8. Некоторые вопросы философии эпохи возрождения в исследовательской литературе

Значимость любого философского учения и тем более целой эпохи философского развития можно считать прямо пропорциональной объему той литературы, которая возни­кает в последующем. Непосредственное развитие учений и идей ренессансных философов – как положительное, так и отрицательное – было осуществлено многими философа­ми XVII в. и будет рассмотрено в следующем разделе. В XVIII в., в эпоху так называемого Просвещения (прежде всего во Франции и в других странах), философы револю­ционной тогда буржуазии выступали фактически продол­жателями ренессансных гуманистов, заостряя свойствен­ную многим из них критику христианской религии, доводя в ряде случаев ее до последовательного атеизма, превзошедши в этом отношении подавляющее большинство гума­нистов.

Проблематика ренессансных гуманистов имеет одну особенность, выделяющую ее в историко-философском про­цессе. Эта особенность состоит в исключительно тесном и многостороннем взаимодействии философских учений и идей Ренессанса с богатейшей культурой гуманизма. Конечно, для каждой эпохи характерно тесное взаимодей­ствие философии с духовной культурой в различных ее формах. Особенность же культуры гуманизма определя­лась тем, что она, как ни одна из ее предшественниц, выявляла многогранность человеке, («человеческой приро­ды»).

Понятно поэтому большое философское значение ренессансной культуры во многих ее аспектах. Можно даже считать, что такое значение превышает значимость соб­ственно философских учений эпохи Возрождения.

Среди множества книг по культуре Ренессанса огром­ную роль в ее изучении и интерпретации сыграл фунда­ментальный труд швейцарского историка и теоретика культуры Якоба Буркхардта «Культура итальянского Воз­рождения», впервые опубликованный в 1860 г., а затем многократно переиздававшийся на многих языках.

Буржуазный либерал и решительный враг социализма, Буркхардт дал комплексную характеристику культуры Возрождения (одним из первых выдвинув само понятие «возрождение»). Определяющими чертами этой культуры автор признал ее светскость, позволявшую ей, однако,

183

находиться в мирном сосуществовании с религией, а также индивидуализм, последовательную и многостороннюю ори­ентацию на реального человека со всеми его достоинствами и низменными чертами, индивидуализм, признавший вы­сшей ценностью именно такого человека, а не ту или иную социальность, в которую он включен. Ренессансный инди­видуализм, с одной стороны, противостоял у Буркхардта средневековой корпоративности, в которой очень слабо выявлялось личностное начало, а с другой – демократиче­скому «стиранию» личностного начала, которое буржу­азный идеолог видел именно в социалистическом движе­нии. Собственно философским учениям Буркхардт не уделил специального внимания, но все же в его книге значительное место занимают материалы, связанные с «от­крытием человека» в литературе и искусстве, морально-этические проблемы в их отношении к нравственности и религии.

Труд Буркхардта весьма способствовал возрастанию интереса к ренессансной культуре, а в контексте ее, как затем и самостоятельно, к философии как важнейшему ее составному элементу. Конечно, философские учения Воз­рождения освещались и до того, однако, как видно из гегелевских «Лекций по истории философии» [см. 18, с. 165-202], весьма ограниченно и довольно субъективно. Для Гегеля философия всей этой эпохи – только заключи­тельный этап в истории средневековой философии. Озагла­вив ренессансную главу «Возрождение наук», автор трак­тует этот этап истории философии как разложение схола­стического философствования, с одной стороны, и пролог «новой философии» – с другой. Принципиального отли­чия от гегелевского подхода к философии Ренессанса нет и в более поздних трудах буржуазных авторов, например в широко известной «Истории новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками» (т. 1–2, 1878– 1880) крупнейшего немецкого неокантианца Виндельбанда [см. 7, с. 3–98] или в еще более солидном сводном историко-философском труде Ибервега Гейнце, в третьем томе которого «Философия нового времени до конца XVIII в.», написанном Фришэйзен-Кёлером и Моогом [см. 12, с. 1– 215], ренессансной философии отведен первый раздел – «Время перехода», содержащий обзор всех главных ее направлений и учений крупнейших философов по пяти главным западноевропейским странам.

