Билет №6

6.1 Язык как элемент культуры

Язык — средство человеческого общения, вид речевой деятельности, и по определению — часть культуры.

Речевая деятельность в принципе едина, но способы ее осуществления, т. е. языки, различны. Язык — универсальный медиатор. В принципе любую мысль можно перевести на любой естественный язык мира, хотя в ряде случаев для этого нужно создать специальную лексику. Некоторые фразы ("мы прощаемся с покойным", "я выхожу замуж") можно заменить языком предметов и действий (вкушение поминальных блюд, у русских, например, кисель, блины и кутья; свадебный костюм — белое платье и фата). Языком можно описать почти все.

Язык же создает очень четкую структуру, моделирующую окружающий мир, выражающую все и вся именно для этой культуры.

Язык — часть культуры, правда, очень специфическая. Наиболее тесно он связан с мышлением, которое не может быть оторвано от речевой деятельности: думая, человек мысленно говорит. Степень детализации информации, сообщаемой в разговоре, различна.

Лингвистам хорошо известна теория Сепира—Уорфа о языковой относительности, о том, что мышление и поведение людей во многом определяются особенностями языков, на которых они говорят и думают. в действительности же подчас трудно однозначно установить связь языка с соответствующей ему культурой. Такие связи, безусловно, есть, но они не столь абсолютны и всеобщи, как это следует из работ Уорфа.

Языки цивилизаций обычно гораздо проще, и тем проще, чем сложнее и выше уровень данной цивилизации. Английским языком можно в совершенстве овладеть даже и в пожилом возрасте, но вряд ли это удастся с любым из дагестанских языков. Обычно язык усваивается с детства, и его грамматикой (сколь сложна она ни была бы), как и грамматикой поведения, например, японскими поклонами, человек овладевает автоматически.

Гипотезы о происхождении языка.

Одной из первых появилась звукоподражательная или ономатопоэтическая гипотеза. Одними из первых ее высказали Демокрит и Платон. В соответствии с гипотезой о звукоподражательном характере первых слов человеческого языка, человек в ранние периоды своего развития подражал звукам окружающего мира: крикам птиц, зверей, шуму воды, грома и т.п. Эта, справедливая в отношении некоторых (весьма немногих) слов, гипотеза, все же в ‘сильном’ своем варианте должна быть расценена как весьма наивная. Действительно, ономатопоэтических слов не так много (ку-ку  кукушка, гав-гав, бах, трах и т.п.). При этом как в языках первобытных народов, так и в языках современных развитых социумов, их приблизительно одинаковое количество, хотя данная теория должна была бы предсказать их большее количество в языках примитивных социумов.

Полностью разрушается эта теория, если сопоставлять звукоподражания различных языков: англ. bow-wow, to bark вовсе не схоже с рус. гав-гав, гавкать, и уж тем более лаять. Последовательный сторонник этой теории должен был бы признать, что английские и русские собаки принадлежат к разным породам. А как же быть с русскими собаками, которые не гавкают, а тявкают, говорят тяф-тяф? Таким образом, ономатопоэтическая гипотеза как теория происхождения языка не может считаться состоятельной.

Вторая теория, близкая к звукоподражательной – междометная. Сторонниками этой гипотезы были языковеды Вильгельм фон Гумбольдт и А.А.Потебня. Первотолчком к созданию слов в данном случае считался не внешний мир, а внутренние эмоциональные состояния человека. При этом эмоциональные состояния человек выражал не только с помощью звуков, но и с помощью жестов. Вильгельм Вундт (лингвист и психолог, XIX век) считал, что звуки (междометия) выражали чувства, жесты же – представления о предметах. Он выделял три вида жестов: указательные (пальцем), изобразительные (круговое движение рукой), символические (палец у губ). В ходе эволюции звуковой язык совершенствовался, а язык жестов играл более вспомогательную роль. Как и звукоподражательная, междометная теория не объясняет многого в языке, хотя роль жеста в речевом поведении человека весьма существенна

Теория социального договора, которая рассматривала язык как сознательное изобретение и творение людей, утверждаемое договором между ними. Эта теория получила особую популярность в рационалистическом XVIII веке (Этьенн Бонно де Кондильяк, Адам Смит, Жан Жак Руссо). Руссо делил жизнь человечества на два периода: природный и цивилизованный. В первый период человек был частью природы и язык происходил от чувств: ‘страсти вызывали первые звуки голоса’, которые становились затем символами предметов, действующих на слух; предметы, действующие на зрение, обозначались жестами. С появлением собственности и государства язык стал менее эмоциональным, более ‘сухим, рассудочным и методическим’, что означало для Руссо его регресс. Рациональное поведение людей вызывало, якобы, появление социальных договоренностей в отношении языка.

Развитие языка в процессе общественной производственной деятельности подчеркивались и немецким философом, одним из основателей марксизма, Фридрихом Энгельсом: труд и затем членораздельная речь превратили постепенно мозг обезьяны в мозг человека. Труд, язык и сознание (мышление) развивались одновременно, во взаимодействии. Осознание пользы совместной деятельности для каждого отдельного члена общества способствовало более тесному сплочению первобытного трудового коллектива, появлению потребности что-то сказать друг другу.

Соотношение языка, сознания и культуры.

