§ 23. Процессы изменения страдательных причастий и их распадения на омонимы-причастия и прилагательные

      Особенно далеко зашел процесс окачествления страдательных причастий. При этом причастия на -нный и -тый гораздо больше поддаются качественным изменениям и гораздо ближе к прилагательным, чем причастия настоящего времени на -мый.

      Проф. Е. С. Истрина (128) указала на то, что страдательные причастия на -мый в современном русском языке продуктивны только в некоторых типах глаголов. Именно эти причастия свободно образуются и довольно широко употребляются в стилях литературно-письменной речи от таких разрядов глаголов:

      1) от переходных глаголов несовершенного вида на -ать (-ять) и -вать, чаще в сложении с приставками (например: насаждаемый, перевыполняемый, подстрекаемый, собираемый, занимаемый, перечисляемый, объединяемый, засылаемый и т. п.; создаваемый, размываемый, издаваемый, перепродаваемый, сбиваемый и т. д.);

      2) от бесприставочных глаголов на -овать, с формой 1-го лица единственного числа на -ую (вроде ликвидируемый, рекомендуемый, военизируемый, формулируемый);

      3) от небольшой группы кратких или "неопределенных" глаголов движения, осложненных приставками, но сохраняющих значение несовершенного вида (вроде ввозимый, привозимый, приносимый, произносимый и некоторых других).

      Гораздо менее употребительны причастные образования от глаголов несовершенного вида на -ывать, -ивать (вроде разбрасываемый, взвешиваемый, закладываемый, высокооплачиваемый, восстанавливаемый, вырабатываемый и т. п.).

      В других глагольных классах, например от глаголов на -ить (вроде графить, белить и т. п.), а тем более в непродуктивных глагольных группах причастные образования малоупотребительны. Несомый, везомый, влекомый и некоторые другие на -омый (ср. у Пушкина: "грызомый") в живой речи почти совсем вымерли. Многие переходные глаголы вообще не образуют причастий на -мый (например: шить, пороть, колоть, мять и т. п.). В книжной речи эти причастия на -имый, -омый, -емый употребляются обычно в таком синтаксическом контексте, который устраняет или ослабляет возможность их качественного понимания. Так, полные формы их нередко выступают в роли обособленного определительного члена и очень часто в сочетании с творительным падежом деятеля. Краткие же их формы употребляются преимущественно в газетно-публицистических, научно-технических и канцелярских стилях книжного языка. Однако и тут они применяются главным образом в сочетании с формой прошедшего времени "вспомогательного глагола" быть. Страна была опустошаема войной и голодом стилистически лучше, чем Страна опустошаема войной и голодом (ср. Страна опустошается войной и голодом). Сочетания кратких форм причастий на -мый с будущим временем вспомогательного глагола также не очень употребительны и свойственны лишь книжному языку. Вообще же причастия на -мый представляют собой такой морфологический тип, в котором категория действия-состояния явно преобладает над оттенками качественной оценки и даже качественного состояния. Причастия на -мый означают длящийся пассивный признак-процесс. Осознание видо-временных оттенков причастия на -мый обостряется соотносительностью форм типа исполняемый, исполнявшийся, исполненный, особенно в сочетании с творительным падежом деятеля³⁵ . Связь с творительным падежом деятеля или орудия действия усиливает глагольность этих форм³⁶ , которая, впрочем, и без того выражена ярко. Например: "Собираемая при убое кровь может быть перерабатываема или в пищу для изготовления колбас, или на выработку светлого и черного альбумина, клея, пуговиц" (Ю. Олеша, "Зависть");

Нами ты была любима И для милого хранима.

