МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ М.В.ЛОМОНОСОВА

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Кривичская проблема и этнографические данные.

Курсовая работа

студентки 5 курса, в/о

Давыдовой Н.

Научный руководитель –

К.и.н. Туторский А.В.

Москва, 2012

Содержание

1. Введение (С. 3)

2. Источники исследования (С.13)

3. Историография вопроса (С. 20)

4. Глава 1. Кривичская проблема в ракурсе археологических данных (с. 22)

• Особенности возникновения и распространения культуры длинных курганов (С. 22)

• Направления кривичской колонизации и её основные характеристики (С. 38)

• Повседневная материальная культура (С. 48)

5. Глава 2. Взгляд через призму смежных дисциплин (с. 58)

• Возникновение и особенности кривичских говоров (С. 58)

• Ономастические исследования вопросов преемственности (С. 67)

• Антропологическая изменчивость кривичских общностей (С. 74)

• Позиция генетики (С. 79)

6. Заключение (С. 86)

7. Список литературы (С. 89)

8. Приложения (С. 92)

Введение.

В настоящее время вопрос этногенеза славян сопряжён с рядом нерешённых дилемм. Ключевые его события и фундаментальные основы до сих пор являются предметом оживлённейшего научного дискурса. В этих условиях количество новых (часто гибридных) теорий, концепций и трактовок продолжает неуклонно расти, при этом не выработано общей «генеральной» линии и по ряду первостепенных вопросов. Заселение Восточно-Европейской равнины представляется нам одним из них.

Проблемы фактической неуловимости этногенетической базы и направлений расселения кривичей по письменным источникам обнаруживают себя ещё в искомую легендарную эпоху. Вероятно, даже во времена Древней Руси, гораздо меньше отстающие от описываемых событий, чем мы, вопросы эти были не очевидны.

Необходимо отметить, что первоначальные источники в виде летописных данных, служившие основой для составления первых научных обзоров по истории Древней Руси, противоречивы по своей сути. Помимо общей ограниченности имеющихся у летописцев географических и исторических сведений, мы имеем дело и с позднейшими правками (часто в угоду интересам того или иного княжеского стола), и с личным пристрастием (например, в оценке общей культуры язычников или враждебных соседних племён), в конце-концов, и с утерей больших фрагментов сводов. Ориентация составителей на подробное ежегодное изложение большого числа фактов и событий неминуемо сопряжена с упущением в повествовании малозначимых для их современников само-собой разумеющихся вещей. Исходя из вышеописанного, данные летописей (впрочем, как и большинства раннесредневековых письменных источников) могут быть полезны лишь для составления общего представления о ситуации в интересующем регионе и обозначения пунктирных линий его этнической истории. Однако кое-что из письменных источников в русле нашей темы до нас все-таки дошло. Что же мы имеем?

Сознательно опустим моменты обстоятельного анализа перечисляемых данных - подробно этот аспект будет рассмотрен собственно в главах работы. Обратимся лишь к выдержками. Первое упоминание о кривичах в Повести временных лет гласит: "От сихъ же и кривичи, иже сѣдять на верхъ Волги, и на вѣрхъ Двины и на вѣрхъ Днѣпра, их же градъ есть Смоленск"¹. Интересно, что, согласно своду, логически вырисовывается следующая схема: славянские племена "приходили и садились" на свои территории, а неславянские на них уже "сидели". При этом применительно к кривичам летописцем также используется обозначение "сидящие"² - говорит ли это об автохтонности или о более раннем их расселении по территории Восточно-Европейской равнины? Оправданный ответ мы получим ближе к концу нашего исследования.

Далее наряду со словенами и меря они упоминаются под 862 г. в качестве непосредственных участников призвания варягов, что можно трактовать, во-первых, как свидетельство существования некой внутриплеменной консолидации и своих оформившихся особенностей у каждого из племен, во-вторых, как показатель какого-то уже сложившегося полиэтничного объединения выше упомянутых («конфедерации») ³, в-третьих, как косвенное подтверждение удельного веса кривичей в регионе и активности участия в его политической жизни. В этом же году находим: "перьвии насельници... в Полотьски кривичи". В 1140 и 1162 гг. в Ипатьевской и под 1129 и 1162 гг. в Воскресенской летописях полоцкие князья названы кривичскими. По контексту упоминания Изборска так же ясно, что последний причисляется составителем к их ареалу, а в Архангелогородском же летописце напрямую говорится об Изборске как о городе кривичей. Суммируя выявленные указания, можно определить исконные летописные области последних как Смоленскую, Полоцкую и Псковскую земли. Позже, как мы увидим из дальнейших глав, смоленско-полоцкие кривичи приняли участие в колонизации более восточных земель Волго-Окского междуречья, тогда как часть псковитян, не ассимилированная ильменскими словенами, направилась к Северу.

