I. Принципиальные вопросы.

1. Конечно, для меня неприемлем "плюрализм" М.В. Панова: "синтагмо-фонемы" и "парадигмо-фонемы", причем "синтагмо-" предшествует всегда у М.В. Панова "парадигмо-" и описывается в первую очередь… А ведь счет фонем должен быть не двойной (и не более: не тройной или с дробями!), а одинарный, то есть по Панову: "парадигмо-". Все "синтагмо-" – это рассмотрение сочетаемости и копуляции этих "парадигмо-", что не создает вторичного ряда единиц.

Впрочем, я уже об этом писал в очерке "Из истории отечественной фонологии" (1970), см. главу о "плюрализме". И сейчас не буду повторяться. Отмечу лишь некоторые беспокоящие меня высказывания: "Основная единица фонетической синтагматики – синтагмасубфонема, т.е. дифференциальный [различительный] признак звука. В этой книге название единицы упрощено: она везде упоминается как синтагмо-фонема (без суб-) в значении дифференциального признака" (стр. 18). Вот образец многоступенчатых дебрей пановского плюрализма, в которых даже умудренному филологу трудно разобраться! <…>

Автору я передал перечень различных замечаний как "минусовых", так и "плюсовых" в количестве 416 номеров. Думаю, что этого достаточно для оправдания рецензии. Коснусь здесь только некоторых случаев.

II. Добавления и пожелания.

1. На стр. 36 приведена аналогия языка и шахмат. Неплохо бы хотя бы в сноске указать, что этот мотив помянут у Э. Гуссерля в его "Логических основаниях", 20-й том, глава "Выражение и значение", в "Курсе Ф. де Соссюра", а в "Лингвистическом словаре Пражской школы Й. Вахека" этой теме отведена целая словарная статья…<…>

III. Фактические неточности и досадные описки.

15. Стр. 204: почему "севернорусское влияние на литературную речь, если судить по исполнению стихов, слабее, чем южнорусское"? Солоухин, Яшин, Щипачев последовательно окают, читая свои стихи, а аканье или [съма'] у Твардовского проскальзывает очень редко, а о яканье и вообще речи нет!

Мой отзыв затянулся и измельчал… Но я хочу, чтобы поскорее эта книга была напечатана и чтобы в ней не было оговорок и описок! Книга эта, повторяю, уникальна и замечательна по замыслу, и по материалу, и по изложению.

Как видно из текста моего "Отзыва", у меня с М.В. Пановым принципиальных разногласий не так уж и много: есть, правда, некоторый разный взгляд на те же явления, некоторое "разноглазие", но это не "разногласие". И это никак не влияет на главное, на то, что книга М.В. Панова по глубине, широте и остроте – первый подобный труд по русской орфоэпии и сейчас и вспять!

Доктор филологических наук А.А. Реформатский.

30 июня 1971 г.

(Текст опубликован в кн.: Язык и личность. М.: Наука, 1989. С. 211‑212. Приводится в сокращении.)

ТЕКСТ № 11.

Стихи подростка.

Что делать мне?

Уйти из жизни чтоли?

Умереть во сне!

И не знать больше боли!

Надо написать кому

Этим могу разбить сердце.

Так. Предки... Да пошли они!

Всё время закрывают дверцу.

Может друзьям... Хотя

Скорее всего нет.

Ради мужика пожалеть себя?

Мои мысли для него, как бред.

Хм... Может просто перестать писать о смерти?

А о чём? О Любе? О Надюше? О Вере?

Да это говно. Об этом каждый третий пишет

В социоме, в котором сам еле как выжил. <…>

Жизнь это тюрма, в которой вместе мы сидим.

я стою на сцене и кажусь вам ....

Подумайте сами: садик, школа, институт, работа –

Это так называемая наша свобода.

За нами наблюдают с самого детства.

Кто мы? Чем болеем? Из какого сделаны теста.

А армия? Умереть за родину не позор.

Не хочешь убивать – ты полных лох!

Сам не поедешь. Они тебя заберут.

И к матери в цинковом гробу привезут,

И ещё благодарность и медаль за отвагу.

Да, твою мать, её инфаркт хватит сразу.

Ладно хватит об идиотской системе.

подумаю о другом. Есть и другие проблемы.

мужской взгляд и сладкие губы.

В определённый момент, как муки.

А сейчас не хватает, сейчас это нужно

А что было вчера? Вчера было скучно.

Покинуть дом, нереальных друзей и подруг

пошататься по городу и понять: как был глуп!

Опять одиночество, алкоголь, похмелье

На утро подсчитывать разбитые семьи.

Мне надоело всех успокаивать

Говорить, что всё будет нормально

Что всех нас будет жизнь радовать

Только, как у шевчука: "Слышится это банально".

(Автор – Надежда Заворуева, 16 лет, учащаяся. Орфография оригинала сохранена).

ТЕКСТ № 12.

О депутатах и перестройке.

Фрагмент разговора коренных жителей с. Вершинино Томской обл. Николая Николаевича Вершинина (Н.Н.), 1948 г. рождения, образование незаконченное среднеспециальное, Веры Прокофьевны Вершининой (В.П.), 1909 г. рождения, малограмотной, и Физы Григорьевны Вершининой (Ф.Г.), их родственницы, некоренной односельчанки.

Н.Н. Ну а кто имеет право снимать директора на сессии? Эти наши неща'сны депута'тишки? Кото'ры они… толку не знают…

Ф.Г. Ты пошто' так дёшево говоришь – "депутатишки"?

Н.Н. А кто они? Это только чтобы время отвести, и всё. Зач^цем за них голосовать-то? Они кода' вот все готовы. А толку от них чё? Чё, ты видала по нашему, окру'ге, этих депутатов? А это даже и совсем не знал, кто у них. А толку, что депутату пожаловался? Чё толку-то, изменится? ~ Вот действительно. Сельсовет даже конторе подчинялся. А щас это – во-от, мизгири'шки ма'леньки, ни'шшы, ползают эти, сельсоветы, ну и всё. Вот на сессии сёдня решили – у Кольки машины нету, машину просит сельсовет. Нету машин у Кольки Аникина. А они это… ну, людей вывозить в лес не на чем. Эти, дорожники дают машину, но опять бензина нету. Ну и всё, и осталась эта кы'ска в своём калоше, весь сельсовет.

