вбтьщщ ^ И °)0

Печатается по изданиям:

Альфред Деберлъ. История Южной Америки от завоевания до нашего времени. СПб., 1899

РМ. Бланк. Америка. Париж, 1928

К.Н. Жуниор. Экономическая история Бразилии. М._} 1949

А.Б. Томас, История Латинской Америки (отрывок). М., 1960

Г.Г. Манизер. Экспедиция академика Г.И. Ламсдорфа в Бразилию. М., 1948

Бразильские сказки и легенды (отрывок). М., 1962

Составители:С.А. Шумов, А.Р, Андреев

Обложка: Дворец Монро в Рио-де Жанейро. Фото начала XX в.

Муниципальный театр в Рио-де-Жанейро. Фото начала XX в.

Залив Рио-де-Жанейро. Фото начала XX в.

V^J0 ОСУ-Ч^КЗ'ГІ

таенная } ох.й Qvifi лмотехЗ

Улица Рио Бранко в Рио-де-Жанейро. Фото начала XX в.

З^Мк

И65 История Бразилии. М.—К., Альтернатива-Евролинц, 2003,340, илл. ISBN 5-93662-028-Х

Издание содержит работы ведущих европейских и российских авторов по истории Бразилии и Латинской Америки — Альфреда Деберля, Р. Бланка, К.Н. Жуниора, А.Б. Томаса.

В книгу также вошла работа Г.Г. Манизера о экспедиции академика Г.И. Ламсдорфа в Бразилию в 1822—1828 годах.

ISBN 5-93662-028-Х

ББК 63.3(4-6)

© «Альтернатива», «Евролинц», 2003 © С.А. Шумов, А.Р. Андреев, 2003

БРАЗИЛИЯ

История. Страна, известная ныне под именем Б,, была случайно от­крыта португальцем Педро Альваресом Кабрал ем, унесенным морским течением на запад во время его пути в Ост-Индию. 21 апреля 1500 г. Кабрал увидал берег и, высадившись спустя четыре дня в Порто-Сегуро, торжественно объявил вновь открытую землю собственностью португаль­ского короля, дав ей название Терра-де-Вера Крус (земля Истинного Кре­ста). В 1501—1502 и 1503—1504 гг. были две португальские экспеди­ции; во второй принял участие Америго Веспуччи. В первую же экспе­дицию португальское правительство отправило в новую страну преступ­ников, а позднее, в 1548 году, инквизиция стала ссылать туда евреев. Настоящая колонизация Б. началась с 1531 года, стране было дано губер­натором Васко де Суза административное устройство, основанное на лен­ной системе, по повелению короля Иоганна III, за которым папа оконча­тельно утвердил владение вновь открытой страной. В 1549 г. Суза осно­вал Бахию, которую назначил столицей Б.; он же вызвал из Португалии иезуитов для просвещения туземцев. Около этого времени появились французы, которые, в союзе с туземцами, старались устроить колонии на побережье. В 1557 г. французы были разбиты; но, с переходом Порту­галии под испанское владычество (в 1580 г.), Б. попеременно подверга­лась вторжениям англичан, французов и голландцев. Последним, под предводительством Мориса Нассауского, удалось прочно утвердиться в стране, и в 1630 г. они овладели Бахией. Хотя вступивший вновь на португальский престол Браганцский дом и признал за голландцами в 1640 г. занятые ими места, однако, счастье им изменило и в 1648 г. они были изгнаны. Пернамбуко, последнее голландское владение, перешло к португальцам в 1654 г. С тех пор вплоть до 1822 г. Б. оставалась под властью португальцев. В1807 г. Браганцский дом был лишен португаль­ского престола по воле Наполеона. Король Жуан VI бежал с семьей в Б., где 1 мая 1888 г. в Рио-де-Жанейро (ставшей теперь столицей) был при­ветствован в качестве бразильского императора. Начавшееся около этого времени во всей Южной Америке революционное движение не миновало и Б., и вспыхнувшее в 1817 г. республиканское восстание являлось пред­вестником дальнейших событий. Вследствие восстания в Рио-де-Жаней­ро (26 февраля 1821 г.), Жуан должен был обещать бразильцам желае­мую ими конституцию и, при своем отъезде в Португалию (26 апреля), оставить наследного принца Педро регентом. Когда же португальские кортесы, невзирая на обещание, данное их королем, не только не допус­тили бразильских депутатов в свое заседание, но требовали возвращения к старым порядкам, принц-регент примкнул к национальному движе­нию и учредил первое бразильское министерство. Благодарная страна преподнесла принцу-регенту титул "постоянного защитника Бразилии" (defensor perpetuo do Brazil). Во время поездки по провинции Сан-Пауло, принц-регент 7 сент. 1822 г. провозгласил независимость Бразилии и, прибыв в Рио-де-Жанейро, был избран, 12 октября, конституционным императором Б. под именем Педро I. При содействии английского адми­рала Кокрена с его эскадрой, новый император разбил посланные порту­гальским правительством войска; последние, не имея возможности бо­роться с отпавшей колонией, признали 15 ноября 1825 г. независимость Бразильской империи под властью Педро I. В том же самом году вспых­нула война с штатами Ла-Платы (Буэнос-Айрес и Монтевидео), предъяв­лявшими притязания на так называемую «Банду-Ориенталь», широкую полосу, расположенную от устья реки Кнарейка, впадающего в Уругвай, вверх по реке, до южного озера Мини. Военные действия бразильцев не были удачны, и 18 августа 1828 г. пришлось признать слияние Монтеви­део с Бандою в республику Уругвай. Новые затруднения возникли, ког­да после смерти португальского короля Жуана VI (10 марта 1826 г.), император дон Педро отрекся от предлагаемой португальской короны в пользу своей дочери Марин-Глорин и объявил, что желает оружием за­щитить ее права против пытавшегося захватить престол дона Мигеля Браганцского (своего младшего брата), для чего, однако, требовалось со­гласие кортесов. Кортесы наотрез отказали Педро I в средствах для пресле­дования его личных династических целей. Роспуск министерства и со­ставление нового не привели ни к чему и только ухудшили положение дел, и когда вся армия, под начальством генерала Франсиско Лима пере­шла в ряды недовольных, император, совсем упавший духом, отрекся 1 апреля 1831 года от престола в пользу своего шестилетнего сына, принца Педро д'Алькантара; 13 апреля он покинул навсегда Бразилию с импе­ратрицей Амалией и малолетними дочерьми. До провозглашения пят­надцатилетнего принца Педро д'Алькантара в 1840 г. императором Пед­ро II, страной управляло регентство, сначала в составе трех лиц (до 12 октября 1835), после чего власть была сосредоточена в руках одного ре­гента (Диего Антонио Фейхо и за ним, с 19 ноября 1837 г., Педро де Араугэро Лима). Во все время регентства Бразилия страдала от междоу­собных войн, восстаний, военных мятежей. Борьба партий была самая ожесточенная: монархисты, стоявшие за провинциальную автономию, 'федералисты, мечтавшие об устройстве государства наподобие Соединен­ных Штатов Северной Америки, и реакционеры, требовавшие возвраще­ния императора Педро I — все спорили о власти; в провинции Рио-Гран- де-до-Сул обнаружились сепаратистские стремления. Со смертью герцо­га Браганцского (Педро I), последовавшей в Лиссабоне, реакционеры слились с парламентской оппозицией, образовавшей среди монархистов, консервативную партию. Вся дальнейшая история Б., начиная с 1836 года, сводится к борьбе двух больших конституционных партий, консер­вативной и либеральной. Со вступлением на престол молодого императо­ра (короновался 18 июля 1841 г.) в положении дел на первых порах не замечалось поворота к лучшему. Несколько раз еще вспыхивали восста­ния и мятежи, и только усмирением в 1848 г. бунта негров-рабов, в Пер- намбуко, был положен конец внутренним междоусобиям. Возникшие непосредственно вслед за окончательным умиротворением страны разно­гласия с Англией из-за присвоенного этой державой права обыска бра­зильских кораблей для прекращения торговли невольниками были ула­жены договором 1850 г. В следующем году Б., в союзе с аргентинским генералом Урквисой, пришлось выступать против аргентинского дикта­тора Хуана Розаса. Союзники одержали при Монте-Казерос (3 февраля 1854 г.) победу над Розасом. Последствием победы было признание Пед­ро II верховным правителем Уругвая. После почти двенадцати лет мир­ного периода, посвященного внутренним реформам, Педро II пришлось двинуть войска к Уругваю, где начались враждебные действия под пред­водительством генерала Венансио Делореса, Едва окончились распри с Делоресом, как для Б. явился новый враг в лице парагвайского диктато­ра Франсиско Солено Лопеса, который захватил бразильское судно и втор­гся в провинцию Матто Грассо. Бразилия в союзе с Аргентинской рес­публикой и Уругваем вступила с ним (в 1865 г.) в продолжительную и разорительную войну, окончившуюся только со смертью Лопеса (в 1870 г.). С прекращением военных действий императору опять представилась возможность вернуться к задуманным внутренним реформам, главным образом к вопросу об отмене рабства. За отсутствием императора, нахо­дившегося в то время в Европе, 28 сентября 1876 г. был санкционирован принцессой Изабеллой закон, которым все родившиеся в Б. дети рабов объявлялись свободными, облегчалось отпущение рабов на волю и уч­реждался особый фонд для ежегодного выкупа известного числа рабов. Но это был только первый шаг к эмансипации рабов, а император всеми силами стремился даровать своим подданным полную и неограниченную свободу, чему, однако, ввиду сильного противодействия защитников раб­ства, не суждено было осуществиться ранее 1888 г. (закон 13 мая). В начале семидесятых годов клерикализм значительно усилился, находя поддержку и сочувствие не только среди народных масс, но и среди чле- ион императорской семьи. Фанатическое духовенство усердно занима­лось пропагандой своих идей и тормозило разрешение стоящих на очере­ди лажных вопросов о народном образовании, предоставлении эмигран- тнм-иноверцам права гражданства и др. Больной Педро II проживал все Польше в Европе, а остававшаяся регентшей дочь его, принцесса Изабел- im, явно покровительствовала клерикалам. С другой стороны, эмансипа­ции рабов создала массу недовольных. Все это вместе образовало почву для антимонархической агитации, которая велась не только в народе, но и с|)еди войска. Главным вождем республиканцев явился Бенжамен Кон- стан, директор Института слепых, но опасения внушал также и маршал Млноэль-Теодоро да Фонсека, энергичный и способный республиканец, считавший себя вправе занять пост военного министра, на который, одна­ко, не был призван при сформировании министерства Уро-Прето. Удале­ние некоторых полков, заподозренных в революционных идеях, от столи­цы, показалось Бенжамену Констану удобным случаем для осуществле­ния своих замыслов. Вместе с маршалом Фонсекой он вечером 14 ноября 1889 г. выработал план восстания, которое решено было начать на следу­ющий день. Правительство знало, какого опасного врага оно имеет в лице да Фонсеки, и утром J 5 ноября в здании военного министерства происхо­дило тайное совещание о том, должно ли арестовать маршала. Пока про­исходило совещание, маршал, во главе части 10-го егерского полка, на­правился прямо в министерство, где находившиеся внутри здания сей­час перешли на его сторону. Все собравшиеся на совет министры были объявлены пленными, причем морской министр, прибывший несколько позже и оказавший сопротивление, был ранен. Император, находивший­ся в то время в Петрополисе, близ Рио-де-Жанейро, был извещен о слу­чившемся и поспешно прибыл в столицу. Немедленно было приступлено к образованию нового министерства, но в военном клубе тем временем была уже провозглашена республика, с президентом маршалом да Фон­сека. Утром 16 ноября двум офицерам было поручено объявить Педро II о его низложении, а также, что он должен покинуть Бразилию в 24 часа со всем семейством. Вскоре вся императорская семья была привезена во дворец, оцепленный войсками. Мирясь со совершившимся фактом, им­ператор, однако, отказывался ехать добровольно. В час ночи на 17 ноября император был отправлен под конвоем к морскому берегу, где стояла канонерка; вся императорская семья была доставлена на остров Илья- Гранде, где высадилась с тем, чтобы оттуда перейти на английский паро­ход «Alagoas», отправлявшийся з Европу. Предоставленных в его распо­ряжение 5000600 мильрейсов император не принял. Первыми меропри­ятиями нового правительства были увеличение состава армий в мирное время с 15 до 20000 человек и признание поселившихся в Бразилия до переворота иностранцев полными гражданами, при предоставлении этих же прав позднее поселившимся через два года. Европейским державам было объявлено, что новое правительство берет на себя внешний государ­ственный долг. 8 янв. 1890 г. последовало отделение церкви от государ­ства и провозглашение свободы совести. 22 июня 1890 г. временное пра­вительство опубликовало проект конституции Соединенных Штатов Бра­зилии (каждая из прежних провинций будет составлять штат). Новая республика была признана Парагваем 15 декабря 1889 г., Соединенными Штатами Северной Америки — 28 янв. 1890 г., Францией — 18 июня 1890 г., Швейцарией — 26 ноября 1890 года.