ПВЛ атрибутирует этноним кривичи с их легендарным прародителем Кривом. Но наиболее убедительное, по мнению В. Топорова, объяснение этнонима крив- предполагает связь с обозначением высшей жреческой должности в прусско-литовской зоне (с двумя крупными святилищами в Ромове и Вильнюсе)⁴. В этом случае кривичи могут восприниматься как своего рода племя жрецов, священнослужителей. С балтами В. Топоров связывает и происхождение лтш. (полиэтничного на его взгляд) krievi как современного обозначения русских: возможно, изначально оно «связывалось с теми славизирующимися (или славизированными) потомками западных балтов, которые вошли в соседство с латышами, пребывали какое-то время к востоку от них и, в конце-концов, дали своё имя для обозначения всех русских»⁵.

По мнению же О. Трубачева, ряд названий летописных племён с суффиксом -ичи: вятичи, радимичи, дреговичи, лютичи, - имеющим явно славянское происхождение и не находящим аналогов в балтских языках, явственно иллюстрирует славянский характер этнонима кривичи⁶. Он основан на указанном выше сходном с прочими патрономическом инструментарии: "кривичи" как потомки Крива, "радимичи" как потомки Радима и "вятичи" - потомки Вятко. Иного мнения придерживается Г.А. Хабургаев, полагающий, что суффикс -ичи- в племенном названии мог появиться не раньше IX в. и применялся в наименовании ассимилируемых инородческих этнических групп⁷.

Интересно, что похожее название по сочинениям Константина Багрянородного зафиксировано и на Пелопонесском полуострове - топоним Kryvitsani , очевидно, связанный со славянским этнонимом кривичи. Восточнославянских кривичей он называет почти тождественной пелопонесскому варианту формой⁸, что также может свидетельствовать о славянском происхождении термина (кроме того, вспомним его "кривичей... и прочих славян")⁹.

В ПВЛ упоминаются и некоторые особенности культурной жизни кривичей и некоторых других племён, противопоставляемых полянам: «А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывали, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как и все звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни, и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, а затем делали большую колоду, и возлагали на эту колоду мертвеца, и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах по дорогам, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи» ¹⁰.

Очевидно, что древнерусская письменная традиция отождествляет кривичей с «нечестивыми» христианами. Чему, однако, они обязаны такому «колоритному» описанию? В каких условиях мог сложиться такой устойчивый ассоциативный комплекс? Сей факт неразрывно связан с историей возникновения этнонима. Возможно, язычники кривичи – это несущие «кривду». Вспомним и жреца Криве со столь же кривым посохом.

Кроме того, источники обнажают связь язычников-кривичей с весьма определённым божеством - Велесом. По мнению Ю. Лаучуте и Д. Мачинского, проанализировавших лингвистические и мифологические источники, именно древнерусские письменные памятники свидетельствуют о возникновении пары Перун - Велес на севере Руси. "Обращая внимание на археологическое присутствие кривичей в низовьях Волхова и в Верхнем Подвинье, где известные топонимы Вяльсы, Вялешы и Велеса, Вялешчы, Велиж соответственно, исследователи заключают, что в формировании сакральной пары Перун–Велес важную роль сыграли именно кривичи"¹¹. Велес как покровитель племени также мог ассоциироваться с «кривизной» и увечностью, присущей большинству известных в Европе божеств «иного мира» (ср. с одноглазым Одином и т.д.).

Нельзя не упомянуть в ракурсе затронутой темы и самого известного «нехристя» не только кривичской земли, но и, пожалуй, всей Древней Руси. Речь идёт о полоцком князе Всеславе Чародее (1044-1101).

С момента волшебного рождения князю было дано «язвено», которым могло быть родимое пятно. Имеется мнение, что он «родился в рубашке», и именно часть плаценты носил как талисман¹². С этим, вероятно, и связывается его «магическая способность» превращаться в волка по собственному желанию (данный факт также может быть осмыслен как свидетельство кривизны (избранности, сакральности). Прозвище «Волх» из былины про Волха Всеславича, с которым часто отождествляют Всеслава, происходит от термина вълхвъ "языческий священник, чародей". Эти мифологические черты Всеслава Чародея, известные из «Слова о полку Игореве» (способность перекидываться в волка) и былины про Волха Всеславича (рожденного от змея), хорошо согласуются с древнеиндоевропейскими представлениями о властителе-волке и змее (ср. бога Велеса, с которым также связаны волчий и змеиный культы) ¹³.

Так или иначе, но мы с определённой долей вероятности можем констатировать древнерусское представление о кривичах как о носителях устойчивых древних языческих культов даже после принятия христианства на Руси. Быть может, именно этим, а также противостоянием Полоцка Киеву, может объясняться скупость летописных данных об этом племени. Найти сообщения о кривичах в анналах соседних племен и государств можно и после XII в., однако очевидно, что с момента принятия христианства, налаживания торговых связей, всеобщей унификации культуры на фоне христианства характерные черты всех основных племен начинают стираться. В южнокривичских областях этот процесс ускорялся за счёт инкорпорации и ассимиляции колонизируемых ими племён Востока и Северо-Востока. В северных же областях необычные этнографические черты за счёт большего некоторой изоляции и отстояния от миграционных потоков могли сохраняться чуть дольше.