В.П. Нет, щас будет сельсовет, может…

Н.Н. Дак а толку-то чё!

В.П. Дак ты пошто' такой-то? "Толку, толку"?

Н.Н. Дак их сколь уж сменя'тся, каждый год их меняют. А толку?

В.П. Да ну тебя! Ну вот у Батурского работал два года.

Н.Н. Баранова выбрали, дак его обухо'м бей, не убьёшь, а тут… Придёт, деньги получит и опять уходит. Барабанов ли Баранов, какая разница. Раньше все колхозы непосредственно сельсоветам подчинялись. Вся власть Советам была отдана'. А щас сделали перестройку! Вон председатель сельсовета придёт, ёлки, ты его больше боишься, чем председателя колхоза. Так же, тётя Вера?

В.П. Ну только ты говоришь "перестройка"– это же не перестройка была. Кака' тут перестройка была? Перестройка щас началась, а сколько лет уж.

Н.Н. Я вобшэ' говорю.

В.П. Ну хоть дрова были у добрых людей, у учителей да у всех.

Н.Н. Они вот щас и депута'тишков на председателя выбирают. Кто уже в совхозе негодный, как трутень там, например, а каку'-то должность занима'т, никак выжить нельзя. Так и этого Барана [о Баранове], электриком, главным энергетиком был в Бату'риной, а толку от него чё? Выжить никак нельзя его, они предло'жили его выдвинуть депутатом. И проголосовали, поставили председателем сельсовета. А толку от него? Как она там был баран, так и тут баран. В свои ворота' и то, наверно, затти' не может, как вон наши овечки.

(Запись сделана Е.В. Иванцовой, 1988 г.).

ТЕКСТ № 13.

"Разговоры по телефону".

В разговоре участвуют девочка в возрасте 2 года 5месяцев (С.) и ее мать (М.).

С. ["звонит" по игрушечному телефону]. Ало! Да! … Да ничё, потихонечку… Манту'шку поставили [проверили реакцию Манту]… Ну давай, пока-пока… [кладёт трубку].

М. Ты кому звонила?

С. Дедушке Валере. [Обращается к себе:] А теперь давай бабушке Наташе позвоним… Так… Так… [набирает номер]. Ало! Да! А… Да ничё, потихонечку…

[звонит телефон]

М. [берёт трубку] Алло!.. Здравствуйте! Вот Светик вам звонить собирается. Светочка, с бабушкой Наташей будешь разговаривать?

С. [берёт трубку, некоторое время молчит, слушает бабушку, которая просит поговорить с ней]. Мама будет говорить! [передаёт трубку маме].

М. Ты же хотела бабушке звонить!

С. Не хочешь! ["не хочу"]. Мама позвонит! Всё, позвонила!

[убегает].

(Информант – Светлана Гарганеева, 2001 г. рождения. Запись К.В. Гарганеевой), 2004 г.).

ТЕКСТ № 14.

Что за растение?

Девочка (С.), 2 года 8 месяцев, с матерью (М.) рассматривают растения на даче.

С. Лебеда… Полынь… Это что?

М. Это девясил.

С. Это девясил… Видишь, какой он сильный!… Это что?

М. Это мята. Она очень приятно пахнет.

С. Видишь, это мята… Её надо мять [срывает лист, сминает]… Она приятно пахнет [подносит листик к носу, нюхает]. Ой, как вкусно пахнет!… Это что?

М. А это ты знаешь.

С. Света! Ты же это знаешь! Конечно! Это мокричка! [трогает растение]. Мокренькая! Молодец, Светочка!

(Информант – Светлана Гаранеева. 2001 г. рождения. Запись К.В. Гарганеевой, 2004 г.)

ТЕКСТ № 15.

Сказка про миксер.

Рассказывает девочка в возрасте 3 года 4 месяца.

Жил-был миксер. Он умел молоть Светке супчик. Он умел делать тесто. Он умел делать крем. И вот однажды мама делала крем. И миксер устроил белый салют. И шкаф был в креме, и холодильник был в креме, и пол был в креме, и стол был в креме, и мама была в креме – всё-всё! И тогда миксер сказал: «Мама Ксюша, ты почему в меня не вставила лопатку до конца?» А мама сказала: «Это потому, что Светка бегала и кричала: «Выключить! Выключить! миксер». Тогда миксер сказал: «Света, иди смотри Фафалю, а мама всё уберёт. А то я сломался». Света пошла к Фафале, а мама всё убрала и пожарила папе ладушки.

(Информант – Светлана Гарганеева, 2001 г. рождения. Запись К.В. Гарганеевой, 2005 г.).

ТЕКСТ № 16.

Игра в театр.

Девочка пяти лет рассказывает сказку про Колобка, играя в театр с фигурками из картона.

