Мотивационные аспекты преобразовательной деятельности Мао Цзэдуна

Каковы же потребности и мотивы, характеризующие аффективный компонент личности Мао Цзэдуна? Рассмотрим теорию мотивации МакКлелланда и Аткинсона. В ее основе лежит представление о том, что существуют три основных мотива: власти, достижения и аффилиации, влияющих на политическое поведение. Мотив достижения, который предполагает указание на некоторый «стандарт превосходства». Мотив аффилиации связан с установлением, сохранением и возобновлением дружеских отношений между индивидами, группами, нациями и т.д. Указание на какое-либо взаимодействие недостаточно, аффилиация предполагает наличие в отношениях теплоты и дружественности). Мотив власти предполагает указание на то, что лицо, группа, институт, страна, либо иной им подобный субъект оказывает воздействие или устанавливает контроль над другим лицом, институтом, группой или миром в целом.

Мотивационного профиль Мао Цзэдуна характеризуется тем, что мотив достижения, а также мотив власти были выражены гораздо сильнее, нежели мотив аффилиации. Говоря о политических преобразованиях Мао, судить о мотиве аффилиации было бы беспочвенно.

Структура мотивационного профиля политика коррелирует с определенными образцами его поведения. Преобладание мотива достижения свидетельствует о развитости деловых, предпринимательских качеств, о рациональности, склонности к точному расчету и эмоциональной сдержанности. Мотив власти коррелирует с тем, что привычно понимается под «лидерскими качествами» — умением увлечь последователей за собой, убедить, настоять на своем, взять на себя инициативу и ответственность. Такие лидеры уверены в себе, агрессивны и настойчивы. Мотив власти определяет наличие в аффективной сфере личности особого инстинкта власти, стремления управлять, доминировать, оказывать влияние на других. Несомненно, эти качества являются необходимыми компонентами эффективного лидерства. Поэтому в мотивационном профиле большинства успешных политиков мотив власти занимает ведущее место высоко развитыми мотивами власти и достижения. Такое сочетание характеризует его как «искателя власти». Для представителей данного типа власть является доминантой в системе ценностей и представляет несомненную ценность сама по себе. Стремление подчинять, управлять и манипулировать окружающими составляет основной вектор направленности аффективной сферы Мао Цзэдуна. Несомненно, что в этой паре мотив власти является преобладающим. Это опять же связано с «я-образом», т. е. представлении Мао о себе самом как герое, личности великой, способной перевернуть действительность и разрушить существующие устои.

Обратимся к концепции революционного бессмертия американского ученого Р. Лифтона. Эта концепция тесно переплетена с даосскими поисками бессмертия, что стало одной из важных составляющих традиционной культуры Китая. На наш взгляд, рассмотрение мотивов преобразовательной деятельности Мао Цзэдуна сквозь призму Культурной революции и трансформации нравственных ориентиров, существовавших в традиционной культуре, наиболее актуально. Подробнее стоит остановиться на «Культурной революции», поскольку именно это событие изменило ход истории Китая. Конечно, нельзя и недооценивать и влияния Синьхайской революции, и установления режима власти коммунистической партии Китая, и образования нового государства — Китайской Народной Республики. Конечно, эти события чрезвычайно важны и имеют огромное значение для современного Китая, его политической ситуации и общественно-экономических отношений. Но именно «культурная революция» стала тем водоразделом китайской истории, когда можно говорить о полном уничтожении морально-этических норм и ценностей и создании новых, в корне отличных от традиционных. Именно это событие повлекло за собой необратимые изменения, став своеобразной точкой отсчета рождения новой культуры и новых общественных отношений, основанных далеко не на этических ценностях трех религий Китая.

Американским исследователем Р. Лифтоном была выдвинута иная версия объяснения оснований «культурной революцией». Для нашего исследования эта версия представляет наибольший интерес. Лифтон считает наиболее серьезной попытку объяснения через так называемый янаньский синдром, под которым понимается ностальгия по героическим революционным методам и достижениям прошлых лет. Несомненно, это утверждение содержит в себе долю истины, но оно также лишено исторической перспективы и неспособно охватить как психологические мотивы действия, так и его исторический контекст.

Главную причину «культурной революции» Лифтон видит в осознании собственной физической смерти, в страхе Мао и его последователей перед смертью революции, в их стремлении к «революционному бессмертию», под которым автор понимает «один из способов символического преодоления индивидуальной смерти через соучастие в вечном революционном процессе». Такого рода подход до известной степени имел место во всех революциях и нашел самое яркое выражение в концепции перманентной революции Троцкого, а в современном Китае он приобрел беспрецедентный размах и огромнейшие масштабы.

Центральную роль в «культурной революции», по утверждению Лифтона, сыграл страх народа перед ожидаемой смертью великого вождя, который сливался с еще большим страхом перед «смертью революции», для революционера это было бы равносильным собственной гибели и развенчиванию множества мифов, коими, несомненно, окружаются любые революционные настроения. Великий лидер превращается в деспота, когда он теряет доверие к своему собственному пути бессмертия. Тогда под угрозой биологической и символической смерти он становится одержимым идеей выживания как таковой. Он превращается своего рода в «вечного выживателя», который стремится к поражению как можно большего числа как мнимых, так и реальных врагов. Но, поскольку, никто не в состоянии победить смерть, окружающие для политика, одержимого идеей бессмертия, становятся врагами.

Этот мотив — мотив стремления к бессмертию — перекликается с даосской метафизикой и поисками бессмертия, разве что средства достижения бессмертия различаются прямо противоположно. Но это бессмертие не с физической точки зрения, а скорее своего рода обожествление после смерти, подобно героям, небожителям и мудрым старцам, которые не уходят в мир иной, а обретают иные качества земной жизни.

Кроме того, существуют и иные точки зрения на истоки Культурной революции: и как на идеологический конфликт, и как на решение всех экономических проблем сразу. Конечно, было бы нелепым рассматривать феномен Культурной революции с позиций психологии личности Мао, объясняя ее лишь желанием лидера избавиться от страха смерти и обрести бессмертие, не только личное, но и бессмертие революционной борьбы. Несомненно, данная концепция может служить одним из объяснений поведения председателя Мао, но в Культурной революции, равно как и в политике «большого скачка», повсеместной коммунизации и острой политической борьбе была не только субъективная воля, но и объективная почва. Но исследование почвы объективной оставим историкам.

Заметим, что и у другого биографа Мао — П.П. Владимирова — часто встречаются упоминания о постоянных обращениях Мао к теме смерти и вечности, о скорби по поводу некой невосполнимой утраты, которую предстоит пережить народу после смерти вождя.

Таким образом, политику Мао и Культурную революцию можно рассматривать как вполне обоснованную претензию на роль не только политического лидера, но и лидера духовного, религиозного, который должен затмить собой всех мыслителей прошлого. Можно отметить, что Мао удалось это в полной мере. И здесь сработал эффект замещения: планомерно запрещаемая традиционная культура Китая была вытеснена новой, построенной на идеологии преклонения перед великим вождем. Но, заметим, что преклонение перед правителями было неотъемлемой частью традиционной культуры, но не было ее основой.

Итак, мы рассмотрели мотивационные аспекты преобразовательной деятельности Мао Цзэдуна. От мотивации зависят те цели и задачи, которые стоят перед политиком. Мотивационными составляющими определяется и успех проводимой политики. Таким образом, мотивационная составляющая личности является основой политического поведения.