
- •Научно-тематический обзор содержания модуля
- •Монистические концепции бытия
- •Субъективно-идеалистический монизм д. Беркли
- •Объективно-идеалистический монизм и панлогизм г. Гегеля
- •Материалистический монизм
- •Дуалистические и плюралистические концепции бытия
- •Движение как атрибут бытия
- •Понимание движения в истории философии
- •Соотношение движения и материи
- •Пространство и время
- •Субстанциальная концепция пространства и времени
- •Реляционная концепция пространства и времени
- •Детерминизм и индетерминизм
- •Понятие гносеологии и эпистемологии
- •Скептицизм и агностицизм
- •Становление эмпиризма и рационализма (XVII в.)
- •Гносеология и. Канта
- •Понятие истины в философии
- •Рост научного знания. Научные революции и смена типов рациональности
- •Гуманитарное познание и герменевтика
- •7.1. Понятие гуманитарного. Предмет и объект гуманитарных наук
- •7.2. Методология гуманитарных наук и герменевтика
- •7.3. Герменевтика ф. Шлейермахера (1768-1834) как "искусство понимания"
- •7.4. Герменевтика в. Дильтея как методология "наук о духе"
- •7.5. Проблема "понимания" в философской герменевтике г.Г. Гадамера
- •7.6. Проблема понимания в отечественной философии
7.5. Проблема "понимания" в философской герменевтике г.Г. Гадамера
Выше мы уже отмечали, что герменевтика в трактовке Г.-Г. Гадамера приобретает онтологический статус. А это означает, что термин "понимание", как центральная категория этого учения тоже "онтологизируется". То есть, говоря проще, "понимание" как таковое есть не только и не столько метод познания (как в традиционной герменевтике Шлейермахера и Диль-тея), а способ бытия человека, основная характеристика его жизни, неотделимая от самого человека. Поэтому "понимание" есть прежде всего самопонимание человека, без которого невозможно понимание чего-то внешнего по отношению к понимающему, например, событий истории, произведений искусства и литературы: "И искусство истолкования и искусство понимания, - считает Г.Г. Гадамер, - это ведь. не особое умение, которому можно обучиться, с тем чтобы стать тем, кто учился вот этому, чем-то вроде профессионального толмача, - нет, это искусство принадлежит бытию человека как таковому и неотрывно от него" .
Итак, способ каким существует человек, согласно немецкому философу, есть понимание. В его трактовке акцент с "человека познающего", с homo sapiens, переносится на "человека понимающего". Именно в этом, как нам представляется, вся суть гадамеровского варианта герменевтической теории. В этом ее достоинства и очевидные недостатки.
Следуя традиции этого типа философствования, Г.Г. Гадамер выступает противником применения методологии естествознания к объектам гуманитарного знания. Например, говоря об исторической науке, он замечает: "Познание социально-исторического мира не может подняться до уровня науки путем применения индуктивных методов естественных наук. Что бы не означало здесь слово "наука" и как бы ни было распространено в исторической науке в целом применение более общих методов к тому или иному предмету исследования, историческое познание тем не менее не имеет своей целью представить конкретное явление как случай, иллюстрирующий общее правило. Единичное не служит простым подтверждением закономерности, которая в практических обстоятельствах позволяет делать предсказания. Напротив, идеалом должно быть здесь понимание самого явления в его однократной исторической конкретности"96. (Курсив - Ш.В.).
Следовательно "понимание" здесь все же "понимается" как определенный вид познания, правда, отличный от познания в науках естественных и в этом смысле его можно назвать "вненаучным методом познания".
Далее, как и в традиционной герменевтике, структурой любого понимания, по Гадамеру, является герменевтический круг, в котором взаимная согласованность "отдельного и целого" есть "критерий правильности понимания"97. Поэтому из этого круга выходить не следует, да и сделать это невозможно, считает философ, ведь последнее означало бы, так сказать, "выход" из самой жизни, из опыта жизни, из истории. Именно поэтому, пишет Г. Гадамер, "понимание вообще не может быть схвачено как сознание чего-то, поддающегося исчислению", ибо "целое самого осуществления понимания вовлечено в события, им овременено и им пронизано. Свобода рефлексии, - полагает он, - это мнимое у - себя - бытие, в понимании
вообще не имеет места - настолько всякий его акт определен историчностью нашей экзистенции" .
Другими словами, если прежняя гносеология, ведущая свое начало от Р. Декарта, подразделяла, лучше сказать, отделяла объект познания (понимаемое) от субъекта познания (понимающего), то гадамеровская трактовка соединяет их в единое целое, ибо объект познания и понимания всегда берется субъективно, изначально "окрашен" субъективностью в виде так называемых "предрассудков", "предмнений", "пред-почтений" и т. п., которые в сумме составляют "предпонимание". Ведь тот же исследователь-историк всегда живет в определенное время, в определенном обществе, в данной "традиции", в культуре и в "в языке". Поэтому он не может, думает Г. Гадамер, "выйти" их этих традиций, "выскочить" из них, встать в позу стороннего наблюдателя, сделаться, если можно так сказать, чистым "объективистом". По этой же причине не может он также "слиться" с автором, например, данного исторического текста, посмотреть на мир глазами этого автора, пережить то, что переживал последний и т. д.: "Было бы недопустимой абстракцией думать, - указывает Г. Гадамер, будто надо сперва каким-то образом переселиться в эпоху автора или его первого читателя путем реконструкции всего его исторического горизонта, и только потом мы начинаем слышать смысл сказанного. Наоборот, всяким усилием понимания с самого начала правит своего рода ожидание смысла"99, то есть предпонимание, которое философ даже называет "всеобщим герменевтическим законом".