Государственное устройство. По конституции 1891 г., образцом для которой послужила конституция США, Б. представляет из себя федера­тивную республику, далеко, однако, не такую демократическую, как Соед. Штаты. Она состоит из 20 штатов и 1-го федерального округа, ко­торым, до избрания новой столицы на нейтральной территории, являет­ся Рио-Жанейро. Политическими правами пользуются только гражда­не, умеющие читать и писать; лишены политических прав также ни­щие, солдаты, матросы, члены духовных орденов. За этими исключения­ми, каждый бразилец, достигший 21 года и не лишенный прав в силу судебного приговора, пользуется правом участия в выборах как законода­тельного собрания своего штата, так и конгресса и президента федера­тивной республики. В ведение федерации отнесены иностранные дела, армия и флот, почта и телеграф, таможня (отдельным штатам предостав­лено право обложения товаров вывозными пошлинами, но с тем, чтобы торговый оборот между штатами оставался свободным), меры и весы, монета, учреждение эмиссионных банков, финансы, поскольку это необ­ходимо в видах сохранения федерации, и суд, поскольку дело идет о преступлениях против законов федерации и споров между различными штатами. В остальном штаты совершенно самостоятельны. Союз имеет право вмешиваться в их внутреннюю жизнь только с целью отразить иностранное нашествия или столкновение между двумя штатами, под­держать республиканскую форму правления, восстановить спокойствие в штате по требованию правительства этого штата или соседних, заинте­ресованных в том, и обеспечить исполнение федеральных законов и ре­шений федерального суда. Союзу предоставлено право пользоваться та­моженными пошлинами, штемпельным сбором, доходами от почты и те­леграфа, акцизами. Союз не может облагать налогами недвижимых го­родских и сельских имуществ, перехода имуществ по наследству, заве­щанию или отчуждению, фабрики, заводы или вообще занятия промыш­ленной деятельностью: все это предоставлено исключительно отдельным штатам. Церковь отделена от государства; штатам запрещается в какой

%

бы то ни было форме покровительствовать тому или другому отдельному культу. Законодательная власть в Соединенных Штатах Б, принадлежит конгрессу, состоящему из 2 палат — палаты депутатов и сената. Первая состоит из числа депутатов, по одному на 70000 жителей (в настоящее время 212 депутатов), избираемых на трехлетний срок прямой подачей голосов всех полноправных граждан. Сенат состоит из сенаторов, избира­емых по 3 от каждого из 20 штатов и от федерального округа на 9-летний срок, с обновлением по третям каждые три года (всего 63 сенатора); вы­боры тоже прямые, производимые тем же самым корпусом избирателей. Члены обеих палат получают вознаграждение. Сенатором может быть только лицо, достигшее 35-летнего возраста, депутатом — каждый пользу­ющийся политическими правами гражданин Б. Все правительственные законопроекты вносятся обязательно сперва в палату депутатов; только ей принадлежит инициатива финансовых законопроектов и проектов, касающихся организации вооруженной силы. Одной палате депутатов принадлежит право предания суду президента'республики и министров за должностные преступления. Суд над ними принадлежит сенату. Ис­полнительная власть принадлежит президенту, избираемому прямою подачею голосов всех пользующихся политическими правами граждан на 4-летний срок; при отсутствии абсолютного большинства голосов вы­бор между двумя получившими наибольшее число голосов кандидатами производится конгрессом в совместном заседании обеих палат. В случае смерти или выхода в отставку президента его замещает вице-президент, избираемый одновременно с ним и в том же порядке. Вице-президент является президентом сената ex officio. Ни президент, ни вице-прези- дент не могут быть переизбраны на второе 4-летие непосредственно после истечения первого; бывший президент не может быть избран вице-пре­зидентом, или обратно. Президент назначает и смещает всех должност­ных лиц, но по отношению к судьям федерального суда правом смеще­ния не пользуется: они сменяемы только по суду. Каждый штат пользу­ется своею собственною конституцией и управляется избираемым его населением законодательным собранием и исполнительной властью. В действительности, однако, конституция Б. остается больше на бумаге: во всех выборах принимает участие крайне ничтожное число граждан, и выборы обыкновенно делаются армией, которая на бумага лишена права голоса. Президенты, в случае столкновения с палатами, распускают их, на что не имеют права по конституции. Во время беспрестанных бунтов страна объявляется на военном положении и действие конституционных гарантий временно отменяется. С конца XIX в., впрочем, в этом отноше­нии замечается поворот в сторону более нормального конституционного порядка. После низвержения империи в 1889 г. власть принадлежала маршалу Фонсека, опиравшемуся на послушную ему армию и правив­шему на правах диктатора (временное правительство). Революция была произведена коалицией сторонников рабовладения и противников като­лического духовенства. Чтобы упрочить международное и финансовое положение страны, правительство Фонсеки объявило, что оно берет на себя государственный долг Б., созданный империей; но это не помешало сильному падению курсов. Одною из важнейших политических мер вре­менного правительства было отделение церкви от государства, сопровож­давшееся секуляризацией в широких размерах духовных имуществ. Следующее десятилетие, в особенности первая его половина, было не- превращающимся рядом восстаний и пронунциаменто. 24 февраля 1891 г. была подписана конституция Б. На пост президента был выбран мар­шал Фонсека, на пост вице-президента — генерал Пейхото. Весьма скоро начались столкновения между президентом и конгрессом; президент систематически налагал свое вето на большую часть решений конгресса. 4 ноября 1891 г. он незаконно распустил конгресс и провозгласил себя диктатором. Это дало толчок к революционному движению, особенно сильному в штате Рио-Гранде-до-Суль, провозгласившем себя самостоя­тельной республикой. Фонсека отказался от власти; в отправление пре­зидентской должности вступил Пейхото, продолжавший действовать в качестве диктатора. В1893 г. восстал флот, под командой адмирала Мелло, и бомбардировал Рио-Жанейро. Правительство, однако, восторжествова­ло, и выборы нового президента произошли в 1894 г. с внешним соблюде­нием законных форм. Избранным оказался адвокат д-р Мораес Баррос. Восстание к этому времени продолжалось только в штате Гранде-до-Суль, но и там оно было подавлено к июлю 1895 г. Восстание это стоило 20 ООО человеческих жизней и 80 ООО контос издержек (1 контос равняется 1 ООО мильрейсов, номинально почти 3 ООО франков, по курсу вдвое менее). Баррос попытался положить конец господству военщины, но это ему пло­хо удалось. В1897 г. правительству пришлось иметь дело с очень серьез­ным религиозным движением фанатической секты, стремившейся к своего рода теократическому коммунизму. Вокруг ее главы, Масиеля Конселэро, сплотилось более десятка тысяч фанатиков, умевших владеть оружием, и только после упорной борьбы правительству удалось разбить его, взять в плен и казнить. Во все время этого восстания в значительной части страны были приостановлены конституционные гарантии и дей­ствовало военное право. Отголоском восстания было покушение на жизнь президента республики (5 ноября 1897 г.), при чем погиб военный ми­нистр Биттенкур. По обвинению в участии в заговоре было арестовано большое число политических деятелей, в том числе и членов конгресса; подозрение падало на самого вице-президента. В1898 г. место президен­та занял другой адвокат, д-р Кампос-Саллес. Посредством усиленного повышения налогов ему удалось до некоторой степени восстановить рав­новесие бюджета и сократить количество бумажных денег; но крах эмис­сионного банка в 1900 г. вновь привел финансы в расстройство. Перепи­сью 1900 г. было обнаружено значительное уменьшение населения, но она была официально признана ошибочной, окончательные итоги ее не были опубликованы и не были приняты ни для каких расчетов. Между тем, перепись была произведена при помощи тех же самых статистичес­ких приемов и организаций, как и предыдущая. По всей вероятности, она правильно регистрировала убыль населения, объясняемую общим упадком благосостояния страны. В1900 г. давний пограничный спор Б. с Францией из-за небольшой территории, по мнению Франции принад­лежавшей еще в силу Утрехтского договора к Французской Гвиане, был решен третейским судом (швейцарским союзным советом) почти цели­ком в пользу Б. В1904 г. такой же спор между Б. и Великобританией из- за территории, лежащей между Британской Гвианой и Б. был решен ита­льянским королем в качестве третейского судьи так, что приблизительно половина спорной территории была присуждена Б., половина — Великоб­ритании. В1902 г. президентом республики избран д-р Родригес Альвес.

Брокгауз и Ефрон. Энциклопедический словарь. СПб., 1880

Бразилия была открыта в 1500 году португальским мореплавателем Педро Кабралем, давшим ей название Санта-Крус и завладевшем ею от имени португальского короля. Так как в стране не было обнаружено дра­гоценных металлов, Португалия в первое время не проявляла к ней особого интереса, превратив новую колонию в место ссылки. К берегам Бразилии подходили португальские и другие суда за ценным красным деревом, на­зываемым бразильским, — отсюда страна и получила свое название.

В1531 году при короле Хуане III Бразилия была разделена на 15 т.н. капитанств, простиравшихся полосами от побережья в глубь материка на неустановленное расстояние. Эти капитанства передавались во владе­ние выходцам из португальской знати, которые осуществляли полити­ческую и военную власть в пределах своих территорий.

С1549 года политическая и военная власть была сосредоточена в ру­ках назначаемого королем генерал-губернатора. Первый генерал-губер- натор Бразилии, Томас Суза, прибыл из Португалии со значительными вооруженными силами и обосновался в основанном им городе Сан-Саль- вадоре (Байа), который оставался столицей до 1763 года. Во главе капи­танств были поставлены подчиненные генерал-губернатору генерал-капи- таны, которые осуществляли административные функции.

Вскоре после основания колонии португальцам пришлось выдержать борьбу с французами, которые в 1555 году захватили бухту Рио-де-Жа­нейро и построили там укрепления. В 1567 году французы были изгна­ны, а на берегу бухты португальцы основали город Рио-де-Хаанейро. В 1710—1712 годах французы предприняли вторую попытку захватить Рио- де-Жанейро, но не имели успеха.

После того, как в 1578 году Филипп II Испанский захватил Португа­лию, Бразилия стала колонией Испании.

Однако кроме Испании, Бразилию пытались захватить Голландия, Англия и Франция. Особенно длительную борьбу пришлось вести с гол­ландской Вест-Индской компанией, которая захватила 7 капитанств в крайней восточной части Бразилии. Голландцы построили там целый ряд крепостей и содержали значительную армию и флот.

В1640 году португальцы свергли испанское господство и восстано­вили свою власть над Бразилией. В1642 году начала войну против гол­ландцев, которые в январе 1654 года были изгнаны из последней остав­шейся в их руках крепости — Ресифе. В1661 году был заключен дого­вор между Португалией и Голландией, по которому последняя отказыва­лась от всяких притязаний на Бразилию за денежное вознаграждение и некоторые торговые концессии.

В экономике Бразилии с ранних пор ее колонизации ведущую роль играло земледелие. В прибрежных районах возникли крупные планта­ции сахарного тростника и табака. После того, как в Бразилии, начиная с 1574 года, распространилась торговля неграми, которые оказались вынос­ливее индейцев, спрос на них постепенно уменьшался. Однако рабство ин­дейцев было отменено только в 1758 году. Негров в большом количестве ввозили из Африки, главным образом для работы на плантациях.

К концу XVIII века в Бразилии начало распространяться движение за независимость. В 80-х годах в провинции Минаш Жераиш была создана тайная организация, ставившая себе целью борьбу за независимость Бра­зилии и преобразования ее в республику по образцу США. Организация возглавлял лейтенант Хоаким Хосе да Сильва Ксавье, известный под име­нем Тирадентис, В1789 году заговор был раскрыт и Тирадентис казнен.

В 1807 году Бразилия была временно оккупирована войсками Напо­леона Бонапарта.

16 декабря 1815 года декретом регента Бразилия была объявлена составной частью «Объединенного королевства Португалии и Альгарвы», т. е. формально она перестала быть колонией. В1816 году регент стал королем Хуаном IV.

После португальской революции 1820 года кортесы предложили ко­ролю вернуться в Португалию. В апреле 1821 года он покинул Бразилию в сопровождении нескольких тысяч португальских дворян, захватив с собою значительную часть казны. Наместником Бразилии он оставил своего сына Педро.

Опасаясь революции и стремясь сохранить в своих руках власть, Пед­ро сам объявил независимость Бразилии: «Независимость или смерть! Мы отделились от Португалии». В октябре 1822 года Педро был провозглашен конституционным императором Бразилии. Сформированная им армия окончательно изгнала португальские войска из Бразилии в 1823 году.

В результате посредничества Англии в 1825 году Португалия при­знала независимость Бразилии при условии, что последняя возьмет на себя часть португальского государственного долга.

В1824 году была объявлена конституция, формально не ограничива­ющая власти императора. Законодательные функции передавались гене­ральной ассамблее из двух палат. Император имел право налагать вето на решения генеральной ассамблеи и распускать палату депутатов. В апре­ле 1831 года в результате недовольствия его политикой в стране Педро отрекся от престола в пользу своего малолетнего сына Педро И и уехал в Португалию.

С середины 50-х годов XIX века Бразилия из «сахарной» страны стала «кофейной» — в 1870 году она давала уже половину мировой про­дукции кофе.

