Библиографический список

1. Redlich В. Die Entscheidung uber das Erziehungrecht im Ehescheidungsverfahren// NeueJ ustiz. 1967. № 2. S. 253.

2. Milimann J., Rindert R. Einige psychologische Aspekte der Verhandlungsfuhrung in Eheverfahren// Neue Justiz. 1976. № 13. S. 388.

3. См., например: Червяков К.К. Влияние лишения родительских прав на родительские правоотношения// Сов. государство и право. 1975. № 7; Нечае­ва А. Лишение родительских прав как мера судебной защиты интересов детей// Сов. юстиция. 1984. № 9; а также: постановление № 3 Пленума Верхов­ного Суда РСФСР от 21 февраля 1973 г. «О некоторых вопросах, возникаю­щих в практике применения судами Кодекса о браке и семье РСФСР» (с изм. и доп., внесенными постановлением Пленума № 4 от 27 сентября 1977 г., № 4 от 24 сентября 1991 г.), постановление № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 7 декабря 1979 г. «О практике применения судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей» (с изм. и доп., внесенны­ми постановлением Пленума № 14 от 30 ноября 1990 г.) // Сб. постановлений Пленумов Верховных судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по гражданским делам. М.,1994 г.

4. Коваленко А.Г. Влияние субъективных причин на полноту материалов по гражданским делам//Цивилистические проблемы правового статуса личности в социалистическом обществе. Саратов, 1982.

VI. Судебно-психоаогическая экспертиза и обеспечение прав человека в гражданском процессе

Проблема гарантий прав человека в контексте гражданского процесса многоаспектна.

На глобальном уровне сам гражданский процесс выступает средством обеспечения реализации принадлежащих человеку и гражданину субъективных гражданских прав — в тех случаях, когда вследствие де­формации способности субъективного права к реализации данное право не может нормально осуществиться в рамках материального пра­воотношения. Судебное решение является специфичной государственной гарантией, обеспечивающей нормальное развитие материального правоотношения, бывшего (ввиду спорности) предметом судебного разбирательства, а в его рамках — и надлежащее осуществление субъ­ективного гражданского права, наличие которого подтверждено судом. По своей природе судебная защита есть главная государственная гаран­тия реализации субъективных прав, без чего субъективное право как благо теряет свой смысл. В таком ракурсе проведение судебной экспертизы — как элемент доказательственного процесса — является одним из звеньев, позволяющих обеспечить объективное установление реаль­но существующих юридически значимых обстоятельств по делу, что, в свою очередь, является фактологической основой правильной квалификации спорного правоотношения, а следовательно, процессуальным средством обеспечения защиты субъективного права. Иначе говоря, гарантирующее воздействие на нарушенное (оспоренное) и потому нуждающееся в защите субъективное право судебная экспертиза ока­зывает не непосредственно, а через весь гражданский процесс, все звенья которого должны функционировать как системный организм. Сбой в работе какого-либо из звеньев (например, нарушение гражданско-процессуальной формы, нормы ГПК) приводит к рассогласованию всей системы и, как следствие, — к вынесению порочного, не соответствующего требованиям закона и своему назначению, судебного реше­ния, теряющего способность опосредовать гарантирующую функцию гражданского процесса. Поэтому понятно, почему столь важно пра­вильное решение любого частного, казалось бы, вопроса в ходе всего процесса. Это относится и к проблемам судебно-психологической экс­пертизы (критериям выбора вида экспертного исследования, определе­нию оснований и поводов назначения, объекта и частных предметов, грамотной постановке экспертной задачи, соблюдению пределов ис­пользования, правильной оценке заключения эксперта).

С обозначенным уровнем связан другой — проблема гарантий процессуальных прав участников процесса при осуществлении правосу­дия по гражданским делам. Достижение цели — защиты субъективного права или охраняемого законом интереса (ст. 2 ГПК) — возможно толь­ко в том случае, когда само осуществление защиты (собственно граж­данский процесс) строится в соответствии с требованиями соблюдения прав человека. Именно на это, в конечном счете, направлены гарантии процессуальных прав субъектов процесса. Сами процессуальные права выступают гарантиями прав человека в процессе. Но чтобы эти гаран­тии были работающими, необходим механизм обеспечения их реализа­ции. Такую функцию и выполняют гарантии процессуальных прав. Заметим, что проблема процессуальных гарантий была объектом мно­гих научных исследований [I]. Однако до последнего времени мало обращалось внимания на роль процессуальных прав личности в меха­низме обеспечения прав человека в ходе судебного процесса [2]. Име­ются в виду такие права человека, которые не являются непосредствен­ным объектом защиты в данном процессе, но без соблюдения которых нельзя говорить о законном, демократическом процессе. Это, в первую очередь, право на неприкосновенность личности и частной жизни, ува­жение достоинства человека, недопустимость насилия или иного обра­щения, унижающего достоинство человека. В целом же речь идет о свободе человека, в том числе — свободе от государства. Человек имеет право на свободу от государственного вмешательства в его частную жизнь — за пределами исполненных человеком как гражданином юри­дических обязанностей.

