2. Становление эмпиризма и рационализма (XVII в.)

Родоначальником европейского эмпиризма принято считать английского философа Фрэнсиса Бэкона (1561-1626). Если античные философы цель знания видели в удовольствии, которое возникает, когда человек удовлет­воряет свое любопытство, то Бэкон считал знание силой, которая де­лает человека могущественным в результате технических изобретений. Со­гласно Бэкону, успешное применение знаний на практике есть доказатель­ство их истинности. Поэтому он выше всего ценит философские системы, направленные на познание природы из нее самой, на поиск естественных причин, а не на выдумывание различного рода "сущностей", "скрытых ка­честв" и прочих спекулятивных (умозрительных) построений, которыми грешили и Платон, и Аристотель и вся средневековая схоластика.

Так, критикуя Аристотеля, Бэкон пишет: "Пусть не смутит кого-либо то, что в его книгах "О животных", "Проблемы" и в других его трактатах ча­сто встречается обращение к опыту. Ибо его решение принято заранее, и он не обратился к опыту, как должно, для установления своих мнений и аксиом; но, напротив, произвольно установив свои утверждения, он притя­гивает к своим мнениям искаженный опыт, как пленника. Так что в этом отношении его следует обвинить больше, чем его новых последователей (род схоластических философов), которые вовсе отказывались от опыта"³⁰. А чуть раньше он упрекает Аристотеля за то, что тот "построил мир из категорий" и "неисчислимо много другого приписал природе по своему про­изволу", да и вообще вся аристотелевская физика есть ни что иное как "звучание диалектических слов" .

Нападает Бэкон и на узкий эмпиризм, который выводит "нелепые и не­вежественные суждения" из каких-то спорадических, случайных опытов, а не систематических, планомерных наблюдений и экспериментов. Еще бо­льше достается от философа суеверию и теологии: "...некоторые из новых философов, - язвит Бэкон, - с величайшим легкомыслием дошли до того, что попытались основать естественную философию на первой главе книги Бытия, на книге Иова и на других священных писаниях. Они ищут мертвое среди живого (лучше сказать: живое среди мертвого - В. Ш.). Эту сует­ность надо тем более сдерживать и подавлять, что из безрассудного сме­шения божественного и человеческого выводится не только фантастичес­кая философия, но и еретическая религия. Поэтому спасительно будет, если трезвый ум отдаст вере лишь то, что ей принадлежит ³². Из этой цитаты не следует делать вывода об атеизме Бэкона. Он не отрицал существование высшего разума, но, в отличие от многих ныне живущих людей, оставлял богу богово, а кесарю (т.е. науке) кесарево.

Какой же путь избрать истинной философии? Каким методом она должна руководствоваться, чтобы достичь истинных, а значит и полезных результа­тов? Бэкон проводит известную аналогию между действиями муравья, паука и пчелы: "Эмпирики, - считает он, - подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему уме­нию. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не осно­вывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей - опыта и рассудка"³³.

В другом месте читаем: "Два пути существуют и могут существовать для отыскания и открытия истины. Один воспаряет от ощущений и частнос­тей к наиболее общим аксиомам и, идя от этих оснований и их непоколе­бимой истинности, обсуждает и открывает средние аксиомы. Этим путем и пользуются ныне. Другой же путь выводит аксиомы из ощущений и частно­стей, поднимаясь непрерывно и постепенно, пока наконец не приходит к наиболее общим аксиомам. Это путь истинный, но не испытанный³⁴.

Из этих рассуждений английского философа можно сделать следующие выводы: во-первых, как мы видели, Бэкон вовсе не противник разума, раци­онального метода познания. Он противник его безграничного и абсолютно­го господства в познании. Разуму следует подвесить гири и не давать воз­можности слишком уж высоко воспарять в своих построениях, - вот что хотел сказать Бэкон. Поэтому более точным термином философию Бэкона следует именовать индуктивизмом, а не классическим понятием "эмпи­ризм". Во-вторых, метод индуктивного обобщения есть, с его точки зре­ния, истинно научный метод познания в противоположность дедуктивному выводу из общих, абстрактных аксиом.

Индуктивные выводы были известны, разумеется, и до Бэкона. Но чаще всего пользовались методом полной индукции, которая применима толь­ко в простейших случаях, когда можно обозреть все элементы некоторого класса. Неполная же индукция, индукция через простое перечисление тоже не устраивала Бэкона, ибо она строилась только на части подтверж­дающих фактов и часто приводила к ошибкам. Бэкон акцент предлагает сделать не на подтверждающих фактах и примерах, а на отрицательных, противоречащих доказываемому положению (элиминативная индукция). Кро­ме того, эта "истинная индукция", считал философ, должна не просто опи­сывать и обобщать явления, но и объяснять их сущность.

