Основные в партийно-государственных документах начала

виды концессий 1920-х гг. акцент делался на трех главных видах

(объектах) концессий: 1) лесные (на севере Европейской части России); 2) продовольственные (тракторные); 3) горные (в Сибири).

Ленин предлагал «налегать больше всего» на лесные концессии, поскольку именно в них «на дальнем Севере Европейской России, где есть десятки, сотни миллионов десятин леса, который мы совершенно не в состоянии разработать за отсутствием путей сообщения, средств производства, за отсутствием возможности подвезти продовольствие для тамошних рабочих, где государству, обладающему сильным флотом, есть возможность правильно заготовить лесной товар и вывезти его в гигантских размерах, - интерес экономический для нас очевиден». Кроме того, - отмечал Ленин, - «Дальний Север удобен нам и политически, потому что это дальняя окраина».

Что касается продовольственной концессии, здесь ставка с самого начала делалась на привлечение иностранного капитала к поднятию производительности земледелия прежде всего в Европейской части России и по реке Урал, «где имеются превосходные земли, которые при недостатке скота, при ослаблении производительных сил мы обработать не сможем». Речь шла прежде всего о катастрофической нехватке сельскохозяйственной техники. Дело в том, что продукция двух тракторных заводов (в Москве и Петрограде) была тогда «каплей в море». План большевиков заключался в том, чтобы на взаимовыгодных условиях «заполучить» у капиталистов необходимую сельхозтехнику (более того – целые «тракторные отряды» со своими специалистами-техниками, горючим и т.д.). Предусматривалось заключение продовольственных (тракторных) концессий прежде всего со странами, остро нуждавшимися в продовольствии - Австрией, Германией, Чехословакией. Как правило, подобные договоры заключались на непродолжительный срок.

Большие надежды возлагали большевики также на горные концессии, завлекая западных инвесторов, в частности, возможностью разработки месторождений медной руды, «которая для электрической промышленности необходима до зарезу». Однако здесь, по мнению партийно-государственного руководства следовало проявлять особую политическую бдительность, поскольку предполагавшиеся районы горных концессий находились либо вблизи от железных дорог, либо в местах с высокой плотностью населения. Такая ситуация, по мнению Ленина, увеличивала риск «нежелательного» воздействия концессионеров на рабочих из местного населения путем создания для них лучших условий жизни (поставки продовольствия, одежды, обуви). Соответственно, в этих районах требовалось усилить не только контроль за деятельностью предпринимателей-концессионеров, но и пропагандистскую работу.

Реализация Иностранные предприниматели проявили

концессионной программы живейший интерес к концессионной

программе большевиков. Известно, что в 1922 г. в Главный Концессионный Комитет поступило от них 322 предложения, а только за первое полугодие 1923 г. было зарегистрировано 283 подобных обращения. Наибольший интерес к работе в России проявляли немецкие предприниматели – 36,8% всех предложений, затем английские – 11,6%, американские – 10,7%, французские – 7,8% и русские предприниматели за границей – 7,5%. Среди соискателей, кроме европейцев, были канадцы и японцы. Отмечалось стремление концессионеров идти на компромиссы с советскими хозяйственными органами при заключении договоров.

Жажда прибыли заставляла капиталистов выступать в своих странах в роли организаторов общественного мнения в пользу Советского Союза. Важную роль в развитии советско-капиталистических отношений сыграла деятельность иностранцев, игравших роль «живца». Здесь прежде всего следует назвать Арманда Хаммера (1898-1990). Сын одного из основателей Коммунистической партии США, молодой доктор А.Хаммер приехал в 1921 г. в Москву с рекомендацией неофициального советского торгового представителя в США Мартенса. А.Хаммер привез с собой вагон медикаментов (в России тогда свирепствовала эпидемия тифа) в подарок советскому правительству. Он встретился с Лениным. Ленин проникся симпатией к молодому предприимчивому американцу, просил его сделать так, чтобы американцы поняли выгоды торговли с Советской Россией, пообещав процент с каждой сделки. Хаммера эта перспектива так вдохновила, что, приехав в Россию на несколько месяцев, он остался здесь на девять лет. До 1930 г. Хаммер вместе с многочисленной семьей (жена, мать, братья, дядя) жил в Москве, в разгар жилищного кризиса снимая в столице дом в 24 комнаты. Хаммер открыл в России и свое дело. Для начала организовал поставку в страну американского зерна в обмен на мех и икру. За это советское правительство предоставило ему первую в советской истории частную концессию – на добычу асбеста на Урале (Алапаевские рудники). Ленин лично организовал немедленное оформление этой концессии (обычно это могло тянуться месяцами). Но самым большим достижением Хаммера в России стало строительство фабрики по производству карандашей и перьев для ручек (впоследствии – им. Сакко и Ванцетти). Фабрика приносила огромные доходы: только за первый год работы ее прибыль превысила 1 млн. долларов. Немалые средства Хаммер вкладывал в скупку русских произведений искусства. А.Хаммер посредничал при заключении договора между советским правительством и ярым врагом коммунистов – Генри Фордом. «Американская объединенная компания» – 50% капитала А.Хаммера и 50% советского правительства – вела дела более тридцати американских фирм, торговавших с Советским Союзом. Хаммер был единственным капиталистом США, награжденным орденом Ленина. Кстати, вынужденно покинув Советский Союз в конце 1920-х гг., он в течение 70 лет являлся для СССР агентом влияния на Западе. Один из его известных проектов – строительство в Москве в районе Краснопресненской набережной Центра международной торговли и научно-технических связей (1981), т.н. «Хаммеровского центра». Понятно, что феноменальные успехи доктора А.Хаммера, заработавшего в СССР в годы нэпа миллионы, не могли тогда не соблазнять капиталистов.