В1852 году бразильское правительство запретило работорговлю. Зна­чительно усилилось антимонархическое движение. 15 ноября 1889 года воинские части по началом генерала Деодоро да Фонсека захватили ряд правительственных зданий. В тот же день остальная часть армии пере­шла на сторону восставших. Правительство подало в отставку, император был свергнут с престола и через несколько дней уехал в Европу. Да Фон­сека обнародовал манифест о свержении Педро II и установлении феде­ративной республики.

В1891 году была опубликована конституция, при составлении кото­рой была взята за образец конституция США. Эта конституция действо­вала до 1930 года. Бразилия была объявлена федеративной республи­кой — Соединенные Штаты Бразилии, — состоящей из 20 штатов и 1 фе­дерального округа. Исполнительная власть принадлежала президенту, избираемому прямым голосованием на 4 года. Особый закон устанавли­вал отделение церкви от государства.

В первой мировой войне Бразилия участвовала на стороне Антанты. В1919 году Бразилия участвовала в подписании Версальского договора и вступила в Лигу Наций, из которой вышла в 1926 году.

В результате ожесточенной внутриполитической борьбы Учредитель­ное собрание обнародовало в июле 1934 года новую конституцию, являв­шуюся в основном повторением конституции 1891 года.

О. Клесмит. Бразилия. М., 1943

РОША ПОМБУ

ОТКРЫТИЕ БРАЗИЛИИ. ТУЗЕМЦЫ

МИР, КАКИМ ЕГО ПРЕДСТАВЛЯЛИ В XV ВЕКЕ

XV и XVI века знаменовали собой великую эпоху перехода от древ­них времен к новому времени.

Рамки известного до того мира эпохи классической почти не выхо­дили за пределы Европы.

Помимо сведений о Европе, имелись лишь некоторые представления об Азии (до Инда), Египте (видимо, только о нижнем течении Нила) и побережье Северной Африки.

Даже в самой Европе имелись еще страны, сведения об истории кото­рых появились значительно позднее.

Таковы были границы западного мирв в ту эпоху. Что же касается сведений о других землях и странах земного шара, то все оставалось неизменным со времен античной эпохи. Более того, оказались преданны­ми забвению даже некоторые открытия финикийцев и греков.

В тот период географическая наука как таковая еще не существова­ла; те немногие лица, которые изучали географию, оставили в наслед­ство лишь свои преимущественно неверные представления н абсурдные гипотезы.

И если крайне мало было известно о самой Европе, то легко себе представить, сколь ничтожными были в то время сведения об остальных частях нашей планеты.

Сама мысль о шарообразности Земли, в тех случаях, когда она не опровергалась с абсолютной уверенностью, становилась объектом страст­ных споров между учеными.

Идея существования антиподов не признавалась, вызывая возмуще­ние среди самых передовых людей.

Хорошо известен инцидент между Колумбом н преподавателями од­ной знаменитой в то время школы.

Когда Колумбу предложили изложить свою теорию, основанную на идее шарообразности Земли, перед светилами университета Саламанки (пользовавшегося тогда наибольшей известностью после Сорбонны), то он

Открытие Бразилии. Туземцы

шшаЛЯЯтт ..I. ...I ||in I .Дщ

пкнпнлся в страшном затруднении, пытаясь опровергнуть их возражения против сделанных им выводов.

:)ти ученые говорили: «Согласиться с тем, что Земля круглая, как 14.1 ;ш)го хочешь, значит допустить существование антиподов, а это явная нелепость». И чтобы подкрепить свои доводы, они призвали к себе на помощь всю эрудицию древних. Вывод, к которому они в конечном сче­те пришли, заключался в том, что отстаивать подобную «несуразность» (то есть идею шарообразности земли) — значит «отрицать библию и со- глшпаться с тем, что «существуют народы, происходящие не от Адама, ибо эти народы не могли, бы пересечь океан, отделяющий нас от них...»

Борясь с безумием самонадеянного, «ослепленного бредовой идеей» человека, они завершили спор следующим наивным вопросом: «Хорошо, допустим, что Земля круглая... Но скажи на милость, каким же образом сможешь ты вернуться назад после того, как спустишься вниз по океа­ну? По какой же стороне ты возвратишься: по противоположной или по той же самой? Если по той же самой, то как же сможешь ты подняться аверх... снизу вверх?»

Согласно научным канонам того времени, Земля была разделена на три зоны, но единственно обитаемой из них считалась умеренная зона. За ее пределами, как полагали, живых существ не было.

В северной зоне наличие полярного холода не вязалось с представ­лением о жизни, а в южной предполагался неведомый океан — «страш­ное полуночное, или мрачное, море», недоступное для судоходства.

Самой древней и наиболее употребительной из сохранившихся карт была карта Агатодема, составленная во II веке на основе сведений, содер­жащихся в «Альмагесте» Птолемея.

На этой карте, помимо многих внутренних морей и островов, обозна­чена еще весьма приблизительно очерченная Европа; массив Азии резко обрывается на 180° восточной долготы; Индийский полуостров (Индостан) изображен в усеченном виде, причем к югу от него дан непропорционально огромный остров Тапробапа (Цейлон), а Золотой Херсонес (Индокитай) силь­но вытянут к востоку. Территория Африки на карте простирается до ука­занных местностей и расположена между 20° северной и южной широт.

На границе с южным берегом Азии изображена «неведомая южная земля», являющаяся продолжением Африки (не выходя за пределы 20-й параллели) и сливающаяся с другой землей на 180° восточной долготы.

В конце ХІП века появилась карта, составленная Марко Поло, которая в основном лишь воспроизводит карту Птолемея с некоторыми допол­нениями в части, касающейся Китая и тех мест Азии, которые посетил путешественник. Но и на этой карте (11 столетий спустя после «Альмаге­ста»!) территория Африки по-прежнему обрывается на 20-й параллели.

Мадагаскар расположен на ней очень близко от Цейлона, и менаду этими большими островами обозначено более 12 700 мелких островов.

В том месте на 180° долготы, где Птолемей показывает сушу, протя­нувшуюся с севера на юг, Марко Поло помещает Острова Пряностей (1448), причем к северу от них изображен уже отделенный от континен­та большой остров Сипанго (Япония).

Почти через сто лет после Марко Поло в Испании была составлена карта, известная под названием Каталонской карты.

На ней даны лишь очертания берегов Иберийского полуострова (ука­зан только Лисабон, что уже само по себе весьма знаменательно) и афри­канского берега до мыса Буйседор (Бохадор), причем к югу от него изоб­ражен «мыс на оконечности африканской земли?.

Таким образом, уже был достигнут 30° южной широты, а богатый перечень географических открытий свидетельствует, что к XIV веку пор­тугальцы были уже знакомы с побережьем Африки по крайней мере до этих мест.

Венецианский географ первой половины XV века Андреа Бьянко со­ставил карту мира, которая, возможно, является самым любопытным научным документом того времени.

На этой карте суша изображена в виде единственного древнего кон­тинента, который разделен на три части (Европу, Азию и Африку) и омывается океаном.

Африка уже продолжена к югу от мыса Бохадор и простирается затем к востоку, параллельно азиатскому берегу, до 180° восточной долготы.

Азия завершается на востоке двумя огромными полуостровами.

Помимо Европы, Африки и Азии, указаны лишь бесчисленные ост­рова (даже в местах, где до этого предполагалось наличие суши).

Среди географических трудов того времени (конец XV века) следует также упомянуть о глобусе Мартина Бегайма, немецкого космографа и мореплавателя из Нюрнберга.

Создатель этого самого раннего из всех известных нам глобусов уже проявляет стремление найти западный путь в Индию.

Между Европой, Африкой (Африка еще усечена) и восточной окраи­ной Азии указаны многочисленные острова, самым большим из которых является остров Сипанго.

Однако эти ошибочные представления, выдаваемые за истину, явля­лись все же не самым большим препятствием для мореходов.

Глубоко укоренившиеся предрассудки, суеверия, легенды и нелепей­шие выдумки, наполнявшие воображение всех людей того времени, и в первую очередь моряков и ученых, — вот что более всего подавляло ра­зум и отвагу тогдашних поколений.

Считалось, что необъятное море, которое нужно было исследовать, насолено чудовищами, что оно завершается бездной, поглощающей ко­рабли, что на каждом шагу оно таит в себе опасности и препятствия, которые человек не в состоянии преодолеть.

Нужна была поэтому сверхчеловеческая отвага или исключительный героизм, чтобы решиться на разведку тайн «моря-океана».

Вот почему мы считаем необходимым прежде всего дать читателю представление о том, каков был дух человека, ограниченного тесными ||| рамками тогдашнего мира. Это поможет читателю по достоинству оце-

• нить примечательное возрождение и великое духовное обновление это-

• го человека, а также грандиозность изумительных открытий, свершен­ных им в XV веке.

И в момент, когда после почти целого столетия усилий и жертв со стороны португальцев перед страждущим взором изнуренной и упорствующей в своем неверии Европы открылись новые горизонты, мы должны особенно отметить, что последующий этап истории (с конца XV века) чудом своего рождения обязан вере и мужеству тех поколений, которые начали эпопею морских странствий.

Не следует также забывать, что, в то время как португальцы сперва задались целью предпринять свои великие морские путешествия, а за­тем вплотную занялись их осуществленном, все остальные народы Ев­ропы стояли далеко в стороне от этих начинаний. Одни старались до­биться политической интеграции на развалинах феодального строя, другие путем самоотречения пытались примириться с условиями все­общей нищеты. Многие, кроме того, вели воины вследствие внутрен­них неурядиц. И все они жили в гнетущей обстановке взаимной подо­зрительности и недоверия.

Франция и Англия в то время были заняты разрешением своего сто­летнего спора.

С утратой надежды на установление своего господства на континенте Англия вступила в период междоусобиц, которые принесли ей гораздо больше бедствий, чем сто лет воины. В то же время Франция пытается использовать все выгоды, полученные в результате победы для устрой­ства своих внутренних дел.

Испания с целью добиться внутриполитического единства стремит­ся завершить борьбу с маврами.

Голландские же провинции предусмотрительно заботятся о своем будущем.

В небольших государствах Италии, выходящих из полосы средневеко- иой анархии, укрепляются экономические и политические позиции родо- питых семейств.

Если даже в приморских странах Европы никто не замечал тех уси­лий, которые предпринимали португальцы, то от континентальных стран и подавно нельзя было ожидать большего интереса к начинаниям, ре­зультаты которых начали сказываться лишь после открытия великих морских путей к неизведанным землям.

ВЕЛИКИЕ МОРСКИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

Народы, закрепившиеся в естественном прямоугольнике на западе Ибе­рийского полуострова, издавна связали свою жизнедеятельность с морем.

Первые их попытки выйти на просторы океана можно отнести к дале­ким временам финикийского господства.

Вскоре после своего отделения от Кастилии Португалия создала воен­ный флот. Его основное назначение заключалось в охране торговых кораб­лей, которые покидали прибрежные воды в целях расширения торговых связей в бассейнах Северного и Средиземного морей.

Таким образом, вдохновителями «морского гения» нации явились короли Бургундской династии, и в первую очередь Дон Динис.

Однако лишь при следующей династии эти едва зародившиеся тенден­ции усиливаются и консолидируются в одном великом порыве экспан­сии, направленной на заморские земли.

Вдохновителем высоких идеалов, которыми проникся этот неболь­шой народ, стал великий магистр Ависский, решительно взявшийся за осуществление благородной задачи сближения между собой жителей нашей планеты.

Победа при Алжубарроте в 1385 году еще более подняла национальный дух, и Дон Жуан I воспользовался этим моментом всеобщего воодушев­ления и взлетом рыцарского тщеславия для предпринятого им крупного начинания.

Следует сразу же заметить, что многочисленные проявления инициа­тивы и мужества в эту эпоху объяснялись не только необходимостью расширить пределы ставшей тесной земли и развивать торговлю, но в значительной мере также и духом христианского прозелитизма и в осо­бенности стремлением противостоять жестокости ислама.

Сразить неверных и добиться успеха! Таковы были стремления, овла­девшие умами португальцев к началу эпохи выдающихся заморских экспедиций.

В соответствии с решением кортесов в Коимбре Дон Жуан I тщатель­но готовит экспедицию против африканских мавров, которые находятся весьма близко от Португалии и угрожают покончить с христианством, утвердившимся на полуострове.

Эта первая экспедиция, снаряженная королевством с указанной це- 'і ьи>, была подлинным крестовым походом. На парусах кораблей, на зна­менах и доспехах — повсюду были изображены кресты.

В экспедиции принял участие сын Дон Жуана, инфант Дон Энрике, тім'рдо понадеявшийся извлечь из этого предприятия выгоду для осуществ­ления тех обширных планов, которые отражали чаяния монархии.

В 1415 году португальцы овладели Сеутой. Ими руководили Дон : )ирике в рыцарских доспехах, а также двое его братьев. Дон Энрике не торя л даром времени. Можно сказать, что именно так он прошел свою іхювую выучку.

С помощью образованных арабов, которых Дон Энрике привлек на свою сторону, он приобрел Дознания в области древней арабской литературы.