(Пушкин)

      Страдательные причастия на -нный образуются от следующих глаголов: причастия на -анный, -янный от переходных глаголов на -ать, -ять (наст. вр. -аю, -яю), на -енный от глаголов на -еть (видеть, просмотреть и т. п.), на -енный и -ённый от основ на согласный в инфинитиве (с чередованием г — ж; к — ч), на -енный и -ённый с чередованием ф, п, в, м — фл, пл, вл, мл; с — ш; з — ж; т — ч; т — щ; д — ж; д — жд; ст — щ от глаголов на -ить (а также от глаголов с приставкой, произведенных от сидеть: высидеть, засидеть и т. п.; вертеть: навертеть, завертеть и т. п. и обидеть). Причастия на -тый образуются от глаголов на -оть, -нуть, -ыть, а также на -ать, -ять при основе настоящего времени с носовым согласным (ср. также: сдутый) и от некоторых глаголов с односложным корневым элементом на -еть, -ить, а также от основ на -р- (в глаголах простереть, тереть, переть и производных). Например, ср.: колотый, вышитый, прожитый, простертый, спертый, расторгнутый, смятый, петый, надетый, тертый.

      В страдательных причастиях давно уже нарушен параллелизм между формами настоящего и прошедшего времени. А. А. Потебня так охарактеризовал этот процесс: "На свойственной нынешнему языку степени развития категорий совершенности и несовершенности глаголы совершенные не имеют причастия настоящего страдательного (равно как и действительного), вследствие чего мысль языка начинает роднить самое понятие о причастии прошедшем страдательном с совершенностью. Поэтому-то и, наоборот, причастие прошедшее страдательное от глаголов несовершенных более длительных как бы начинает выходить из употребления, по крайней мере в отдельных случаях; можно сказать: был укоряем, упрекаем, обвиняем, распространяем... сберегаем; было приобщаемо, сообщаемо к сведению, но нельзя сказать: был укорян, упрекан, было приобщано" (130).

      В современном языке причастия на -нный и -тый от основ несовершенного вида непродуктивны. Живые формы таких причастий немногочисленны: читанный, писанный, надеванный, несенный, тертый, петый и т. п. Основы несовершенного вида на -а, соотносительные с беспредложными основами вида совершенного на -и, не могут образовать такого причастия (ср. невозможность форм вроде: бросанный, покупаемый и т. п., но: брошенный, купленный и т. п.) (131).

      Проф. А. И. Томсон заметил, что в страдательных конструкциях "действие является скорее признаком состояния, получаемого от действия" (132). По этой причине в страдательном спряжении настоящего и будущего времени глагол является обыкновенно в форме причастия прошедшего времени совершенного вида, так как обыкновенно только результат действия имеет значение для patiens (133).

      Этими грамматическими причинами объясняется отсутствие соотносительных форм разного видо-временного значения у многих глаголов. Формы страдательных причастий часто оказываются не противопоставленными друг другу у одного и того же глагола. Видо-временное значение таких форм легко стирается. В них усиливается тенденция к переходу в качественные прилагательные.

      Причастия на -нный и -тый от основ совершенного вида в современном русском языке глубоко внедряются в грамматическую систему имен прилагательных. Многие из них ослабляют и даже вовсе утрачивают связь с глаголом. Известно, что причастия на -нный в книжной речи издревле находились во взаимодействии с прилагательными, образованными посредством суффикса -н-, -нн-, вроде бездыханный, благоуханный, несомненный, отчаянный, намеренный, исступленный и т. п. Ср. двойственность форм и значений: вдохновенный и вдохновленный; благословенный (благословенный край) и благословленный; ср. смешение в литературном языке XIX в. слов умильный и умиленный; воздержный и воздержанный; безоружный и обезоруженный; ср. у Пушкина: "Я не привык целить в безоруженного" ("Выстрел"); "обезоруженный старик" ("Полтава") вместо безоружный; крахмальный и накрахмаленный (у Л. Толстого: "надев крахмаленную рубашку") и т. п.

      Под влиянием прилагательных, оканчивающихся на -нный, в книжном языке образуются от бывших причастий краткие формы на -енен, -анен, -енна, -анна, -енно, -анно вместо -ен, -ан, -ена, -ана, -ено, -ано, как, например: определенен, неопределенен (ср. у Л. Толстого: "взор неопределенен и туп"); священен (ср. у Надсона: "священен трон ее") и т. п. (134) Все это симптомы близкой связи причастий и прилагательньных, морфологически сходных.