Из сказанного вытекает следующий аспект проблемы гарантий, а именно: обеспечение собственно прав человека в гражданском процес­се, в ходе самой деятельности суда и других участников процесса; деятельности, направленной на защиту субъективного гражданского права или охраняемого законом интереса. Судебная деятельность — особый вид государственной деятельности; более того, — это разновидность государственной власти (ст. 11 Конституции РФ). Рассматривая и раз­решая гражданские дела, суд, как орган государственной власти, в из­вестной степени вмешивается в частную сферу граждан. Однако, по общему правилу, это вмешательство ограничивается пределами право­нарушения (невыполненными юридическими обязанностями); сама такая деятельность возбуждается не судом, но лицом, предположитель­но пострадавшим от правонарушения, и строится не как властеотношения, а на принципах диспозитивности и состязательности. Не случайно именно сами спорящие субъекты — предположительные обладатели спорного субъективного материального права — являются основными участниками процесса (а не суд). Именно поэтому, имея в виду сущ­ность правосудия как особой социальной деятельности, можно утверж­дать, что главное назначение суда — играть роль гаранта не только прав, подлежащих защите, но и прав человека, которые, хотя и не являются объектом данного процесса, должны неуклонно соблюдаться в ходе процессуальной деятельности.

Механизм гарантирования прав человека в процессе включает:

а) принципы, на которых построен процесс; б) процессуальные права личности — субъекта процесса; в) корреспондирующие этим правам обязанности суда.

Значение принципов гражданского процессуального права видится в том, что они опосредуют общественное отношение к сущности и назначению гражданского процесса как универсального механизма защи­ты субъективных прав. Гарантировать надлежащую реализацию подле­жащего защите права возможно, если принципы построения процесса исходят из необходимости обеспечения основных прав и свобод чело­века, «попавшего» в сферу судопроизводства. Это наиболее общий уро­вень, который конкретизируется и воплощается через очерченный в процессуальном законе статус каждого субъекта процесса, через предоставляемые законом возможности действовать определенными спосо­бами и средствами.

Процессуальные права личности — субъекта процесса и корреспондирующие им обязанности суда отражают непосредственный уровень механизма гарантирования прав человека в ходе гражданского процес­са. Именно по их качеству и объему, способам и гарантиям реализации можно судить о степени корреляции частного, общественного и госу­дарственного интереса в механизме судебной защиты, о соответствии процесса требованиям обеспечения прав человека.

Применительно к данному аспекту проблемы взаимосвязь психологического исследования, проводимого в рамках судебной экспертизы, и гарантий прав человека в ходе гражданского процесса видится в следу­ющем.

Всякое эмпирическое исследование психического статуса личности (либо его отдельных психических свойств, состояний, процессов) свя­зано с определенным воздействием на личность испытуемого, с вторже­нием в «частную» сферу. Тем самым в известной степени нарушается неприкосновенность личности. А Конституция РФ 1993 г. называет в числе прав и свобод человека и гражданина право на личную неприкосновенность (ст. 22), право на неприкосновенность частной жизни (ст. 23). Причем, на наш взгляд, право на личную неприкосновенность означает право не только на физическую, но и на психическую неприкосновенность. В ст. 21 Конституции, направленной на охрану досто­инства личности, указывается, в числе других положений, что никто не должен подвергаться насилию, «никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам».

Так не является ли сама возможность использования судебных экспертиз по определению психического состояния (свойств, процессов) нарушением прав человека? Допустимы ли, с этой точки зрения, психологическая, психиатрическая, психолого-психиатрическая эксперти­зы? И как можно соотнести с обеспечением прав человека требования принципа объективной истины, в силу которого суд назначает экспер­тизу, если существует необходимость использования специальных зна­ний для разъяснения вопросов, возникающих при рассмотрении дела (см. ст. 74 ГПК)? Ведь на практике возможны ситуации, когда без пси­хологической экспертизы нельзя установить имеющие значение для дела обстоятельства, а лицо противится проведению экспертизы. Как быть?

Прежде чем ответить на перечисленные вопросы, посмотрим, как решается такая проблема за рубежом, где имеется значительный опыт проведения подобных экспертиз. К тому же, как отмечалось, в нашей стране до настоящего времени практически нет теоретических исследований по интересующей нас теме.

Методологически оправданным представляется подход с позиции международных актов по правам человека (так поступает, например, В.Экснер — австрийский исследователь проблемы гарантий прав чело­века при судебной психодиагностике [3]). Однако при этом следует учитывать особенности национального законодательства, интерпрети­рующего те или иные международно-правовые акты, поскольку катало­гизация прав человека и их обеспечение относится к компетенции каж­дого государства (что, кстати, предусматривается и Уставом ООН). Конституция РФ 1993 г. в целом соответствует основным международ­но-правовым актам по правам человека, участницей которых Россия является.