Бэкон думал, что предложенные им схемы индуктивных рассуждений помогут делать открытия и изобретения любому, даже не очень та­лантливому человеку. Однако сам он ничего не изобрел и не открыл. Более того, Бэкон выступил противником теории Коперника, считая, что она про­тиворечит наблюдаемым фактам, упрекая ее в умозрительности.

В настоящее время индуктивная модель развития науки представляется несостоятельной. Б. Рассел как-то остроумно заметил, что верить в ин­дуктивные обобщения - это значит уподобляться курице, которая на каж­дый зов хозяйки выбегает ей навстречу в надежде на то, что ее покормят зерном. Однако рано или поздно дело оканчивается тем, что хозяйка сво­рачивает ей шею.

Какие же доводы можно выдвинуть против эмпиризма и индуктивизма?

1. Индукция не может приводить к универсальным суждениям, к законам.

2. Развитие современной науки убеждает нас в том, что в ней огромное место принадлежит воображению, фантазии, интуиции исследователя, ко­торый может и должен создавать мыслительные, умозрительные конст­рукции, модели, идеализации изучаемых явлений, без которых познание по­просту невозможно.

3. Любые эмпирические исследования предполагают наличие опре­деленных теоретических установок или, как иногда говорят, любой эмпири­ческий факт теоретически "нагружен".

4. В истории науки целый ряд фундаментальных теоретических ре­зультатов был получен без непосредственного обращения к опыту, напри­мер, создание А. Эйнштейном общей теории относительности.

Широкую известность в истории философии получило учение Ф. Бэкона о так называемых "идолах" или призраках познания.

Термин "idola" буквально переводится как "образы". Это понятие проис­ходит от древнегреческого "эйдолон", что означает "тень умершего", при­зрак умершего человека, его обманчивое видение.

Философ думал, что его учение об истинной индукции поможет избавить познание от заблуждений, от призраков или идолов, которые искажают взгляд человека на мир. Он насчитывает четыре вида таких идолов.

Первые он называет идолами рода: " Идолы рода, - пишет философ, -находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей" (как считал Протагор - В. Ш.). Наоборот, все восприятия как чувства, так и ума покоятся на аналогии человека, а не на аналогии мира. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искаженном и обезображенном виде³⁵.

Итак, идолы рода свойственны и чувствам, и разуму человека: "Че­ловеческий разум в силу своей склонности легко предполагает в вещах боль­ше порядка и единообразия, чем их находит. И в то время как многое в природе единично и совершенно не имеет себе подобия, он придумывает параллели, соответствия и отношения, которых нет. Отсюда толки о том, что в небесах все движется по совершенным кругам"³⁶. К тому же разного рода "страсти пятнают и портят разум" и человек часто видит то, что хочет видеть, а не то, что есть на самом деле.

" Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пеще­ра, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от осо­бых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях..."³⁷. Бэкон говорит, что люди чаще всего отдают предпочтение тем идеям или теориям, которые они сами создали или над которыми трудились всю жизнь. Причем, часто одни мыслители обра­щают внимание только на общее, как, например Платон, в то время как дру­гие - на частное и единичное, как предположим Демокрит.

Следующий вид идолов назван философом идолами площади, или ры­ночной площади, которые порождаются общением людей. Самым ярким примером подобного рода заблуждений является спор о словах: "Люди объ­единяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению тол­пы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум... Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям³⁸. Бэкон очень точно замечает, что есть слова, имена несуществующих вещей. Человек назы­вает слово, считая, что это и есть какая-то вещь, явление, сущность. Но часто это лишь вымысел, фикция, говорит Бэкон. Таковыми он считает "судь­бу", "перводвигатель", "круги планет", "элемент огня" и другие. Мы сегод­ня могли бы назвать и еще целый ряд: "эфир", "теплород"; "флогистон", "аура", "карма" и т. п.

"Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из раз­ных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем, - пишет Бэкон, - идолами театра, ибо мы считаем, что, сколько есть принятых и изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искус­ственные миры... При этом мы разумеем здесь не только общие фило­софские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые по­лучили силу вследствие предания, веры и беззаботности"³⁹.