Бабушка пошла погулять. "Дедушка, я пойду, погуляю?" – "Возвращайся из путешествия, с хорошими друзьями! Буду писать тебе письма. До свиданья. Пока. Тебе путешествия хорошего!" Идёт-идёт бабушка, навстречу ей [кричит, быстро, "страшным" голосом:] ЗАЯЦ! Заяц! Вот… Заяц говорит ей: "Если вы меня не возьмёте с собой в компанию, вы не получите на день рожденья сладкую морковку". Ладно, бабушка взяла его. Бабушка сказала: "Ну ладно, возьмём". Идут, идут они, день, два… потом наступил вечер. Встретился им волк: "Если вы меня не возьмёте с собой, вы не получите волчьих ягод". – "Ладно, возьмём". И пошли они, все за бабушку держались. Вот. Идут день, два, на третий надоело. Медведь им встретился. "Если вы меня не возьмёте, то вы не получите мёду!". Так и быть, взяли и мишку… косолапого. Вот идут они все-все… [роняет фигурки] упали… упали через канаву большую… Вот идут они день, два, три шли… день, два, на третий уже устали. Тут им Лисичка повстречалась. "Завтра… послезавтра вернёмся домой. Завтра мы вернёмся домой. Ладно?" Лисичка сказала [говорит тоненько]: "Если вы меня не возьмёте, я вам не дам колобочка, с собой в дорогу. А мне надо скоро будет уходить, поэтому я к вам зашла на минутку. Чтобы вам проводить весело время", – сказала лисичка и убежала! Колобка [неразб.]: "Колобочек-колобочек, тебя на' нос приглашаем. Колобочек-колобочек, держись за меня! Колобочек-колобочек, ах ты миленький! Румяный колобо-очек, колобо-очек, приве-етствую тебя! Колобочек-колобочек, ты румяный колобочек!" – а сама уже хочет его съесть. Она его не хочет [неразб.]. Колобок подумал и убежал. К дедушке с бабушкой. Дедушка с бабушкой сказали: "Не убега-ай, колобочек! Съедят ещё!" – "Хи-хи-хи! – сказал Колобок. –Расстраиваться нечего".

[Поёт:] Поклони'тесь все низко,

Представленье кон-чилось,

Представленье кон-чилось,

До свиданья завтра,

До за-автра… Вы завтра повстреча-айтесь,

Нам в семь утра!

В семь утра мы представленье

Начинаем первого пора-а-а!

Вот пора афишею убра-а-ать,

Потому что всё окончено-о опя-ать!

Вот и дедушка и бабушка все встретились,

Ох, какая весело компания жить,

Весело, весело дру-ужить!

Весело-о… весело-о... весело дру-ужить!

Всё. Конец. Ка-нец. К[о]нец. До завтра. [Обращается к матери, предлагая вступить в игру:] А вы зрители.

(Информант – Алина Иванцова, 1999 г. рождения Запись Е.В. Иванцовой, 2005 г.).

ТЕКСТ № 17.

Из выступления З.С. Паперного на ученом совете, посвященном памяти Г.О. Винокура.

Ну мои воспоминания / так же как и / у Клавдии Василь(ев)ны (К.В. Горшкова – зав. кафедрой русского языка МГУ) / э начинаются с-с… довоенных / э-э ифлийских… э времён / Э-э… Григорий Осипович [ош^,] Винокур / читал / нам историю русского литературного языка / мы все были очень увлечены / м-м и-и курсом / и вот с-самим лектором / он / безусло'вно был / самым любимым нашим преподават(е)лем / так что [та'шъ] з(д)есь не было / так ска(за)ть ни… никаких разногласий / и м… альтернатив (пауза, откашливается) // И вот один раз / Григор(ий) Осипович [ош^,] на лекци[и или ях?] / говорил о разных / видах / презенса // Н… н… презенс хис… историкум / и так далее // Разные формы / настоящего времени / в литературе // А я подумал / о форме / настоящего времени / которая часто… упоминается… м-м встречается у Чехова / м-м… настоящее время как ка'ждодне'вное // Допустим "по утрам он встаёт / пьёт чай" / и дальше всё это описывается / не как в настоящий момент / не в… да'нный момент происходящее/ а / вот всегда' так бывает / каждый день // И я сказал м-м… своему при… приятелю / что вот / э-э… "интересно спросить Григория Ос[ипови]ча Винокура / что он по этому поводу думает" // Он сразу меня по[д^,в^,]ёл / он был более такой контактный / значит подвёл м… меня к Вин… Винокуру / "вот говорит / э-э… у него / он хочет вас спросить" // Григорий Ос[ипови]ч / поразил во-первых тем что он / э с невероятным интере'сом отнёсся / к вопросу / даже которого он еще не слышал / он даже так / ладо'нь при [д^,в^,]инул / к уху чтобы лучше слышать / и во(об)ще / такая была готовнос(т)ь / чт(о) м(е)ня совершенно [съшэ'нъ] поразило // И я ему сказал об этой… об этой… м-м… со… сво… своём так сказать / м-ми'кронаблюде'нии / Григорий Оси[пови]ч [так или как?] сказал / он мне / значит / прои[з^,н^,]ёс слово / которое | до сих пор звучит / э… (з)начит в моих так ска(з)ать… в моём сознании как некая волшебная музыка / для студента/ который значит [нъш^,т] подошёл к какому-то совершенно [съшънъ] заповедному миру // Он сказал / "Вы это совершенно ве'рно наблюли'" // (тихо) Он сказал // Вот / и э-э вот это "наблюли" / значит я всегда вспоминаю / как некоторые други'е слова… э-э и… э-э… та… вот тако'го рода // Во(о)бще слова / как и люди / они тоже бывают с высшим образованием / или слова от сохи / и так далее // Вот н(апри)мер друго'е слово / которое я слушал у другого лектора // это вот | не заста'вило нашу профессуру / а это "пону'дило" нашу эт(у) // Сразу какое-то другое так сказать / и образованности // Вот // И / вот этот и-и… разговор… пе'рвый разговор с Григорием Осиповичем / меня поразил тем что / г… что он / все'м ви'дом да'л поня'ть / дава'л поня'ть / что вот "я преподаватель / вы / студент / но это не имеет никакого значения / по сравнению с … по сравнению с тем фактом / что мы два' челове'ка / которые р-равны перед наукой / как | перед Богом" так сказать // И в этом смысле / э-э он конечно был са'мым таким демократическим чело(в)еком / с которым м… каким… вообще приходило[с] общаться / потому что это у него было в крови // <…>

(Записано М.В. Китайгородской в 1986 г. в Институте русского языка РАН. Текст опубликован в кн.: Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Русский речевой портрет: Фонохрестоматия. М., 1995. С. 50‑51; приводится в сокращении).

ТЕКСТ № 18.