Говорят, что он даже изучил арабский язык и приобрел копии мно­гих карт, описания путешествий и ценные книги, нужные ему для дел, которые он намеревался совершить.

По возвращении в Лисабон Дон Энрике в 1420 году начал строитель­ство замка на высоком, выдающемся далеко в море мысе Сагриш, кото­рому вскоре суждено было стать очагом новых рыцарских подвигов.

Рядом с замком с возведенной вокруг него крепостной стеной он строит арсенал, верфь, конторы и помещения для своих помощников, пригла­шает туда лоцманов и мореходов из многих стран и даже известных зна­токов космографии и морского дела.

Именно отсюда, с этого скалистого мыса отправились в свои заморс­кие странствия пионеры этих новых героических деяний.

Так началось продвижение вниз, вдоль африканского побережья. В 1419 году Сарку и Тристан Вас открыли о. Порту-Санту и о. Мадейра.

В1434 году Жиль Эаниш уже огибает мыс Бохадор.

Затем выходят в море Антан Гонсалвиш, Нуну Тристан, Кадамосту и многие, многие другие. Отмечается постепенное, но решительное прод­вижение вперед.

Пройдены уже Кабо-Бланко, Сенегал и Зеленый Мыс.

Ко времени смерти великого инфанта в 1460 году португальцы уже достигли Гвинейского залива.

В неведомые дали их влечет не только желание дойти до Индии, обогнув Африку. Эта главная цель, достижение которой сулит наиболь­шие выгоды, не мешает отважным плаваниям по Атлантике и в других направлениях.

В то время как одни пытаются пройти в Азию южным путем, другие исследуют океан в западном направлении.

В 1432 году Гонсалу Велью открывает Азорские острова.

Многие пересекают в разных направлениях необъятное морское про­странство, которое словно расширяется по мере ознакомления с ним.

2 Зак. 191

Этими мореплавателями были Диегу де Тейви, Гонсалу Фернандиш, Жуан Вогаду, братья Корти Реал, Фернан Телиш, Антониу Леми, Висен- ти Диас, Афонзу Саншис и ряд других, причем в отношении многих из них до сих пор точно неизвестно, каких успехов они добились в результа­те своих путешествий. Несомненно, что это произошло в значительной мере благодаря скрытности португальского двора, которую он был вы­нужден проявлять, когда эти открытия стали привлекать к себе внима­ние правительств других стран.

Но именно эти успешные плавания португальских мореходов подго­товили почву для великого подвига генуэзского мореплавателя и увлек­ли в морские дали представителей других народов.

Колумб был последователем школы Сагриша. В Лисабоне он изучил все то, что должно было навести его на мысль о деянии, которое не яви­лось новостью или неожиданностью для португальцев, свыше семидесяти лет бороздивших воды Атлантики.

Со времен Дон Энрике в Португалии обсуждалась проблема возмож­ности использования двух путей в Азию — вдоль африканского побере­жья и на запад. Как мы видим, движение осуществлялось в обоих направле­ниях.

Долгое время Колумб жил среди этого народа мореплавателей, где собрал все нужные ему сведения и вооружился весьма точными данны­ми, намереваясь осуществить свой замысел прежде, чем португальцы смогут ознакомить с ним своего монарха.

Лисабонский двор вел осторожную политику. Он гордился своими деяниями, но тщательно скрывал их от правителей других стран до того времени, когда стало возможным продемонстрировать грандиозность этих достижений без опасения утратить их плоды. Впрочем, позднее Лисабон часть своих завоеваний все же потерял.

Хотя успех Колумба и вызвал сильную досаду у тех, кто в результате предпринятых усилии находился уже тогда на пути к решению поставлен­ной ими проблемы, он все же не помешал выполнению основной задачи, стоявшей перед португальцами. Стремясь наверстать упущенное, они уско­рили поиски южного пути, не теряя надежды воспользоваться, насколь­ко это было возможно, своими открытиями в Атлантике.

Для этого они в первую очередь попытались договориться с Испа­нией, которая неожиданно стала их крупным соперником в океане.

Лишь после урегулирования в Тордесильясе вопроса о сферах влия­ния португальцы смогли, теперь уже без всякого риска, возместить поне­сенные ими потери.

Движение вдоль берегов Африки продолжалось тем временем без перерыва. Каждый новый король удваивал усилия в этом направлении.

Дон Жуан II в значительной мере содействовал развитию достиже­ний своих предшественников, дошедших до Конго: Дьогу Кан достигает Анголы, а затем страны готентотов (1485).

В 1488 году Бартоломеу Диас огибает южную оконечность Африки, однако экипаж вынудил его вернуться, когда он уже достиг Мозамбика.

Таким образом, была открыта южная оконечность Африки; восточ­ный берег (приблизительно до 20° южной широты) к этому времени был уже известен.

Это событие имело решающее значение. Одновременно с экспедици­ей Бартоломеу Диаса другая экспедиция исследовала средиземноморс­кое побережье и значительную часть восточного побережья Африки. Обо экспедиции почти повстречались друг с другом в пути.

Один из двух эмиссаров Дон Жуана II, Ковилья, продвинулся на зна­чительное расстояние по Индийскому океану и достиг западного берега Индостана. Оттуда он направился к Египту, а затем, спустившись вдоль берега, достиг, как полагают, Занзибара, а по утверждениям некоторых авторов, дошел чуть ли не до Сафалы.

Известный исследователь Прести Жуан, возвращавшийся на север, был захвачен негусом в Абиссинии. Хотя он и не смог более выбраться из этой страны, жертвы, принесенные этим мужественным посланцем Ко- вильи, не пропали даром, так как последний на всем пути своего следо­вания вел записи и успевал направлять информацию королю. Он даже содействовал установлению весьма сердечных отношений этой легендар­ной африканской империи с лисабонским двором.

Именно Ковилья направил Дон Жуану II положительные известия об Индии, проложив заодно путь для Васко да Гамы.

Можно было уже считать, таким образом, что исследование берегов Африки почти завершено и что открыты широкие пути в фантастичес­кий мир Азии.

Победа, одержанная благодаря мужеству и настойчивости предста­вителей стольких поколений, приобретала еще большее значение в связи с непосредственными выгодами, которые принесли эти открытия. За теми, кто прокладывал пути к неведомым землям, следовали торговые кораб­ли и караваны авантюристов, жаждавших обрести и славу, и деньги.

Благодаря сделанным открытиям стало известно, что, следуя путя­ми, проложенными в южных морях, можно добраться до точки, достиг­нутой Ковильей на восточном берегу Африки.

Не хватало одного: еще не появился мореплаватель, который, выйдя из Лисабона, обогнул бы Африку и прибыл в Малабар, или Канара, или в любой другой пункт на западном побережье Индостана. Такое плавание должно было бы завершить усилия португальцев.

Дон Жуан П, которого путешествия Колумба застали врасплох и кото­рый не был расположен отказаться от сделанных его мореходами откры­тий, обратился непосредственно к королю Испании с требованием отодви­нуть на 370 лиг¹ от островов Зеленого Мыса линию меридиана, про­ходившую в 100 лигах к западу от островов Азорских и Зеленого Мыса.

В 1494 году оба королевства заключили в Тордесильясе договор, ус­танавливающий новую линию раздела владений обоих государств².

Этим путем португальцы надеялись спасти все, что удастся, из откры­тии, сделанных ими в Атлантике.

Дон Жуан стал готовить флот для первого морского путешествия из Лисабона в Индию, но в это время (1495) его постигла смерть.

Его дело продолжил его наследник Дон Мануэл, и 8 июля из устья Тежу вышла небольшая флотилия Васко да Гамы.

Она спустилась вниз, вдоль африканского берега, обогнула южную оконечность материка и без особых приключений после десяти месяцев плавания достигла порта Каликут на побережье Индостана. Извечная проблема была, таким образом, успешно решена.

Возвращение Васко да Гамы взбудоражило все королевство, и не только потому, что корабли были нагружены богатствами, приобретен­ными во время экспедиции, но и потому, что все участники собрали сведения, представлявшие величайший интерес для будущих откры­тии в «море-океане».

ОТКРЫТИЕ БРАЗИЛИИ

После того как была решена проблема морского пути и Индию вок­руг Африки, перед португальским двором встали две другие задачи, продиктованные той осмотрительной политикой, которой он неуклонно придерживался: первая — вступить во владение всеми территориями, расположенными и Атлантике в пределах установленных для Португа­лии границ; вторая — основать в Азии португальскую империю.

Дои Мануэл и был поглощен преимущественно решением второй зада­чи, однако не настолько, чтобы целиком оставить в стороне первую.

Хотя экспедиция Васко да Гамы увенчалась успехом как коммерчес­кое предприятие, она не привела к утверждению влияния Португалии на Востоке. Там были арабы, ожесточенно ставившие христианам вся­ческие препятствия, которые надо было преодолевать лишь с помощью военной силы.

Именно с этой целью Дон Мануэл спешно снарядил сильный военный флот, командование которым было поручено Педру Алварис Кабралу.

В состав эскадры вошли одномачтовые парусные корабли, каравеллы и одно транспортное судно, к которым присоединились еще два торговых корабля. Всего было тринадцать судов.

Всеми кораблями командовали люди, любившие морскую службу и уже прославившиеся своими подвигами.

В походе участвовали лоцманы и опытные моряки, принимавшие до­лгого участие в плавании Васко да Ганы.

В состав экспедиции входили также Перу Вас де Каминья, секре­тарь фактории, которую намечалось основать в Каликуте, ставший впоследствии автором знаменитого письма, отправленного Дон Мануэлу с острова Вера-Крус; местри (бакалавр) Жуаниш, он же медик, физик и астроном, которому мы также обязаны письмом с точным указанием местоположения открытой земли; хронист Дуарти Пашеку Перейра, ав­тор «Esmeraldo de situ Orbis»¹; восемь миссионеров-францисканцев во главе с настоятелем Энрике де Коимбра; несколько священников и вика­рий, назначенный в Каликут.

Всего в составе экспедиции на всех кораблях насчитывалось более тысячи человек «отборного и хорошо вооруженного люда», снабженных всеми необходимыми съестными и боевыми припасами на полтора года.

Начальнику экспедиции были даны подробные инструкции, записан­ные в специальном руководстве. Помимо этого, он получил в устной фор­ме от самого короля и наиболее авторитетных королевских советников множество конфиденциальных указаний, а также советов относительно случайностей, могущих произойти во время экспедиции.

В первые дни марта 1500 года на улицах и площадях Лисабона цари­ло необычайное оживление, вызванное большим стечением народа из всех провинций, как это всегда происходило при объявлении об отплытии в дальние моря более или менее крупной экспедиции.

В прежние времена сцены прощания носили волнующий характер и походили на похороны. Ведь никто не мог предугадать, суждено ли путе­шественникам вернуться благополучно домой. Не все выходили победите­лями из мужественной схватки со стариком океаном. Прощание могло быть и последним.

Но затем положение стало меняться. Герои стали мало-помалу привы­кать к морю. И тогда радость и надежда стали преобладать над страхом.

Наконец, после того как все тайны морей были окончательно рас­крыты, отплытие больших экспедиции превратилось в праздник для всех жителей королевства.

И вот теперь одно из таких событий взбудоражило весь Лисабон.

8 марта из дворца Алкасова вышли члены экспедиции во главе с капитан-мором¹ и, окруженные рукоплещущей им толпой, двинулись к берегу Тежу.

Река походила на лес из мачт. Корабли были украшены флагами и множеством гордо реявших ярких вымпелов.

Под шум приветствий и звуки фанфар люди поднялись на борт, и корабли приготовились к отплытию под восторженные овации много­тысячной толпы. В три часа дня были подняты якоря, и суда медленно спустились к Белену.

На следующее утро члены экспедиции явились на торжественную мессу, устроенную в часовне Рестелу. На мессе присутствовал король и весь его двор.

Во время церемонии капитан-мор стоял рядом с Дон Мануэлем на королевской трибуне.

После мессы и проповеди епископа дон Дьогу де Ортиса король собст­венноручно вручил Кабралу знамя ордена Христа, славный символ ново­го-героизма, который повергал в изумление мир.

Вновь выстроился кортеж, который направился затем к берегу.

Кабрал шел рядом с королем. Впереди шагали офицеры-знаменосцы и распевающие гимны монахи с поднятыми крестами в руках.

По прибытии на берег капитан-мор и командиры кораблей стали про­щаться с Дон Мануэлем, прикладываясь к его руке, а затем поднялись на борт, провожаемые последними напутствиями и пожеланиями всех со­бравшихся на берегу люден.

Выйдя из устья Тежу, эскадра взяла курс на юг.

Утром 14 марта она подошла к Канарским островам, где простояла целый день, ожидая окончания штиля.

Отойдя от Канарских островов и избегая штиля, Кабрал все время стремится по мере возможности удалиться от африканского берега, сле­дуя предостережениям Васко да Гамы.

Неделю спустя все корабли вновь собрались на стоянке у острова Сан- Николау (острова Зеленого Мыса).

Отсюда флот стал уходить все дальше в открытое море. Из прежнего опыта было известно, что мыс Доброй Надежды следует огибать в наи­большем от него отдалении.