В некоторых странах континентального права (в Австрии, Германии) проблема охраны и обеспечения прав человека при производстве психодиагностики (в различных, в том числе юридических, целях) рас­сматривается с точки зрения Европейской конвенции о защите прав человека н основных свобод 1958 г.(Россия не является ее участницей). В числе прочего данная Конвенция в ст. 8 предусматривает, что каж­дый имеет право требовать уважения своей частной жизни и что втор­жение в эту сферу допустимо настолько, насколько предусмотрено законом и поскольку необходимо с точки зрения национальной безопасности, защиты порядка и ликвидации преступности, охраны здоровья и морали или защиты прав и свобод других [З]. Сравним указанные по­ложения с содержащимися в Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 г. (для СССР, в последующем — России как правопреемницы, вступил в силу в 1976 г.), который, с подписанием Факультативного протокола, является важнейшим нормативным актом, регулирующим сферу прав человека. Согласно ст. 7 Пакта, не допускается жестокое или унижающее достоинство человека обраще­ние; никто без его свободного согласия не должен подвергаться меди­цинским или научным опытам. Каждый человек имеет право на свобо­ду и личную неприкосновенность (ст. 9), а согласно ст. 17, никто не может подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в личную и семейную жизнь, незаконному посягательству на честь и репутацию человека. Как видим, положения Пакта, в известной степе­ни перекликаясь с принципами Конвенции 1958 г., более универсальны по своему содержанию и объему. Практически их воспроизводит и Конституция РФ 1993 г., которая, на наш взгляд, в целом более четко и категорично определяет право на неприкосновенность и право на охра­ну достоинства личности, рассматривая их как отправные начала для регулирования всех других общественных отношений. Немаловажно для рассматриваемой проблемы и то, что нормы и принципы Конститу­ции имеют сейчас прямое действие. Изучая проблему психодиагности­ки и обеспечения прав человека, австрийский исследователь В.Экснер исходит из того, что, во-первых, частная жизнь — это защищаемое госу­дарством правовое благо, во-вторых, психодиагноз всегда касается частной жизни, вторжение в нее — прямая цель всякого исследования психики. С этим можно согласиться, уточнив, что речь должна идти не только о психодиагностике (как одном из методов исследования психи­ки), но о всяком исследовании психики человека — будь то психологи­ческое, психиатрическое или психолого-психиатрическое.

Следовательно, необходима разработка принципов, которые должны лежать в основе любого разрешаемого государством психического исследования (в число последних включаются и соответствующие виды судебных экспертиз). Можно также подчеркнуть, что такие прин­ципы для судебных экспертиз играют особую роль: ведь экспертное исследование, проводимое в рамках судебного процесса и для достиже­ния целей, связанных с защитой права, само должно служить опреде­ленной гарантией надлежащего осуществления защиты, а потому должно быть безупречно и допустимо с точки зрения прав человека. И второе: чтобы быть работающими, принципы должны иметь норматив­ное выражение. Поскольку мы ведем речь о судебных экспертизах в гражданском процессе, то именно в нормах гражданско-процессуального права необходимо опосредовать механизм обеспечения прав человека — как при реализации всей процессуальной деятельности, так и при осуществлении отдельного процессуального действия или их сово­купности (в частности, при проведении экспертиз, предметом которых является психика человека).

В свое время В.Экснер предложил считать такими принципами следующие положения:

действительная необходимость психодиагностического исследования для каждого отдельного случая;

установление границ исследования, исходя из каждой специальной цели и индивидуальной необходимости (предметом экспертизы долж­но быть то, что оправдывает вторжение в частную сферу);

если необходимость в уже начатом исследовании исчезает, оно должно быть прекращено, а все полученные данные ликвидированы (уничтожены);

испытуемый имеет право требовать, чтобы все интимные стороны его жизни освещались с должной осторожностью;

испытуемый имеет право требовать, чтобы применяемые в ходе исследования методы были научно обоснованными, соответствовали современному уровню развития науки;

заключение эксперта опровержимо, оно имеет вероятный характер;

если результаты экспертизы в целом или в части неблагоприятны, то их уничтожают;

эксперт должен ограничиться установлением только тех результатов, которые действительно необходимы для правильного решения юридического дела;

эксперт не должен узнавать о своем испытуемом больше, чем ему дозволено судом.

Думается, В.Экснер прав, утверждая, что сфера психического заслуживает особого внимания, т.к. при этом не в последнюю очередь идет речь о свободе, достоинстве, самоопределении человека. Однако, на наш взгляд, не со всеми сформулированными им положениями можно согласиться (например, о вероятном характере вывода эксперта-психо­лога; такое заключение — скорее исключение из правил и, согласно российскому законодательству, на нем не может быть основано судеб­ное решение). С другой стороны, не все из них можно рассматривать как принципы (некоторые могут играть роль специальных правил).

Попробуем выделить в качестве принципов и проанализировать наиболее важные положения, а также определить нормативную форму их существования (без этого они вряд ли смогут играть роль юридичес­ких гарантий прав человека при проведении психологической экспер­тизы). Такие принципы характеризуют общие пределы допустимости разрешаемого государством специального психологического исследования личности. Итак, принципы допустимости судебно-психологической экспертизы с точки зрения прав человека:

1. Действительная необходимость исследования для каждого отдельного случая.