Бэкон резко выступает против слепого преклонения перед авторитетами, ибо истина "есть дочь времени", а не авторитета, будь то Пифагор, Платон или даже Аристотель. Выше мы уже говорили, что Бэкон считал логику Аристотеля, в частности его силлогистику, непригодной для получения но­вых знаний, ведь в общей посылке силлогизма уже имеется имплицитно знание содержащееся в выводе. Поэтому эта логика (Бэкон называет ее диалектикой) есть лишь "детская игра" словами, терминами, понятиями.

В противоположность Бэкону, великий француз Рене Декарт (1596-1650) считается родоначальником философского рационализма. Кстати, поми­мо всего прочего, Декарт еще был бакалавром права, о чем мало кто зна­ет. Если Бэкон, как мы видели, шел от опыта, частного, единичного зна­ния к более общему, к аксиомам с помощью индукции, то Декарт наоборот начинал с наиболее абстрактных, метафизических оснований и с помощью дедукции переходил к положениям частных наук. Так же как и Бэкон, Де­карт выступает против схоластических выдумок, вроде "скрытых качеств" "субстанциональных форм" и т.п. Отрицательно относится он и к силлоги­стике: "... в логике ее силлогизмы и большинство других правил служат больше для объяснения другим того, что нам известно"⁴⁰, а нужна другая логика, - логика открытия нового, неизвестного.

И Декарт пытается сформулировать правила такой логики. Каковы же они? Надо сказать сразу, что знакомство с ними разочаровывает тех, кто думает найти в этих правилах нечто очень глубокое, гениальное, неожидан­ное. Их неожиданность больше всего состоит в их тривиальности и даже наивности! Итак:

"Первое - никогда не принимать за истинное ничего, что я не признавал бы таковым с очевидностью... , что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению.

Второе - делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.

Третье - располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных...

И последнее - делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено"⁴¹.

Сам Декарт не скрывает, что такой метод рассуждений он заимствовал из геометрии, из математики. А поскольку, думает он, "начала наук" долж­ны быть обоснованы философией, то прежде всего следует установить до­стоверность самих философских построений. И вот к чему пришел фран­цузский философ: "поскольку чувства нас иногда обманывают, я счел нуж­ным допустить, что нет ни одной вещи, которая была бы такова, ка­кой она нам представляется... " и поэтому "принимая во внимание, что любое представление, которое мы имеем в бодрствующем состоянии, мо­жет явиться нам и во сне, не будучи действительностью, я решился пред­ставить себе что все когда-либо приходившее мне на ум не более истинно, чем видения моих снов. Но я тотчас обратил внимание на то, что в это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что истина я мыслю, следова­тельно, я существую столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии.

Затем, внимательно исследуя, что такое я сам, я мог вообразить себе, что у меня нет тела, что нет ни мира, ни места, где я находился бы, но я никак не мог представить себе, что вследствие этого я не существую; напротив, из того, что я сомневался в истине других предметов, ясно и несомненно следовало, что я существую. А если бы я перестал мыслить, то, хотя бы все остальное, что я когда-либо себе представлял, и было ис­тинным, все же не было основания для заключения о том, что я суще­ствую. Из этого я узнал, что я - субстанция, вся сущность, или природа, которой состоит в мышлении и которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи. То есть, мое Я, душа, которая делает меня тем, что я есть, совершенно отлична от тела и ее легче по знать, чем тело; и если бы его даже вовсе не было, она не переставала бы быть тем, что она есть"⁴².

Однако же, очевидно, что можно сомневаться и мыслить также во сне или в состояниях измененного сознания во время болезни. Это понимал и Декарт. Поэтому он не может в своих построениях обойтись без идеи Бога, которую он считает такой же ясной и отчетливой, как и геометрические аксиомы, подобные, например, такой, что сумма углов треугольника равна 180°. Более того, он считает, что идея Бога дана нам от рождения! А по­скольку Бог, думает философ, не может быть обманщиком, постольку он дает нам возможность четко отличать явь от сна и бреда. Что тут можно сказать в ответ Декарту? Во-первых, создание неевклидовых геометрий ясно и отчетливо показало, что сумма углов треугольника может быть и не 180°; во-вторых, Декарт явно принизил роль эмпирических исследова­ний в науке; в-третьих, получается, что Бог Декарта все же является об­манщиком, коли ввел его в заблуждение насчет истин геометрии!