Рассказ эмигрантки

ЛБ. Окэй / я Лена Бузина / родилась в Америки (sic!) / в Нью-Йорке / в сорок первом году // Мне пятьдесят семь лет // Я работаю во Флоридской (поправляется) Флоридском университете/ в рекламном отделе школы музыки / и-и… Научилась по-русски говорить у родителей / которые родились в России // Мама заставляла меня говорить по-русски... я не говорила по-английски до пяти лет // Потом я / сообразила / что это пригодится мне / и-и-и в high school / мало разговаривала // У меня бабушка и дедушка говорили только по-русски.

ВП. Угу //

ЛБ. так что когда я сообщалась с ними / конечно надо было по-русски // А в college я была в пятьдесят девятом году до шестьдесят третьем году / так что диплом / получила // И там я изучала русский язык такой / (замедленно) Светланы Александровны Трахтенберг // И она окончила Смольный институт // Она умерла вот / пара году (а?) тому назад / ей было девяносто шесть лет // Ей было шестьдесят пять когда я окончила университет // И она была из русского старого поколения // и всегда девочек приглашала на русскую Пасху // И в университете не разрешали там алкоголь // Но на русскую Пасху она там водку / и пасху / и кулич всякий / угощала девочек // И когда [када] я кончила college / я всё мечтала поехать в Советский Союз / потому што родители роди'лись там / и вобщем мне было интересно / посмотреть / што там // <…> Я писала-писала / ответы там получала такие стандартные // Письмо / говорят " спасибо за… интерес / и вобщем забудьте" <…> я hотела / на первом месте Йельский университет / потому што я думала / ну там интересно там / хороший университет / там много интересных людей // И так далее // Так што я им написала и спросила / што у вас там есть? И я выбрала / (поясняет) ну / я хотела Interior designer | факультет (?)… оформлять (?) я хотела в доме (?) мебель и так далее // Ну у них ничего такого не было / у них графическое искусство // Я думаю / ничего / давай попробую это // Так что интересно было / што человек / который заведовал этой к^hафедрой / графического искусства / тоже был президент организации которая (?) оформляла выставку / классической американской графики (а?) которая ехала в шестьдесят третьем году в Союз. <…> Ну / в общем / меня приняли на эту выставку / заплатили мне десять тысяч долларов / девять месяцев / и я была… / работала как гид / на американской график[и] // Целых девять месяцев //

ВП. В каком городе это было?

ЛБ. Два месяца в Алма-Ате / в шестьдесят третьем году // Все там думали / што мы… что я была из Литвы / или ну / из каких-то социалистических стран / республик / потому што я говорю с акцентом // И блондинка более ли менее // И не могли представить / што там американцы были / и нас… на нас смотрели как э-э кино-звёзды / потому что никогда не видали американцев // И не знали как они выглядят // Так что мы даже когда ходили по магазинам / в Алма-Ате / вобщем на нас смотрели как… ну звери в клетке // <> И конечно нам не разрешали сообщаться очень близко с русскими / из-за таких времен (?) // <…>

(Информант – Лена Бузина, родившаяся в Нью-Йорке в 1941 г. Записано В. Пичугиной (В.П.) в 1998 г. в г. Таллахасси, США, штат Флорида, расшифровано Е.А. Земской. Текст приводится в сокращении по кн.: Язык русского зарубежья. Общие процессы и речевые портреты. М., 2001. С. 223–225).

ТЕКСТ № 19.

М. Цветаева. Мать и музыка.

Но больше всего, из всего ранне-рояльного, я любила – скрипичный ключ. Слово – такое чудное и протяжное и именно непонятностью своей (почему скрипичный, когда – рояль?) внедрявшееся, как ключом отмыкавшее весь запретный скрипичный мир, в котором, из полной его темноты, уже занывало имя Паганини и горным хрусталем сверкало имя Сарасаты, мир – я это уже знала! – где за игру продают черту – душу! – слово, сразу делавшее меня почти скрипачом. И еще другой ключ: Born, ключ Oheim Kühleborn: Дядя Струй [персонаж "Ундины"], из жемчужной струи разрастающийся в смертоносный поток… И еще ключ – другой:

… холодный ключ забвенья,

Он лучше всех жар сердца утолит! –

из Андрюшиной хрестоматии, с двумя неизвестными: "забвенье" и "утолит", и двумя известными: "жар" и "сердце", которые есть – одно.

Слово и вид – лебединый вид, который я так любовно воспроизводила на нотной бумаге, с чувством, что сажаю лебедя на телеграфные провода.

Басовый же мне ничего не говорил: ни вид, ни звук, и я его втайне презирала. Во-первых, – ухо, простое грубое ухо с двумя дырками, но проткнутыми, – о глупость! не в нем, а рядом, – двумя вместо одной, точно можно в одном ухе носить две серьги и точно, вообще, бывает одно ухо. (Ушной вопрос меня очень интересовал, ибо мать, у которой уши были проткнуты и серьги – висели, называла это варварством, а ее падчерица, институтка Валерия, которая считала это красотой, никак не могла этого проткнутия добиться: то запухали, то зарастали, – так и ходила злая, с шелковинкой.) Слово же "басовый" – просто барабан, бас: Шаляпин. А одна полоумная поклонница (у нее пол-ума, и она все время кланяется!) ставит в двенадцать часов ночи своего трехлетнего Сашу на стол и заставляет его петь, "как Шаляпин". И от этого у него круги под глазами и он совершенно не растет. Нет, бог с ним, с басовым! И уже для собственного удовольствия, долбя коленями стул, локтями – стол, ряд чудесных скрипичных, один другого внизу – полнее, вверху – стройнее, – целая вереница скрипичных лебедей! <…>