И все же успех концессионной практики в условиях централизованно-плановой экономической системы зависел в основном не от иностранных концессионеров, а от концессионной политики руководства, практики государственных органов. Многочисленные инстанции, с которыми надлежало согласовывать условия и объекты концессий, зачастую намеренно тормозили этот процесс, затягивая переговоры. Вообще, для властей (особенно на местах) было характерно недоверчивое, враждебное отношение к концессионным предприятиям. Следствием такой ситуации стала низкая результативность государственной политики по привлечению иностранного капитала на концессионных началах в советскую экономику.

Несмотря на то, что количество заявок на промышленные концессии было наибольшим, тем не менее реально больше шансов на успех имелось у предпринимателей, нацеленных на сельскохозяйственное дело и торговлю. Всего к 1926 г. во всех отраслях экономики действовало 107 концессий общесоюзного, республиканского и местного значения, из них – 45 промышленных (в основном, в обрабатывающей, горной и нефтяной отраслях). Доля концессий в производстве промышленной продукции была ничтожной и колебалась на протяжении 1924-1929 гг. в пределах 0,2-0,6%. Почти вся продукция концессионных предприятий сбывалась на внутреннем рынке.

Причины слабого Как и аренда, концессии не смогли стать сколько-

развития концессий нибудь серьезным фактором экономического

развития страны как в силу противоречивости

внутриполитического курса, так и вследствие других факторов – экономических, психологических.

Так, например, некоторые концессионеры брались за дело, не имея сколько-нибудь солидных средств. Об авантюрном характере ряда соискательских предложений свидетельствовало то, что претенденты на получение концессий иногда были совершенно не осведомлены об условиях политической, экономической, правовой жизни страны, где они собирались заняться бизнесом. Капиталистам-концессионерам, как и частникам, арендовавшим госпредприятия, были свойственны – боязнь риска, нежелание делать крупные инвестиции в производство в условиях большевистского режима, стремление нажиться без больших затрат.

Негативно сказывалась на результатах концессионной политики «революционная нетерпимость» к «буржуям» большевистского руководства, профсоюзов. Так, например, большевики отвергли несколько крупных предложений, исходивших от бывших владельцев (до 1917 г.) иностранных (прежде всего горнодобывающих) предприятий на территории Российской империи. Такие предложения, как правило, упирались в вопрос о реституции (возвращении) бывшей иностранной собственности этих владельцев, о возмещении им денежного ущерба. Одним из наиболее ярких примеров в этом плане было сначала подписание осенью 1922 г. в Берлине концессионного договора между Л.Б. Красиным и крупнейшим британским предпринимателем Л. Уркартом, владевшим до революции огромными предприятиями на Алтае, в Кузбассе, Экибастузе, Восточной Сибири. Однако этот договор был отклонен большинством ЦК РКП(б) и дезавуирован. Характерна и ситуация, в которой оказалась тогда английская компания «Лена-Голдфилдс». Вот как вспоминает об этом бывший секретарь Сталина Б.Бажанов: «Компании этой до революции принадлежали знаменитые золотые россыпи на Лене. Октябрьская революция компанию этих россыпей лишила. Россыпи не работали, оборудование пришло в упадок и было разрушено. С введением нэпа большевики предложили эти россыпи в концессию. … Компания должна была ввезти все новое оборудование, наладить производство и могла на очень выгодных условиях располагать почти всем добытым золотом, уступая лишь часть большевикам по ценам мирового рынка. Правда, в договор большевики ввели такой пункт, что добыча должна превышать определенный минимум в месяц; если добыча упадет ниже этого минимума, договор расторгается и оборудование переходит в собственность Советам. При этом советские власти без труда объяснили концессионерам, что их главная забота – как можно большая добыча, и они должны оградить себя от того, что концессионер по каким-то своим соображениям захотел бы «заморозить» прииски. Компания признала это логичным, и этот пункт охотно приняла – в ее намерениях отнюдь не было «заморозить» прииски, а, наоборот, она была заинтересован в возможно более высокой добыче.