В середине апреля эскадра находилась приблизительно на широте 17°, примерно в трехстах милях от Африки, после чего был взят курс на запад, словно в поисках какого-то известного уже пункта.

Поиски эти носили все более уверенный характер, и вскоре начали появляться признаки близости земли. 21 апреля число этих признаков стало увеличиваться.

На следующий день, 22 апреля перед глазами мореплавателей от­крылась линия земли, простиравшейся с севера на юг. Вскоре из темной береговой полосы показались очертания горы, которой дали имя Паску- ал. Корабли бросили якоря и провели здесь ночь.

На следующий день исследователям удалось лишь установить, что земля населена дикарями. В связи с ухудшением погоды путешествен­ники стали искать убежища и 24 апреля нашли расположенную нис­колько севернее закрытую бухту, достаточную по своим размерам для размещения всей эскадры.

Корабли поднялись вверх до этого места и бросили якоря у несколь­ких островков в длинной бухте, которая была названа Порту-Сегуру (ныне — Кабралия в Санта-Крус).

В воскресенье 26 апреля на одном из островов (КороаВермелья) был сооружен импровизированный алтарь, у которого была совершена месса, первая на бразильской земле.

Несколько дней спустя эта церемония была проведена с большей тор­жественностью уже на самом материке, на вершине холма, где был водру­жен большой деревянный крест. Напротив был сооружен алтарь, у кото­рого монах Энрике де Коимбра совершил официальную мессу.

Впервые в этих краях, рождавшихся для истории, раздались пушеч­ные залпы: от имени своего повелителя Кабрал официально вступил во владение землей, дав ей название «Остров Вера-Крус»¹. Было это 1 мая 1500 года.

Расскажем, кстати, как развивались события со времени отплытия с Канарских островов.

Сначала эскадра направилась в открытое море. В какой-то точке она повернула на запад, почти под прямым углом к первоначальной линии следования.

Через несколько дней и была обнаружена земля, которую искали. Там высадились, отслужили мессу; рядом с крестом был установлен сим­вол владычества короны².

На следующий день после этой церемонии, то есть 2 мая, флот снова вышел в море, направляясь теперь уже по заданному курсу.

исторической науки. Поэтому различные народы, к моменту завоевания населявшие все территории западного полушария, следует считать лишь потомками племен периода древних миграций.

Что касается происхождения этих народов и их проникновения в Америку, то существует несколько традиционных версий, достоверность которых еще нуждается в проверке.

В числе выдвигаемых гипотез наиболее популярной и признанной среди историков является версия о том, что люди, которые здесь обита­ют, пришли из Азии.

Действительно, само местонахождение этих народов уже свидетель­ствует о пройденном ими пути и о том, каким образом они обосновались затем в различных частях континента.

Проникнув через крайний север, эти люди начали спускаться по по­бережью Тихого океана, обосновываясь в местах, где условия существова­ния были наилучшими.

Так начали складываться уже цивилизованные объединения людей и даже нации со значительно развитой культурой (это в первую очередь две древние империи на территории Мексики и Перу).

Из этих обширных центров цивилизации сразу же выделились родо­вые группы, полностью заселившие восточную часть двух огромных по­луостровов¹.

Таким образом для южноамериканцев высшим исходным типом ту­земной расы является население Перу.

Южноамериканский дикарь — это выродившийся аймора**, кото­рый в силу превратностей кочевой жизни утратил многие черты поро­дившей его цивилизации, но который в то же время сохранил многое из того, что позволяет установить его происхождение.

Перевалив на крайнем юге через Анды, люди, пришедшие в восточ­ную часть Южной Америки, разделились на два основных потока: один из них шел к северу по берегу Атлантики, другой двигался в том же направлении через бассейн Ла-Платы.

Эти две ветви заселили весь континент, лежащий к востоку от Кор­дильер; в течение многих веков кочевой жизни, сохраняя более или менее тесные связи, этот людской поток раздробился на множество племен, кото­рые в момент завоевания оказались в состоянии значительного упадка в срав­нении с культурным уровнем центра происхождения их цивилизации.

Итак, в общих чертах произошло выделение двух групп индейцев: тапуйя (те, что первыми прошли через Анды и поднялись вверх через внутренние районы) и тупи, (поднявшиеся по побережью).

Эти народы, оторвавшиеся от Перу, пережили здесь стадию значительного упадка культуры, или деградации. Однако благодаря собственным усилиям тупи уже начали решительно выходить из состояния упадка.

И именно поэтому у тупи обнаружились очевидные признаки начала новой фазы развития расы, в то время как у тапуйя можно еще просле­дить более определенные следы исходной цивилизации.

Все племена тапуйя обожествляли солнце и луну, причем некоторые авторитетные исследователи считают, что солнце было главным боже­ством в общей системе верований индейцев Южной Америки.

Кроме того, именно в группе тапуйя обнаруживаются наиболее живу­чие пережитки религии инков.

Среди племен тапуйя были распространены еще колдовство и бес­численные суеверия, характерные для древних перуанцев.

Некоторые другие важные свидетельства указывают на их близость к культуре кичуа¹. Сюда относятся: искусство керамики, не соответст­вующее уровню их интеллектуального развития; изготовление предме­тов домашнего обихода, как деревянных, так и костяных или терракото­вых; культ камня; тщательность, с которой сберегается огонь (пережи­ток культа домашнего очага); культ предков; обязанность воина самому изготовлять свое оружие, орудия и принадлежности для охоты, рыбной ловли и т. д. Как уже указывалось, тупи (или тупи-гуарани) в момент завоевания выходили из полосы пережитого ими упадка и сделали в сво­ем развитии шаг вперед.

Тапуйя представляли собой прошлое этой ветви, которая выделилась из общего потока и вновь возродилась. Тапуйя (тамуйя или тамой) в пе­реводе означает дальний родственник, дед. Тупи из Баии (тупинамба), как и все мигрировавшие на север племена, называли тамуйя (дедами) тупи, живших на юге.

Ко времени завоевания наиболее значительными группами рода тупи были гояны (на плато Пиратининга) и тамойо (на побережье между Сан- Висенти и Кабу-Фриу).

Характерной их чертой становится стремление к героическим деяни­ям, порожденное превратностями кочевой жизни, ибо в Перу это стремле­ние у них не наблюдалось.

Тупи жили войной. Они необычайно гордились своей силой и уда­лью, которая отвечала их страстным стремлениям к славе. Наивысшей радостью для воина была победа над врагом.

Все это произошло без малейших осложнений и выражений страха или удивления, как будто все, что делалось, было занятием, ставшим уже привычным и обыденным.

Кабрал сообщил о своем открытии королю. Каминья написал Док Мануэлу свое известное послание. Местри Жуаниш также отправил пись­мо королю. Однако никто из них не ставил восклицательных знаков и не употребил ни единого слова, свидетельствовавшего о тщеславии по пово­ду столь большой удачи.

Эти люди писали так, словно докладывали королю о выполнении дан­ного им поручения.

И для того, чтобы король не напугал Европу, полностью приоткрыв завесу, вновь открытую землю назвали пока «островом», как это дела­лось всегда и как, несомненно, было условленно перед отплытием из Лисабона.

Если это был только «остров», то почему же в следующем году пер­вая исследовательская экспедиция, вместо того чтобы идти по широте Порту-Сегуру, отправилась открывать землю в двухстах лигах к северу?

Португальцы, несомненно, знали, что «остров» Вера-Крус был на са­мом деле огромной территорией...

Прежде чем продолжить свой путь, капитан-мор направил в Лисабон капитана Гаспара де Лемуш, поручив ему уведомить короля об откры­тии. С этим же капитаном были отправлены Дон Мануэлу сообщение главы экспедиции, а также письма Перу Вас де Каминья и бакалавра Жуаниша.

Указанное известие не вызвало в Лисабоне никакого удивления. Дон Мануэл поспешил только уведомить об этом событии монархов других стран. И это было сделано с умыслом. Не показывая вида, что к нему пришла большая удача, он сообщал лишь: найден остров, являющийся удобной стоянкой для мореплавателей, идущих в Азию...

Еще и теперь ведется немало споров относительно некоторых вопро­сов, связанных с экспедицией Кабрала; говорят, например, что неясно, был ли он первым, кто прибыл в эту часть Нового света, и имелось ли у него намерение открывать земли в этой части Атлантики.

Что касается указанного вопроса, то дискуссия по этому поводу из­лишня, поскольку открытие португальского мореплавателя является един­ственным исторически достоверным фактом открытия Бразилии.

Если же разногласия усилятся и затронут все стороны вопроса, то при­оритет португальцев, несомненно, найдет обоснование в тех выдающихся заморских экспедициях, которые впервые были предприняты ими и в которых они не имели соперников среди других народов, вплоть до того времени, когда великие морские пути были окончательно разведаны.

А если будет выдвинуто имя какого-либо другого мореплавателя — предшественника Кабрала в Бразилии, то португальцы смогут противо­поставить ему многих своих мореплавателей, которые знали о существо­вании американского континента даже до Колумба.

Разве могут иметь какую-нибудь действительную ценность в свете этого путешествия Жана Кузена, Висенте Пинсона и Дього де Лепе?

Другой предмет спора был еще более сомнительным.

До определенного времени все хронисты и даже известные отечествен­ные и иностранные историки считали, что открытие Бразилии было чи­стой случайностью.

В начале прошлого века возникли некоторые сомнения в этом, и вско­ре прежняя версия, господствовавшая в течение трех столетий, стала опровергаться сначала робко, а затем весьма рьяно.

Ныне можно считать полностью опровергнутой старую легенду о буре и морских течениях.

Открывая южный путь в Азию, португальцы никогда не отказыва­лись от мысли одновременно исследовать и западную часть Атлантики.

Начиная с Васко да Гамы, перед португальцами возникла насущная за­дача закрепить за собой владение землями, открытыми ими в Атлантике.

И лишь после установления обоими иберийскими королевствами соот­ветствующих зон владения португальцы сумели достигнуть того, на что преж­де не решались, стремясь не подвергать риску свое огромное достояние.

Ясно, что Кабрал вышел из устья Тежу не для открытия Бразилии. Об этом не могло быть и речи ввиду неизменной осторожности лисабонс- кого двора. Последний постоянно стремился представить открытие Бра­зилии лишь как явление случайного характера.

Вот почему вместо того, чтобы направить одну из каравелл прямо к земле Вера-Крус, снаряжается большая экспедиция, перед которой ста­вится другая цель и лишь попутно ей поручается найти эту землю.

Кабрал, собственно говоря, пропел всего лишь предварительную реко­гносцировку.

ТУЗЕМНОЕ НАСЕЛЕНИЕ

Португальцы встретили в Порту-Сегуру людей, находившихся в сос­тоянии совершенной дикости, а экспедиции, пришедшие сюда после Наб­рала, установили, что вся эта земля была населена людьми, по-видимому принадлежавшими к одной расе.

Вопрос о том, коренное это население континента или это пришель­цы, является основным при изучении этой проблемы. Однако вопроса о местном происхождении обитателей Америки уже не существует для

Безудержная удаль и мстительность тупи доводили их до людоед­ства. При оценке этого изуверства тупи не следует, однако, впадать в преувеличения. Тупи не приносили врага просто в жертву своему обжор­ству. Жертвенные праздники были для них не просто кощунственными пиршествами, а культовыми обрядами. Поедая врага, они тем самым выказывали свое презрение к нему и делали это из чувства мести за оскорбление, нанесенное племени.

Такое людоедство почиталось даже своего рода геройством, резко отличаясь в этом отношении от людоедства бытового или религиозно- ритуального, которое имело место среди тапуйя.

Сам образ жизни тупи, их самобытная мораль, их более открытый характер и более широкий кругозор — все это представляло собой явный контраст тому состоянию деградации, в котором находились в то время все племена восточной Бразилии. От тех форм общественной организа­ции, которые древние эллины называли «фратриями», они переходили к более широким союзам племен и даже к племенным конфедерациям.

К моменту европейского вторжения наиболее передовые представители этих племен уже возвысились до подлинного понимания идеи родины или, во всяком случае, проявляли уже какие-то национальные чувства.

Чтобы более наглядно представить себе, на какой стадии развития находились тупи, сравним их с древними германцами.

Как и германские племена, индейцы Бразилии не оставили собственно исторических памятников; все, что сохранилось у них от старины, сво­дилось к мифам, легендам, обычаям и песням, воспевающим битвы, высо­кие чувства, героические подвиги и великие деяния, или относящимся к божественным культам.

Религиозные церемонии тупи переплетались с воинственными риту­алами.

Единственным признаком родства, например, между батавами и фе­нами являлось некоторое родовое сходство, которое сохранялось, несмо­тря на все изменения, вызывавшиеся переменой среды и превратностя­ми судьбы.

То же самое происходило в Бразилии. Разница между тупи, стояв­шими на более высокой ступени развития, и менее развитыми тапуйя была весьма заметной; однако эти различия не смогли стереть ни у од­ной из этих двух ветвей основных признаков их происхождения.

Как и германцы, тупи не знали денег (как не знали их и в Перу). Хотя железо, возможно, и было известно некоторым германским племе­нам, однако повсеместно для изготовления орудий и оружия служили камень и кость, точно так же как и у тупи.