При всех упреках, которые можно высказать всем названным выше буржуазным авторам, все же их трактовка

184

философии Ренессанса приемлема постольку, поскольку эта философия рассматривается в основном как система светских воззрений, сформулированных в резкой оппози­ции средневековой схоластике. Однако в текущем столетии опубликовано множество трудов религиозных (особенно неотомистских) интерпретаторов культуры и философии Ренессанса, стремящихся стереть границы между Возрож­дением и средневековьем, всемерно подчеркивая религи­озную якобы сущность этой культуры и философии, отсут­ствие их резкой оппозиционности по отношению к схола­стической учености средневековья.

Эта религиозно-клерикальная линия трактовки культу­ры и философии Ренессанса особенно ярко представлена в работах итальянского историка и литератора Джузеппе Тоффанина. Важнейшая из них – трехтомная «История гуманизма», опубликованная в 40-х годах (особенно второй том «Итальянский гуманизм (XIV–XVI вв.)» [см. 51]. Тоффанин стремится опровергнуть здесь концепцию Бур-кахардта относительно индивидуалистического и суще­ственно языческого характера итальянского гуманизма. Исходя из того что многие гуманисты опирались на идеи крупнейших представителей патристики (и использовали их, как мы видели, в своей антисхоластической борьбе), итальянский католический автор считает прологом гума­низма первые пять веков нашей эры, когда Лактанций, Августин и другие «отцы» христианской церкви, опирав­шиеся прежде всего на Платояа и поднимавшие спекуля­тивную тему логоса, разработали в романско-христианском духе подлинно гуманистическую тему мудрости (sapientia). Затем она была продолжена в эпоху каролингского Возрождения, потом в XII в., и этот процесс достиг своей кульминации в гуманистическом движении от Петрарки до Эразма. Однако другое позднеантичное и средневековое интеллектуальное направление поднимало тему науки (seientia), противопоставляя ее теме мудрости и доходя в таком противопоставлении до натурализма (виднейшие его пред­ставители в XIII в. – латинские аверроисты и Роджер Бэкон). Поэтому и гуманистами в собственном смысле слова Тоффанин признает только тех моралистов от Пет­рарки до Эразма, которые развивали якобы подлинно христианскую тему. Флорентийских неоплатоников он объ­явил чуть ли не новыми «отцами церкви». С другой сторо­ны, натуралистическая линия науки, представленная до­ктринами Помпонацци, Телезио, Бруно и других, тракту­ется католическим идеологом как антигуманизм.

185

Среди книг, содержащих клерикально-неотомистские интерпретации ренессансной философии,– второй том че­тырехтомной «Истории мысли», озаглавленный «Христи­анская мысль» и написанный французским неотомистом Жаком Шавалье [см. 15 а]. В его заключительной, восьмой главе, большую часть которой занимает XVI век, внимание автора привлекли прежде всего судьбы схоластики в этом столетии и лишь затем – гуманистическое движение, рас­смотренное очень бегло и субъективно. Его антисхоласти­ческое и тем более светское содержание всемерно приглу­шено. Напротив, протестантская Реформация, католиче­ская Контрреформация и мистика освещены значительно более подробно.

Под руководством лидера неотомизма Этьена Жильсона издана 4-томная «История философии». Во втором ее томе, «Средневековая философия», написанном Арманом Маурером [см. 49], в ее заключительной, пятой части «Средние века и философия Возрождения» защищается – опять же прежде всего против Буркхардта – обычная религиозно-клерикальная позиция, протестующая против «чрезмерно упрощенного» противопоставления Ренессанса средневе­ковью, ибо между ними будто бы больше преемственности, чем различия. Здесь утверждается, что, хотя гуманистам действительно «не нравилась» последняя фаза средневеко­вой культуры, представленная аристотелизмом, они тем не менее «продолжали и развивали, часто в блестящей форме, христианскую культуру средневековья и отцов» [49, с. 328]. Якобы этим только и объясняется деятельность флорентийских платоников. Помпонацци, Макиавелли, Кардано, Бруно, Ванини, Монтень лишь бегло упомянуты в предпоследней главе. Последняя же глава книги целиком посвящена ренессансной схоластике, и в особенности Суаресу, философская доктрина которого, увы, не достигла уровня учения Фомы Аквинского, что и не позволило ей встать во главе интеллектуального движения Ренессанса.

