лишь такие обстоятельства психологической природы (процессы, со­стояния, свойства), которым уже дано научно адекватное объяснение и для установления и оценки которых выработаны надежные научные методики, отвечающие исходным постулатам общей психологии.

Так, пока еще преждевременно рассматривать как самостоятельную экспертную задачу установление конкретного психологического моти­ва (проектирование отдельно взятой установки, потребности на кон­кретную психологическую ситуацию действия), однако учеными уже разработаны методики выявления основных мотивационных направленностей личности, их структуры. Психологам известно, что механизм поведения человека во многом предопределен бессознательным, неосоз­наваемыми факторами, однако их выявление в конкретном действии — задача будущего. Поэтому установление неосознаваемых психологичес­ких обстоятельств также не может быть предметом экспертизы.

Для сравнения можно заметить: в некоторых странах (например, Германии) неоднократно предпринимались и предпринимаются попыт­ки посредством психоаналитической экспертизы определить наличие тех или иных неосознаваемых факторов поведения. Известным приме­ром могут служить дела о признании завещания недействительным по параграфу 2078 ГК Германии, который предполагает — для правильной юридической квалификации правоотношения — установление т.н. неосознаваемых (соосознаваемых, по терминологии некоторых немецких исследователей [3]) ожиданий завещателя в момент составления завещания. В Германии проводились также психоаналитические экспертизы на предмет выявления паранормалъных способностей ответчика по иску об обмане.

Таким образом, гносеологический критерий, с одной стороны, сам предопределяет возможные частные предметы судебно-психологической экспертизы, а с другой — раскрывается через их систему на данный период развития психологической науки в целом.

Этический критерий также носит постоянный характер и предполагает, что предметом судебно-психологической экспертизы не могут быть обстоятельства социально-нравственной природы, моральная оценка личности. Давая психологическую характеристику личности, эксперт выявляет специфику психологических свойств и качеств, ей присущих; характеризует установки, потребности, систему ценностей, и делает это на основе знания и применения в ходе исследования психологических законов и закономерностей, методом психологического анализа структуры личности. Обобщенная психологическая интерпре­тация свойств личности — результат применения специальных знаний, но социальной оценки личности эксперт не дает и не вправе давать; это компетентен делать в процессе только суд. Кстати, в ряде западноевропейских стран психологический портрет личности — необходимая со­ставная любого вида психологической экспертизы. В нашей стране долгoe время отрицалась правомерность дачи экспертом психологической характеристики личности — предполагалось, что тем самым эксперт предопределяет ее социальную оценку, что выходит за пределы специ­альных знаний. Такое суждение строилось на ошибочном отождествле­нии социальной и психологической оценки, на неразличении как мето­дов, так и целей экспертной и судебной деятельности по даче оценки личности. Свою роль сыграла и практика, в которой встречались слу­чаи назначения психологической экспертизы на предмет определения нравственного уровня испытуемого, его морального облика, нравственности поведения в конкретной ситуации. Конечно, ставить перед экс­пертом такого рода вопросы некомпетентно. И это, скорее, характеризовало уровень неподготовленности судей, весьма смутно представля­ющих, с какой целью возможно назначение психологической эксперти­зы. Именно описанная ситуация и породила потребность в формулиро­вании рассматриваемого критерия как самостоятельного, хотя его вы­деление довольно условно: по содержанию он укладывается в рамки гносеологического критерия, очерчивающего компетенцию эксперти­зы как специального исследования.

В целом можно констатировать, что правильное понимание пределов использования судебно-психологической экспертизы помогает в надлежащей реализации на практике общеправового и специального (психологического) оснований назначения данной экспертизы.