Четвертый рояль: тот, в над которым стоишь: глядишь и, глядя, входишь, и который в постепенности годов, обратно вхождению в реку и всякому закону глубины, тебе сначала выше головы, потом по горло (и как начисто срезая голову своим черным краем холодней ножа!), потом по грудь, а потом уже и по пояс. Глядишь и, глядя, глядишься, постепенно сводя сначала кончик носа, потом рот, потом лоб с его черным и твердым холодом. (Почему он такой глубокий и такой твердый? Такой вода и такой лед? Такой да и такой нет?) Но, кроме попытки войти в рояль лицом, была еще простая детская шалость: надышать, как на оконное стекло, и на матовом, уже сбегающем серебряном овале дыхания успеть отпечатать нос и рот, которые: нос – выходит пятачком, а рот – совершенно распухшим, точно пчела укусила!– в глубоких продольных полосках, как цветок, и вдвое короче, чем в жизни, и вдвое шире и который сразу исчезает, сливаясь с чернотой рояля, точно рояль мой рот – проглотил. А иногда я, за недостатком времени, с оглядкой на все выходы залы: в переднюю – раз, в столовую – два, в гостиную – три, в мезонин – четыре, откуда, изо всех сразу, могла выйти мать, просто рояль целовала – для холода губ. Нет, можно войти дважды в ту же реку! И вот, с самого темного дна, идет на меня круглое пятилетнее пытливое лицо, без всякой улыбки, розовое даже сквозь черноту – вроде негра – окунутого в зарю, или в розы – в чернильный пруд. Рояль был моим первым зеркалом, и первое мое, своего лица, осознание было сквозь черноту, переведением его на черноту, как на язык темный, но внятный. Так мне всю жизнь, чтобы понять самую простую вещь, нужно окунуть ее в стихи, оттуда увидеть.

(М. Цветаева. Соч. в 2-х томах. Т.2. М.: Худ. лит., 1980. С. 102–103, 115–116).

ТЕКСТ № 20.

Фрагмент выступления В.В. Жириновского 13 сентября 1998 г. на митинге у Большого театра напротив памятника Карлу Марксу

…Он уйдёт Клинтон / его дни сочтены // Он просит прощения у своей жены / у конгрессменов / и у американского народа // А у нас он когда попросит прощения? Это при нем шесть лет / всё самое худшее происходит у нас // Начали Рейган / продолжил Буш / но самое плохое сделал Клинтон // Это к нему / на инструктаж / бегает Зюганов / Явлинский / Шохин / и другие лжекоммунисты и лжедемократы // Получают инструкции / и выполняют // Начали с инструкции этого сумасшедшего / Карла Маркса // Его манифест / они перевели на русский язык // "Призрак коммунизма / бродит по Европе" // Где он / призрак? Сто пятьдесят лет бродяга этот бродит и не может найти себе пристанища // Нашёл здесь / у российских большевиков // Там он бродил / и его выгнали // А здесь он нашёл // И там на Красной площади // лежит другой сумасшедший / Ленин // Это он / больной физически и морально / заставил свою партию совершить / Октябрьскую революцию // Была не революция / а ночной захват власти // Народ поддержал // Потому что это была столица // Народ поверил // Потому что лозунги были в пользу народа //

(Текст опубликован в кн.: Современный русский язык. Социальная и функциональная дифференциация. М.: Языки славянской культуры, 2003. С. 193).

ТЕКСТ № 21.

Разговор бабушки (Е.С.) с внучкой (В.).

Е.С. Анечка… Танечка… Леночка! [обращаясь к внучке, путается в именах. Первые два имени – имена дочерей] Фу ты! [со смехом] Слеза идёт и идёт [слезятся глаза]. Слеза едучая. Идёт слеза едучая. Это я сама придумала… Года… Дурости всё больше прибавляется. Память совсем исчезает.

В. Что это у тебя? [о лекарстве]

Е.С. Раствор. А вот тенту'ра солю'ция ио'ди – это десятипроцентная… Каждый день передают, хлорка. Прохлорировала – и всё. Это уж точно убьёт… [обрабатывает раствором ножницы].

В. Как там, у Ани?

Е.С. [молчит, вспомнила не самое приятное. Выражение недовольства на лице. Охотно готова рассказать обо всем]. Там все любят спать. Костя… да господи… может и до четырёх дня проспать… Ой, не хочу, не хочу… [знает, что разговор длинный и расстраивающий, поэтому вовремя останавливается. Перебирает вещи:] Кофту купила Володе я, с голубой полоской, у него глаза голубые, ли'чит она его.

В. Ли'чит? Это как?

Е.С. Это старинное, то есть к лицу. Пробочка куда укатилась, скотинка… А я, Лена, в церковном… Ну как это скажи…

В. Календаре?

Е.С. Календарь можно назвать… [о специальном церковном издании, но не календаре]. Читала… Ой, Лена, какие там рассказы!… [интонация восхищения]. Одна девица проповедовала заповеди Христа, а ей запрещали. Ей сказали: "Мы тебя расстреляем". Тут был паренёк, как они пишут, красавец. Просто влюбился в неё, взял её одежду одел: "Пускай меня расстреляют". А эти обнаружили, что это не она. Обоих или обеих?

В. Ладно, просто их, или обоих.

Е.С. Взяли их, отсе'кли руки и обезглавили. И не просто тяпнули топором, а пилили… А она думала: всё из-за меня – ему. И её тоже стали мучить. За то, что они терпели, и он, и она, никто не отрёкся… Что ж с ими сделали? Надо прочитать. А-а. Сбросили их в яму, а люди нашли их и преда'ли христианской смерти. И кто за них подержался – тот исцелился. Например, один подержался, а болел – а стало лучше, сказал всем – и пошло, и они стали исцелять. И их причислили к лику святых. <…>

А этот Ельчик – пескарь! Ведь он же – наместник царя, за него Богу надо молиться. А я, знаешь, грешница, не могу. За царя-батюшку нужно богу молиться – а я не могу. Слышала, он два раз выступал? Я слушала внимательно, Леночка, и запомнила. Он говорит, мы старые, хоть с нами трудно работать, но с нас надо молодым брать пример. Ты ведь знаешь, сколько он для России сто'ит в смысле валюты – это миллиард уже… Куда бы он ни полетел, куда бы он ни поехал – всюду его сопровождает охрана…

В. Бабушка, смотри, ты в йод наступила!

Е.С. Ну, это ничего, это дезинфекция [шутит].