Здесь невозможно оговорить все те искажающие интер­претации, которым подверглись со стороны религиозно-клерикальных авторов различные представители и стороны гуманистического философского движения, например, трактовка этической основы «Утопии» как традиционно христианской, выражающей идею «общности во Христе» и т. п., или изображение мировоззрения Кампанеллы, как глубоко религиозного моралиста, теолога, верного сына церкви и даже «философа католической реставрации» [см. 104, с. 13-14].

186

Религиозно-клерикальным интерпретациям ренессан­сной философии можно противопоставить ее интерпрета­ции тех буржуазных философов, которые, даже исходя из идеалистических позиций, разработали светские концеп­ции этой философии. Длительная работа над первоисточни­ками, литературой, проблематикой гуманистической куль­туры и философии позволила некоторым ее историкам сформулировать весьма интересные и порой глубокие идеи о генезисе и сути этой философии, несмотря на всю непри­емлемость тех или иных из этих идей с позиций марксизма-ленинизма.

Среди таких книг уже довольно старое, но отнюдь не устаревшее исследование известного неокантианца Эрнста Кассирера «Индивидуум и космос в философии Возрожде­ния» [см. 43 и 43 а].

Подобно Буркхардту автор трактует Ренессанс как эпоху, в особенности примечательную открытием человече­ского индивида с его глубокой интеллектуальной жизнью, не отделимой от жизни социальной. Но если Буркхардт свое главное внимание сосредоточил, так сказать, на прак­тической жизни итальянского Ренессанса, считая, что его религиозно-философские представления как бы по инер­ции продолжали средневековые традиции, то Кассирер усматривал огромные изменения по сравнению со средне­вековьем именно в этой стороне Возрождения, которую он и проанализировал в своей книге. В ней философская мысль Возрождения представлена как целостный этап интеллектуального движения, противопоставивший себя средневековью и заложивший многие принципы европей­ской философии нового времени. С неокантианских пози­ций признавая духовный мир самосущей реальностью «символических форм» – философии, языка, искусства, науки,– Кассирера интересует в философии Возрождения нарастание гносеологической проблематики. В книге в том или ином аспекте затронуты все основные философы этой эпохи. Показано, как иерархическое видение мира, господ­ствовавшее в средневековье, с присущим ему представле­нием о качественной несводимости различных ярусов физического и духовного универсума, уступает место идее гомогенности природы и сходства самых различных исто­рических явлений, открывая тем самым возможность на­учного истолкования обеих сфер бытия. В таком контексте исследуется, в частности, развитие идеи причинности, на­чиная с трактата Пико «Против астрологии».

Из четырех глав книги две первые посвящены Николаю

187

Кузанскому и выше упомянуты нами. Третья глава – «Свобода и необходимость в философии Ренессанса» – трактует одну из главных проблем, соединяющих человече­скую моральность через проблему антропологии с пробле­мой объективной закономерности. Воззрения Данте, Пет­рарки, Салютати, Поджо, Понтано, Альберти, Макиавелли, Бруно и в особенности Пико и Помпонацци иллюстрируют многообразные аспекты этой сверхсложной проблемы. Од­на из итоговых мыслей в ее трактовке состоит, по Кассиреру, в том, что ренессансная философия ищет интеллекту­альную формулу равновесия «между средневековой верой в бога и верой в самого себя ренессансного человека» [43 а, с. 76].

Заключительная (четвертая), самая большая глава книги Кассирера – «Проблема субъекта-объекта в фило­софии Возрождения» – исходит из той идеи, что «все интеллектуальные позиции, питавшие Ренессанс, влива­ются в эту проблему» [там же, с. 123]. Психология и гносе­ология Фичино, Помпонацци, Телезио, Леонардо, Бруно, Кампанеллы, Галилея и других философов иллюстрируют различные стороны этой кардинальной философской про­блемы.

Натурализм и спиритуализм, противопоставляющие понятие природы и понятие духа (следовательно, материа­лизм и идеализм), боролись в ренессансной философии в решении проблемы души: флорентийские платоники представляли вторую тенденцию, Помпонацци и Теле­зио – первую. Вопросы микро-макрокосма, сенсуализм и спекулятивная тенденция, магия и становление экспери­ментального естествознания, вопросы космологии иллю­стрируют в данной главе различные стороны проблемы субъекта-объекта в ренессансной философии.