Достаточно ли летописных данных для составления всестороннего представления о возникновении, расселении и культуре кривичей? Разумеется, нет. Но какие ещё исторические сведения и данные смежных наук мы можем привлечь? Наблюдается ли единство в ключевых вопросах кривичской проблемы?

Казалось бы, на современном этапе развития гуманитарных наук, который сопровождается использованием новых методов, глобальной систематизации и технических инноваций, большинство сопряжённых с архаическим дописьменным периодом вопросов давно должны были найти положительное решение. Однако подобного положения вещей не обнаруживается. Особенно незаслуженным кажется нам факт недостаточного внимания на ключевые моменты формирования всего древнерусского населения со стороны этнологов – тех, в чьих силах восстановить облик утраченной культуры и институтов посредством беспрецедентно широкой относительно других дисциплин методологической базы. Только анализируя и суммируя имеющиеся в распоряжении науки данные, можно получить наиболее реалистичную, жизнеспособную и многогранную картину канувшей эпохи. Именно всестороннее исследование и сопоставление накопленных наукой последних столетий данных, освещающих проблему возникновения и расселения кривичей, и послужило целью написания данной работы. Необходимо выработать поэтапный критический подход к анализу уже имеющихся сведений. Каким же способом можно приоткрыть завесу вековых тайн?

Стартовой точкой в нашем случае является анализ и систематизация материальных источников, в первую очередь археологических. Культура длинных курганов является наиболее признанным и характерным атрибутом кривичской племенной общности, именно на обзорах результатов раскопок этих погребений базируется основная часть современных знаний о культуре названной группы. Однако подобная преимущественно «немая история» этих памятников не в состоянии дать ответ на целый комплекс вопросов. Во-первых, в виду обряда погребений по типу трупосожжения до нас дошла лишь незначительная часть изначального вещевого комплекса курганов. Во-вторых, в них сохранились лишь металлические изделия и остатки керамики, тогда как предметы основного обихода (в том числе и одежда) до нас не дошли. В-третьих, как мы заметили выше, связывать данную культуру с исследуемой этнической общностью только на основе совпадения памятников культуры длинных курганов с летописным ареалом расселения кривичей неверно априори. Нам ли не знать, сколь многочисленны и противоречивы этноопределяющие признаки применительно к современным этносам? Что уж говорить о временах ушедших. Именно поэтому необходимо сопоставить противоречивые данные археологии с наработками смежных дисциплин, ведь, как известно, в споре рождается истина.

Следующий этап нашего исследования призван сопоставить между собой данные гуманитарных наук по заявленной проблеме. Мы попытаемся сравнить концепции кривичского этногенеза в русле диалектологии, ономастики, антропологии и генетики. Каждую из этих дисциплин отличают свои методологические подходы и инструментальная база – тем интереснее для нас будет выявить возможные точки пересечения при анализе результатов проводимых ими исследований.

Географический ареал исследуемой общности крайне велик – это как собственно («исконно») кривичские земли (Псковщина, Смоленщина, Полоцкие земли, часть Новгородщины), так и колонизированные ими или с их участием позднее (Верховья Волги, Волго-Окское и Волго-Клязьминское междуречья, частично и более далёкие регионы). Хронологические рамки работы оправдано установить преимущественно в пределах VII-XIII вв. – времени наиболее активного «заявления о себе» со стороны кривичей – но, разумеется, вопросы этногенеза и исчезновения с исторической арены / ассимиляции требуют привлечения данных и более ранних / поздних эпох.

Мы попытаемся проследить кривичскую культуру сквозь века в своей динамике, попутно отмечая ее особенности, имеющие место и в более поздние эпохи. Данные между раннесредневековым этапом кривичских древностей и поздней этнографией малочисленны, однако в ряде случаев они отображают преемственность и устойчивость самой традиции¹⁴. Полученная картина поможет не только составить цельную и последовательную картину культурной преемственности в указанных выше регионах (что ранее было осложнено отсутствием или противоречивостью редких дошедших данных ранневосточно-славянской эпохи), но и окажется хорошим багажом в возможном будущем анализе истоков тех или иных истоков позднейших региональных различий. Ведь столь громадный пласт культурообразующих в какой-то отрезок времени традиций и особенностей не мог не сохраниться, пусть даже фрагментарно и в весьма трансформированном виде, в консервативной по самой своей сути народной среде. Другое дело, что степень исторического влияния этого первоначального комплекса могла быть различна. Как бы то ни было, в данной работе мы заложим фундамент, являющийся составной частью более широкой проблемы исторической преемственности на бывших кривичских территориях – сопоставим имеющиеся на сегодня научные данные и попытаемся разрешить проблемы кривичского этногенеза, направлений расселения, культурообразующих особенностей.

Одним из важнейших стимулов к написанию работы также стало стремление выяснить роль кривичей в истории Древней Руси и колонизации различных ее областей, их вклад в общую восточнославянскую культуру. Эти незаслуженно забытые страницы нашей истории имеют право вновь напомнить о себе. Кто, если не мы, возьмёт на себя столь необходимую научную миссию?