[Убирает мусор, вытирает разлитый йод. После паузы:]

Я тебе, Лена, скажу достоверно. Дедушка, тебе прадедушка Семён, сидел в лагерях со старшей дочерью Николая второго, Александрой. Лена, как они над ней там издевались… До слёз её было жаль. "Царица, иди параши выгружай из камеры!" И охранники-то тоже подсмеиваются. А уж если эти подсмеиваются – так заключённые тем более.

По "Академии" я рассказ слышала, сейчас этот дед – профессор, а тогда ему тринадцать лет было. Так мальчик этот рассказал: "Трое царя охраняли. В левой руке – повод, в правой – заряжённую винтовку. Сзади тоже лошади. И всё. Дак мы, грит, рады были, что увидели царя…" Нет, так раньше не было. А он потом учился, этот дед, профессор. Работает в Томском университете, обучает совремённую молодёжь… А Ельчик-то наш, пескарь-то! [интонация сожаления, разочарования.] Дивизии! Дивизии стоят! За что было стрелять в царя! [Тут же – о палочке с йодом:] Да чтоб ты сдохла, а! [говорит без злости] Она мне уж и тут напачкала!

Тут на Пропи'тке церковь открыли, так мне Нина сказывала: Григорий Иваныч – он строитель церкви. Всё вокруг убрали, чистенько всё. Он из алтаря говорил… Так что ты узнай, промы'шли [сказала необычное слово с улыбкой], кто это у вас такой в университете.

(Информант – Евгения Семёновна Роскошных, 1918 г. рождения, образование 7 классов и медучилище, по специальности фельдшер. Родилась в Алтайском крае, большую часть жизни прожила в г. Колпашево Томской обл. Запись Е. Басанец, 1997 г.).

ТЕКСТ № 22.

О молодежи.

Да, щас каки'-то, молодёжь пошла кака'-то безразличная. Ну, где-то вот пейся'т седьмой, пейсят восьмой год – те ешо можно сказать акти'вны, а вот остальные, они как единоличники. Чё хочут, то и делают… А раньше прямо кучей, табуном, вот сёдня одной бабке к окошку картошку привяжешь верёвочкой. И глядишь, кто с топором выскочит, кто собак спустит. А щас вот посмотришь, идут так, то один пройдёт, то другой, как приблу'дна корова в стадо идут по одной, так и они. А это табунами же были… Интересней. Огурцы воровали. Свои же есть, нет, надо у него вкусней, хоть и воро'ваны. Это обязательно наблуди'ть. Егор Петрович был вот здесь, ну вот памятник, а рядом, ну у него огородчик был, и до фига' подсолнухов. А подсолнухи здоро'вы, вот мы отшелуши'ли эти подсолнухи, ну, посре'зали и окошко выставили и все ночью скидали в и'збу эти пустые. Чё попало творили.

[Дрались?] Всё с басанда'евскими да с бату'рскими мир не брал нас. С я'рскими дружили мы. У нас вот щас вот эти вот ма'леньки дерутся, те приезжают туда или наши туда едут, ну вот кого? В седьмом, в шестом, в пятом классе учатся и уже хлешшутся, ну ёлки. А вот с батурскими мир не берёт. Ну, как татары с монголами.

(Информант – Николай Николаевич Вершинин, 1948 г. рождения, коренной житель с. Вершинино Томской обл., образование незаконченное среднеспециальное. Запись сделана Л.Г. Гынгазовой, Е.В. Иванцовой, 1986 г.).

ТЕКСТ № 23.

О прошлом.

Семьи'шша была. Почему-то те года негде было валенков даже купить. Так в пропа'шшых да в худых всяких ходил. А ведь простыть можно было. Убирали, вязала хлеб, пятьсот шестьдесят снопов завязала, побежала, баню истопить попросилась. Тогда отец получил к Октябрьской пятьдесят рублей, а выполнил больше нормы хлеб сеял, я двадцать пять – вязала, хлеба помногу связывала. И семьи'на вон кака' была. Отец был кузнецом [о муже], один сын трактористом, а Колывани который, тот был конбайнёр. И Гутя с Лёшкой [о детях] на полях работали, я шеста' ходила сама ешо работала. И вот нашли у меня тридцать лет стажу, а ничё не прибавляют никого мне ничё нету. Это надо всё хлопотать, а я ничё это не могу. Вот она [дочь] поехала в город, дак она счас уж поздно. Пока шель да шевель, на истано'вке стоит. Жалко. Не так уж теперь мне и деньги бы нужны', уж скоро умру, а мне труд свой жалко. Так работала, мучилась. Уж мне бы от такой семье' куды' пойти? Обстирать, накормить, сварить… Их пять человек, да я шеста'. Ходила работала. А меня ругали же'нски кото'ры: что "у тебя така' семья, работать-то ты ешо' ходишь". Хоть деньга'ми не платили, – во'вошшы получали: картошек наваля'т, капусты, игурцо'в, моркови, вот и… А деньга'ми не платили. А денег никто не получал. Только премию кода' дадут к празднику. Так работала – свету не видала.

У нас Мочи'шше во'зеро, как пойдёшь, возерко' к Я'ру ехать, и на' гору вылезешь, тут все бочковы'е игурцы' насо'жены были. Землёй были грядки прогребёны… По двенадцать гряд поливали мы. Я насилу с-под горы вылезла, двойника'ми-то ходила. Надо на коромысле вёдра унести, да ешо' у меня такой живот. Воду-то из Мочи'шша таскали и поливали игурцы. двенадцать гряд норма полить. Двенадцать гряд полью, да итдохну', да во вторы'м ч^цасу' пойдём по чернику. Вот чё было ягоды. Почему теперь нету? Не знай? Это вот чё ишо' до войны… Чё было – гриба', и ягода! А грибов брали! Страшно дело было, брали чё гриба'! Потому что с городу народ не ездил, машин не было, пойдёшь – тьма вот чёрных грибов этих! Где идёшь – дак так гряда'ми, гряда'ми! [А какие грибы?] А бе'лы-то грыбы', кори'чневы шляпки-то, вот они краси'вы. Вот найдёшь – да таки' ме'леньки да хоро'ши. Лю'бо было брать. А черники чё было! И куда чё девалось? Чё народ говорил старый – всё сбылось, ей-богу, всё сбылось. Всё говорили: "Вот придёт то время, не будет ни птицы, ни рыбы". Как могли знать? И правда, рыбы тапе'рь такой нету.

