Глава 1. Кривичская проблема в ракурсе археологических данных.

«От жизни той, что бушевала здесь,

От крови той, что здесь рекой лилась,

Что уцелело, что дошло до нас?

Два-три кургана, видимых поднесь…

Да два-три дуба выросли на них,

Раскинувшись и широко, и смело.

Красуются, шумят, - и нет им дела,

Чей прах, чью память роют корни их».

Ф.И. Тютчев

• Особенности возникновения и распространения культуры длинных курганов.

Культурообразующим археологическим кривичским элементом, приписываемым большинством исследователей именно к этой исторической общности, являлась культура длинных курганов. По происхождению и принадлежности оставившего эти памятники населения её принято разделять на культуру псковских длинных курганов и культуру смоленско-полоцких курганов¹⁵, несколько разнящихся в структуре и вещевых характеристиках.

Начало исследованию кривичских древностей было положено в конце XIX в., в частности, раскопками длинных смоленских курганов В.И. Сизовым. А.А. Спицын дал им чуть позже первую характеристику, однако, ещё не имея чёткого представления об их этнической принадлежности. В XX в. преобладающим стало мнение об славянской природе КДК с момента появления в Смоленском Поднепровье, представленное П.Н. Третьяковым и В.В. Седовым. Другой взгляд на проблематику культуры длинных курганов отражали работы В.В. Енукова и Г.В. Штыхова, приписывающих эти памятники смешанному населению при преобладании славян. М.И. Артамонов, И.И. Ляпушкин и Е.А. Шмидт предполагали, что в VIII-IX вв. длинные курганы принадлежали местному, не славянскому населению¹⁶. По мнению Е. Шмидта, большинство сторонников славянской версии КДК пытаются обосновать славянскую принадлежность этой культуры одними лишь летописным сведениям о расселении кривичей при отсутствии археологического подтверждения¹⁷, что в корне не верно.

Длинные курганы – это невысокие валообразные земляные насыпи (см. Приложения, рис. 3). В этой культуре преобладали сравнительно небольшие насыпи - длиной от 12-15 до 40 м при ширине 5-10 м и высоте 1-2 м, однако встречались курганы длиной 50-100 м и более¹⁸. Формообразующим был ритуал захоронения пепла от трупосожжения на стороне путем нескольких (до 10) «вложений» с последовательной подсыпкой курганов в длину. При этом самое первое захоронение могло быть круглым или овальным.

Сооружение валообразных насыпей могло явиться продолжением обряда захоронения остатков кремации в неглубоких ямках или на поверхности невысоких природных всхолмлений, возможно, удлиненной формы. Скорее всего, расселившись в новой местности, отличавшейся равнинностью, пришлое население вынуждено было сооружать искусственные погребальные насыпи¹⁹. Подобные курганы считаются самыми архаичными, два подобных памятника было обнаружено на Псковщине, по обилию наиболее длинных курганов также претендующей на роль древнего ареала их распространения. "То, что кривичи появились здесь именно в середине I тысячелетия н.э., и то, что кривичская культура здесь являлась пришлой, представляется бесспорным"²⁰.

Нижняя (ранняя) дата возникновения КДК спорна, верхнюю же (переход к круглым курганам) идентифицируют с VIII-IX вв. ²¹.Корреляцию в датировках порождает общее малое количество вещевого материала: сопровождение вещами для остатков трупосожжения не характерно, редкие же мелкие единичные предметы, как правило, расплавлены на погребальном костре.

Редкие находки характерных для КДЛ и точнее датированных в иных археологических курганах и могильниках бляшек-скорлупок, бронзовых пинцеток, кварцитовых огнив и железных кресал позволяют определить нижнюю датировку в пределах IV-VI вв. - середины I тысячелетия н.э. ²².

В бассейнах р. Великой и Псковского озера формировались псковские кривичи, южнее - там, где это население смешивалось с местными балтами²³, по мнению В.В. Седова, сложилась отдельная этнографическая группировка (смоленско-полоцкая). Наиболее вероятно, что длинные курганы получили распространение на территории, прежде занятой финскими и балтскими племенами, граница между которыми проходила как раз по водоразделу рек Великой и Западной Двины или по границе между псковской и смоленско-полоцкой группами кривичей. В районе р.Великой, где на протяжении длительного периода проживали финские племена, в основаниях длинных курганов имеются характерные зольно-угольные прослойки толщиной 2-30 см, оставшиеся после предварительного "очищения огнем" – результат характерного для большинства прибалтийских финских племен древнего ритуала²⁴.

Для псковских кривичей (отчасти вследствие кремации на стороне) характерны безинвентарные захоронения. "Поскольку захоронения обычно находились в самом верху насыпи, многие из них были разрушены дождевыми и талыми водами и ветрами"²⁵. Поэтому на Псковщине столь много пустых курганов. Иногда встречаются захоронения в основании, погребения с совершенным на месте трупосожжением единичны.

Для псковских кривичей характерна общеславянская ориентация погребений на запад. На окраинных же территориях ареала проявляются чуждые славянскому похоронному обряду элементы (например, трупосожжения в грунтовых ямах при латгальском влиянии или захоронения в каменных ящиках на характерный для могильников Эстонии манер). В некторых случаях в псковских длинных курганах встречаются и явно неславянские захоронения. Так, в Залахтовском могильнике, датированном X в., в женских захоронениях были найдены пластинчатые и спиральные браслеты, пластинчатая гривна с привесками-бубенчиками, ажурные привески, спиральки, фрагменты цепочек, стеклянные бусы. В мужских захоронениях обнаружены предметы вооружения (меч, наконечники копья, топор, стрелы), нож, удила, косы, плеть²⁶ и т.д., также нехарактерные для КПДК.

Чаще всего пепел захоронен просто в ямках, иногда в урнах берестяных, деревянных и очень редко в глиняных горшках. Захоронения в длинных курганах с обрядом трупосожжения прекращаются на территории КПДК в конце IX в., на смену им приходят древнерусские круглые (полусферические) курганы.

Рассмотрим теперь курганы полоцко-смоленской группы, чья отличительная особенность - завязанные височные кольца. Часто именно они служат маркером для определения миграции из Смоленско-Полоцкого региона, ибо встречаются вне этого ареала лишь в колонизированных ими областях, а также помогают очертить границы расселения племени в XI-XIII вв. Комплекс проблем, связанных с возникновением смолян, уже был очерчен выше, но повторимся: смоляне чаще рассматриваются как переселенцы из Псковщины, чьи культурные особенности оформились уже на новых территориях (после VIII в.), либо как потомки местного автохтонного (балтского) населения, либо как продукт постепенной метисации первых со вторыми.