      В причастиях на -нный и -тый с основами совершенного вида временные значения почти вовсе стерты. Этому содействовала несоотносительность их ни с какими другими формами глагола. Даже связь этих причастий с основой инфинитива — прошедшего времени оказалась затемненной и запутанной фонетическими чередованиями в большой группе форм (вроде родить — рожденный; смутить — смущенный; упростить — упрощенный и т. п.). Напротив, все крепче и неразрывнее становилось их отношение к отглагольным существительным главным образом на -ение, -ание, -тие. Генетическая связь отглагольных существительных на -ние, -тие с причастиями перевертывалась в обратную сторону. Причастия становились к этим существительным в такое же отношение, как другие качественно-относительные прилагательные к производящим словам. Например: истощенный по связи с отглагольным существительным истощение развивает качественно-относительные значения: 1) дошедший до полного истощения и изнуренный, исхудалый: истощенная девочка, истощенное тело; 2) обнаруживающий истощение, свидетельствующий об истощении: истощенный вид, истощенное лицо. В то же время причастие истощенный входит в систему форм глагола истощить — истощать. Ср. Тело, истощенное лишениями и голодом. Эту двойственность функций можно проследить у большей части членных форм страдательного причастия, но особенно у таких, для которых есть семантические параллели среди отглагольных имен существительных. Ср., например: испуганный (испуганный взгляд, испуганное выражение лица — и испуганный неожиданностью, испуганный событиями и т. п.); испытанный (испытанный друг, испытанное мужество, "гуляют с дамами испытанные остряки" (А. Блок) и т. д. — и машина, испытанная специалистами); изнуренный (изнуренный вид — и "трудами ночи изнурен, я лег в тени"); ограниченный, отдаленный, образованный и т. п.

      Тенденция к окачествлению причастных форм все шире распространяет круг своего действия. Она развивается и независимо от соотношения причастия с отглагольным существительным. Например: истасканный (истасканное лицо — и туфли, истасканные мною за месяц); потерянный (потерянный вид, потерянный человек — и кошелек, потерянный кассиршей). Ср. также: потрепанный (потрепанная физиономия, потрепанная внешность — и человек, потрепанный жизненными бурями); ср. избалованный ребенок и т. п. Ср. у Тургенева в "Дневнике лишнего человека": "Я вернулся... тем же мнительным, подозрительным, натянутым человеком, каким я был с детства"; у Достоевского: "Нос широкий и сплюснутый" ("Идиот"); спертый воздух и т. п.

      Этот процесс окачествления и семантического преобразования причастий был усилен и поддержан влиянием французского языка, особенно во второй половине XVIII — в первой трети XIX в. Ср., например: конченый человек — l'homme fini; потерянное время — le temps perdu; рассеянный вид — l'air distrait, dissipé и т. п. Ср.: растерянный вид; "душа растеряна" (Островский) (135); сдержанный характер; изысканный вкус и другие подобные.

      Понятно, что качественные значения органически присущи тем причастным и отпричастным образованиям, которые утратили грамматическую соотносительность с глаголом, например: надтреснутый голос, начитанный человек, заслуженный артист и т. п.

      Во многих случаях разрыв между качественно-прилагательным и глагольным значением формы причастия настолько велик, что приходится говорить о двух разных словах, об омонимах. Таковы, например, избитый (избитая тема, избитое выражение, избитая истина и т. п.) — и причастие избитый (избитый человек, избитая дорога); сложённый (хорошо сложенный человек, плохо сложен) и сложенный (дрова сложены) и т. п.

      Еще Павский указывал на то, что ударение служило средством различения омонимов — прилагательных и причастий. Например, в 40 — 50-х годах XIX в. различались: униженный (причастие) — унижённый (прилагательное); приближенный (причастие) — приближённый (прилагательное); презренный (причастие) — презренный (прилагательное) (136).