Однако пределы применения экспертизы связаны с еще одной проблемой. Анализ ст. 74 ГПК показывает, что содержащееся в ней правило носит обязывающий характер и адресовано суду: при необходимости использования специальных знаний для установления судом интересу­ющего его обстоятельства суд назначает (обязан назначить) эксперти­зу. В то же время обязывающий характер нормы относителен: ведь названная необходимость сама устанавливается судом, по его усмотре­нию, исходя из особенностей дела и подлежащих выявлению юриди­ческих фактов. В итоге вопрос о том, назначать или нет экспертизу, решает суд. Действующий ГПК не формулирует каких-либо конкрет­ных условий для обязательного назначения экспертизы вообще и психологической в частности. (Для сравнения: ст. 79 УПК специально регламентирует обязательное проведение экспертизы.) Вместе с тем в психологической литературе последнего времени высказываются обоснованные суждения о том, что существуют обстоятельства, при наличии которых проведение психологической экспертизы (как в уголовном, так и в гражданском процессе) должно быть обязательным и гаранти­рованным законом. При этом критерии обязательного назначения пси­хологической экспертизы связываются с особенностями субъектного состава по конкретному делу. Главную роль здесь играют установленные психологией особенности личности того или иного субъекта про­цесса (в гражданском — стороны, третьего лица, свидетеля). Психологи полагают необходимым обязательное назначение экспертизы, когда на­званные субъектами процесса выступают несовершеннолетние и лица с сенсорными нарушениями (нарушениями органов чувств). В силу сугубо психологических причин все они характеризуются специфичес­кими изменениями в течении познавательных процессов, часто — в эмоциональной и волевых сферах.

Несовершеннолетние не всегда в состоянии правильно воспринимать и представлять себе содержание и цели совершаемых ими (или другими лицами) действий, соотнести с ними свое волеизъявление, полностью предвидеть последствия конкретных действий, правильно воспроизвести в речевой форме информацию об интересующем суд обстоятельстве — в виде показаний в суде. Именно возрастные особенности формирования и развития психической деятельности таких субъектов обусловливают необходимость участия эксперта-психолога в процессе. Представляется, что на практике такая экспертиза чаще всего может быть назначена в отношении несовершеннолетних свиде­телей (на предмет правильности восприятия обстоятельств, имеющих значение для дела, правильности запоминания и воспроизведения ин­формации о них в суде). С юридической точки зрения, она выступает одним из способов проверки доказательства (показания). Такое же зна­чение имеет экспертиза в отношении субъектов процесса, страдающих определенными сенсорными нарушениями (например, органов зре­ния). (Характеристика такого вида экспертизы дана выше.) Сенсорные недостатки порождают индивидуально-психологические особенности, которые оказывают существенное влияние на качество и функциони­рование психической деятельности. Психологическая экспертиза по­зволяет установить специфику познавательных процессов, компенсаторные свойства других, полноценных, органов чувств, степень владе­ния словесной или иной (дактильной, жесто-мимической) речью и ряд других психологических обстоятельств.

И вновь отметим для сравнения: за рубежом юристами уже призна­на необходимость участия в процессе эксперта-психолога, если одним из субъектов процесса является лицо с нарушением слухового воспри­ятия[4]. При рассмотрении судом гражданских дел полагают обяза­тельным назначение медико-психологической экспертизы для получения необходимого доказательства при установлении судом того обстоя­тельства, насколько лицо с тем или иным сенсорным нарушением (сто­рона в процессе) способно к заключению сделки, выполнению договоров, а также при определении полноценности (или деформированности) завещательной способности. Думается, изучение подобного опыта было бы небесполезным и для нас.

В рассматриваемом контексте следует различать обязательность назначения и принудительность проведения экспертизы: это не синонимичные в юридическом смысле понятия. Обязательное назначение еще не предполагает возможности принудительного проведения экспертизы (в тех случаях, например, когда предполагаемый испытуемый не желает подвергнуться психологическому обследованию). Более того, принудительное проведение психологической экспертизы вообще недопустимо.

Возможен вопрос: как же тогда обеспечить реализацию обязывающей нормы о назначении экспертизы, если таковая будет установлена в ГПК, а лицо отказывается от ее добровольного проведения? Думается, при ответе следует исходить из следующих положений.