Граница смолян с дреговичами на юге пролегала примерно по линии Заславль-Борисов-Шклов-устье Остера (левого притока Сожа). В западных источниках вплоть до XIV в. Черную Русь иногда называли "кривичской землей" - видимо, в составе переселенцев и на эти территории были полоцкие кривичи²⁷. "Лишь по Днепру кривичская территория, видимо, языком опускалась до Рогачева" ^28. Чёткой границы с радимичами в этот период, видимо, не существовало. Территориально в верховьях Ипути и бассейне Остера кривичи смешивались с радимичами, проживая чересполосно. В левобережной части Верхнего Поднесья, бассейне Угры (до устья Рессы) они перемешались с вятичами (вплоть до нахождения двух этих типов погребений в одном могильнике). "От устья Рессы кривичско-вятичская граница уходила в северном направлении до верховьев Москва-реки"²⁹. Бассейн её, за исключением небольшого участка левого берега между Исконой и Рузой, входил в вятичскую территорию. К ареалу полоцко-смоленских кривичей принадлежали и верховья Волжского бассейна вплоть до г. Зубцов (ниже Поволжье было заселено словенами новгородскими). Верховья Западной Двины, верхняя часть бассейна Ловати и верховья Великой (северная граница территории смоленско-полоцких кривичей) также принадлежали им. Западная граница пролегала от оз. Освейское на юг через Западную Двину близ устья Дриссы. Правобережная часть Дисны (левого притока Западной Двины) была занята кривичами, тогда как западнее начинался ареал расселения литвы. Браслав можно считать самым западным рубежом с найденными в захоронениях браслетообразными завязанными височными кольцами. Западнее этой черты идентичные курганы встречаются, но имеют характерный для латгалов предметный комплекс.

СПДК отличаются от псковских отсутствием зольно-угольной прослойки в основаниях погребальных насыпей³⁰. Особенности сменивших их круглых курганов IX-X вв. отражает дальнейшее расширение территории кривичей преимущественно в юго-восточном и восточном направлениях с осваиваением южной Смоленщины и Верхнего Подесенья / Посожья. Трупоположение здесь отмечается с X в. (часто в форме курганов переходного и гибридного типа) ³¹. В XII в. широко распространяются насыпи с трупоположениями на материке уже без кострищ³². Интересно, что в XI - начале XII вв. женщин хоронили на выжженном материке и часто в деревянном срубе (домовине). Количество мужских и женских погребений примерно одинаково. Большинство захоронений также имеет общеславянскую западную ориентировку.

Отметив для себя общую историю возникновения двух ветвей КДК, остановимся подробнее на дискурсе о происхождении оставившего их населения.

Этническая карта территории распространения КДК до сер. I тыс. н.э. была достаточно неоднородна: это и сравнительно редкое финское население (создатели городищ и селищ дьяковской культуры), и прибалтийско-финские племена на западе, южнее кривичских поселений – и восточнобалтийские племена (городища и селища штрихованной и гладкостенной керамики) южнее³³.

IV в. был ознаменован для Европы нашествием гуннов. Отчасти вследствие этого в конце IV - начале V в. провинциальноримские культуры Средней Европы прекратили своё существование, а наиболее активные слои населения (воины, ремесленники) покинули места жительства. Ремесленные центры перестали функционировать³⁴. Ситуация усугубилась ухудшением климата в этом регионе: отмечалось максимальное для тысячелетия похолодание и гиперувлажнённость почв, что вело к повышению уровней озёр и рек и, как следствие, заболоченности плодородных почв в том числе³⁵. Последовавшие по всей Европе необычайно сильные наводнения заставили переселиться на новую территорию всех тевтонов.

"Все фиксируемые археологией поселения римского времени [Среднего Повисленья] к началу V в. были покинуты"³⁶. Вероятно, что произошло это вследствие тех же совокупных причин. В.В. Седов заключает: "В этой связи можно полагать, что в лесные земли Восточно-Европейской равнины прежде всего переселилось население из Среднего Повисленья, что не исключает участия в миграции и жителей других регионов Средней Европы"³⁷. Носители местной пшеворской культуры и смежных ей были представителями разных племен, большую часть которых можно считать славянскими. Посему вероятно, что основу переселенцев на Восточно-Европейскую равнину составляли именно славяне. Пострадав от наводнений и переувлажнённости почв, на Северо-Западе переселенцы выбирали для своего местопребывания участки, не подверженные подобным процессам, – песчаные возвышенности в сухих боровых лесах, при сухопутных дорогах, являвшихся в то время основными путями миграционных передвижений³⁸. В.В. Седов говорит о допустимости "предположения, что носители культуры псковских длинных курганов именовались кривичами"³⁹.

Наиболее вероятно, как считает М.Ю. Лебединский, что "еще в долетописный период, когда часть праславян в 5-м веке двинулась на юг в северное подунавье, то другая его часть из междуречья Одера и Вислы через Балтийское море и по течению Немана переместилась на север в район современного Пскова, позже к 7-у веку они переместились в районы Полоцка и Смоленска"⁴⁰. По его мнению, в результате смешения с аборигенными балтскими племенами и образовались племена кривичей, которые расселились дальше на восток, где их и описывает ПВЛ. Интересно, что новгородские археологические материалы также содержат следы культуры балтийских славян: так, конструкция вала 1116 г. в Детинце, раскопанная недавно, "имеет точные аналогии только у балтийских славян и совершенно неизвестна на Днепре"⁴¹.

Иной точки зрения придерживаются Н.В. Лопатин и А.Г. Фурасьев. Они выдвигают версию заселения территории КДК не пришельцами из Средней Европы, а потомками зарубинецкой культуры. В этой связи вероятно, что носители этой киевской культуры расширяли ареал в северном направлении, что нашло отражение в памятниках круга Заозерье-Узмень, на основе которых впоследствии сформировались КДК и тушемлинская⁴². Указывается также, что "часть вещей среднеевропейских типов была известна в Восточной Европе и ранее середины I тыс. н.э. (например, в памятниках киевской культуры), как и браслетообразные височные кольца"⁴³. Анализ керамических изделий КПДК, произведённый отмеченными исследователями, указывает на Двинско-Ловатский регион как связующий для всей территории Северо-Запада и "как наиболее вероятную коренную исходную область возникновения культуры псковских длинных курганов, из которой произошло её распространение на север и северо-восток"⁴⁴. По мнению авторов, отчётливо прослеживается преемственность всех основных керамических наборов с более древними памятниками киевской культуры указанного региона. «Мы воспринимаем этот вывод как аргумент в пользу теории заселения Северо-Запада Руси славянами с юга, из Поднепровья»⁴⁵. Допустить такую трактовку событий возможно, однако в свете данной концепции логичнее, по нашему мнению, было бы рассматривать КДК как квинтэссенцию среднеевропейских (преобладающих и культурообразующих), киевских и местных дославянских традиций.