      Процесс распада глагольности в системе причастий на -нный очень жив и интенсивен в современном русском языке. Является потребность отметить возникающее раздвоение слов орфографическими средствами. Возникают двойственные написания в нечленных формах, например: Все общество было взволновано новостью — и Лицо девушки было взволнованно; Местность ограничена горами — и "Утроба человеческая ограниченна" (Салтыков-Щедрин); распущена и распущенна; Мысли были сосредоточены на одном — и "Наталья снова стала сосредоточенна и грустна" (Шолохов, "Тихий Дон"); Беседа была оживленна — и Лиза была оживлена и другие подобные (137).

      От качественных прилагательных этого типа образуются и степени сравнения (затасканнейшая тема, оживленнейшее движение, взволнованнее и т. п.) и наречия на -о.

      Развитие качественных значений более свободно протекает в членных формах причастий. Конечно, оно передается и кратким формам. Но в кратких формах страдательных причастий (от основ совершенного вида) очень сильно значение состояния. В связи с процессом грамматического переосмысления причастий происходят семантические сдвиги в реальных значениях причастий.

      Полная форма причастий на -нный и -тый является очень сложным, гибридным словесным образованием. Качественные значения в большей части таких причастных форм явно преобладают. Лишь причастия от глаголов со значением конкретного или специального действия (например: подточенный, распиленный и т. п.) или от глаголов, осложненных количественно-видовыми приставками и суффиксами (избегнутый; "Он заботливо осмотрелся, взял газету, только что швырнутую им" — Помяловский, "Молотов"), бывают менее насыщены качественными оттенками. Глагольность причастия напрягается, когда приходит в движение присущая соответствующему глаголу система глагольного управления. Например:

Первой в папке шла телеграмма... За ней появился под почтой спрятанный Доклад с облинованной рамой.

(Сельвинский, "Пушторг")

      "Запряженные в сохи и бороны лошади были сытые и крупные" (Л. Толстой); "Мной расточенное наследство на ярком пире бытия" (Брюсов).

      Но в кратких формах причастий грамматическое соотношение оттенков и свойств прилагательности и глагольности меняется. Своеобразное сочетание оттенков вида и времени, создающее у кратких причастий значение "перфекта"³⁷ ; свойственное им пассивное, страдательное значение, которое при отсутствии творительного падежа деятеля явно перерождается в значение качественного состояния (например: взволнован, растроган, угнетен, убит, тронут и т. п.), — все это отделяет краткие формы причастий от категории имени прилагательного и вместе с тем обособляет их от глагола. Краткие причастия на -н и -т участвуют в образовании своеобразной грамматической категории — категории состояния. Особенно отчетливо значение состояния в безличном употреблении этих форм. Например: сказано — сделано; в комнате накурено (ср. главу о категории состояния).

      Таким образом, в формах причастий наблюдается необыкновенно острый и сложный процесс грамматической гибридизации. Смысловая структура этих форм подвергается глубоким изменениям. В причастной форме сталкиваются и объединяются противоречивые ряды значений. Полный распад формы на омонимы осуществляется не часто. Однако семантическое единство причастной формы становится колеблющимся и условным. Намечается новый тип "гибридной" лексемы, не вполне обычный в языке с преобладающим синтетическим строем.

      ¹ Ср. работу А. С. Никулина "Степени сравнения в современном русском языке" (1937) и разбор этой работы в статье И. А. Фалева "К вопросу о степенях сравнения в современном русском языке" (Язык и мышление, 1940, вып. 9).

      ² Ср. статью И. Ф. Калайдовича "О степенях прилагательных и наречий качественных". Здесь, по-видимому, впервые на русской почве различаются "степени значения" и "степени сравнения" (56).

      ³ Ср. такое же утверждение Ломоносова ("Российская грамматика", § 254). Но Востоков, а также Буслаев в 1-м издании "Исторической грамматики" (Опыт исторической грамматики, 1858, 1, с. 123) указывали, что от прилагательных на -оват- нельзя образовать степеней сравнения.

      ⁴ Ср. у С. Кирсанова:

Та в беленьком и узком, Почти что в детском платьице... Беленьком и хорошеньком, Светлом, как аллилуйя.

("Последний современник")

      ⁵ Но ср. у Достоевского в "Идиоте" (в речи чиновника) образование на -енный от основы имени существительного: "ужастенная сука".