Германцы, утверждает Тацит, ходили нагими или прикрывались одними лишь шкурками (sagum). На войне они всегда сражались стро­ем. Их стратегия состояла во внезапном нападении на врага, а их такти­ка — в отступлении, которое дало бы возможность вновь организовать нападение с большими силами.

В пылу битвы, даже и в тех случаях, когда им грозило неминуемое поражение, германцы никогда не забывали подобрать и отнести в безо­пасное место своих убитых и раненых.

Все это можно сказать и о тупи.

Если германцы и не были людоедами, подобно бразильским индей­цам, они тем не менее приносили человеческие жертвы, что имело место и в Мексике.

У германцев и у тупи воин никогда не расставался с оружием; у тех и у других наивысшей добродетелью почиталась воинская доблесть, нормой брачных отношений считалась моногамия; традиционной чертой каждой семьи было гостеприимство; частная собственность отсутствовала.

Как у тех, так и у других наказуемыми преступлениями считались убийство, нарушение супружеской верности, ложь, предательство, дезер­тирство и воровство; точно установлены были нормы правовых отноше­нии между отцом и сыном, господином и рабом, между семьями внутри «табы»¹, отдельными табами одного племени и даже между различными племенами.

Помимо законов, закрепленных в обычаях, которые соблюдались по традиции, следует отметить как у тупи, так и у германцев наличие су­дебного права, то есть определение меры наказания судьей в тех случаях, когда преступление было чрезвычайно серьезным или выходило за рам­ки нанесения личного ущерба.

Индейцы уже имели к тому времени собственную культуру, основан­ную на преклонении перед силами природы и ее непосредственном изу­чении.

Следует отметить в особенности их познания в области ботаники и географии. Общие представления туземцев о местности столь обширны и любопытны, что свидетельствуют о глубокой наблюдательности и необы­чайной тонкости инстинкта, позволяющих им распознавать особенности той или иной области, речного бассейна, бухты или горы.

Познания в области ботаники и зоологии, вероятно, и еще большей степени свидетельствуют об интеллектуальном развитии индейцев. Сис­тема знании у них ясная, определенная и точная.

Индейцы уверенно применяли некоторые растении и качестве лекар­ственных средств.

Сходство представлений о видах животных и растении в отдаленных друг от друга пунктах континента свидетельствует, что приобретенные знания являлись достоянием всей индейской расы и переходили от поко­ления к поколению. Некоторые растения и животные имеют одинако­вые названия на Амазонке и на Риу-Гранди-ду-Сул и даже в Парагвае.

Индейцы пришли к представлению о видах растении и животных не только в силу простой интуиции. Того, что оставил нам их язык (как в области практической зоологии и ботаники, так и в области номенкла­туры многих лекарственных средств), достаточно, чтобы убедиться, что, познавая окружавшую их природу, индейцы приобретали опыт, кото­рый полностью соответствовал процессу развития классической науки и заключался в выделении наиболее характерных особенностей или основ­ных черт данного растения, плода, животного или местности, реки, за­лива и горы, которые им приходилось как-то обозначать.

После установления основных видов растений, говорит наш натуралист Барбоза Родригис, произошло разделение на их разновидности, причем каждой из них давалось название растения, казавшегося наиболее типич­ным. Отдельные разновидности объединялись в разделы или семейства, составлявшие группы, которые в свою очередь объединялись в различные классы. Например: «иба» — это большие деревья, строевой лес, «ибира» — дерево, кустарник, «каа» — травы, «сипо» — вьющиеся растения, лианы. Наблюдения индейцев настолько верны, что отдельные разновидности в пределах одного и того же семейства устанавливались с такой точностью, словно они классифицировались настоящим ботаником. Части растения и плода различались очень правильно и удивительно точно.

Туземная терапевтика была до такой степени надежной, что многие лекарственные средства, которые употреблялись индейцами, получили применение и в нашей фармацевтической практике, причем они назна­чаются в тех же случаях, что и у них.

Не следует забывать также и о туземной хирургии, влияние которой ощущается во всех внутренних районах нашей страны.

Верования индейцев Южной Америки систематически еще не изу­чались, но и то, что известно, позволяет судить о духовной культуре ин­дейской расы.

Теперь не остается больше сомнений, что символ «Тупа» в сознании язычника означал то же самое, что понятие «Бог» в сознании цивилизован­ного человека. Как Бог для последнего, так и Тупа для дикаря — существо высшее, абсолютное, таинственное, сущность которого непостижима и которое проявляется в наличии света, в ясности неба, в блеске молнии, в пламени, в солнце — источнике всей жизни.

Сознание дикаря постоянно создавало множество божеств или духов, подчиненных этим великим проявлениям божественной силы или, вер­нее, выражающих в конкретных явлениях идею невидимого могущества.

Эти явления также можно привести в систему: явления природы (гром, дождь, буря и т .д.); антропоморфные или традиционные божества, изобра­женные в мифах и представленные и идолах; наконец, множество духов, привидений и домовых. Все это составляло своего рода основу суеверий, накопленных индейцами в течение многих веков кочевой жизни.

Таким образом, ясно, что в основе психологического облика наших индейцев находился обширный натуралистический пантеон, поскольку вся туземная мифология основана на непосредственном восприятии при­роды как выражении великого таинства.

Духи почитались добрыми, если они оберегали жизнь, и злыми, если оказывали враждебное влияние на людей.

Наивысшими видимыми божествами были Солнце, Луна и Звезды.

Весьма любопытным, вымышленным, как и Тупа, божеством являл­ся Руда, бог любви, который имел своих духов.

Он жил в рощах и родниках, на вершинах гор и в глухой чаще лесов. Он приходил как с легким ветерком, так и с сильными порывами ветра и царил в сердцах людей.

Вот почему случалось порой, что группа индейцев, проходившая по лесу, замирала неожиданно в страхе, ожидая, пока не пронесется мимо неугомонное божество.

ЕЩЕ О ТУЗЕМНОМ НАСЕЛЕНИИ

Один из историков пишет, что наиболее трогательным и поэтичес­ким верованием этих племен была уверенность в том, что меланхолич­ные звуки птиц — это призыв или весточка, посылаемые душами близ­ких людей.

Именно поэтому индейцы были преисполнены почти суеверного ува­жения к безмолвию, сумеркам и одиночеству.

Ночью они не осмеливались даже выйти из шалаша, так как счита­ли, что поблизости бродят грозные существа, и даже внутри своего жи­лья боялись темноты.

Поэтому повсеместно всю ночь внутри их «ока»¹ не угасало пламя костра.

В душе индейца никогда не стиралось представление о синих горах на западе, где, как он думал, должны собираться души умерших.

Некоторые индейцы, например гуайкуру, верили в то, что души вели­ких людей после их смерти странствуют среди звезд; что касается души простого человека, то она, как они думали, бродит по кладбищам или вокруг жилья.

Почти все племена верили также, что с наступлением ночи среди погруженных в сон жилищ раздается плач душ усопших детей.

В той части побережья, где преобладали наиболее знатные роды тупи, некоторые великие вожди уже превратились в патриархов. Они постоян­но пребывали в больших табах.

С этими первыми признаками оседлого образа .жизни пришла и лю­бовь к земле, появилось чувство собственности, которое, постепенно укре­пляясь, нашло свое выражение в праве собственности.

Торговля между племенами осуществлялась путем прямого обмена.

Индейцы научились строить по всем правилам свои «табы», изготов­лять оружие и разные орудия.

Оружием служили им луки, стрелы, палицы, копья, щиты, стрело- метательные трубки — сарбаканы², были у них также топоры, дротики, ножи, жернова, бороны и т.д., сделанные из камня, дерева или кости.

Они умели строить суда для плавания по рекам и заливам. Это — уба (иба), игара³ и плоты, которыми до сих пор пользуются на севере стра­ны. Индейцы с ловкостью и изобретательностью усовершенствовали свое искусство рыбной ловли и охоты, до сих пор широко распространенное.

«Таба» состояла из длинных навесов (ока), обычно расположенных в виде пятиугольника внутри круглой изгороди (кайсара). Под каждым навесом висели два гамака для супругов. Остальные члены семьи спали на циновках (пири) вокруг гамаков.

Укладывались спать индейцы очень рано и вставали до восхода солнца. Поднявшись, прежде всего купались, после чего приступали к еде, причем имели привычку все свободное от работы время что-нибудь жевать.

В трапезе участвовали все. Члены семьи, каждый со своей «куйя»⁴ садились на корточки вокруг вождя, который раздавал пищу равными для всех порциями. Во время еды соблюдалась полная тишина. Пища состояла из муки, лепешек, мяса, рыбы и фруктов. Ели очень медленно, тщательно пережевывая пищу. Почти всегда много пили. Напитки приготовлялись из фруктов, злаков и овощей.

При врачевании болезней индейцы, помимо применения трав и ма­сел, прибегали к кровопусканию.

Любопытно, что при врачевании пользовались музыкой, пением и даже внушением.

Жизнь индейца в период мира сопровождалась непрерывными празд­нествами. Отмечались рождения, свадьбы, половая зрелость девушек, приобщение юношей к военному искусству. Кроме того, отмечались еще религиозные и военные праздники племени. Праздновались времена года, сбор урожая, окончание рыбной ловли, крупные победы над врагами.

Вообще сохранялись пережитки культовых церемоний, соблюдались обычаи, устраивались празднества и игрища и отмечались разные па­мятные события перуанцев.

Например, праздник, именуемый «бурити», напоминал праздник молодости «уарака», ежегодно отмечавшийся в Куско.

Состязания в беге, стрельбе из лука по мишени, борьбе и испытания, которые должен был проходить юноша, вступавший в жизнь,— все это было наследием исходной цивилизации.

Семейные и кровно-родовые связи у наших туземцев были очень прочны.

Как правило, при вступлении молодых людей в брачный союз пред­почтение отдавалось родственникам начиная с двоюродных.

Холостой мужчина должен был вступать в брак с вдовой брата. Дядя по отношению к племяннику исполнял обязанности отца (особенно это соблюдалось в отношении сына сестры). У некоторых племен сын сестры, по-видимому, имел по меньшей мере равные права с собственным сыном данного индейца, что распространялось даже на право наследования гла­вы племени.

Моногамия была правилом; когда же в исключительных случаях какой-нибудь из вождей имел более одной жены, главенство в доме принадлежало первой жене и она регулировала наследование по отцов­ской линии.

Как правило, к 25 годам мужчина должен был вступать в брак; до этого времени соблюдалось целомудрие. Девушка могла выйти замуж лишь после того, как она становилась женщиной.

Претендент на руку дочери вождя племени, своего или чужого (но дружественного), должен был договариваться с ее отцом.

Если ему не давали согласия на брак, он покорно удалялся и часто изгонялся даже из «табы».

Когда юноша влюблялся в свою избранницу, он должен был в тече­ние двух и более лет служить родителям этой девушки, как это имело место у евреев.

Брачная церемония сводилась к торжественной передаче девушки жениху; это событие отмечалось большими празднествами и сопровожда­лось «обильными возлияниями».

Вступивший в брак юноша обычно должен был оставить отчий дом и войти в семью тестя.

Муж был полновластным господином своей жены и детей. Однако женщина подчинялась не просто силе, а скорее чувству понимания священности семьи, укоренившемуся в ее сознании. Она подчинялась из чувства уважения и почитания к мужу. В нем она видела не всесильного властелина, а патриарха, носителя семейной традиции, через посредство которого она и дети участвовали в жизни племени.

Неопровержимым доказательством того, что одной из основ духовно­го облика индейцев был культ предков, служила торжественность, с ко­торой хоронили умерших.

Пока родственник или друг болен, члены семьи проявляют безразли­чие или, во всяком случае, не такую озабоченность, чтобы забросить свои обычные дела.

Но когда больной умирал, душа индейца разрывалась от горя: вся «таба» предавалась безудержной скорби.

Любопытна иерархия, соблюдавшаяся при похоронах. Рядовые покой­ники оплакивались обычно лишь членами своей семьи. Знаменитому воину, соразмерно его славе, почести воздавала вся таба, или племя, или даже весь народ, если умерший был великим вождем.

После кончины кого-либо из знатных людей ко всем воинам по все окрестности рассылались гонцы с этим печальным известием, и воины стекались к «оке», где лежал покойник.

Сначала тело обмывали; затем его смазывали медом и покрывали слоем из хлопка или перьев. Рядом с мертвецом, подготовленным таким образом к погребению и положенным в «окара»¹ (прибежище среди «ока»), складывались оружие и предметы, которые умерший больше всего любил.

Затем начиналась церемония, посвященная памяти усопшего героя, произносились речи, в которых вспоминались самые блестящие его дея­ния и подвиги, а также случаи, когда он менял свое имя.

Пока одни говорили, другие оплакивали покойного индейца, и за пределами «окара» весь осиротевший народ выражал свое горе.

Затем покойника укладывали в большой глиняный сосуд (игасаба), придав телу положение человека, сидящего на корточках, после чего похоронная процессия несла урну на кладбище (тибикоэра), где уже была вырыта могила, которая должна была принять умершего.