Показательно славяно-балтскую дилемму иллюстрирует В.Н. Топоров, утверждающий, что контакты славян с местными балтами были длительно развивающимися и предполагали сосуществование. Но здесь ситуация "соседства" была иной, нежели там, где сохранились оба элемента, как, например, в славяно-балтском пограничье (Литва, Латгалия, Белоруссия, Польша). «В первом случае предполагаются три этапа - "одиночество" балтов, "сосуществование" - соседство с отступлением балтского элемента в пользу славянского, "одиночество" славян (VI-IX вв. как раз и были "золотым веком" соседства славян и балтов в этом ареале). Во втором случае вчерашние члены единой семьи с определенного периода "разделились" и стали "соседями", и это событие также относится к VI-VII вв.»⁴⁶.

По мнению В.Н. Топорова, "славянами, двинувшимися на северо-восток, были выходцы из северо-западной Славии, сидевшие до того в Среднем Повисленье и наиболее тесно связанные с балтскими племенами южно-прусского пояса». Согласно автору, их путь начинался приблизительно там, где Буг впадает в Вислу (р-н Варшавы, название которой скорее всего балтского происхождения), и шел на северо-восток в обход припятского Полесья справа и Мазурских озер слева, на Белосток, Гродно, в восточную Литву, северо-восточную Белоруссию, Латгалию и далее⁴⁷.

Гипотеза расширения славянского ареала на Север из Среднего Поднепровья, по мнению В.В, Седова, не оправдана. Так, Верхнее Поднепровье до последней четверти I тыс. н.э. оставалось неславянским, тогда как бассейн р. Великой и верховья Западной Двины уже были кривичскими, следовательно, это была отрезанная от остальной области расселения славян территория⁴⁸.

В.В. Седов находит в археологических материалах подтверждение теория А.И. Соболевского, по которой особенности структуры палатализации псковских говоров "восходят к древнему времени соседства говора и с польскими наречиями, и с балтийскими племенами»⁴⁹.

Кроме того, подобный маршрут миграции славян в севернорусские земли (из Повисленья через среднее течение Немана и бассейн Нериса-Вилии – см. Приложения, рис. 1) независимо от данных археологии был реконструирован на основе топонимических материалов (названия со славянскими основами (veś, potoc, korč, ručej, gaŕ, dor, derevnija) Ю. Удольфом⁵⁰.

Данные лингвистики подтверждаются нахождением длинных курганов в ещё одном районе - смежных областях Польши и Западной Белоруссии (бассейне верхнего Немана и Буга, междуречье Буга и Вислы) ⁵¹. Эти польские курганы, вероятно, ещё древнее. На это указывает их большая длина - до 80 м⁵². Столь "длинные валообразные насыпи известны только в древнейших местах расселения кривичей (бассейн р. Великой и верховья Западной Двины)". Если во псковском ареале встречались курганы с насыпями до 60-65 м в длину, то в областях более позднего распространения кривичей - Смоленщине и Полотчине (с VII в.) - их длина не выходила за пределы 30-35 м. Более поздние псковские курганы также по существу являются лишь удлинёнными (30-35 м) ⁵³.

Длинные курганы Смоленщины и Полотчины по теории В.В. Седова - следствие расширения кривичской территории с Севера, о чём свидетельствует керамика, а также отсутствие значительного числа балтских находок. Незначительные артефакты, сходные с аналогичными латгальскими, найдены лишь в нескольких курганах VIII-IX вв. Подобные предметы найдены лишь в областях, где по данным топонимики и археологии до последней четверти I тыс. н.э. обитали балты, в псковской группе курганов они не обнаружены⁵⁴.

Часто В.В, Седов подчёркивает и преемственность КДК и позднейших установлено кривичских древнерусских круглых курганов как фактор, безусловно свидетельствующий об их славянском характере: "Абсолютное большинство длинных курганов находится в составе могильников, включающих круглые курганы древнерусского времени, славянская принадлежность которых не может вызывать никаких возражений"⁵⁵. На момент написания им статьи «Кривичи» в 1960 г. длинные курганы были известны в 317 могильниках, 283 из которых находились в составе древнерусских круглокурганных комплексов. Единичные же длинные курганы, как правило, были расположены вне первоначального ареала кривичей. Сходные с позднейшими детали погребельного обряда также ярко иллюстрируют их преемственность. Остатки произведённого на стороне трупосожжения и там, и там помещались в погребальных насыпях или в неглубоких ямах под курганными основаниями⁵⁶. Важнейшим маркёром преемственности для курганов Псковщины служит характерная для нескольких веков кряду зольно-угольная прослойка. По деталям погребального обряда псковские круглые курганы с одиночными трупосожжениями, сменившие длинные в IX в., также повторяют традиции длинных. Подобное сохранение тенденции наблюдается и в полоцко-смоленском ареале⁵⁷. В противовес описанной выше концепции, керамика длинных курганов, по мнению В.В. Седова, как раз имеет большое сходство с позднейшей кривичской, в то же время являясь весьма далекой от оной в финских и балтийской археологических областях⁵⁸. К этому можно добавить, что погребальный ритуал культуры псковских длинных курганов по всем параметрам также сопоставим с достоверно славянской обрядностью других территорий раннесредневекового славянского мира и существенно отличен от прибалтийско-финского и летто-литовского⁵⁹.

Относительно вопроса возможности балтского этнического фактора в формировании КДК в позднейших работах В.В. Седов проявляет известную гибкость, говоря, что «в основных областях [КДК], видимо, имела место постепенная славянизация прибалтийских финнов, то в окраинных регионах пришлое население иногда растворялось в местной среде»⁶⁰. По выдвинутой концепции в ареале культуры псковских длинных курганов протекал интеграционный процесс – «разноплеменное население, прибывшее сюда из Средней Европы, и местные финны постепенно славянизировались»⁶¹. На южной окраине этого ареала, преимущественно в правобережной части Западнодвинского бассейна, переселенцы застали население днепро-двинской культуры (днепровских балтов), которое, возможно, также вошло в состав носителей культуры псковских длинных курганов. Видимо, славяне оказались на Северо-Западе наиболее активным и, может быть, численно доминирующим этносом. Впрочем, на раннем этапе среднеевропейские переселенцы могли осваивать земли, не занятые аборигенами, и какое-то время сосуществовать с ними. В составе же расселившегося в Новгородско-Псковских землях населения, по его мнению, кроме славян, несомненно, были ещё и балты⁶². Видимо, в связи с этим можно говорить о мирном характере балто-славянских отношений в регионе КДК при некотором участии финно-угорского элемента на крайнем севере Беларуси⁶³.

Е.А. Шмидт, обобщая материалы о формировании смоленских кривичей, заключил, что в VII-VIII в. их можно рассматривать "как союз племен, включающий славян и балтов"⁶⁴, в котором происходили процессы ассимиляции балтов вплоть до Х-ХII вв. Он утверждает, что весь набор женских украшений, обнаруживаемых в женских погребениях на Смоленщине, типично балтский, делает вывод о расследовании балтов в конце VII-VIII вв., пришедших из Восточной Литвы и Латвии, и полагает, что в это же время из Подесенья сюда проникает другая группировка славянского населения, определившая характер дальнейшего развития керамики (горшки с плечиками). Е.А. Шмидт полагает, что "общий вывод о балто-славянском характере культуры длинных курганов не вызывает возражений"⁶⁵.