      ⁶ См. у К. С. Аксакова: в приставках пре-, раз- и наи- "качество определяется таким образом, что уже не допускает сравнения: пожалуй, в этих приставках выражается степень качества, но не степень сравнения; эти приставки то же, что и наречия: очень, совершенно и т. д.... Если же видеть тут степени сравнения, то должно видеть их и в формах: беловат, беленек, белешенек..." (69).

      ⁷ Г. Павский писал: "Если бы какое-либо прилагательное имя не имело сравнительной степени или допускало ее неохотно, а между тем имело бы право возвышаться по степеням, то в таком случае к положительной его степени следует приложить более и оно станет на сравнительную степень, например: более робок, более дерзок вместо робче, дерзче" (73).

      ⁸ К. С. Аксаков, для того чтобы обнажить этимологические основы этого грамматического единства, прибегал к сопоставлению с другими языками: "Привычка употребления затемнила для нас смысл этой формы, но скажите это на другом языке, и непривычное там, в этом смысле употребление, освежаясь, возвратит слову его значение, например: der gute selbst, ipse bonus; или скажите по-русски с именем существительным: сама доброта. Смысл делается ясен..." (78).

      ⁹ Для того чтобы вникнуть глубже в причины отнесения конструкций с префиксами самый и более к аналитическим формам степеней сравнения, следует вспомнить один из тезисов докторской диссертации проф. Л. В. Щербы: "Формами следует, между прочим, почитать такие сочетания слов, которые, выражая оттенок одного основного понятия, являются несвободными, т. е. в которых непеременная часть сочетания, выражающая оттенок, употреблена не в собственном значении" (79). Трудно согласиться с безапелляционным утверждением акад. И. И. Мещанинова, что описательный оборот типа более быстрый "в русском ошибочно относится к степеням сравнения прилагательных" (80).

      ¹⁰ То обстоятельство, что самый употребляется в усилительном значении, в значении высшей или крайней степени качества или количества и в сочетании с именами существительными, нисколько не колеблет того факта, что в описательных формах превосходной степени самый трудный и т. п. самый используется лишь как строевой элемент грамматической формы. Ср.: самый густой лес и самая гуща или чащи леса.

      ¹¹ Любопытно, что в некоторых грамматиках до второй половины XIX в. круг употребления формы сравнительной степени с более искусственно суживался. "Когда же сравнивается напряженность не одной и той же деятельности в различных предметах, а напряженность различной деятельности или качественности в одном и том же предмете, тогда употребляется сложная форма сравнительной степени, например: он более умен, нежели справедлив; в нем более учтивое, нежели дружеское обхождение" (83). В современном русском языке в этих случаях употребляется выражение скорее — чем.

      ¹² Конечно, свободные сочетания прилагательных с наречиями очень, весьма, сугубо (а тем более с наречиями слишком, особенно, чрезвычайно, чрезмерно, безмерно, необыкновенно, необычайно, неимоверно, неизъяснимо, крайне, совершенно, совсем, страшно, ужасно, удивительно, дьявольски, адски, донельзя, в высшей степени, ср. прост. больно, крепко и т. п.) не образуют никаких степеней сравнения, так как соответствующие наречия, сохраняя всю свою знаменательность, сами по себе обозначают степень качества и действия безотносительно к сравнению с чем-нибудь (ср. крайне, чрезвычайно, устарелое отменно и т. п.). Впрочем, и здесь современная школьная грамматика остается на традиционной точке зрения (ср.: Никулин А. С. Степени сравнения в современном русском языке, с. 33 — 41).

      ¹³ Ср. своеобразную антитезу мало — много у Горького: "Мало художественно", "далеко от художественности", "мало интересна". А почему "мало художественно", "далеко от художественности" — комиссия умалчивает. Умолчание — недопустимое. Если комиссия хочет видеть книги для детей "много художественными", она должна бы объяснить, как "много" и какой художественности она требует от бракуемых ею книг" (86).