Наконец, можно заметить, что и Бэкон и Декарт в своих моделях науки, научного знания отрицали компоненты знания вероятностного и гипо­тетического. Они исходили только из абсолютно достоверных истин, по­лагая, что только они имеют право считаться подлинно научными. И пос­леднее, Бэкон и Декарт претендовали на то, что именно они дали человече­ству такие правила и методы познания, которые позволят теперь совершать открытия и делать изобретения легко и непринужденно. Однако, все это оказалось далеко не так! Поиск логики открытия продолжался и в XX веке, но результатов не дал, как мы увидим дальше.

Но это стало относительно ясным гораздо позже. Между тем позиции эмпиризма и рационализма сохраняются до настоящего времени. Каковы же философские итоги противостояния эмпириков и рационалистов XVII века?

Итак, как уже было показано, эмпиризм считает чувства, чувственный опыт главным орудием познания. Эмпиризм исходил из того, что только чувства дают подлинные, "самоочевидные" истины. Разум, конечно, тоже играет существенную роль в познании, но он якобы ничего принципиально нового не добавляет. Разум лишь комбинирует данные органов чувств, по­добно тому, как ребенок, подбирая кубики, складывает из них новые кар­тинки. Однако "части картинок" уже готовы, они уже "нарисованы", по­ставлены нашими чувствами. Отсюда известное выражение сторонников эмпиризма: "ничего нет в разуме, чего бы раньше не было в чувствах".

Если все наше знание основано на данных органов чувств, на наших восприятиях и ощущениях, то тогда мы знаем о внешнем мире лишь то, что нами воспринято, то есть лишь состояние нашего собственного сознания: "Даже если допустить, что состояния сознания возникают в результате воз­действия предметов внешнего мира на наши органы чувств, то вывод о возможности познания будет довольно пессимистическим: знание есть совокупность внутренних состояний сознания, оно жестко обусловлено воз­можностью органов чувств, за пределы этих возможностей переступить нельзя. Такая позиция в вопросе о природе знания является причиной сомнений в познавательных возможностях человека" , которая, как мы зна­ем, называется "скептицизм". В этом случае мы не можем быть уверены даже в самом существовании объективного, независимого от нас, от на­ших органов чувств внешнего мира. Ошибка эмпиристской модели позна­ния состоит "в подмене реального предмета познания результатами дея­тельности органов чувств: ощущениями, восприятиями и представления­ми. Причина этой ошибки основана на противопоставлении субъекта и объекта познания, на разведении их, в результате чего субъект занимает в процессе познания пассивную созерцательную позицию ожидания воздействия внешнего мира на его органы чувств" .

В отличие от эмпириков, рационалисты отдают приоритет рациональной ступени познания, считая разум и только его способным дать подлинные, самоочевидные, исходные истины, основываясь на которые, "дедуцируя" которые можно вывести все другое истинное знание, подобно тому, как из аксиом геометрии мы выводим все знания о геометрических фигурах. Но весь вопрос заключается в том, существуют ли такие абсолютно досто­верные истины? Ведь что казалось Декарту и другим рационалистам дос­товерным и самоочевидным, уже не представляется таковым в настоящее время. Достаточно напомнить об аксиомах евклидовой и неевклидовых гео­метрий. Кроме того, с точки зрения рационализма также невозможно дока­зать существование внешнего мира, его можно лишь постулировать как врожденную способность человека считать мир существующим.

В самом деле, если разум является единственным источником истин­ного, познания, то, следовательно, в нем изначально заложены его (позна­ния) основные принципы, структуры и формы, общие понятия и идеи, вроде идей причинности, субстанции, пространства, времени и т. п. Напомним, что Декарт, например, считал врожденной идею бога. В таком случае непонятно, откуда берутся атеисты!

Представление о врожденности идей встретило резкую критику, осо­бенно со стороны материалистов-эмпириков. Знаменитый английский фи­лософ Джон Локк (1632-1704) писал о том, что даже логические законы тождества и противоречия нельзя считать врожденными, поскольку их нет у необразованных людей, у детей, идиотов и т. п. Отсюда он делает вывод что, идеи и понятия так же мало рождаются вместе с нами, как искусства и науки. По этим основаниям Локк отрицает и врожденность идеи бога. И вообще душа человека в начале его жизни есть tabula rasa то есть чис­тый лист бумаги без всяких знаков и идей.

Таким образом, можно сделать вывод, что ни односторонний эмпиризм, ни "чистый" рационализм не могут выбраться из гносеологических труд­ностей и противоречий. Уже известный нам английский философ Д. Юм как-то остроумно заметил, что, к примеру, из декартовского радикального сомнения выхода вообще нет, ибо мы должны допустить, что не можем знать даже того, в чем надо сомневаться!