Это общее положение в рамках гражданского процесса опосредуется через общее, правовое, основание назначения судебной экспертизы (ст. 74 ГПК); экспертиза назначается, когда суд приходит к выводу о необходимости использования специальных знаний для установления искомого обстоятельства.

По действующему ГПК РФ, вопрос о необходимости экспертизы решается по усмотрению суда, хотя (в стадии подготовки) и с учетом мнения участвующих в деле лиц (п. 10 ч. 2 ст. 141). Однако в целом, на стадии судебного разбирательства, такой учет не является обязатель­ным для суда. Конечно, определение необходимости (иначе — потреб­ности) в проведении экспертизы (в том числе психологической) долж­но основываться на объективных критериях (подробно о них говори­лось выше). Но их выявление остается прерогативой суда и никого более. Сторона вправе ходатайствовать о назначении экспертизы, но такое ходатайство для суда не обязательно, он может отклонить его, если сочтет, что необходимости в проведении экспертизы нет. Как из­вестно, отказ в удовлетворении ходатайства о назначении экспертизы нельзя обжаловать, ибо он не препятствует движению процесса (ст. 315 ГПК). Участвующие в деле лица могут лишь при обжаловании судеб­ного решения (например, как необоснованного) указать, что суд не использовал все необходимые доказательства для установления юри­дически значимого обстоятельства. Если суд ошибся при определении потребности в экспертизе, то единственно возможное последствие — отмена вышестоящим судом решения как необоснованного и направле­ние дела на новое рассмотрение. Конечно, именно суд, как государст­венно-властный орган, осуществляющий правосудие, несет ответствен­ность за правильность каждого процессуального действия и правиль­ность применения нормы права в ходе процесса. Поэтому такого рода инициативные полномочия суда оправданны: по своему назначению они призваны служить гарантиями правильного рассмотрения дела. Однако, имея в виду усиление диспозитивных начал в гражданском процессе, можно было бы предложить закрепить в ГПК и такое прави­ло, согласно которому суд назначает производство экспертизы (любой — и психологической также), если о том ходатайствуют обе стороны (естественно, такое ходатайство должно быть мотивирован­ным). При этом общие требования закона к порядку назначения и проведения экспертизы должны быть соблюдены.

Есть и другая сторона вопроса. Предположим, суд пришел к выводу о необходимости назначения психологической экспертизы, но сторону, в отношении которой такая экспертиза должна проводиться, доводы суда не убедили, она считает такую экспертизу вторжением в частную сферу и не хочет ей подвергаться. Здесь возникает необходимость в специальном регулировании отношений между судом и участвующим в деле лицом по поводу назначения такой экспертизы, объектом кото­рой — предположительно — может стать субъект гражданского процес­са (медицинская, в том числе психиатрическая, психологическая, меди­ко-психологическая экспертизы). Это главный фактор, вызывающий потребность в закреплении специальных юридических гарантий прав человека при назначении и проведении в суде экспертиз по определе­нию психических состояний, процессов, свойств (подробнее об этом см. § 2 гл. III).

Соответственно, в систему юридических гарантий прав человека при проведении судебно-психологической экспертизы могут быть включены нормы ГПК, закрепляющие:

а) право участвующих в деле лиц знакомиться с определением о назначении экспертизы;

б) обязанность суда предоставить возможность участвующим в деле лицам ознакомиться с определением о назначении экспертизы;

в) право участвующих в деле лиц обжаловать определение суда о назначении экспертизы;

г) право субъекта процесса, в отношении которого предполагается назначение судебно-психологической (психиатрической, психолого-психиатрической) экспертизы, отказаться от такого исследования;

д) недопустимость принудительного направления на психологическую экспертизу.

2. Принцип добровольности проведения психологического исследова­ния в отношении субъекта юридического процесса.

Установление таких юридических правил в рамках ГПК полностью соответствовало бы положениям ст. 21, 22, 23 Конституции РФ.

3. Принцип установления пределов исследования в соответствии с каждой специальной целью и индивидуальной необходимостью (потребностью) исследования.

Применительно к судебно-психологической экспертизе данное положение означает, что суд обязан четко сформулировать экспертную задачу в соответствии не только с пределами использования специаль­ных психологических знаний и компетенцией конкретного вида экс­пертизы, но и правильно определенным обстоятельством, подлежащим доказыванию, правильно вычлененным психологическим элементом, который подлежит установлению в рамках выявляемого юридически значимого обстоятельства. Это довольно трудная задача, решаемая в ходе правоприменительной деятельности. Ориентиром здесь может быть специальная цель судебной экспертизы, а именно: получение не просто новой информации, а такой, которая обладала бы качеством судебного доказательства. В этом значение заключения эксперта (ст. 49 ГПК). Можно сказать, что названный тезис реализуется при соблюдении всех требований закона, предъявляемых к судебным дока­зательствам вообще и получению и оценке заключения эксперта в част­ности.

4. Испытуемый имеет право на нераспространение сведений, полученных в ходе и результате экспертного исследования.