      ¹⁴ Ср. рассуждение К. С. Аксакова, стремившегося ограничить круг описательных, аналитических форм в русском языке: "...сравнительность качества высказывается всеми наречиями, выражающими относительное значение и достоинство качества: менее, более, также, настолько и пр. Так как здесь уже нет формы сравнительной, а есть одно употребление сравнительное, зависящее и от личного произвола, то оно простирается и на прилагательные предметные, кроме собственных. Но это — уже употребление; язык не дал им сравнительной степени, образуя ее лишь для прилагательных качественных" (87).

      ¹⁵ В наречиях, имеющих две параллельные формы сравнительной степени (более и больше; далее и дальше; старее и старше; менее и меньше; красивее — краше и некоторые другие), эти двойные формы дифференцированы семантически.

      ¹⁶ Слово дальнейший целиком, а ближайший, малейший, полнейший — в части своих значений выпали из системы формы степеней сравнения слов дальний, близкий, малый, полный. Ср. также значение выражений: милейший, любезнейший и т. п.

      ¹⁷ Г. Павский писал: "...превосходная степень указывает такое превосходство вещи, что она по своему преимуществу пред всеми даже не идет в сравнение. Поэтому при сравнительной степени всегда стоит имя той вещи, которая входит в сравнение, а прилагательное имя превосходной степени может стоять отдельно" (92).

      ¹⁸ На экспрессивно-риторическую окрашенность этой формы элятива указывает и О. Jespersen: "При употреблении суперлятива для выражения очень высокой степени вместо высшей (the highest) бывает естественная склонность преувеличения" (93).

      ¹⁹ Широта и разнообразие экспрессивно-семантических функций форм степеней сравнения имен прилагательных приводят некоторых лингвистов к переоценке лексической самостоятельности этих форм. "Изменение по степеням сравнения и в современном состоянии языка носит более лексический характер, чем синтаксический, и образует новую лексическую единицу, содержащую количественное изменение качественного признака, ср.: умный и умнейший. В этом отношении степени сравнения в некоторой мере сближаются с уменьшительными и увеличительными изменениями имен существительных..." (95).

      ²⁰ Современный язык для "чистой" сравнительности не допускает комбинированных показателей, по крайней мере избегает их.

      ²¹ А. X. Востоков пытался было запретить соединения "усиливательной приставки пре-" с превосходной степенью (96). Но жизнь взяла свое, и Буслаев дожен был признать эти образования нормальными.

      ²² В приставке наи- обычно за Ломоносовым, а иностранцы вслед за Vondrák (Vergleichende slavische Grammatik; Bd. 2, Formenlehre und Syntax. Göttingen, 1908, S. 74) видят заимствование из польского языка. Но К. Meyer не без основания указывает на употребление (рядом с префиксом все-) этого префикса в церковнославянском языке (ср. все- в дореволюционном официально-канцелярском языке: всепокорнейший слуга, всеподданнейший отчет, всемилостивейший государь и т. п.). (Historische Grammatik der russischen Sprache. Bonn, 1923, Bd. I, S. 167). Ср. также замечания Никулина (Степени сравнения, с. 28 — 32; ср.: Slavia, 1923, t. 2, ses. 4, s. 724).

      ²³ С формами прилагательных, выражающих безотносительную предельную степень признака, синонимичны усилительные обороты с повторением формы прилагательного: тихий-тихий, простой-простой и т. п., ср. разговорные обороты с повтором прилагательного, осложненного приставкой пере-. Например: "дело известное и переизвестное" ("Повести" П. Машкова; 1833, ч. 1, с. 11); "все это мне знакомо-перезнакомо" и другие подобные. Ср. в народной и народнопоэтической речи: "зеленым я зеленешенька" (Шейн, "Великорусс", 400); "Лежит родна матушка трудным-то труднешенька" (Соболевский. Народные песни, т. 5, 550); "Как вчера мой-то батюшка веселым-то был веселешенек, и моя родима матушка веселым же была веселешенька" (Шейн, 766) и др.

      ²⁴ Необходимо отметить, что в разговорной речи возможно присоединение приставки архи- к форме превосходной степени на -ейший, -айший, например: архискучнейший, архигнуснейший и т. п.