Богатство погребального инвентаря в отдельных курганах VIII-IХ вв., видимо, явление не столько социальное, свидетельствующее об имущественном неравенстве, сколько этногенетическое. Популярность металлических женских украшений характерна для балтов, а в данном случае украшения говорят о славянизированных балтах, относительно немногочисленных на территории формирования полоцких кривичей.

Влиянием разных изначальных субстратов можно отчасти объяснить и этнографическую разницу между носителями КПДК и КСПДК. Вспомним основопологающее различие, связанное с субстратами: с середины I тыс. н.э. до XIII в. (исчезновения курганного обряда захоронений) псковские кривичи разводили перед сооружением курганной насыпи на этом месте небольшой ритуальный костер для очищения площадки, в полоцко-смоленской же традиции ритуальный костёр разводился на небольшой площадке под одним или двумя захоронениями (по-видимому, древнейшими в кургане) ⁶⁶.

Так, в смоленских курганах с трупоположением найдены характерный элементы балтского обихода (например, вайнаги, браслеты и шейные гривны со змеиными головами на концах, многочисленные топоры и копья), чего не обнаружишь на Псковщине. Это может свидетельствовать о продолжавшемся здесь процессе ассимиляции славянами местных балтов⁶⁷.

Кроме того, наметилась разница и внутри смоленско-полоцкой группы. Наличием различных субстратов и разделением в VII-X вв. ещё не заселённой славянами полосой территории, по-видимому, и объясняются некоторые наметившиеся уже в X в. этнографические различия этих двух кривичских ветвей⁶⁸. У кривичей Смоленского Поднепровья получают распространение большие проволочные кольца с аккуратно завязанными концами, полоцкие же кольца, как правило, имеют меньшие размеры, не столь тщательно завязаны, изготовлены из более тонкой проволоки, иногда один из концов имеет петельку. Однако какого-либо этнографического рубежа между Смоленской и Полоцкой землями XI-XIV вв. ещё не обнаруживается⁶⁹.

Псковские же кривичи этнографических особенностей среди женских украшений не имели. Перстнеобразные височные кольца, шейные ожерелья из немногочисленных стеклянных бус, металлические браслеты и перстни принадлежат к общевосточнославянским типам⁷⁰ (см. Приложения, рис. 5).

С теориями миграции кривичей с запада или с юга (В. Седов, П. Третьяков и др.) не соглашается по ряду причин А. Дзермант ⁷¹: 1) миграционная гипотеза, по его мнению, явно противоречит летописным сведениям об автохтонности кривичей и легенде о происхождении и расселении белорусов; 2) переселение такой большой и достаточно однородной этнической общности на огромные просторы севера Восточной Европы непременно отразилось бы в письменных, лингвистических, археологических и других источниках; 3) ареал максимального распространения топонимов типа «Кривичи» свидетельствует скорее о более позднем переселении части кривичей из Верхнеднепровского-Двинской метрополии в другие регионы; 4) наличие гидронимов Верхнеднепровского-Двинского балтского типа на севере Древней Руси свидетельствовует о расселении кривичей именно в северном направлении, а не наоборот.

По его мнению, "существенные различия между псковскими и смоленскими длинными курганами свидетельствуют о независимом происхождении последних", что также противоречит мнению о движении кривичей с территории Псковщины на Белорусское и Смоленское Подвинье и в Верхнее Поднепровье⁷².

Попробуем подытожить теории генезиса КДК. В.Л. Янин и М.Х. Алешковский прекрасно озвучивают напрашивающиеся у нас промежуточные выводы: "Итак, кривичей нет в летописных перечислениях племен славянского языка, пришедших с Дуная. Значит ли это, что кривичи - вообще не славяне? Если не знать о балтийско-славянском контингенте населения Новгорода, если не связывать кривичей с культурой длинных курганов, распространившихся от Пскова на юг, к Смоленску, с VI по X в., если не помнить о радимичах и вятичах, которых также нет в летописном перечислении славянского языка, но которые, по летописи, происходят от ляхов, то, пожалуй, кривичей и можно было бы признавать неславянами, тем более, что их имя происходит от имени литовского бога Криве, а культура длинных курганов не имеет чисто славянского облика. Но если все это знать и учесть, что балтийские славяне в своем движении с запада на восток должны были пройти через неславянские массивы племен и осесть среди этих массивов, подпав под влияние их культуры, то неизбежно следует признать кривичей славянами и считать их одними из первых поселенцев в Новгороде"⁷³.

По нашему мнению, КДК следует считать кривичской и славянской по ряду причин: убедительно доказанной В.В. Седовым многогранной преемственности этой культуры с позднейшими явственно славянскими памятниками, отсутствию преемственности и широкого пласта балтских находок в погребениях длинных курганов, отличному от балтов и финнов и сходному с восточнославянским погребальному обряду, обнаружению генетической преемственности повисленских памятников и КДК. При этом следует помнить о взаимопроникновении и динамичности всякой культуры: очевидно, что соседские отношения с более древним населением занятой КДК территории - балтами и прибалтийскими финнами – характеризовались как взаимовлиянием и симбиозом в вещевом комплексе (обмен, торговля, перенимание традиций), так частичной и, реже, полной ассимиляцией в некоторых районах.

• Направления кривичской колонизации и ее основные характеристики.

Уже в VII в. на территории ПДК обнаруживаются погребальные памятники (сопки) новгородских словен⁷⁴. С их активацией сооружение длинных курганов здесь прекращается, «население культуры псковских длинных курганов вливается в состав словен новгородских. Развитие этой культуры продолжалось только в Псковской земле⁷⁵. Какое-то время на Востоке Новгородщины эти группы проживали чересполосно⁷⁶. В этой связи более вероятной ныне представляется мысль о расселении племенной групировки, создавшей культуру сопок, в большом миграционном потоке среднеевропейского населения, имевшем место в период великого переселения народов. На первых порах эти переселенцы, скорее всего, отдельными островками проживали среди носителей культуры псковских длинных курганов⁷⁷. Кроме того, необходимо помнить и об обратном процессе – кривичском влиянию на историю Новгорода. Если в позднейшее время (XIV-XV вв.) жилой массив Новгорода делился на пять самоуправляющихся концов (Славенский и Плотницкий - правом берегу Волхова; Неревский, Загородский и Людин на левом берегу), то первоначально же их было, по-видимому, три: Славенский (так называемый Холм), Неревский и Людин⁷⁸. Славенский конец был, очевидно, словенским по составу, Неревский - мерянским, а Людин - кривичским (главная улица этого поселка – Прусская, что весьма показательно) ⁷⁹.