(Информант – Вершинина Екатерина Васильевна, 1904 г. рождения, кореннная жительница с. Вершинино Томской области, малограмотная. Запись Л.Г. Гынгазовой, Е.В. Иванцовой, 1986 г.).

ТЕКСТ № 24.

Как сына изурочили.

Чича'с я расскажу про сына. Так. У меня пять человек детей, у ка'жного – парочка детей: сын и дочка, сын и дочка. Ну вот. Вот тут сидели три старушки. Они уж все мёртвы. Вот этот запло'т – вот этот столб поставил, другой поставил, третий поставил. Вот этого столба не было, этот столб поставил, пока они сидели, и он этот забор забрал, ну и давай его… Чё-то тошнит, голова заболела. Зашёл в и'збу, упал на койку. Я говорю: "Чё с тобой?" – "Ой, не знаю! Ой, да ой, да ой!" Давай его – и понос, и рвота. "Ой, мама! Эти три суки меня съели". Ну, я давай умывать, наговаривать. Раз умыла, два умыла, у стола эти углы обтёрла да двенадцать ложек помыла да, скро'зь скобы' пропустила, воду да, прочитала молитвы три – моли'твов я много ши'бко знаю, они вся'ки-ра'зны болезни… Вот эта ши'бко хоро'ша молитва [неразб.]: "Мики'та-мученик, у бога мучился, у Христа трудился, за нас богу молился. На божьих дверях стоит сам Исус Христос, с божьей силою, с божьей плани'дой. Аминь, аминь, аминь". Вот эта ши'бко хоро'ша. Вот мать тебя провожает, и эту молитву… "А как ты это чита'шь, чита'шь, чита'шь [молитвы] без книги и безо всего?" Я пойду на поминки, позовут меня, я книгу не даржу', я так читаю. Так не ошибалась, ничё, наверно, память хоро'ша была. [Вы сына от урока вылечили?] Аа, ну я не досказала, ишь, я чё попало буро'блю. Только что справедливо всё, я врать не вру. Ну и… "Мама, ты же всех лечишь, умой меня". Я говорю: "Ну ладно". Умыла, укрыла его. Кода' спрысну – прыскану' на его – "С гу'ся вода, с младенца Володи вся худоба, уро'ки и призо'ры, скорьби и болезни. Будь моё слово кре'пко и ле'пко, на сон, на угомон, и на доброе здоровье. Аминь". Вот так. И вот так почитала-почитала-почитала, умыла, он уснул – как пропал. Спал, спал, спал – "Щас, кажется, у меня всё это в себя вошло. Это они меня, мама, так изуро'чили. Ой, меня, гыт, тянуло рвать, я, гыт, думал, что я подохну". [А как они изурочили?] А они завидовали, гыт. Я потом стала одной старушке, которая вот тут, вот в е'тем доме-то жила, – я говорю: "Ба'ушка Настасья! Вы, чуть не по'мер мой Володя, изуро'чили". Она гыт: "Аа, мы всё время сидели завидовали, что он это…"

(Информант – Матрена Артемьевна Вершинина, 1909 г. рождения, кореннная жительница с. Вершинино Томской области, малограмотная. Запись Е.В. Иванцовой, 1988 г.).

ТЕКСТ № 25.

О сватовстве.

