8.3. Критика Аристотелем учения Платона об идеях

Аристотель не отрицает существование платоновских идей. Да и как можно их отрицать, если под последними разуметь, например, сущность данной вещи? Но Аристотель решительно не согласен с Платоном в том, что тот отрывал идею вещи от самой вещи. Ведь сущность вещи дол­жна находиться только в самой вещи, справедливо указывал Аристо­тель. Он верно отмечал, что основная ошибка Платона в этом вопросе заключается в том, что тот резко отделил общее от единичного, обосо­бил их друг от друга и даже противопоставил их друг другу. Но общее, считает Аристотель, должно предполагать единичное, подчинять его себе, поскольку общее есть нечто целостное, необходимое и закономерное. Таким образом, можно сказать, что идею Аристотель понимает как сумму общего и единичного, как их своеобразное единство.

Развивая дальше свою критику Платона, Аристотель считает, что если платоновские идеи есть копии, двойники реальных вещей, то по содержа­нию идеи ничем не могут отличаться от соответствующих вещей. Поэто­му идеи бесполезны для познания чувственных предметов. Это - во-пер­вых. Во-вторых, идеи бесполезны также и для существования вещей, для

их бытия, ибо "царство идей" по сути обособлено от "царства вещей" и между ними нет реального, физического взаимодействия. В-третьих, ут­верждает Аристотель, если взять какую-либо общую идею "А" и частную идею "а", то, по Платону, мы можем сказать, что общая идея есть сущ­ность идеи частной, т.е. "А" есть сущность "а". Но ничто нам не запре­щает взять еще более общую идею теперь уже по отношению к "А", на­пример "А₁". Тогда "А₁" будет сущностью идеи "А". Получается, что "А" одновременно есть и не есть сущность, что является противоречием. Сле­довательно, наш исходный тезис неверен.

В-четвертых, если теперь мы возьмем вещь и идею этой вещи, то мож­но, полагает Аристотель, найти нечто общее у этих двух "сущностей", т. е. у вещи и у идеи этой вещи, следовательно, какую-то вторую идею и так далее до бесконечности. И наконец, в-пятых, Аристотель указывает, что "наднебесный мир" платоновских идей не может объяснить возникно­вение, движение, становление и гибель мира чувственных вещей.

Поэтому, в отличие от Платона, он понимает "идею" как нечто подвиж­ное, деятельное, творческое, становящееся, а не как застывший мертвый " образец". Причем становление идей понимается Аристотелем не как фи­зическое становление, а как смысловое, "идеальное", наподобие становле­ния ряда натуральных чисел, в котором каждое число обязательно предпо­лагает другое, большее или меньшее данного.

Такую энергию, потенцию Аристотель называет энтелехией, которую можно представить в виде некоторых принципов построения структуры любой вещи:

Первым из них, естественно, является эйдос или идея как сущность вещи. Аристотель в целом не делает существенного различия между иде­ей, эйдосом и формой.

Вторым принципом построения вещи служит у него материя, т.е. то, из чего данная вещь возникает. Материя есть лишь возможность осуще­ствления эйдоса (идеи, формы).

Третьим принципом выступает движение вещи. По Аристотелю при­чиной движения вещи является другая вещь, которую в свою очередь дви­жет третья и т. д. Таким образом он приходит к идее первотолчка, перво-двигателя, который является причиной самого себя, поэтому он сам не­подвижен. А мы уже говорили о том, что такой внутренний источник дви­жения в античности понимался как Душа, которая интерпретировалась как энергия Ума. Так у Аристотеля появляется идея Ума - перводвигателя, как идеи всех идей. Этот Ум - перводвигатель считается философом выс­шей ступенью бытия, Богом, тождественным Космосу. Наконец, четве тый принцип построения вещи - это та цель, к которой движется каждая вещь. Такой целью Аристотель считал Благо, Бога как высшую цель и высшее Благо.

Иногда эти принципы называют также причинами бытия, выделяя, со­ответственно, формальную причину, материальную, действующую или про­изводящую и целевую или конечную.

У нас нет возможности рассматривать другие философские течения и школы античности (скептицизм, стоицизм, эпикурейство, неоплатонизм и т. д.) С ними вы основательно можете познакомиться в соответствующей литературе. Но и изложенного выше, надеемся, достаточно, чтобы ощутить " дух", почувствовать своеобразие и неповторимость античного мышления и философии, которые не могут оставить нас равнодушными, как не бываем мы равнодушны к воспоминаниям о собственном детстве и юности. В са­мом деле, первые греческие философы, как дети, каждый играет своей лю­бимой игрушкой-понятием, символом ("водой", "воздухом" и т.п.). Они, как и дети, "дерутся" из-за игрушек, считая главной только свою, оживляют свои игрушки-понятия, ведут с ними беседы, диалоги, познавая с их помощью окружающий мир. Иногда они "одевают" их в столь вычурные наряды, что мы не всегда сегодня можем понять, кто или что перед нами!