И там, рядом с могилой, покойника оплакивали в течение многих еще дней.

Женщины при этом срезали свои волосы, а мужчины их отпускали; и те и другие проводили весь срок траура в уединении, пока не наступал день окончания траура.

По истечении месяца траура справлялся праздник освобождения от печали, когда люди вновь собирались вместе, но уже с превеликой радо­стью и шумным весельем.

Переходя к вопросу о языках племен восточной части Южной Амери­ки, следует указать, что ознакомление с ними указывает на изменчи­вость диалектов, что препятствует фиксации наиболее характерных яв­лений и затрудняет само изучение этих языков.

Язык тупи до сих пор еще недостаточно изучен, и о нем можно ска­зать лишь следующее.

Звуковой состав языка тупи является, пожалуй, самым бедным по сравнению с другими диалектами данной группы племен. В нем нет согласных «р» (твердого), «с», «л» и «ф», «д» встречается очень редко, лишь в сочетании с «м», вслед за ним. Нет ни одного примера употребле­ния «д» в начале слова. То же самое происходит с «б», известным лишь в сочетании «нб», *р» мягкое встречается часто и наряду с т играет заметную роль в деле придания благозвучности языку.

Гласные те же, что и в португальском языке.

Наиболее значительной из словообразовательных частиц является частица «мо». Пожалуй, ни в одном из языков не найти односложного слова со столь обширными функциями в роли словообразовательного пре­фикса. В словаре Батисты Кантану мы находим более тысячи слов с этой частицей. Достаточно сказать, что нет существительного или прилагатель­ного, от которого бы не образовывался глагол с помощью этого элемента. Например от «кату» (красивый) образуется «мокату» (украшать).

Аналогичную функцию выполняют частицы «аба» и «ара» в каче­стве суффиксов для обозначения субстантивизации. Глагол шонгати- рон» (снаряжать) образует «монгатиронсаба» (снаряжение) и шонгати- ронсара» (снаряжающий). Прилагательное «кату» (добрый или краси­вый) — «катусаба» (доброта).

Что касается надежных окончаний, то тупи уже имели явно свой­ственный им родительный падеж (в виде окончания «суи», превращав­шегося в целях благозвучия и«си», «ри»и«ти»)и винительный надеж (в виде суффикса «эбо»).

Винительный падеж часто смешивается с дательным и предложным, точно так же как родительный с творительным.

Что касается чисто грамматических категории, то тупи была свойственна только категория числа («эта» для множественного числа).

Остальные грамматические значения выражались вспомогательны­ми средствами.

Личные местоимения, сливаясь с существительными, приобретают функцию притяжательного местоимения.

Времена глагола также выражаются дополнительными формами: «оаэ» — для настоящего времени; «оэра» — для прошедшего; «рам» — для будущего.

Различные степени как у существительных, так и у прилагательных и наречий также выражаются с помощью дополнительных форм: увеличи­тельной «эта» или «гуасу» и уменьшительной «мирим» или просто «им». Сравнительная степень выражается частицей «бе». Дополнение при срав­нении управляется с помощью «суи». Превосходная степень образуется наречием «эта», как, например, в слове «кату-этэ», которое в развитом тупи сократилось до «кат-этэ» (с неударной формой степени сравнения).

Что касается словообразования, то в языках тупи имеются весьма любопытные особенности. Например, числительные сами по себе могут привести к весьма важной мысли о необходимости, даже с общей точки зрения сравнительного языкознания, провести исследование бразильс­ких языков. Достаточно указать на тот факт, что тогда были бы установ­лены точные аналогии между формами тупи и соответствующими фор­мами древнего санскрита. Числительное «мосопир» (три) состоит из сло­ва «мосои» (два), к которому добавлена частиц «пир» (более, помимо, сверх). Только два первых числительных имеют собственные непроизвод­ные названия. Остальные являются составными, точно так же как и в прародителе арийских языков.

Следует упомянуть еще об одном факте из морфологии языка тупи: это образование личных местоимении. Множественное число «жэндэ» (мы) образовано из «жэ» (я) и «ндэ» (ты), как и в санскрите.

То же самое происходит со множественным числом других лиц.

Остается заметить еще, что в языке кичуа, культурном языке инков, отмечено более двух тысяч слов, происходящих от древнего языка вед.

Можем ли мы, таким образом, не найти в языках наших индейцев никаких достойных изучения явлений, имеющих столь большое значе­ние для решения проблемы возникновения американской цивилизации?

Помимо всего того, что относится к собственно этническим факторам, касающимся наших индейцев, было бы целесообразно исследовать и воп­рос о влиянии, оказанном последними на позднейшие общественные фор­мации, в частности об их влиянии на колонизаторов наших земель.

Именно в языке можно обнаружить наиболее заметные следы этого влияния, особенно в общей топонимии. Однако со времени начала завое­вания географические названия на языке тупи редко фигурируют на­равне с португальскими.

До начала XVIII века язык тупи преобладал над португальским язы­ком в отношении два к одному. В некоторых капитаниях, как, напри­мер, Риу-Гранди-ди-Сан-Педру, Сан-Паулу, Гран-Пара, язык тупи преоб­ладал и в более позднее время и имел более широкое распространение.

Все сказанное о туземном влиянии на язык относится и к послед­ствиям, которые имели столкновение, а затем и сосуществование с индей­цами для обычаев, ремесел, а также для многих других сторон жизни колонизаторов: эти последствия еще и сейчас сказываются повсюду в Бразилии, и особенно в местах, расположенныхбшз зон городов.

Необходимо, вне всякого сомнения, отдать должное и большому вкла­ду, внесенному индейцами в дело колонизации штинента.

Так, в развитии земледелия, в исследовании внутренних районов стра­ны индейцы были деятельными помощниками, fa которых колонисты никогда не добились бы того, что уже сделано. Ниодно отражение нападе­ния пиратов или корсаров, ни одна война противчужеземцев, ни одна экспед иция по исследованию континента не обходаасьбез индейцев, как главных действующих лиц, как людей неоценимых достоинств, прино­сивших успех, чьими славными подвигами полна вся история колонии.

Наконец, еще более красноречиво то величие, с которым они выра­жали свой героический протест, освобождаясь от насилий завоевателей, Восстания и подлинные войны против злоупотребления силой ярко свидетельствуют о том, что это людское племя обладало глубокой мо­ральной стойкостью, которая делала его достойными самым активным участником жизни данного континента.

Печатается по изданию: Роша Помбу. История Брашна. М.,1962.

АЛЬФРЕД ДЕБЕРЛЬ

БРАЗИЛИЯ до 1876 года

I

Разрыв Бразилии с Португалией. — Конституция 1824 г. — Царствование Педро I. — Восстание в Рио-де-Жанейро. — Педро

отрекается от престола в пользу своего сына Педро II. — Царствование Педро II. -— Война против Розаса (1851 г.) и против парагвайского президента Лопеса (1865—-869 гг.). — Борьба в парламенте. — Внутреннее состояние страны к 1876 г.

Бразильская конституционная империя, и по своей политической организации, и по нравам, и по обычаям, и по языку во многом отлича­лась от старых испанских колоний, но в отношении экономических за­дач, которые ей приходится решать, она имеет с ними много общего. И здесь, как и там, та же непропорциональность между продуктивным тру­дом человека и поразительным богатством почвы. Если в политическом отношении Бразилия перед большинством из них имеет преимущество правильной, определенной и устойчивой системы правления, то это еще не значит, чтобы лузитанская империя совсем не знала никаких волне­ний, кризисов и столкновений. Вся разница в том, что ее волнения, как во внутренней, так и во внешней жизни, всегда носят правильный харак­тер, даже тогда, когда они достигают довольно значительной степени. Борьба партий никогда не имела в ней иных последствий, кроме смены министерств.

Отчет бразильского Главного управления статистики за 1874 г. опре­деляет пространство поверхности в 12 672 742 км². Это государство, одно из самых обширных на всем свете, занимает почти целую половину юж­ной Америки; Франция легко поместилась бы на одной восьмой части его, а между тем, население его едва ли равняется трети населения Фран­ции. Будучи прекрасно расположена в отношении распределения есте­ственных богатств, Бразилия находится также в наилучших условиях для того, чтобы принимать участие в умственном и торговом движении Европы. Она имеет 8.500 км береговой линии по Атлантическому океану и при этом множеством островов, из которых одни довольно значительны по площади и чрезвычайно плодородны, тогда как другие очень важны как по своему географическому, так и политическому положению. Не­которые из ее заливов, как, например, Байа, Ангра-дос-Рейс, Рио-де- Жайнеро, могли бы вместить соединенные флоты всего мира.

Понятно, что границы столь обширной территории не могут быть определены со строгой точностью. Их не могли определить двухсотлет­ние споры между Испанией и Португалией, и они долго еще будут пред­метом раздора между Бразилией и окружающими ее странами. Эти пос­ледние суть: на севере французская, голландская и английская Гвианы, республика Венесуэла и Колумбийские Соединенные штаты; на юге Уруг­вайская республика и Аргентинская конфедерация, на западе те же кон­федерация, Парагвай, Боливия, Перу и Эквадор¹.

Бразилия, которая могла бы прокормить население в 300 миллионов, имела по переписи 1874 г. всего 10 196 327 жителей, в числе которых полтора миллиона рабов. 500 000 индейцев еще находятся в совершено диком состоянии. Все это население, крайне рассеянное, распределяется в двадцати провинциях, к которым нужно прибавить нейтральную му­ниципию, т. е. город Рио-де-Жанейро и его пригороды. В 1876 г. име­лось в виду образование нового административного округа, составленного из частей провинций Пернамбуко, Байа и Минос-Гераес; в него входят плодородные берега р. Сан-Франциско, именем которой он и должен на­зываться.

Такое обширное пространство, как Бразильская империя, не может, конечно, иметь однообразного климата. Усеянная озерами и прорезанная бесчисленными реками, между которыми находится громаднейшая и глубочайшая из всех известных рек, великолепная Амазонка, протекаю­щая по Бразильской территории на протяжении более 2 600 километров и представляющая для навигации вместе со своими многочисленными притоками около 30 000 километров, водного пути; испещренная гора­ми, из которых некоторые достигают значительной высоты, Бразилия, в общем, отличается очень жарким климатом; но в то время как этот жар очень силен в провинции Пара, на экваторе, — в центральных провинци­ях он гораздо умереннее. В прибрежных местностях он умеряется пра­вильными свежими морскими ветрами и, чем дальше к югу, тем кли­мат становится мягче и здоровее, в особенности на необозримых равни­нах Рио-Гранде, где он пользуется славой лучшего климата изо всех стран света и которые представляют собой для американского материка то же, что Италия для Европы. По крайней мере, такое мнение высказывает доктор Сего, автор сочинения «О климате и болезнях Бразилии». Не­смотря на то, что Бразилию еще совсем недавно, в 1873 г., посетила одна из тех страшных эпидемий желтой лихорадки, которые отчасти обязаны своим происхождением дурным условием жизни южноамериканских народов, тем не менее, статистика этой страны показывает, что в наибо­лее населенных городах и в Рио-де-Жанейро смертность ниже смертнос­ти наиболее цивилизованных столиц Европы.

Что касается растительности Бразилии, то посещавшие ее путеше­ственники не могут найти слов для достойного описания всего ее велико­лепия. Невозможно передать красоту и роскошь ее лесов. Минеральное царство не мене богато. После Мексики, Перу и Боливии Бразилия бо­лее всех других стран мира доставляет Европе драгоценных металлов. Но здесь, как и во всей остальной Южной Америке, не хватает достаточно рук и достаточной энергии. Бразильское общество, родившееся из коло­ний, воспиталось на рабстве. Белый оттеснил индейца с леса и при помо­щи кнута держал негра на положении раба. Far niente (безделье), как основное правило жизни, принесенное сюда его предками, слишком гар­монирует с мягкостью климата и плодородием почвы и слишком свой­ственно его ленивой и чувственной природе, чтобы он нашел нужным изменить ему. В последние годы старый свет, к счастью, стал посылать в эту благословенную и так мало еще изведанную страну новый контин­гент работников, которые, будучи колонистами, несомненно, явятся наи­более сильными двигателями страны на пути прогресса и благосостоя­ния. В Бразилии ежегодно высаживаются двадцать пять тысяч европей­цев и расселяются часть по городам, частью отправляются внутрь страны для обработки земли. За недостатком женщин они вступают в браки с негритянками и индианками и дают потомство, вполне одаренное всеми необходимыми качествами для борьбы со знойной и суровой тропичес­кой природой. Таким образом цивилизация проложит свой путь и посте­пенно завоюет эти громадные пространства, еще вполне находящиеся во власти одних природных сил, но лишь при помощи непрестанного прито­ка европейской крови, реабилитация труда в понятиях и нравах жите­лей и посредством железных дорог, всюду несущих свое животворное действие. Следует прибавить, что презрение, с которым относится цвет- нокожий ко всякого рода труду, происходит не только от влияния кли­мата; причина его лежит главным образом в предрассудке об унизитель­ности труда, который так распространен во всех странах, где существует рабство, и который может исчезнуть лишь вместе с последним.