Было ввезено все дорогое и сложное оборудование, английские инженеры наладили работу, и прииски начали работать полным ходом. Когда Москва решила, что нужный момент наступил, были даны соответствующие директивы в партийном порядке и «вдруг» рабочие приисков «взбунтовались». На общем собрании они потребовали, чтобы английские капиталисты им увеличили заработную плату, но не на 10% или на 20%, а в двадцать раз. Что было совершенно невозможно. Требование это сопровождалось и другими, столь же нелепыми и невыполнимыми. И была объявлена общая забастовка.

Представители компании бросились к местным советским властям. Им любезно разъяснили, что у нас власть рабочая, и рабочие вольны делать то, что считают нужным в своих интересах; в частности, власти никак не могут вмешаться в конфликт рабочих с предпринимателем и советуют решить это дело полюбовным соглашением, переговорами с профсоюзом. Переговоры с профсоюзом, понятно, ничего не дали: по тайной инструкции Москвы профсоюз ни на какие уступки не шел. Представители компании бросились к центральным властям – там им так же любезно ответили то же самое… Забастовка продолжалась, время шло, добычи не было, и Главконцесском стал напоминать компании, что в силу вышеупомянутого пункта договор будет расторгнут и компания потеряет все, что она ввезла.

Тогда компания «Лена-Голдфилдс» наконец сообразила, что все это – жульническая комбинация и что ее просто-напросто облапошили. Она обратилась в английское правительство. Вопрос обсуждался в английской палате. … В результате прений английское правительство обратилось к советскому с нотой. Нота обсуждалась на заседании Политбюро. Ответ, конечно, был в том же жульническом роде, что советское правительство не считает возможным вмешиваться в конфликты профсоюза с предпринимателем – рабочие в Советском Союзе свободны делать то, что хотят».

Очень часто власти на местах были против передачи иностранцам различных заводов, фабрик, шахт, нефтяных скважин, которые думали восстановить собственными руками. И это было не единичное явление. Характерно настроение коммуниста П.Н.Муравьева, члена редколлегии «Торгово-промышленной газеты», пережитое им в 1921 г., когда его «словно молотом по голове ударило, когда услышали, что нужно нефть в Баку и Грозном отдать заграничным капиталистам, и множество других предприятий. В этот самый момент, когда появились такие мысли, здание Октябрьской революции треснуло, пошатнулось. Это означало поворот к капитализму. Ну а когда к этому добавились нэп, денационализация многих частных предприятий, свобода торговли, многие из нас не могли не воспринять это как измену коммунизму, явное и откровенное отступление от всего, за что боролась Октябрьская революция». Левая оппозиция нэпу особенно усилилась после тяжелого заболевания и смерти Ленина.

Специальная правительственная директива от 10 июля 1925 г. о концессионной политике отражала прежнюю противоречивость экономического курса. В ней, с одной стороны, признавалось, что благодаря концессиям увеличивается количество рабочих мест, образуются новые промышленные центры, привлекается новая иностранная техника, а также улучшается организация производства, подготовка квалифицированных кадров для индустрии, сказывается благотворное влияние конкуренции, улучшается валютный баланс страны, разрастаются международные связи. Но, с другой стороны, отмечалось, что концессионные предприятия являются конкурентами государственных и, обладая рядом преимуществ (новое оборудование, более высокая техника и организация производства), способны подрывать гегемонию госпредприятий на внутреннем рынке, затруднять общее планирование хозяйства СССР.

К тому же концессионные предприятия воспринимались проводниками влияния иностранного капитала, способными группировать вокруг себя частный капитал и влиять на население, создавая этим политическую угрозу. Иностранные концессии характеризовались как очаги шпионажа, опорные пункты для неприятельских сил в случае военных столкновений. Высказывалось опасение, что концессионные предприятия способны отвлекать от госпромышленности ограниченные запасы того или иного вида сырья, привлекать к себе квалифицированную рабочую силу, увеличивать потребности страны в ввозном сырье. К тому же они вывозят из страны прибыль.

В последующие периоды в связи с общей политикой отторжения элементов рыночной экономической системы в концессионной политике советского государства все более усиливается именно эта сторона дела, приведшая к свертыванию концессионной практики.