О-ой! Петровна, у нас отец строгий был. Строгий был. Это бы… у нас чтобы принести ["родить"] ребёнка  а! на вдохе. Ну и года не таки' были, конешно. А Вы всё равно вышли за кого хотели. Да. Не гулял даже на свадьбе, Петровна, не пошёл. Никак не отдавал. Ну а е'то… Они меня: "Бе'гом, гыт, пойдёшь?" Я дома, они сватаются. С братом приехали, мать приехала, сватаются. А он пошёл свататься  у людей пимы' взял. Вот этого Полиного брата, валенки брал. Даже валенки худы-ы' были худы'! Бедно, ши'бко жил. Ну и… А вот, я пошла. Ну а, это… Они меня там спрашивают: "Ты пойдёшь бе'гом?" Я говорю: "Пойду". Настояла на своём: пойду. А у меня же тут жених был, посватал меня. Ну и… я обзада'чилась с ём. Серёжки-то итдала' мамины-то, да ешо чё-то итдала', однако, платье. А Степан-то узнал, я с ём дружила. А я думаю: всё равно меня тя'тя не отдас. Думаю, за того пойду. А того-то я не любила, не гляну'лся мне. Ну всё равно, так-то ничё был. Ну, я пошла, это… обзада'чилась я. А Степан услыхал. А я пошла на вечёрку. А тот-то сидит у порога, мой жених, с которым я обзада'чилась-то…  и Степан-то ко мне не подходит  от ей-боу, не подумайте, что вру! И Степан-то не подходит ко мне… Раньше плясали же всё "Подго'рну"-то  ну и я тоже туды', как иза'болишна. А Степан пошёл плясать. От меня как взял девчонку каку'-то там, и кру'гом дошёл до меня, и меня-то не позвал.  А тот картёжник был, Лексе'й Фёдорыч, в карты играл ши'бко. Уу. Молоды'-то мы не' были… Хоро'… хоро'ши-то мы не' были, а молоды'-то были. Это Ульяна Афанасьевна мне говорит… "Ты иди за Стёпку-то. Под крыльцом, да с молодцом!"  она, на меня. Ну я убежала оттэ'дова. Пережива-аю всю ночь! Пришла, у Евгении посидела  тут-ка она в невестах была, тоже сосваталась, моя подруга, за нашего деревенского. Кото'ра Манька-то у меня отбила Степана-то, дак за её брата. Ну и… я посидела-посидела там, с ей поразговаривала, у самой сердце кошки скребут… Попёрлась домой. Прихожу домой, на печку залезла  раньше чё было, ни коек, ничё ведь не было,  я на печку залезла смеётся, пими'шко в голова', приоделась и лежу. Прям до слёз. Думаю: чё я буду делать-то? Степан тапе'рь ко мне не подойдёт больше… Всё, потом… наза'втре… А тут подруга тоже была, Лекса'ндра…  вот в э'тим дому', Иван Савостья'ныча, де Таня живёт. Она приходит: "Пойдём к нам". Я говорю: "А чё?"  "А там Степа'нка пришёл, меня послал по тебя". А я обрадовалась! Побежала смеётся  помню всё! Побежала туды' к им. Ну, он прямо… Вот не поверите, не хвастаю: плакал! прям плакал, меня уговаривал. Я согласилась. И пошла я с ём по улице, а эта увидала, та сестра, Лексе'й Фёдорыча-то. И мне принесла серёжки и платье. А Вы что ему дали? Ну как задатки-то бува'ют, дают. Вы не обзада'чивались ни с кем так? Ну, вы-то всё равно в годах. Ну, сестра его принесла мне. Серёжки и платье принесла. А я со Степаном, она меня увидала, что я со Степаном  она пришла, тётка моя… не тётка, а моя сестра двою'родна, пришла: "Прокофий! втягивает несколько раз носом воздух, как бы нюхая что-то. Прям вином пахнет у тебя!" Он: "О‑о…"  пошто' он не итдавал туды', никого не согласился. Ой, руга'тся! "Чё, вы наверно разговариваете да, советуете да!" Я не знаю, пошто'. Ругался, не итдава'л. То ли посолить меня хотел. Ну, дак они меня подговорили, "пойдём-пойдём", я согласилась. Ну я ши'бко-то недовольна была, это… этим делом. Согласилась, всё равно. А, может, посватали… Я на вечёрку пришла  он бы подошёл ко мне сел бы. А он сидит там, с ребятами, разгова'риват. А я одна сижу. И ни того и ни другого. Ну и чё? Сгреблась и убежала. Тот бы подошёл за него вышли. Аа, если б подошёл… правда, правда! Подошёл бы, а я думаю: о'споди, обзада'чились, он должо'н со мной… раз он меня так… уважа'т ли как ли… сва'тат, дак он должо'н ко мне подойти! А он не подошёл, и этот не подошёл. Обо'е, никто. Я посидела-посидела как обо'срана и убежала смеётся. Убежала. Вот и осталась я, со Степаном Прокофьичем.

(Информант – Вера Прокофьевна Вершинина, 1909 г. рождения, кореннная жительница с. Вершинино Томской области, малограмотная. Запись Е.В. Иванцовой, 1995 г.).

ТЕКСТ № 26.

Нарымский конь.

А потом у меня ешо маленькый был купленный, нарымский [конь]. [Это порода такая?] Аа, нары'мска. Он маленький был, сильный такой. Он такой ушастый, у него как булки на мышцах на ногах и везде прямо. Я такого никода' больше не видал и не держал. Он сто вёрст пройдёт – не вздохнёт. Я ездил [неразб.], дак он сто почти прошёл, и даже я подъезжаю, тут во'зеро у нас, а рядом дорога, рядом с са'мой деревней, на нашу улицу. <…>

А тут дорога как раз пересека'т вот от нас на' гору, там улица, там улица едет на' реку. <…> А мужик поехал в город, и вот он приехал успел, а сзади баба не успела, жена, он через оглоблю перескочил. А баба сидела, он бы её задавил. <…> А так хороший, послушный [конь]. Никода' привязывать не надо. Я отойду – никто не подойдёт, он не пустит, куса'тся. <…> Я не знал эту штуку-то.

А ездил я далёко за сто кило'метров, больше, за сто двадцать. Под Кемерово под са'мого. Ну и там приезжаю, а он мужик пра'сол, ко'ней^? торговал на казну набирал.^? Уже старый. А мы заехали покормить к брату ихнему, за сеном. Ну и пока мы заехали, он увидал их [коней], пришёл посмотрел, на чём заработать. Они ими торговал, не работал. Как моёго поглядел, он зашёл в и'збу… Он сидел-сидел: "Это чей гыт это баран, маленькый? Который хозяин-то?" – "Я, – мол, – хозяин". – "Ты мне его не продашь, этого барана? Он мне понравился". Я говорю: "Я купил его, мне зачем его продавать? Я на нём работаю". – "Ну, какой он работник!" – "Какой! Работник незаменимый, нечего жаловаться". – "Продай!" – "Нет, не могу". – "Я тебе хоро'ши деньги дам". Ну и не прода'л. Мы пошли кода' собираться, он вышел: "Пропада'т, гыт, этот конь не в руках. Ты, гыт, ведь ничё не зна'шь про него", – он мне говорит. А я ему: "Мне и знать некого". – "Пойдём, я тебе покажу. Я, гыт, всю жизь вот живу, и ко'нев набирал, и искал такого коня. Мне один специалист сказал, и вот то'ко у тебя нашёл. Возьми. гыт, открой у него пра'ву норку. Но'здри. И посмотри, чё там у него, каки' дырочки есть, нет?" Я открыл ему: "Есть". – "Ско'ко там ды'рочков?" Я, мол: "Две". Аа, он тода' перевёл меня: "Ну-ка, а е'та [ноздря]?" Я эту открыл. "А тут скоко?" – "Три". – "Пойдём, те кони посмотри". А я никода' не видел. У всех посмотрели – то'ко по одной [дырочке]. Он мне говорит: "Это же золото, а не конь".

(Информант Вершинин Константин Федорович, 1900 г. рождения, коренной житель с. Вершинино Томской обл., образование 2 класса. Запись Л.Г. Гынгазовой, Е.В. Иванцовой, 1986 г.).