Как же в таком случае возможна объективность понимания? Что же тогда есть, предположим, историческая истина и достоверность? Возможны ли они вообще? Традиционная герменевтика как раз и пыталась найти такой метод, который бы позволял выявить истинный смысл тех же текстов: исторических, религиозных и т.п. При этом считалось, что смысл текстов находится в них самих, что этот смысл является только одним-единственным, вложенным в него (текст) самим автором. Отсюда следовательно, что исследователь данного текста ничего не должен добавлять в него своего, субъективного, личностного, искажающего подлинные замыслы автора.
Г. Гадамер же считает, что это невозможно сделать. Да, пишет он, "постулат, согласно которому подразумеваемое автором надлежит понимать в "его собственном смысле", совершенно справедлив. Но "в его собственном смысле" не означает "то, что автор имел в виду". Значение этого постулата радикально иное: понимание может выходить за пределы субъективного замысла автора, более того, оно всегда и неизбежно выходит за эти рамки"100.
Например, когда мы пытаемся понять значение какого-либо исторического события, действия какой-либо личности в истории, нам, конечно, интересно знать мотивы этих действий, субъективные цели и планы участников событий. Но этого совершенно недостаточно для понимания и оценки их значения в истории. Ведь сами участники этих событий не могли предполагать отдаленных последствий своих действий и замыслов. И как показывает практика и историческая наука, конкретные результаты этих действий часто были как раз противоположны замыслам их авторов. Поэтому Г. Гадамер, думается, совершенно справедливо пишет о том что ". вовсе не понимание субъективных мнений, планов и переживаний вовлеченных в историю людей составляет подлинную задачу историка. Великое осмысленное целое истории, которому посвящены истолковательные усилия исследователя, - вот что требует понимания" .
Отсюда следует задача герменевтики: помочь осознать свою предвзятость, свои пред-рассудки, пред-мнения и пред-суждения. Не полностью их элиминировать, что невозможно, по Гадамеру, а освободиться только от тех, которые не связаны с "самой сутью дела", не вытекают из существа предмета исследования. Такова, как он думает, задача "конкретизации исторического сознания" и только в этом может состоять объективность исследователя: "Всякий, кто стремится понимать, может заблуждаться; источник заблуждения - те предмнения, неоправданные самой сутью дела. Так что понимание должно постоянно заботиться о том, чтобы разрабатывать верные, адекватные самой сути дела проекции смысла, а это значит, что оно обязано идти на риск таких предварений, которые еще предстоит подтвердить самой "сутью дела". И никакой иной "объективности", настаивает Г. Гадамер, помимо объективности разработки предмнения, которое должно подтвердиться, здесь нет" . И когда мы только осознаем "свою собственную предвзятость, только тогда текст явится во всей инаковости, обретя возможность защищать свою предметную истину от наших собственных предмнений"103, что позволит нам ограничить и даже "прервать" наши пред-суждения, пред-мнения и пред-рассудки, утверждает Г. Гадамер.
Решить эти задачи нам помогает также временная дистанция между нами и историческим прошлым. Время, считает философ, не есть пропасть, которая отделяет нас от прошлого, а есть мост, который нас с ним соединяет и именно этот мост, это время позволяет его понять. Но понять не так, как понимали исторические события их участники, не из "духа" того времени, а в своих, нынешних понятиях и представлениях. И только это, считает Г. Гадамер, может "приблизить" нас к исторической объективности: "Только эта временная дистанция и в состоянии, собственно говоря, решать настоящую критическую задачу герменевтики - задачу дифференциации истинных и ложных предрассудков. Поэтому сознание, прошедшее школу герменевтики, всегда будет заключать в себе сознание истории"104. (Курсив - Ш.В.).
Как тут не вспомнить знаменитые есенинские строки о том, что "большое видится на расстоянии". Впрочем, как и малое, подлое и низкое!
Резюмируя сказанное, можно отметить, что герменевтика, по Гадамеру, должна не выявлять "первоначальный смысл" авторов, например, исторических текстов, тем более, не реконструировать "дух" ушедшей эпохи, а наоборот, герменевтика должна помочь "сконструировать" новые мысли, исходя из представлений и понятий дня сегодняшнего. И только так мы сможем лучше понять ушедшую историю и культуру, не разрывая исторической нити, которая нас связывает с прошлым. Процесс этот бесконечен, как бесконечно познание и только в этом немецкий философ видит приближение нашего знания к исторической объективности.