Формулирование такого принципа соответствует требованиям ст. 23 Конституции РФ. Он может быть реализован в ГПК через ряд конкретных правил, а именно:

по ходатайству субъекта, в отношении которого проводилась психо­логическая экспертиза, или иного заинтересованного лица суд оглаша­ет, исследует и оценивает заключение эксперта в закрытом судебном заседании;

запрет эксперту сообщать, передавать кому-либо, помимо суда и помимо установленной судом процедуры, сведения об испытуемом, полученные в ходе и результате экспертизы.

5. Эксперт в своем исследовании ограничен пределами, очерченными судом («узнает об испытуемом не больше, чем позволит суд»).

Данный принцип означает, что эксперт не вправе выходить за пределы поставленных ему судом на разрешение вопросов. Однако это расходится с действующим правилом ст. 77 ГПК, согласно которому законодатель признает так называемое право на экспертную инициати­ву: «Если эксперт при производстве экспертизы установит обстоятель­ства, имеющие значение для дела, по поводу которых ему не были поставлены вопросы, он вправе включить выводы об этих обстоятель­ствах в свое заключение». Думается, приведенное положение требует корректировки.

Во-первых, обратим внимание на неточность содержания законодательной формулировки. Суд ставит на разрешение эксперту вопросы, ответом на которые являются выводы эксперта. Суд не может задавать вопрос по поводу обстоятельств промежуточного характера (факты первой, второй степени — см.§ 1 гл. II): они не могут иметь юридичес­кого значения. Для суда именно вывод эксперта является тем факти­ческим материалом, которым он затем оперирует как доказательством (и по поводу именно этих данных ставились вопросы эксперту); для эксперта его вывод — профессиональная оценка выявленных им в ходе исследования (т.е. ранее не известных суду) обстоятельств специальной (в нашем случае — психологической) природы. Поэтому эксперт, прежде чем сделать вывод (как ответ на вопрос суда), всегда устанавли­вает факты, по поводу которых судом не были поставлены вопросы — ибо это всегда промежуточные факты, анализ и профессиональная оценка которых экспертом и позволяет сформулировать его выводы.

Но ст. 77 ГПК можно прочитать и по-другому. Законодатель употребил формулу «обстоятельства, имеющие значение для дела». Это обычное словосочетание для обозначения юридических фактов, т. е. таких, которые могут быть установлены, в частности, при помощи до­казательств, в том числе — заключения эксперта (точнее — содержа­щихся в нем выводов). Но какие факты подлежат установлению по данному делу — это, в конечном счете, определяет суд, исходя, в первую очередь, из оснований иска и возражений против него сторон и предпо­ложительно подлежащей применению нормы материального права. Эксперт не компетентен (да и не вправе — в силу недопустимости сме­шения процессуальных функций) решать, является ли данное обстоя­тельство относимым к делу или нет, и уж никак не может формулиро­вать о них выводы (выводы о юридических обстоятельствах делает только суд).

И последнее замечание. Формулу «обстоятельства, имеющие значение для дела» в контексте ст. 77 ГПК можно было бы интерпретировать в широком смысле — в смысле обстоятельств предмета судебного по­знания (а не доказывания). Как известно, не все, что познается судом, доказывается. Судом познаются и доказательства, которые a priori не существуют в процессе в виде готовых аргументов. Но и это не спасает положения: получается, что эксперт, установив обстоятельства-доказа­тельства, о которых ему не были поставлены вопросы, еще должен сделать о них выводы. Какие? О чем? Ведь сам вывод эксперта суть доказательство.

Так что же представляет собой право на экспертную инициативу по действующему законодательству? Подразумевается, что эксперт имеет право ответить на тот вопрос, который ему не задавали, сделать вывод о том, о чем его суд не просил, — но в рамках предмета судебного доказывания, в рамках тех обстоятельств, которые подлежат установ­лению судом по данному делу (юридический критерий) и в пределах своей компетенции (специальный критерий).

На наш взгляд, существование права на экспертную инициативу, с нормативным уточнением ее пределов, как общего правила, рациональ­но. Однако в виде исключения можно было бы оговорить, что оно не действует при назначении экспертиз по определению психических состояний (процессов, свойств), что оправдывается их особыми задачами и объектом. Конечно, это требует от суда более высокого уровня профессионализма при определении экспертной задачи (на практике не все судьи знают, в чем отличие психологической экспертизы от психиатрической). Такое положение сочеталось бы и с предложением о закреплении права заинтересованного лица знакомиться с определением о назначении экспертизы и с правом на обжалование подобного определения.

6. Испытуемому должны быть гарантированы безопасные методы проведения специального исследования.

Данное положение касается сферы отношений между экспертом и испытуемым в ходе самого исследования, которое не является объек­том процессуального регулирования. Взаимоотношения эксперт—испытуемый, как об этом уже говорилось, могут быть опосредованы особым нормативным актом. В сфере же гражданского процесса данный тезис может быть работающим положением при оценке заключения эксперта-психолога.