Все эти процессы, по всей вероятности, были обусловлены природно-климатическими изменениями, имевшими место в конце VI-VII вв. В это время в Европе, в том числе и в лесной зоне Восточно-Европейской равнины, наступило потепление, сопровождавшееся повышением среднегодовых температур, уменьшением влажности, падением уровня грунтовых вод, озёр, рек и их стока, усыханием и сокращением болот. Для периода VII-X вв. характерен уже умеренно влажный и малоизменчивый теплый климат, гарантировавший почвообразование (особенно в поймах рек) с последующим активным освоением этих участков земледельцами. Складывались благоприятные условия для развития земледелия и скотоводства. «Очевидно, что в VIII-IX вв. переселенцы обживали местности, наиболее целесообразные для пашенного земледелия»⁸⁰.

Последующее славянское расселение раннего средневековья, как свидетельствуют материалы археологии, протекало порой скачкообразно. Более или менее крупные группы славян, оторвавшись от основного массива, иногда продвигались довольно далеко и какое-то время проживали изолированно. Примером могут служить Пелопоннес и Балканы⁸¹. Этим объясняется активация и кривичского населения, инкорпорированного в процесс колонизации будущего русского Севера и Востока, и дошедшего до весьма отдалённых пунктов Востока, а также до вятичского северного рубежа под современной Москвой. Так, «в непосредственной близости от Москвы – около 20 км от границ древнего города – оказались кривичские захоронения, что еще раз подтверждает отмечавшийся и при других исследованиях стык расселения этих племен неподалеку от будущей столицы»⁸².

Что толкало кривичское население к колонизации столь далёких областей? Каким был состав и цели переселенцев? Чем руководствовались они при выборе маршрута? Обратимся к свидетельствам расселения.

Самыми «близкими» к исконным землям было Подмосковье и Тверские земли. Т.Н. Никольская разделила курганы Тверского Поволжья на три исторических района: северный (словенский), юго-западный (кривичский) и восточный (словенско-крисичско-мерянский)⁸³. Е.И. Горюнова отстаивала версию двух этапов славянской колонизации. Первый (X-XI вв.) характеризуется расселением кривичей в Тверском Поволжье, а совместно со словенами нвгородскими - в Ярославском Поволжье и Суздальском крае. В течение второго этапа (конец XI-XII вв.) метисное славяно-мерянское население осваивало более восточные районы Волго-Окского междуречья⁸⁴.

По небольшим размерам и значительному территориальному отстоянию друг от друга кривичских длинных курганов на Верхней Волге В.В, Седов судит о том, что "до IX в. на верхнюю Волгу проникали лишь их небольшие изолированные группы"⁸⁵. В Западной половине междуречья, примыкающей к Верхнему Поднепровью, в IX - начале XI вв., как и ранее, продолжали расселяться отдельные немногочисленные кривичские группы переселенцев. В то же время, поток переселенцев из Новгородской земли был весьма значительным.

Западные области Волго-Окского междуречья традиционно принадлежали балтским племенам (отчасти родственным носителям позднедьяковской культуры Москворечья и Верхневолжья), восточную же часть заселяли поволжские финны⁸⁶. Многое в истории Верхневолжья пока остается туманным, в частности, выяснить детально, как протекали здесь этногенетические процессы в VII-VIII вв., пока не удается⁸⁷.

А.А. Спицын также полагал, что из Смоленского Поднепровья вышло славянское население Верхнего Поволжья и Владимиро-Суздальской земли. Материалы раскопок во владимирских курганах, произведенных А.С. Уваровым и П.С. Савельевым, по его мнению, показывают, что оставлены они были именно смоленскими кривичами⁸⁸.

О кривичской миграции в междуречье Волги и Клязьмы определенно свидетельствуют браслетообразные завязанные височные кольца. Ареал этих украшений начинается узкой полосой от поречья Волги, Москвы-реки и Клязьмы и расширяется к востоку, охватывая Ярославское Поволжье и всю Ростово-Суздальскую землю⁸⁹. Во Владимирском крае кривичи пересекли Клязьму и заселили часть мещерско-муромской территории (вплоть до северных районов Рязанщины). Самые отдалёные от Смоленщины точки кривичского расселения являются курганы в бывшем Касимовском уезде Рязанской губернии⁹⁰.

Начало интенсивной волны кривичского расселения в Волго-Окском междуречье относится к XI в, когда возникают новые могильники и увеличивается количество курганных групп на Ярославщине и в Ростово-Суздальском крае. Волго-Окское междуречье осваивалось массами славянского населения, занятого сельскохозяйственной деятельностью. Переселенцы были заинтересованы в земельных участках и, осев на землю, становились коренными жителями края⁹¹.

А.Е. Леонтьев и Е.А. Рябинин закономерно утверждают, что на первых этапах славянской колонизации Волго-Окского ареала (IX-X вв.) "освоение осуществлялось небольшими разрозненными группами переселенцев (общинами). В курганах этого периода мерянских элементов ещё нет"⁹². Взаимодействие этносов начинается в конце этого периода, когда культура мери пополняется новыми элементами. Находки смешанных курганов и поселений говорят о нередких случаях славяно-мерянских браков. Позже прекращают функционировать и укрепленные поселения последних - племенная организация мерян нарушилась. "Меря как этнос перестала существовать, по-видимому, в XII в". После этого периода ещё пару веков сохранялись отдельные мерянские островки⁹³. Основными создателями культуры второй половины I тыс. н. э. Волго-Клязьминья были все же среднеевропейские переселенцы. Только под их воздействием здесь могла сложиться новая поселенческая структура и мог возобладать земледельческий тип экономики. Очевидно, что ведущая роль в их развитии [основ культуры и быта древнерусского населения этого региона] принадлежала среднеевропейским переселенцам и их потомкам⁹⁴.

Далее инфильтрация кривичей отмечена применительно к территориям марийцев, на чью культуру они оказали заметное влияние, и рязанского Поочья. В составе населения Рязанского Поочья по материалам разанско-окских могильников выделяются две этнокультурные группы. Одну из них составляет местное поволжско-финское население, вторую - переселенцы из Верхнеокского региона⁹⁵.

В.В. Седов полагает, что славяне - носители браслетообразных височных колец с сомкнутыми или заходящими концами, осевшие в середине I тыс. н. э. в западных районах Волго-Окского междуречья и междуречье Волги и Клязьмы,- в течении нескольких столетий ассимилировали проживавшие здесь балтские и финноязычные племена и стали ядром-основой древнерусского населения Северо-Восточной Руси⁹⁶. Наравне со словенами ильменскими кривичи из Смоленской и Полоцкой земель привнесли на эти территории свой курганный обряд. При этом важно не забывать, что, согласно полученным курганным материалам, их миграции осуществлялись уже на освоенных другими славянами территориях⁹⁷. В условиях XI-XIII вв., когда древнерусское население Северо-Восточной Руси было метисным по происхождению, отнести грунтовые могильники к славянам ранней миграционной волны, а курганные кладбища к более поздним этапам славянской колонизации, однако, невозможно. Очевидно, что кривичи в той или иной степени лишь пополнили древнерусское население будущей Ростово-Суздальской земли. Можно говорить о том, что

В этом ракурсе интересен факт отсутствия преемственности между антропологическим строением средневекового населения Северо-Восточной Руси, восстанавливаемым по скелетным остаткам в курганах, и современным русским населением тех же территорий. Этот факт подверждает идею о наличии на этих территориях с середины I тыс. н.э. ранних славянских переселенцев, отличных от следующих потоков по антропологическому строению (равно как и диалектным признакам, демонстрирующим глубокую архаичность и ранее отделение от праславянского) ⁹⁸. Ильменские словене и смоленско-полоцкие кривичи, очевидно, были менее многочисленны и со временем растворились в славянской среде первой волны колонизации Ростово-Суздальской земли⁹⁹.