Язык так же древен, как и сознание. Язык и сознание представляют собой органическое единство, не исключающее однако, и противоречий между ними. Сущность языка обнаруживает себя в его функциях. Прежде всего язык выступает как средство общения, передачи мыслей, выполняет коммуникативную функцию. Мысль представляет собой идеальное отображение предмета и поэтому не может быть ни выражена, ни передана без материального обрамления. В роли материальной, чувственной оболочки мысли и выступает слово как единство знака, звучания и значения, понятия. Речь представляет собой деятельность, сам процесс общения, обмена мыслями, чувствами и т.п., осуществляемый с помощью языка как средства общения. Но язык не только средство общения, но и орудие мышления, средство выражения и оформления мыслей. Дело в том, что мысль, понятие лишены образности, и потому вы- разить и усвоить мысль значит облечь ее в словесную форму. Даже тогда, когда мы мыслим про себя, мы мыслим, отливая мысль в языковые формы. Выполнение языком этой своей функции обеспечивается тем, что слово - это знак особого рода: в нем, как правило, нет ничего, что напоминало бы о конкретных свойствах обозначаемой вещи, явления, в силу чего оно и может выступать в роли знака - представителя целого класса сходных предметов, т.е. в роли знака понятия. Наконец, язык выполняет роль инструмента, накопления знаний, развития сознания. В языковых формах наши представления, чувства и мысли приобретают материальное бытие и благодаря этому могут стать и становятся достоянием других людей. Через речь осуществляется мощное воздействие одних людей на других. Эта роль языка видна в процессе обучения в том значении, которое в наши дни приобрели средства массовой информации. Вместе с тем успехи в познании мира, накопление знаний ведут к обогащению языка, его словарного запаса, грамматических форм. С возникновением письменности знания и опыт закрепляются в рукописях, книгах и т.д., становятся общественным достоянием, обеспечивается преемственность поколений и исторических эпох, преемственность в развитии культуры. Итак, сознание и язык органически связаны друг с другом. Но единство языка и мышления не означает их тождества. Действительно мысль, понятие как значение слова есть отражение объективной реальности, а слово как знак - средство выражения и закрепления мыс- ли, средство и передачи ее другим людям. К этому следует добавить, что мышление по своим логическим законам и формам интернационально, а язык по его грамматическому строю и словарному составу - национален. Наконец, отсутствие тождества языка и мышления просматривается и в том, что порой мы понимаем все слова, а мысль, выраженная с их помощью, остается для нас недоступной, не говоря уже о том, что в одно и то же словесное выражение люди с различным жизненным опытом вкладывают далеко не одинаковое смысловое содержание. Эти особенности в соотношении языка и мышления необходимо учитывать и в живой речи, и в речи письменной.

Гипотеза лингвистической относительности.

Гипотеза лингвистической относительности (гипотеза Сепира-Уорфа) — концепция, согласно которой восприятие, мышление и познание детерминировано структурами языка.

Г. л. о. разработана в 1930-х гг. в американской этнолингвистике. Изучая язык и культуру североамериканских индейцев, Э. Сепир пришел к выводу, что языковые навыки и нормы бессознательно определяют образы мира, присущие носителям того или иного языка: "Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения". Мир различных культур, по мнению Сепира, — это различные миры, а не один мир, по-разному обозначенный словесными ярлыками, поэтому каждый язык задает свое видение мира, и различие между картинами тем больше, чем дальше отстоят языки друг от друга.

Б.Л. Уорф развил и конкретизировал положения своего учителя Сепира, а также ввел сам термин "Г. л. о.". Разбирая особенности языка индейцев хопи и нутка, Уорф показал влияние грамматического строя языка на процессы категоризации. Так, например, для европейских языков характерно деление слов на существительные и глаголы. В языке нутка оно отсутствует, и предметы описываются через формы действия с ними. На русском языке говорят "молния блеснула", тогда как на языке хопи событие выражается одним глаголом "сверкнуло", и существует классификация событий, исходя из их длительности. Слова "молния", "волна", "пламя" в языке хопи являются глаголами в отличие от слов "облако", "буря", выражаемых как более длительные существительные. Грамматический строй языка навязывает, по Уорфу, способ членения и описания мира.

Общая направленность Г. л. о., состоящая в выделении активной, формирующей роли языка в познавательных процессах, не вызывает возражения у большинства психологов и лингвистов. Значения как единицы общественного сознания, кристаллизующие совокупный общественный опыт (А.Н. Леонтьев), являются культурно-историческими образованиями. Очевидно опосредующее влияние языковых значений на процессы категоризации в мышлении, восприятии, памяти, внимании и т. д.

Обсуждение Г. л. о. лингвистами, психологами и философами позволило поставить ряд новых вопросов. Так, в познавательных процессах участвуют не только языковые значения, но и значения, данные в форме перцептивных символов, эталонов; значения могут выражаться в форме символического действия, поведения — означает ли отсутствие в языке слов для выражения ряда понятий невозможность презентации их в сознании? Поскольку наряду с разговорным языком существуют языки науки, использующие формулы, схемы, чертежи, — то не снимают ли они специфику членения, вызванную национальными особенностями языка? Является ли представленность в грамматическом строе национального языка некоторых семантических признаков, например категории рода для русских существительных неодушевленных предметов, их отражением в сознании и мышлении современного пользователя языка? Дискуссии по этим и другим вопросам продолжаются. В целом Г. л. о. послужила методологическим толчком в осмыслении взаимосвязи языка и познания, языка и мышления и в настоящее время является скорее обозначением целой области исследований, чем конкретным, однозначным решением проблемы.