Оценка заключения эксперта судом — важное звено в механизме обеспечения прав человека при производстве психологической экспертизы. Законодатель в ст. 77 ГПК закрепляет основные требования к форме и содержанию экспертного заключения, которое подчинено общим правилам оценки доказательств судом (ст. 56 ГПК). Письмен­ная форма заключения, подробное описание проведенных экспертом исследований с указанием специальных методов, ясность и доступ­ность изложения позволяют суду также оценить, допустимы ли исполь­зованные методики с точки зрения безопасности для здоровья испыту­емого, не противоречат ли они основным принципам, направленным на обеспечение прав человека. Оценивая заключение эксперта, суд высту­пает гарантом соблюдения прав человека при производстве специаль­ного психологического исследования. Если суд придет к выводу, что экспертом использовались ненадлежащие методики (с точки зрения соблюдения прав человека), то такое заключение (независимо от того, способно ли оно объективно подтвердить существование имеющих значение для дела обстоятельств) должно квалифицироваться как по­лученное с нарушением требований закона, а потому не может быть признано судебным доказательством.

Обратим внимание на некоторые сложности при оценке судом заключения эксперта, в частности при определении допустимости примененных экспертом методов и методик. Как указывалось (см. § 1 гл. IV), выбор конкретных методов и методик исследования — компетенция самого эксперта, поскольку это сфера специальных знаний. Суд не вправе оценивать целесообразность использования тех или иных спе­циальных методов с точки зрения их научной обоснованности, соответ­ствия современному уровню развития науки, учета особенностей сложившейся психологической ситуации и взаимоотношений субъектов. Получается, что суд должен оценить допустимость экспертных мето­дов с точки зрения обеспечения прав человека, не вторгаясь в оценку их содержания. Чтобы осуществить такую задачу, нужны определенные, формализованные критерии оценки допустимости. Думается, функ­цию таких критериев могут выполнить общие принципы допустимости психологических средств воздействия на испытуемого. В литературе предпринимались попытки выделить такие критерии [4], среди кото­рых назывались: юридический, этический, гносеологический.

Юридический критерий означает, что данное психологическое исследование проводилось в строгом соответствии с требованиями зако­на, предъявляемыми к назначению, проведению и получению результа­тов судебной экспертизы, что примененные (и описанные) экспертом специальные методы и методики не противоречат нормативным положениям о правах человека и гарантиям их осуществления.

Этический критерий позволяет характеризовать нравственную приемлемость использованных экспертом способов исследования.

Гносеологический критерий подразумевает проверку научной обоснованности и надежности примененных экспертом способов и средств воздействия в ходе специального исследования. Такая проверка осуществляется судом по формальным признакам, исходя из наличия обоснования выбора экспертом конкретных методик, которое (обоснование) является неотъемлемой частью заключения. При этом суд не оце­нивает качества самого метода, его научную состоятельность с точки зрения специальных (психологических) знаний.

Названные критерии имеют «двустороннюю» направленность: их должен иметь в виду и эксперт, производящий исследование. Как справедливо отмечалось в литературе [5], специалист, привлеченный в про­цесс для проведения судебной экспертизы, попадает в особый контекст, определяемый спецификой правосудия как деятельности, его задачами и целями. Эксперту также нужно знать и учитывать особенности этой деятельности, чтобы быть верно понятым, убедительным в своих выво­дах. Нужно уметь разбираться в своеобразии юридической оценки, понимать смысл и контекст употребляемых в юриспруденции понятий, в том числе таких, как вина, дееспособность, вменяемость, поведение, ответственность. Как мы выяснили, это не совпадающие системы поня­тий у юристов и специалистов (в области психологии, психиатрии). Эксперту важно иметь представление о таких аспектах, чтобы уметь взвесить, какие из специальных «понятий могут быть перенесены в юридические контакты»[6] и как они в принципе могут быть интерпре­тированы в юридических категориях.

В нашу задачу не входит подробное освещение данной проблемы, которая составляет отдельный предмет изучения. Но важно подчерк­нуть: при проведении судебной экспертизы по определению психичес­кого состояния (свойств, процессов) сталкиваются разные структуры ценностей (проявляющиеся, с одной стороны, во взаимоотношениях суда, судьи и иных участников процесса, которыми также являются эксперт и испытуемый; с другой стороны, в отношениях эксперта и испытуемого при проведении специального исследования и отражении его результатов в заключении; с третьей стороны, в отношениях самого испытуемого в рамках экспертизы). Понимание этого поможет суду правильно использовать предложенные критерии оценки заключения эксперта, верно истолковать его содержание (в юридических категори­ях), определить место в системе других доказательств.

Названные выше критерии — юридический, этический, гносеологический — в сочетании с принципами допустимости разрешаемого госу­дарством психологического исследования (а к таковым относится и судебно-психологическая экспертиза) составляют, на наш взгляд, ос­нову оценки судом допустимости применения экспертом конкретных методов исследования. Это важная составная часть оценки заключения эксперта-психолога как судебного доказательства, реализуемая в кон­тексте ст. 56 ГПК.

Чтобы уяснить особенности оценки заключения эксперта (в том числе специальных методов), обозначим основные вопросы, решаемые судом на этом этапе доказательственной деятельности.

Согласно ст. 56 ГПК, суд оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном и объективном рассмотрении в судебном заседании всех обстоятельств дела в их совокупности, руководствуясь законом и правосознанием. Никакие доказательства не имеют для суда заранее установленной силы.