Массив славянского населения в Волго-Окском регионе, нужно полагать, был весьма многочисленным и довольно активным. Та же картина наблюдается при инфильтрации славян в среду мурома. Особые височники также начинают носить финноязычные женщины¹⁰⁰.

В целом можно заметить, что курганы описываемого региона богаче вещевым материалом, чем погребальные насыпи Смоленской и Новгородской земель. Это объясняется отнюдь не богатством населения междуречья Волги и Клязьмы, а особенностями погребального ритуала, которые, нужно полагать, восходят к погребальной обрядности финно-угорских племен¹⁰¹.

Зафиксировано кривичское влияние и на Вологодской земле. Северная ориентировка погребений в местных курганах, как известно, свидетельствует о присутствии финских элементов, наличие же браслетообразных щитковоконечных и браслетообразных завязанных височных колец говорит о сосуществовании новгородских словен и кривичей с финскими племенами¹⁰². По способу ношения височных колец и типам головных уборов лучше выделяется кривический элемент. Погребения, содержащие раннюю группу вещей, находят аналогии в древностях кривичей и в соседних с ними областях Волго-Клязьминского междуречья, где найдено максимальное число браслетообразных височных колец с завязкой на одну сторону. Именно такого типа браслетообразные височные кольца найдены на могильнике Новинки I и II.

Иначе проходило заселение Вятско-Камского края, участники которого земледельцами не были. Это были представители новгородской администрации, торговцы и ремесленники - иными словами, горожане. Такого рода колонизации носила поверхностный и ограниченный характер, не меняя этническую карту края по сути¹⁰³.

Сходная картина отмечалась и в ходе экспансии новгородско-псковского населения на северные территории. В IX-XIII вв. носители завязанных браслетообразных височных колец распространились достигли Белозерья¹⁰⁴.

С X в. выходцы из Новгородской и Псковской земель начали проникать в северные земли финского ареала, на рубеже XIII–XIV вв. отмечается их активное проникновение в Заонежье. Здесь впереди шли ушкуйники с целью охоты на пушного зверя, покупки пушнины у местных охотников или грабежа населения для захвата мехов. Постепенно грабеж перерос в планомерный сбор дани новгородцами. Сборщики дани иногда задерживались на подвластных территориях. Они должны были где–то зимовать и складировать меха. Так появились первые новгородские фактории на территории края¹⁰⁵. Следом за ушкуйниками и сборщиками дани шли боярские «прикащики» в поисках пригодных для занятий земледелием мест. Характер же крестьянской колонизации Севера носил преимущественно мирный характер, ибо они переселялись в этот край в поисках спокойных условий для земледелия. В тех местах, которые уже были в какой-то мере освоены весью или корелой, они селились чересполосно или рядом с ними¹⁰⁶.

Необходимо обговорить и судьбу дославянского населения колонизированных кривичами территорий. Вероятно, на первых порах часть дьяковского (финского) ареала не была затронута воздействием культуры пришлого населения и продолжала обитать в небольших неукрепленных селениях, сохраняя прежний хозяйственный уклад¹⁰⁷. Со временем, нужно полагать, число таких станов постепенно уменьшалось, позже они сохранялись лишь в отдаленных лесных микрорегионах, в местностях, не пригодных для пашенного земледелия. В основных местах оседания среднеевропейского населения финноязычные аборигены сразу же вступали в контакты с пришельцами. В.В. Седов пишет, что в округе озера Неро, регионе большой концентрации пришлого населения, меря довольно быстро смешались со славянами, в результате чего "сформировались единые поселения и могильники с общей культурой второй половины I тыс. н. э. Постепенно она распространилась по всему междуречью Волги и Клязьмы"¹⁰⁸. При этом в условиях длительного сосуществования и симбиоза этноним меря распространился на всё население этой территории¹⁰⁹.

Анализируя представленные выше данные, можно констатировать следующие особенности освоения кривичами новых территорий. Во-первых, многое зависело от мотивов, толкавших на переселение. В подавляющем большинстве случаев колонизация, продиктованная поиском новых плодородных земель и оттеснением части кривичей с исконных территорий, носила мирный характер и осуществлялась рядовым сельским населением (в главе 2 мы несколько расширим конкретизацию). При таком сценарии развития событий, пришельцы селились чересполосно с местным (преимущественно финским) населением, постепенно налаживая с с ним социальные контакты в виде совместного образования новых поселений, браков и т.д. Именно этим можно объяснить часто смешанный характер древностей в местных погребениях. Постепенно автохтонное население было ассимилировано и инкорпорированного в структуру будущего древнерусского населения этих земель.

В некоторых же случаях имело место переселение «сверху», диктовавшееся жаждой наживы или административными нуждами, не затрагивающее коренного положения вещей в ареале. В этом случае немногочисленное прибывшее население часто поглощалось именно местными автохтонами.

Говоря о балансе и степени активности разных славянских групп, необходимо подчеркнуть, что, хоть в целом славянская колонизация проходила весьма бурно, разные ее этнические компоненты участвовали в процессе в неодинаковых масштабах. Активнее всего практически во всех регионах вели себя новгородские словене и кривичи, впрочем, первые значительно превосходят в масштабах и степени закрепления достижения вторых. Наиболее успешной и продуктивной во временной перспективе была (чаще всего совместная) колонизация Верховьев Волги и Волго-Окского междуречья.

• Повседневная материальная культура.

Продолжить разговор о культуре кривичей следовало бы характеристикой их каждодневной культуры. Рассматривать её мы будем по принципу «от большого к малому». Много ли вообще можно рассказать о жизни кривичей в исследуемую эпоху? Навряд ли. Очевидно, что собирать данные придётся по крупицам. Из поддающихся анализу на основе данных археологии (возможность привлечения других источников появляется лишь в редких случаях) аспектов можно отметить гипотетическую способность реконструкции особенностей жилища, утвари (правда в нашем случае она практически идентична общеславянским образцам, посему неинформативна как маркёр), украшений (курганные материалы позволяют восстановить интересные их особенности) и одежды (в принципе поддающейся лишь косвенной и натянутой реконструкции по курганным материалам в виду плохой сохранности). Мы постараемся обрисовать общие тенденции и найти хотя бы некоторые этноопределяющие кривичские особенности в этих данных.