Видное место в исследовании духовной культуры и фи­лософии Ренессанса принадлежит работам американского исследователя Пола Кристеллера, автора «Ренессансной мысли», выдержавшей несколько изданий, и других про­изведений. С одной стороны, он подчеркивает, что с самого начала Возрождения акцентирование роли человека и его достоинства становится все более систематическим и насто­ятельным и в этом отношении данная эпоха несравнима ни с какой другой, включая античность, к которой она так часто взывала [см. 48, с. 170]. Но вместе с тем Кристеллер отвергает идейное единство гуманистов, считая их прежде всего эрудитами, погруженными в филологию и литерату­ру, органически не связанными с философией, хотя и ока-

188

давшими на нее определенное воздействие. Огромное во­зрастание светских интересов отнюдь не повлекло гумани­стов, согласно американскому исследователю, к разрыву с религиозной традицией и тем более к преобладанию античного язычества, к антихристианству. Поэтому ренессансная мысль в целом представляла не резкий разрыв с традицией, а ее трансформацию. Кульминацию гумани­стического движения американский исследователь поме­щает во вторую половину XV в. К середине следующего столетия философские направления Возрождения отходят на задний план, в то время как на первый план выдвига­ются сначала идеи религиозной Реформации, а затем новейшее естествознание и связанная с ним философия.

Большой вклад в разработку истории итальянского гуманизма и философии в последние десятилетия внес итальянский исследователь Эудженио Гарэн, автор много­численных работ, касающихся самых различных аспектов итальянского Возрождения. Важнейшие из них – «Италь­янский гуманизм. Философия и гражданская жизнь в эпо­ху Возрождения», «Философская культура итальянского Возрождения», трехтомная «История итальянской филосо­фии» [см. 44, 45]. Труды Гарэна по сравнению с трудами других буржуазных авторов отличает стремление предста­вить развитие гуманизма в тесной связи с социально" политическими условиями Италии XIV–XVI вв.

Исходя из того что виднейшими деятелями итальянско­го гуманизма становились не профессиональные философы (ими оставались скорее схоластики), а политики, банкиры, торговцы, иногда даже ремесленники и другие «люди действия», Гарэн стремится представить итальянский гу­манизм и его философию во всей их сложности и противо­речивости, выявляя при этом то новое и прогрессивное, что отличало эти системы воззрений от предшествующих. Итальянский исследователь, в частности, выявил прогрес­сивность методологии, сложившейся в системе studia humanitatis, способствовавшей радикальному обновлению этической мысли, а затем повлиявшей и на развитие есте­ствознания и связанной с ним философии. Та же методоло­гия стала важнейшим духовным стимулом, поощрявшим многих гуманистов к формированию свободного отношения к вопросам религии и теологии. В свете этих идей Гарэн разработал глубоко фундированную историю итальянского гуманизма и его философии от их зарождения в эпоху Петрарки и Салютати до эпохи Бруно и Кампанеллы.

Переходя к марксистским интерпретациям гуманисти-

189

ческой культуры и ренессансной философии, подчеркнем, что ее основоположником был Энгельс, различные характе­ристики которого мы выше цитировали. В них подчеркнута исключительная прогрессивность культуры этой эпохи, не только антиклерикальная, но и антирелигиозная направ­ленность ее наиболее смелых философских учений и идей. Следует также обратить особое внимание на Энгельсову характеристику крупнейших идейных выразителей данной эпохи как титанов по силе мысли, страсти и характера, весьма далеких от буржуазной ограниченности, воцарив­шейся в зрелом европейском буржуазном обществе много позднее. В такой характеристике основоположника мар­ксистской философии можно усмотреть устремленность его мысли к коммунистическому будущему человечества, кото­рое, преодолевая всякую буржуазную ограниченность, черпает свое вдохновение и в эпохе Ренессанса – одной из наиболее ярких и непреходящих эпох человеческой куль­туры.