Оценка заключения подразумевает проверку соответствия выводов эксперта другим доказательствам по делу, анализ заключения — с точки зрения его достоверности, аргументированности, полноты, соот­ветствия всем признакам судебного доказательства.

При этом последовательно решаются вопросы:

были ли предоставлены эксперту достаточные и надлежащие объекты исследования;

проведено ли исследование с достаточной полнотой;

основано ли оно на применении необходимых научных знаний и правильно использованных специальных методах и методиках,

являются ли выводы эксперта обоснованными;

соответствует ли частный предмет исследования компетенции лица, его проводившего;

соблюдены ли пределы использования специального исследования;

соблюдены ли экспертом нормы действующего законодательства при производстве экспертизы.

Курсивом выделен этап, на котором преимущественно происходит оценка судом примененных экспертом методов — в том числе, с точки зрения соблюдения прав человека и их гарантий. Конечно, такое вычленение достаточно условно, поскольку и другие этапы оценки — как видно из перечисленных вопросов, на них решаемых, — связаны с дан­ной сферой (ср. с анализируемыми выше принципами допустимости судебно-психологической экспертизы).

Оценка судом допустимости — с точки зрения прав человека — при­мененных экспертом методов носит характер последующего контроля за деятельностью эксперта. Понятно, что суд (как орган правосудия, выполняющий гарантирующую функцию в процессе) заинтересован в том, чтобы экспертное исследование с самого начала строилось на должной правовой основе, которая в целом обеспечивала бы надлежа­щее проведение экспертизы. Поэтому важное значение в контексте рассматриваемой проблемы имеют все процессуальные действия суда, выполняемые по назначению экспертизы. Для эксперта они формализуются главным образом в определении о назначении экспертизы. От того, насколько профессионально, грамотно составлено определение, во многом зависит правильность направления исследования.

Чтобы раскрыть данный тезис, обратимся еще раз к структуре названного процессуального акта.

Итак, определение о назначении судебно-психологической экспертизы. должно содержать:

указание о времени и месте составления определения;

кем (каким судом) вынесено;

по какому делу (фамилия, имя, отчество истцов и ответчиков; краткая фабула дела);

определение объекта исследования (в отношении кого оно проводится) и частных предметов исследования, вида психологической экс­пертизы;

формулирование экспертной задачи — вопросы эксперту;

описание сравнительных материалов (если таковые передаются на исследование эксперту);

кому поручается производство экспертизы (наименование организации, лаборатории, фамилия, имя, отчество экспертов);

предупреждение экспертов об ответственности, согласно действующему законодательству, за отказ или уклонение от дачи заключения или за дачу заведомо ложного заключения;

наименование материалов дела, передаваемых в распоряжение эксперта (например, протокола судебного заседания, протоколов допроса свидетелей, собственноручные записи — перечисляются, какие — испытуемого);

подпись судьи (судей), вынесших определение.

Общая схема определения выглядит так:

кто и где — что установил — что решил (определил).

Соответственно, структура определения о назначении экспертизы включает три части: подготовительную (место, время вынесения, со­став суда, по какому делу), описательную (краткая фабула дела), постановляющую (объект исследования, вопросы эксперту, кому поручает­ся, перечень материалов дела) (прил.).

Обратим внимание, что грамотное составление определения предполагает обязательное указание в описательной части: а) юридических обстоятельств, подлежащих установлению по данному делу, имеющих в своем содержании психологические элементы; б) конкретных пово­дов (сведений) к назначению психологической экспертизы; в) частного предмета и специального основания назначения; г) общего основания назначения психологической экспертизы.

Описательная часть должна быть сформулирована таким образом, чтобы из нее было ясно, почему возникла потребность в данной экспертизе, для установления судом какого юридически значимого обстоятельства могут быть пригодны ее результаты, какова специальная цель данного исследования.

Конкретные же экспертные задачи формулируются в постановляющей части определения — в перечне вопросов, поставленных на разре­шение эксперту судом. Это наиболее сложная и ответственная часть. Ведь благодаря конкретным обстоятельствам дела и юридическим за­дачам, которые суд предполагает решить при помощи экспертизы, на первый план могут выдвинуться определенные моменты (обстоятель­ства психологической природы), которые в общем контексте начинают приобретать большее значение, чем другие. Вопросы, формулируемые судом в определении, задают эксперту направление исследования, более того, перечень вопросов обусловливает часть экспертных постро­ений. Неграмотно, неверно сформулированные вопросы часто предо­пределяют порочность экспертизы и ее результатов («каков вопрос — таков ответ», — эта формула вполне здесь применима). Поэтому, оце­нивая заключение эксперта, следует учитывать и те экспертные задачи (не только их содержание, но и форму), которые были поставлены определением суда о назначении экспертизы.

В контексте сказанного не только для эксперта, но и для суда необходимо знать недостатки и источники ошибок экспертного заключения. Перечень этих недостатков и их источников (применительно к психолого-психиатрической экспертизе) приводится в специальной литературе [7]. Назовем некоторые из них, актуальные, на наш взгляд, при использовании экспертиз психических состояний (свойств, про­цессов) в сфере гражданского процесса.