Основным типом кривичских поселений середины - 2-ой пол. I тыс. н.э. были селища - неукрепленные поселения, изученные ещё довольно слабо¹¹⁰. Однако заметно, что первые кривичские поселения в бассейне р. Великой и в верховьях Западной Двины появляются в середине I тысячелетия н.э., то есть параллельно с возникновением длинных курганов¹¹¹. Часть из них, вероятно, основывалась на местах с богатой археологической историей. Так, городище на месте Псковского кремля было основано ещё неславянским населением. "По облику культуры нижние слои этого поселения относятся к поселениям дьяковского типа". В середине I тысячелетия н.э. облик Псковского городища претерпевает значительную трансформацию в виде значительно увеличившегося размера поселения и вытеснения полуземлянок наземными постройками с глинобитным полом и каменным очагом. Меняется и общий облик хозяйственной деятельности - ее основой становится земледелие и скотоводство на месте прежних скотоводства, охоты и рыболовства, широко распространяется ремесленное производство, меняется характер керамики (дьяковская керамика сменяется глиняной посудой, характерной для КДК).

В VIII в. в кривической земле строятся первые городища, например, Изборское с наслоениями VIII-XIII вв. От построек до нас дошли в основном печи и очаги, но есть и остатки жилищ, погибших в результате пожаров. Жилыми постройками были наземные срубные дома размерами от 3,5 х 3 до 4 х 4 м. с деревянными полами и отопительными устройствами, занимавшими один из углов - типичные жилища для северной группы восточных славян (такие же жилища характерны для раскопок в Пскове, Ладоге и Новгороде) ¹¹². Размеры подобных срубов определялись преимущественно свойствами строительного материала. Они оказываются наиболее устойчивыми в течение многих столетий¹¹³. Эти жилища ведут свое начало из прародины кривичей на территории праславянской пражско-корчакской культуры. Все исследованные печи были глиняные, в плане округлые или овальные размерами от 0,5х0,7 до 1,2х1,5 м. «Они имеют свои прототипы в месте прежнего расселения кривичей в верхнем течении Вислы»¹¹⁴. С 11 в. в Изборске и других местах глиняные печи меняются на каменки.

На мысу Изборска была устроена и специальная возвышенная площадка для вечевых сходов и праздненств. Вопрос о вечевых традициях очень показателен. Новгородское отстояние Рюрикова городища (княжеской резиденции) от детинца и собственно города не случайно. Сходная ситуация характерна для Пскова, где резиденция князя находится вне городской цитадели; для Смоленска, где княжеский дворец на Смядыни размещался даже в отдалении от городского посада; для Ростово-Суздальского княжества, где князь еще более центробежен по отношению к древнейшим центрам, обосновавшись в удаленном от них Владимире¹¹⁵. Легко заметить, что во всех случаях речь идет о городах с особенно устойчивыми вечевыми порядками. Очевидно, что в кривичских землях подобные вечевые традиции были сильны. Явственно, что на юге княжий двор находился в центральной крепости, а здесь - в Новгороде, Смоленске, Пскове - вне ее стен, а в ростовском Ополье по тем же причинам Владимир Мономах перенес свой двор на Клязьму и основал там свой княжеский город, противопоставляя его боярско-вечевому Ростову. Возможно, князь в этих землях был вторичен по отношению к тем общественным силам, которым города были обязаны своим возникновением . «Все это свидетельствует о каких-то иных первоначальных основах политической жизни этих городов, чем в трех южных столицах», и князья играют здесь иную, менее самостоятельную роль, хоть без них нельзя обойтись и здесь, в условиях вечевого строя. Это и позволяет утверждать, что «освоение севера и северо-востока происходило первоначально не под эгидой князя, не под его руководством, а самостоятельно, в процессе ухода населения из летописной Русской земли»¹¹⁶.

Весьма допустимо сделать и некие выводы относительно размеров кривичских деревень. По материалам Сводной таблицы размеров населенных пунктов сельского типа X-XII вв. ¹¹⁷, в которую попали данные о 74 раскопанных селищах, можно судить о величине в том числе и поселений кривичского ареала. Так, средние размеры населенных пунктов (за вычетом максимальных величин - по-видимому, наиболее крупных селений) Великолужщины находятся в диапозоне 1.200-8.000 кв. м. (от 0,12 до 0,8 га). На Смоленщине средние показатели варьируются в пределах 1,587-15.000 кв. м. (от 0,587 до 1,5 га). В Тверской и Ярославской областях показатели выше - примерно 3 и 2 га соответственно (Приволжские районы являются одним из мест наиболее плотного сельского заселения).

Как и на прочей территории Северо-Запада и Северо-Руси, кривичские поселения, очевидно, были небольшими и малодворными. Так, в курганных группах преобладают группы в 15-20 насыпей. Эти данные соотносятся с последующей картиной расселения М.В. Витова: "В середине XVI в. в бывшем Костромском уезде преобладающимм размером селения была деревня в 2-4 двора, а Ростовском уезде - 1-2 двора, в Ярославском и Московском уездах - 1-3 двора"¹¹⁸.

При такой форме расселения особенно важны были вопросы обеспечения сообщения. По бездорожью северо-западных и северо-восточных областей Руси удобнее всего было бы перевозить что-либо не на волокушах, а на телегах, однако, как и на прочих территориях, употреблялись они не часто. Однако единственное колесо домонгольского периода найдено на Руси именно на Смоленщине¹¹⁹(к 1959 г.). Очевидно, что чаще пользовались замёрзшими руслами рек в качестве удобных "магистралей" для саней - довольно концентрированная и разветвлённая речная система Русской равнины это позволяла. В зимнее время активно использовались и лыжи, находки которых имели место во Пскове (здесь была найдена лыжная палка - при том, что чаще опирались при ходьбе на одно лишь копье), а также на Гродненщине, Новгородщине. Необходимо отметить и сообщение Константина Багряногродного о кривичских корабельных дел мастерах, изготавливающих лодки-однодревки - "ладьи". Находки сосновых досок для бортов лодок и еловых досок из нижней части ствола с корневищем в Ладоге и Новгороде аналогичны современным судостроительным приёмам северных русских кустарей. "Следовательно, описанные П.А. Филипповым приемы русских кустарей-судостроителей были известны ещё в древней Руси"¹²⁰.

Обратимся и к наиболее показательному и интересному вопросу костюма. Женский убранство смоленско-полоцких кривичей отличалось разнообразием. Различные браслетообразные завязанные височные кольца¹²¹ прикреплялись к лентам, либо с помощью "кожаных ремешков к головному убору типа русской кички с твердой основой"¹²². В Синьговском кургане №2, являющимся кривичским, были обнаружены браслетообразные завязанные височные кольца, которые характерно «заплетались в волосы косичками, толщиной в мизинец, из трех прядей волос каждая». В курганах Коханы височные кольца «заплетались маленькими косичками в волосы и прикреплялись к ним этим способом, не прибегая к помощи особых ремешков»¹²³. При втором прослеженном нами способе ношения височных колец они не вплетались в волосы, а крепились к головному убору. В этом случае все кольца найдены не в районе виска, а на уровне ушей, перекрывая их.