С одной стороны, обязательность назначения экспертизы предполагает, что без ее проведения определенное обстоятельство не может быть установлено или признано доказанным. Норма об обязательном назна­чении адресована суду и регламентирует его должное процессуальное поведение при определенных в норме обстоятельствах. Такая норма не может быть обращена к другим участникам процесса, в том числе по­тенциальным испытуемым. С другой стороны, возможна ситуация, когда суд реализовал норму об обязательном назначении экспертизы, но ее проведение блокируется нежеланием лица подвергнуться психо­логическому обследованию. Следует ли придавать согласию лица на проведение в отношении его психологической экспертизы юридичес­кое значение? Думается, ответ здесь однозначен: безусловно, да. Необ­ходимо учитывать совершенно особый — по сравнению с любой иной экспертизой — объект исследования: им выступает сам человек как носитель психического, являющийся одновременно субъектом процес­са, обладающим определенным правовым статусом. Вопрос о допусти­мости процессуального принуждения как способа обеспечения реали­зации нормы об обязательном назначении экспертизы есть, по сути, вопрос о допустимости ограничения прав человека, не являющихся объектом защиты в данном процессе, при осуществлении судебной за­щиты другого права. В самом деле, всякое психологическое исследова­ние связано с определенным воздействием на личность, ее психику, предполагает известное вторжение в частную сферу человека, тем самым ограничивая право личности на неприкосновенность (в том числе — психическую). Поэтому такое воздействие возможно лишь с согласия самого испытуемого и в пределах, не противоречащих закону и не наносящих ущерба жизни и здоровью. Это общепризнанный под­ход в мировой практике [5]. Иное означало бы, что, добиваясь установления объективной истины для защиты, например, права на возмеще­ние ущерба, нанесенного дорожно-транспортным происшествием, мы в самом процессе судебной защиты допускаем возможность нарушения другого конституционного по уровню права: права на неприкосновен­ность личности.

Следовательно, необходимо юридически признать право лица на отказ от проведения в отношении него психологического (или психиатрического) обследования — как общее правило. Исключения из этого правила возможны только в отношении психиатрической экспертизы по определенной категории дел, они должны быть исчерпывающим образом указаны в законе с одновременным установлением процессуальных гарантий законности принуждения и гарантий соблюдения прав личности (примером может служить действующая норма ст. 260 ГПК: при признании гражданина недееспособным и в случае его явного уклонения от прохождения психиатрической экспертизы суд может — не обязан! — в коллегиальном заседании, с участием прокурора и психиатра, вынести определение о принудительном направлении на экспертизу). Кроме того, право на отказ обусловлено объективно — особенностями самого психологического исследования, которое строится на общении эксперта и испытуемого, и без такого контакта в большин­стве случаев экспертизу просто нельзя провести.

Что происходит, если лицо — предполагаемый испытуемый — реализует свое право на отказ от психологического обследования? В такой ситуации мы сталкиваемся, по существу, с коллизией принципа объективной истины (без экспертизы нельзя установить искомое обстоятельство) и конституционного права на неприкосновенность личности. (На эту проблему обращал внимание И.Л. Петрухин — в рамках уго­ловного процесса[6]). Какой здесь может быть предложен выход?

Думается, в данном случае следует руководствоваться целями и общими методами гражданского процесса: защита прав личности (а не достижение объективной истины любыми средствами) и диспозитивность процесса. Поэтому в возникшей коллизии приоритет, безуслов­но, должен быть отдан соблюдению прав личности. Конечно, в некото­рых случаях это затруднит установление обстоятельств дела. Но нужно учитывать и другое: психологическая экспертиза обычно преследует цель выявления таких обстоятельств, которые способствовали бы наи­более эффективной защите прав и интересов самого испытуемого — субъекта процесса. Поэтому суд, безусловно, должен разъяснить цели проведения экспертизы, предоставить возможность ознакомиться с оп­ределением о назначении экспертизы (пока такого правила в ГПК нет); лицу должна быть законом предоставлена возможность обжаловать такое определение (это тоже пока лишь пожелание законодателю).

В ряде случаев при отказе лица от психологической экспертизы (что особенно может быть актуально для свидетеля) психологическое обследование личности может быть частично компенсировано психолингвистическим исследованием записанных (запротоколированных) по­казаний, проведением экспертизы ситуации, участием эксперта в судебном заседании. Такое участие эксперта-психолога в процессе тоже позволит получить важный материал для последующей проверки судом показаний свидетеля.