      ²⁵ Ср. замечания об употреблении форм сравнительной степени на -ейший и -айший в значении превосходной степени у А. В. Болдырева в статье "Нечто о сравнительной степени" (98)^а.

      ²⁶ Ср. в "Молотове" Помяловского: "Лучших людей нет на свете; один худ, а другой лучше, а третий еще лучше; и наоборот, один хорош, другой хуже, а третий еще хуже — так без конца и без начала. Только самого худого не отыщешь и самого лучшего не отыщешь. Все лучшие и хорошие".

      ²⁷ Проф. В. А. Богородицкий правильно указал на резкие тональные различия между высказываниями: пример заразителен и пример заразительный (в отсутствии и наличии паузы сказуемого).

      ²⁸ Взгляд Востокова не нашел сочувствия у русских грамматистов, кроме Ф. И. Буслаева и Я. К. Грота. Но несомненно, что в поэтическом языке XVIII в. и первой трети XIX в. различались стяженные (усеченные) и нечленные в собственном смысле формы имен прилагательных. Востоков очень упрощает и схематизирует отношения между спрягаемыми и усеченными прилагательными. По-видимому, эта дифференциация, поддерживаемая различиями в ударениях, была обусловлена синтаксически. "Спрягаемые" имена противопоставлялись "склоняемым". Любопытно такое противопоставление у А. К. Толстого: "Днепра ж светлы стремнины", но:

И светлы, как заря, Два славные предстали пред ним богатыря (111).

      Естественно, что грамматическое влияние полных форм на морфологический облик усеченных особенно сильно должно было сказываться, когда они выступали в функции согласованного определения, независимого от форм времени. Ср. у Пушкина: "версты полосаты", "печальны тучи", "коварны очи", "знаменья небесны", "проснулись рощи молчаливы" и т. п.; у Лермонтова: [Скалы] "таинственной дремоты полны";

Идут все полки могучи, Шумны, как поток...

("Спор")

Но, полно думою преступной, Тамары сердце недоступно Восторгам чистым.

("Демон")

      Употребление косвенных падежей от кратких форм в современном стиховом языке ощущается как стилизация археологического или этнографического, народнопоэтического характера. Ср., например, у И. Сельвинского в "Улялаевщине":

У Четыхи шапка — соболья душа. На плечах кафтан — ала бархата.

      ²⁹ Впрочем, последователи Фортунатова, не задумываясь над сущностью разных грамматических категорий, сбили в кучу "родовых" слов и членные и краткие прилагательные, и формы прошедшего времени глагола.

      ³⁰ Мне кажется правильной мысль, что в предикативном значении "полные прилагательные несколько субстантивируются; они получают какой-то оттенок предметности"; ср. сочетание их с местоименным прилагательным какой, например: "Тьфу, какой ты безотвязный!" (Крылов). Ср. также: "Он такой рассеянный" (Пушкин).

      ³¹ Причастие многими современными грамматистами совсем отделяется от форм глагола, от его системы. Например, Hjebnslev L. Principes de grammaire générale. Kobenhavn. 1928, p. 308.