Пороки, лежащие в предвзятости эксперта:

тенденциозный подбор выдержек из материалов дела;

искаженная передача описания обследуемого;

прямые или косвенные оценки достоверности;

предвзятость оценки, содержащаяся в выборе терминологии;

морализаторство;

обесценивающее изображение личности;

бездоказательное утверждение о том, что на обследуемого оказывалось давление;

запрещенное использование медицинских документов.

Пороки, лежащие в выборе формы экспертизы:

чрезмерное цитирование обширных выдержек из судебного дела;

нечеткость построения экспертизы;

нечеткость в чередовании отчета (о ходе исследования) и оценки (специальных выводов);

обширные повторы;

литературные цитаты (содержание которых должно быть предпосылкой деятельности эксперта);

производство действий, входящих в компетенцию суда, судьи (например: истребование от испытуемого документов, опрос по юридическим аспектам, включаемым в заключение как объяснение стороны по делу).

Пороки снятия анамнеза (описания состояния, свойств, процессов с точки зрения испытуемого):

непривлечение истории болезни, других медицинских документов при проведении психиатрической, иногда психолого-психиатрической экспертизы и при условии согласия обследуемого на их использование (последнее — для нашей реальности во многом вопрос будущего законодательного регулирования);

непринятие во внимание психоневрологического или психиатрического лечения (при психиатрической и комплексной экспертизе);

отсутствие описания причин возникновения деликтного поведения с точки зрения обследуемого;

некомментируемые пробелы в описании;

отсутствие разбора фактов прежних освидетельствовании (если таковые были);

отсутствие данных (со слов обследуемого) о психофизическом состоянии и о влиянии алкоголя или иных факторов на поведение в момент совершения юридически значимых действий.

Пороки обследования:

отсутствие данных общего медицинского осмотра и данных специального обследования при констатации медицинского диагноза;

применение сомнительных (непризнанных) методов исследования;

поверхностное описание данных психологического обследования (в форме обтекаемых пассажей, годных на любой случай);

тавтологическая характеристика личности (проистекающая только из характера неправомерного поведения или иных юридически значи­мых действий);

повторение данных анамнеза вместо описания результатов психологического обследования;

субъективная (на основании впечатления) оценка качества определенных свойств, процессов (например, интеллектуального уровня);

оценка юридического поведения в качестве главного фактора суждения.

Пороки выводов:

отсутствие научно обоснованного диагноза или указания причин, затрудняющих однозначную диагностику;

наличие лишь описательного псевдодиагноза (например, наруше­ния поведения);

недифференцированное, т. е. неясно обоснованное, применение диагноза «невроз», «психопатия» (при проведении комплексных экспертиз);

отсутствие каких-либо разъяснений к приведенным данным обследования;

недостаточное освещение тех данных обследования, которые не вписываются в сделанные выводы;

невыясненные очевидные противоречия между биографией, впечатлением и результатами психологических тестов (например, неуспеваемость в школе при высоком интеллектуальном уровне, выявленном тестированием);

ссылка на «опыт» вместо научных доказательств;

недостаточное обоснование сделанных выводов (взаимосвязь между данными психологического обследования и юридически значи­мым поведением);

отсутствие описания процесса, приведшего к определенному состоянию, поведению (которое является предметом оценки в суде);

отсутствие профессиональной оценки вышеуказанного процесса (динамики поведения);

неточный ответ на поставленный в определении суда вопрос. Повторим: здесь несколько скорректированный перечень пороков экспертизы, разработанный Рашем (ср.: [7]). Он не претендует на абсолютность, но может быть полезен в конкретной работе по назначению судебной экспертизы и по оценке заключения эксперта.

Рассмотренные в данной главе аспекты, конечно, не исчерпывают всей сложности проблемы гарантий прав человека при использовании в гражданском процессе судебно-психологической экспертизы. Но, думается, они все же дают представление о некоторых практических направ­лениях их реализации, позволяют взглянуть на частные, казалось бы, вопросы с общеправовых позиций, что важно для уяснения функциони­рования гражданского процесса как определенной системы, а не просто отдельно взятых процессуальных действий тех или иных субъектов.

Исследование проблем судебно-психологической экспертизы в гражданском процессе, гарантий прав человека выводит и на более широкий круг аспектов, связанных с психологическим воздействием на личность в рамках судебного процесса. Так, например, заслуживает внимания вопрос о допустимости тех или иных психологических средств воздействия на стороны, третьих лиц, свидетелей при даче ими объяснений и показаний. В рамках гражданского процесса это весьма актуальная область, в которой, в отличие от уголовного процесса [8], имеются лишь единичные работы [9]. Можно говорить и о необходи­мости учета судьями психологической атмосферы судебного заседа­ния, психологическом воздействии всей конфликтной ситуации, при­ведшей к судебному процессу. Это могло быть важно для выработки наиболее эффективной тактики совершения процессуальных дейст­вий, повышения качества ведения процесса в целом. Однако данные проблемы касаются уже иной сферы — сферы психологии гражданско­го процесса.