Марксистская историография многих аспектов этой культуры в СССР и за его пределами весьма богата, она насчитывает уже ряд десятилетий своего развития и мно­жество самых различных работ. При этом осЬбенность ренессансной культуры, определяемая небывало глубокой до тех пор и многосторонней постановкой проблемы челове­ка, делает многие работы историков работами, по существу, философскими, ибо в них нередко выявляется широта и даже неопределенность границ рассмотрения человека и его духовной культуры, когда мы пытаемся фиксировать философские, этические, в некоторых случаях и религи­озные, а также правовые, эстетические, искусствоведче­ские, исторические и другие аспекты, противопоставляя каждый из них остальным. Укажем в этом контексте только работы, прямо или косвенно использованные при написа­нии данной книги. Среди них исследования Л. М. Брагиной, В. П. Зубова, Н. В. Ревякиной, В. И. Рутенбурга, А. Э. Штекли, а также работы М. Л. Абрамсон, Л. М. Баткина, В. М. Богусловского, Б. Г. Кузнецова, И. Н. Осиновского, 3. А. Тажуризиной, Р. И, Хлодовского (см. библиогра­фию) и других авторов. Философское значение ренессан­сной литературоведческой проблематики продемонстриро­вано в книге М. М. Бахтина «Франсуа Рабле и народная культура средневековья в Ренессанса» [см. 23].

Марксистских исследований ренессансной культуры и философии немало и за рубежом. Выше мы касались работ Грамши, у которого в Италии имеются последовате-

190

ли. Из других работ укажем на фундаментальное исследование польского историка и философа Б. Суходольского «Зарождение философии человека нового времени» [см. 50 и 50 а]. Используя богатейший материал перво­источников и обширную литературу, автор показал, как многообразная проблематика человека нашла отражение не только в •философских произведениях, но и в различных шедеврах изобразительного искусства, а также в произве­дениях Шекспира, Сервантеса и других художников слова.

В содержательной книге А. Ф. Лосева «Эстетика Воз­рождения» [см. 35] фактически в тех или иных аспектах рассматриваются все основные направления и идеи ре­нессансной философии. Книга демонстрирует отмеченную выше трудность отграничения искусствоведческой и тем более эстетической мысли данной эпохи от ее собственно философской мысли. Не меньшая трудность при исследова­нии этой мысли состоит в выявлении многообразных античных и средневековых учений и традиций, прело­мившихся в ренессансной философии. Однако автор реша­ет ее так, что единственно значимой системой философских идей чуть ли не для всех направлений этой философии он признает главным образом – если не исключительно – платоновско-неоплатоническую традицию. Советских книг, посвященных специально ренессансной философской про­блематике, пока совсем немного. Во II томе «Истории философии», опубликованном еще до войны [см. 5], фило­софия эпохи Возрождения фигурирует как первый раздел европейской философии нового времени, и, таким образом, давно сложившаяся к этому времени традиция в принципе признана обоснованной. Общий обзор философии данной эпохи содержится в книге В. В. Соколова [см. 41]. Не­сколько лет тому назад опубликованы книги А. X. Горфункеля «Гуманизм и натурфилософия итальянского Возрож­дения» [см. 27] и «Философия эпохи Возрождения» [см. 28].

Первая из них, написанная на основе изучения обшир­ного материала первоисточников и весьма значительной ренессансистской литературы, примечательна показом ор­ганического единства возрожденческой социальности и культуры и порожденной ими натурфилософии, как она сложилась в Италии XVI в. Идеи всех значительных ее философов проанализированы здесь по проблемам гносео­логической, онтологической, космологической и др.

Еще более богата конкретным содержанием вторая из названных выше книг того же автора. К числу ее досто-

191

инств следует отнести и достаточно четкую классификацию (и периодизацию) главных направлений ренессансной фи­лософии. Вслед за историками гуманистической мысли и ренессансной философии, о которых шла речь выше, А. X. Горфункель говорит о гуманистическо-антропоцентрическом направлении, которым начинается противостоя­ние всей ренессансной философии геоцентрической схола­стике. Другой этап – платоновско-неоплатонический, по­вернувший гуманизирующую философию к онтологическо-гносеологической проблематике, характерной для антично-средневековой философской традиции, но переосмыслен­ной теперь ренессансными философами. Наконец, на­турфилософский этап возобладал во второй половине XVI в. Автор справедливо оговаривает условность такой класси­фикации. В последующих тринадцати главах данной книги систематически рассмотрено развитие философии в Италии и в Западной Европе от Данте и Петрарки до мистического пантеизма Мюнцера и Бёме.

192