Очевидно, некоторые из височных колец носились просто в ушах, как серьги¹²⁴. Первый способ пошения височных колец [вплетенных в косы] характерен для девушек, второй [с головным убором] — для замужних женщин. Полевые наблюдения позволили также сопоставить девичью прическу домонгольского времени с прической Правобережья Днепра XIX—XX вв.¹²⁵.

Головные уборы сохраняют архаичные черты - они разграничивали положение женщин, играли значительную обрядовую роль. Подобная связь головных уборов с их социальной функцией также установилась ещё в "племенной" период¹²⁶. Головной убор изготавливался из бересты и ткани, именно поэтому дошёл до нас лишь фрагментально. Иногда подобные уборы украшались нашивными бляшками, пластинками, привесками, стеклянными предметами. В Торопецком уезде был найден даже венчик из парчи.

На Вологодщине были найдены остатки примечательного головного убора (см. Приложения, рис. 6). Форма нашитых на него бляшек была разная (округлая и удлиненная), лучше всего сохранились они у висков. Это прямоугольные бляшки удлиненной формы с фигурным коротким краем. По углам бляшек имеются дырочки для пришивания. Височные кольца, очевидно, крепились непосредственно к головному убору, так как находились на уровне ушей¹²⁷. Безусловно констатируется наличие у кривичей и известно по раскопкам Н. И. Савина и Е. А. Шмидта кокошника¹²⁸, расшитого металлическими бляшками. Видимо, кокошники носились как в сочетании с височными кольцами-подвесками, так и в сочетании с серьгами¹²⁹.

Шейные ожерелья состояли из бус (иногда с металлическими привесками). Наиболее распространены на территории смоленско-полоцких кривичей стеклянные цилиндрические или бочкообразные позолоченные и посеребренные бусины. Среди сердоликовых бус наиболее популярными были бипирамидальные по форме. У кривичей встречались также хрустальные и янтарные бусины. В качестве привесок использовались лунницы, круглые ажурные или пластинчатые подвески и крестики, клыки животных в качестве амулетов, различные привески в форме ложечек, ключей, гребешков. На шнурках или цепочках носили изделия в виде пластинчатого конька (собачки) - ещё один маркер смоленско-полоцких кривичей (80% подобных находок сосредоточено на их территории) ¹³⁰. Браслеты и перстни принадлежат к общерусским типам. В раскопках курганов Смоленской области также встречаются тканые тесьмы с "выбраным" узором, иногда переданным нитями более светлого оттенка (рис. 12 - 8, образец №33)¹³¹.

Попадаются в смоленско-полоцких курганах и гривны. Интересно, что традицию ношения вышитых ожерелий Г.Г. Громов возводит как раз ко временам распространения шейных гривен, «бывших как мужским, так и женским украшением ещё в "племенной" период»¹³². Мало обнаружено курганов с предметами вооружения, равно как и предметами обихода - ножами, пряслицами, шильями, кресалами¹³³. В отличие от женских захоронений, частью мужского костюма являлись поясные набор с поясными кольцами и пряжками. Неоднократно найдены грибовидные или шарообразные металлические пуговицы, подковообразные застежки для плащей, железные ножи и глиняные горшки¹³⁴. Находки наконечников стрел, серпов и кос, сошников, рыболовных крючков, костяных гребней единичны.

Шейные ожерелья псковских кривичей состояли преимущественно из малого числа мелких стеклянных бусин синего, зеленого, желтого и белого цветов. Каменные бусины очень редки. Привески - лунницы, монетовидные или монетные, бубенчики и прочие – были единичны. Шейные гривны попадались как редкое исключение. Чаще встречались «надгрудные подковообразные застежки, которые носили и женщины, и мужчины»¹³⁵. Браслеты и перстни общерусских типов были найдены в целом ряде курганов. В мужских захоронениях изредка встречаются поясные пряжки и кольца. Иногда встречаются ножи и глиняные сосуды (при единичных трупоположениях).

Данные промежутка между раннесредневековым этапом кривичских древностей и поздней этнографией малочисленны, однако в ряде случаев они отображают преемственность и устойчивость самой традиции¹³⁶. В подобных случаях аппеляция к этнографии за неимением иных данных бывает уместна¹³⁷. «Некоторые части костюма оставались традиционно неизменными в силу суеверных представлений об особой магической роли их в жизни человека». Так, связь понёвы с обрядами и древними традициями обусловили долгое сохранение последней, особенно у крестьян¹³⁸. Наиболее устойчивыми к изменениям оказывались нательная одежда, некоторые украшения и детали одежды, связанные с обрядами, половозрастными различиями и другими представлениями, прочно коренившимися в сознании всех слоев населения. Верхняя одежда изменялась быстрее и отражала сословные различия¹³⁹.

По-видимому, мужские рубахи имели древнейший туникообразный покрой и прямой разрез ворота. Мальчики же и девочки носили "сорочки" до перехода в старшую половозрастную группу¹⁴⁰. Возможно, и женские рубахи отличались древнейшим покроем – туникообразным, продиктованным шириной ткацкого стана. Подобная конфигурация вытекает из ценности полотна и необходимости максимальной экономии¹⁴¹. Археологические данные и летописные миниатюры указывают на то, что в качестве повседневной обуви повсеместно использовалась именно кожаная (за исключением работ во хлеву и др., на которые одевалась обувь типа лаптей) ¹⁴². Это могли быть сапоги или поршни. В крестьянских семьях одежда от начала до конца готовилась руками женщин. Подобный консерватизм коренился не только в особенностях производства, зависевшей от господства ручного труда, но «в том особенном отношении к одежде, которое владело умами того времени»¹⁴³.

Подводя итоги этому краткому обзору, можно постановить следующие особенности материальной культуры кривичей. В качестве жилища использовались стандартные и характерные для среднеевропейских памятников срубы, отапливающиеся, опять же, весьма распространённого типа глиняными круглыми печьми, располагавшимися в углу дома. Предметы повседневного обихода в большинстве случаев характерны для соседних восточнославянских областей. Костюм, в целом, также универсален для своего времени. Однако существует ряд его особенностей чисто кривичского характера, выделяющих их как особую этническую группировку, например, характерные височные кольца и способы их ношения, сочетание собственных и субстратных элементов в украшениях, наличие уже в исследуемый период остатков головных уборов типа кичек и кокошников. Многие исследованные выше особенности, как уже указывалось подстрочно, находят аналогии в поздней этнографии, что может указывать на некоторую долю преемственности средневекового населения. Но что расскажут нам об этом смежные дисциплины?