      ³² О значениях времени в формах причастий хорошо сказал С. И. Соболевский: "Русское причастие относительно обозначения времени, отчасти сходно с деепричастием, отчасти с изъявительным наклонением. Именно причастие настоящего времени по большей части означает действие, современное действию управляющего глагола, но иногда означает действие, современное моменту речи говорящего. Причастие прошедшего времени недлительного вида по большей части означает действие, предшествующее моменту речи говорящего (разрядка наша. — В. В.), т. е. прошедшее. Впрочем, если управляющий глагол поставлен в настоящем или прошедшем времени, то причастие прошедшего времени недлительного вида означает вместе с тем и действие, предшествующее действию управляющего глагола. Но если управляющий глагол поставлен в будущем времени, то причастие прошедшего времени недлительного вида лишь в исключительных случаях может означать будущее действие, но предшествующее будущему действию управляющего глагола, а нормально оно в этом случае означает действие прошедшее, предшествующее моменту речи говорящего. Причастие прошедшего времени длительного вида употребляется в обоих указанных значениях, а именно: при управляющем глаголе прошедшего времени оно может указывать на действие, современное его действию (наряду с причастием настоящего времени); но оно может указывать и на действие, предшествующее моменту речи говорящего; к какому бы времени ни относилось действие управляющего глагола" (125). Примеры выражения одновременности с помощью формы причастия настоящего времени: Я вижу, видел, увидел, увижу мальчика, несущего молоко. "Но в предложении Я увидел или увижу мальчика, носящего нам молоко, — носящего уже не означает действия, современного прошедшему или будущему, означает действие, современное моменту речи говорящего, т. е. настоящее (в смысле постоянно совершающегося действия): Я (у)видел или увижу мальчика, который носит нам молоко. В предложении Я вижу или (у)видел, или увижу мальчика, принесшего нам молоко, — принесшего обозначает действие, предшествующее моменту речи говорящего, т. е. прошедшее: Я вижу или (у)видел, или увижу мальчика, который принес нам молоко. Также и в предложении Я вижу или (у)видел, или увижу молоко, принесенное нам мальчиком, — принесенное означает действие прошедшее: которое (было) принесено мальчиком. Но в фразе Завтра мальчик принесет нам молоко, и я попробую принесенное им молоко — принесенное означает действие будущее: которое будет принесено мальчиком. Но это случай исключительный: только из общего смысла фразы видно, что это действие предшествует действию управляющего глагола (попробую), но является будущим по отношению к моменту речи говорящего. В предложении Я (у)видел мальчика, несшего молоко, — несшего обозначает действие, современное прошедшему (у)видел, и потому равно прошедшему: Я (у)видел мальчика, который нес молоко; здесь несшего=несущего. Но в предложении Я вижу или увижу мальчика, несшего вчера молоко, — несшего не означает действия, современного настоящему или будущему, а означает действие, предшествующее моменту речи говорящего: Я вижу или увижу мальчика, который нес вчера молоко" (126).

      ³³ В стилях книжного языка, особенно официально-канцелярских и научно-деловых, которые склонны поддерживать прямолинейный логический параллелизм между употреблением причастных конструкций и употреблением личных форм глагола в относительных предложениях, были попытки образования причастий от основ совершенного вида на -ющий, -ящий (-ющийся, -ящийся) для выражения оттенков будущего времени, а на -вший, -вшийся (-ший, -шийся) с частицей бы для выражения оттенков условного наклонения. Известно, что еще Гоголь пытался перенести такие формы из канцелярского языка на почву литературной речи. Проф. Д. Кудрявский писал во "Введении в языкознание" (1912, с. 95): "В настоящее время в русском языке, по-видимому, создается категория причастия будущего времени (совершенного вида); в языке оно уже нередко встречается, например:

Неумолима глубина Под вами вскроющейся бездны".

Однако форма причастия будущего времени в норму литературной речи не вошла.

      ³⁴ Ср. протест против их употребления в 70-х годах XIX в. у Николича (Филологические записки, 1877, вып. 1, с. 13).

      ³⁵ Ср. замечание проф. Н. К. Грунского: "...обозначение времени причастием при выражении этого времени формою глагола-сказуемого было, в сущности, лишним. На отсутствии необходимости обозначать причастными формами в подобных случаях временные оттенки основывается, мне думается, смешение в древнецерковнославянском языке причастий на -м и -н, а также и потеря в причастии прошедшего времени страдательного залога его причастного характера и обращение в прилагательное" (129).

      ³⁶ Ср. пример окачествления причастия на -мый: "На что похожи руки наши?.. Разве так машина уважаемая машет?.." (Маяковский, "Протестую!")

      ³⁷ Ср.: "Перфект означает действие, осуществившееся в результативной форме к настоящему моменту... стол накрыт, письмо отослано. Перфект выражается... причастиями прошедшего времени страдат. на -н-, -m-..." (138). Ср. в "Русском синтаксисе" С. Шафранова: "Perfectum всего точнее может быть передано настоящим страдательного залога" (139).