В1808 г. португальский двор, бежав от французской армии, явился искать убежища в своей богатой колонии Нового Света. Пребывание Жуана

VI в Бразильской земле, находившейся до тех пор под игом самой вар­варской и нелепой колониальной системы управления, имело своим по­следствием открытие ее портов для иностранцев. Бразилия перестала быть колонией; семь лет спустя, декретом от 15 декабря 1815 г., она была сделана королевством. Идеи, волновавшие Европу, проникали в нее теперь открыто, а не контрабандой, как прежде, что стало вполне очевид­ным когда, в 1817 г., вспыхнула революция в Пернамбуко, как первое проявление стремления к независимости. Один образованный священ­ник Жуан Рибейро, воспламененный чтением сочинений Кондорсе, жизнь которого, по его собственным словам, «была лишь одним стремлением к свободе», сделался президентом временного правительства. Желая дать пример, как следует переносить лишения, он босой прошел весь путь, следуя за армией повстанцев, которой командовал негоциант Доминго- Хосе Мартине. Этот опыт республики просуществовал два с половиной месяца. По примеру своего учителя Кондорсе Рибейро кончил жизнь самоубийством; роялисты надели его голову на пику и носили ее по ули­цам Пернамбуко. Остальные вожди подверглись смертной казни. Реп­рессии, руководимые графом дос Аркосом, сопровождалась неумолимой жестокостью и беспощадностью.

Тем не мене, начало было положено. Вопрос о правах страны был под­нят, и с тех пор пребывание Жуана VI в Бразилии не переставало быть волнуемо повстанческими движениями, которые к тому же вызывались еще увеличением налогов, плачевным состоянием судов, безмерными расходами и требованиями короля и его пристрастием к португальским подданным, бессовестно наделяемым синекурами. Антагонизм между бразильцами и португальцами проявлял себя ежеминутно и по всякому поводу. Тщетно Жуан VI короновался 5 февраля 1818 г. королем Порту­галии, Бразилии и Альгарве; разлад продолжал существовать. Тем вре­менем в Европе совершились важные события. Португалия, нуждающа­яся и обираемая для удовлетворения роскоши двора в Рио-де-Жанейро, недовольная тем, что она как бы превратилась в колонию, а Бразилия в метрополию, что ее богатства поглощаются Америкой, которая ничего не дает ей взамен, требовала возвращения двора в Лиссабон. За это она поплатилась Бразилией. Когда в 1820 г. в Порто произошла революция, имевшая целью установление в Португалии конституционного образа правления в Пернамбуко тоже снова поднялось восстание. Багиа и про­винция Пара провозгласили конституцию подобную той, которую про­возгласили кортесы. При Рио-де-Жанейрском дворе начали даже помыш­лять об англо-бразильском походе против Португалии. Слабохарактер­ный и всегда мрачно настроенный Жуан, имея у себя с одной стороны свою безобразную и честолюбивую жену Шарлотту, которая была душой

5 Зак. 191 абсолютистской партии и имела свой отдельный двор, бывший центром оппозиции против правительства ее мужа, а с другой — своего старшего сына Педро, советовавшего ему идти на уступки, с радостью согласился на них, лишь бы только утишить народное волнение. Формальным дек­ретом он признал основы будущей конституции, и этот декрет был про­читан доном Педро народу, собравшемуся в соборе Св. Иоанна. После этого, жалкий король с удовольствием покинул страну, которую он ни­когда не любил, и 26 апреля 1821 г. выехал в Португалию, оставив ре­гентство наследному принцу, юному Педро, которому было в то время 22 года. Его отъезду предшествовало очень печальное событие. За пять дней до того, избиратели, собравшиеся на бирже Рио-де-Жанейро для выбора депутатов в португальские кортесы, выразили намерение протестовать против отъезда короля; по крайней мере они хотели добиться от него обе­щания в том, что Бразилия всегда останется равноправной с Португалией. На них тут же напал армейский отряд и начал прямо в упор расстреливать их, а затем предался грабежу. Тридцать человек пало на месте.

Пребывание и правление Жуана VI в Бразилии ознаменовалось не­сколькими удачными попытками колонизации, цивилизации диких пле­мен, исследованием больших рек и открытием рудников. Земледелие и промышленность получали поощрения, были основаны академия матема­тических и военных наук, госпиталь, школы анатомии, хирургии и меди­цины. Выписана была труппа французских артистов с Лебретоном, Дебре и Тоне во главе, а также итальянские музыканты; была основана школа изящных искусств, выстроено множество замечательных зданий и театр.

Непроницательные и недальновидные кортесы снова хотели подчи­нить Бразилию прежнему игу метрополии. Рассчитывая на оставленные в ее городах войска, они посылали самые неполитичные и даже вызыва­ющие декреты и вскоре присоединили к этому требование о возвраще­нии принца-регента в Европу. 9 января 1822 г. Педро объявил, что он останется в Бразилии. Рио, Пернамбуко, Сан-Пауло, Багиа взялись за оружие и выгнали португальские гарнизоны. Сам регент, с фитилем в правой руке, а левой опираясь на лафет, объявил, что он первый будет стрелять в португальский отряд, засевший в своих траншеях, если тот немедленно не покинет Бразилию. Затем Педро отправился усмирять роялистское восстание в Минас-Героэс. В это время в Рио-де-Жанейро сто­ронники прежнего режима пытались снова взять верх; поэтому возвраще­ние Педро приветствовалось с громадным энтузиазмом. 13 мая он получил от созванных в столицу представителей провинций титул постоянного за­щитника Бразилии; 12 октября национальное собрание провозгласило его конституционным императором, а декретом от 1 августа был признан окончательный разрыв колониальных отношений к Португалии.

В своем нетерпении скорее овладеть престолом, юный принц охотно принимал все последствия революции, которая удовлетворяла его често­любию. Уезжая из Бразилии, отец сказал ему: «Сохраняй Бразилию для Португальской короны, пока тебе это будет возможно; когда же ста­тут невозможным, возьми ее для себя». Этот совет слишком согласовал­ся с собственными желаниями дона Педро, чтобы он не поспешил вос­пользоваться ошибками Лиссабонского кабинета, — ошибками, которые •тлько усиливали его популярность в Бразилии. Он написал своему отцу, что принимает титул конституционного императора только ради того, чтобы сохранить Бразилию Браганцскому дому. Был ли он искренен или нет, достоверно одно, что Бразилия, при том недовольстве португаль­ским владычеством, которое в ней накипело, если бы она не была превра­щена в независимую монархию, несомненно сделалась бы федеративной республикой; гак или иначе, она непременно сбросила бы с себя иго, В ;ітом деле несомненно принимали участие Англия. Лорд Кохрэн был на­значен командующим императорским флотом и при его содействии Сент- Джеймский кабинет убедил Жуана примириться с фактом, доказывая ому, что после его смерти Бразилия снова естественным образом будет присоединена к Португалии. Действительно, Педро, став императором Бразилии, не отказался, как это полагали, от Португальского престола.

г

Но сын Жуана VI не был тем человеком, который при данных обсто­ятельствах мог бы создать империю. Воспитанный в духе и предрассуд­ках старых европейских дворов, пылкий и необузданный, послушный всякому движению своего чувства и без всякой устойчивости в намере­ниях, бесхарактерный и нерешительный, он совсем не подходил к роли конституционного монарха. В начале, желая привлечь к себе народные симпатии, он показывал склонность к свободным учреждениям и даже объявил себя великим магистром франкмасонов; но как только он полу­чил власть, так тотчас же вернулся к своим прежним абсолютистским понятиям, закрыл все масонские ложи, окружил себя фаворитами и скомпрометировал все свое царствование роспуском первого бразильско­го национального собрания (ноябрь 1823 г.). Конституция, которую он обнародовал (в марте 1823 г.) и которую он сам составил, не могла, не­смотря на свою либеральность, победить оскорбленного чувства страны. Пернамбуко и пара не захотели признать ее, после того как была попрана верховная власть народа. Пернамбуко провозгласило у себя республику и призывало северные провинции присоединиться к нему для образования Экваториальной конфедерации. Парагиба, Сеара и северная Рио-Гранде выразили свое сочувствие. Это возмущение было подавлено с варварской жестокостью; императорское правительство прибегло к террору и под­вергло виновных самым ужасным казням. Тогда недовольство сделалось

всеобщим, и положение осложнилось еще восстанием цисплатинской провинции, объявившей себя независимой. Участие правительства Ла- Платы не подлежало сомнению. В конце 1825 г. дон Педро объявил вой­ну Аргентинской республике; Англия, со своей стороны, подливала мас­ла в огонь. Эта война была лишь рядом бесполезных действий и унизи­тельных неудач.

Ко всем этим затруднениям и смутам, производимым могуществен­ной и многочисленной федералистской республиканской партией, при­соединились еще требования и угрозы со стороны Португалии. После­дняя не могла так легко примириться с потерей богатой колонии, дохо­ды с которой ей были нужнее, чем когда-либо при тогдашнем состоянии ее финансов Жуан VI, которому изменили и его жена и его сын Мигель, окруженный заговорами, утомленный раздорами в министерстве, удру­ченный горем и болезнью, влачил самое жалкое существование; предпо­лагали, что он страдает эпилепсией. 13 мая 1825 г., по настояниям бри­танского посла в Лиссабоне, сэра Чарльза Стюарта, он подписал в проме­жутке между двумя нервными припадками, грамоты, которыми при­знавалась независимость Бразилии и отделение ее от Португалии. Менее чем десять месяцев спустя после этого, его смерть снова соединила пор­тугальскую и бразильскую короны на голове дона Педро. После несколь­ких недель этого соединения, бразильский император отказался от пор­тугальского престола в пользу своей дочери донны Марии, которой было в то время семь лет с тем, что она должна выйти замуж за своего дядю Мигеля. В этом опять сказалось английское влияние; для английской политики было выгодно убедить пылкого дона Педро отказаться от наи­более блестящей из своих корон, но для него самого это было горьким разочарованием, и с этого дня он понял свое жалкое положение. Он избрал свою сестру, инфанту Изабеллу-Марию для регентства над ма­лолетней донной Марией; Англия потребовала, чтобы регентом был дон Мигель. Он покорился. Мигель, отправляясь в Португалию, заехал в Лондон. Он присягнул хартии, дарованной доном Педро, но, подпав под влияние клерикальной и абсолютистской партий, сам захватил престол и наотрез отказался от брака с юной королевой, которой не дали даже высадиться в Португалии, так что она принуждена была вернуться в Бразилию под защитой Англии. Мигель подчинялся более или менее открыто высказываемым указаниям этой державы, которая, продол­жая заявлять о своем нейтралитете, тем не менее распорядилась стре­лять из пушек по 600-м эмигрантам, сторонникам Педро, в тот момент, когда они пытались войти в Терцепру, единственный пункт всего коро­левства, еще остававшийся верным донне Марии. Уменьшить шансы вос­соединения Португалии и Бразилии, которого она всегда опасалась, от­далив на возможно долгое время воцарение донны Марии, — такова была политика Англии.

Несмотря на царствующую в его стране анархию и все возраставшую шггруднительность своего положения, Педро I объявил о своем намере­нии защищать попранные права своей дочери с помощью оружия. Бра- иильцы же боялись, что средства страны будут растрачены из-за динас­тических интересов, к которым они были совершенно равнодушны. В это самое время был подписан договор, который, признавая независимость Монтевидео, положил конец несчастной южной войне. Теперь дон Педро Пыл обвинен в том, что он пожертвовал лучшим портом Ла-Платы, пунк­том чрезвычайной важности, как для безопасности границ, так и для распространения бразильской торговли. Вторичный брак императора дал повод к новому недовольству. Дон Педро, потеряв в 1826 г. свою жену .Пеопольдину Австрийскую, вступил в новый брак с Марией-Амелией Лойхтенбергской, дочерью Евгения Богарнэ (1829 г.). Страна встретила ;>тот союз очень несочувственно, предвидя новый наплыв ко двору иност­ранцев и занятие ими общественных должностей. Конгресс, являясь вы­разителем общественного мнения, высказал недовольство и был немед­ленно распущен (сентябрь 1829 г.). Население взволновалось; положение грозило возмущением и император был принужден принять какое-ни­будь решение. После многих колебаний, он избрал министерство из ря­дов республиканцев, составив его почти всецело из бразильцев; но уже было поздно. Быстро переменив тактику, он в самом начале законода­тельной сессии, в мае 1830 г., представил законопроект об ограничении свободы печати. Таково уж обычное явление, что погибающие правитель­ства всегда обрушиваются своей местью на печать, которая их предосте­регает. Правительство Карла X погибло после изданных им ордонансов и отзвук революции почувствовался в Бразилии. Гроза, наконец, разрази­лась. 6 апреля 1831 г. столица взялась за оружие; на улицах появились тюруженные толпы, и войска, которые должны были охранять импера­торский дворец, присоединились к восставшим гражданам. Педро I по­нял, что его роль в Америке окончена навсегда. Он хотел по крайней мере не дать восторжествовать республиканцам и спасти монархический принцип. На другой же день он отрекся от престола в пользу своего сына I Іедро II, которому шел в то время шестой год, и 13 марта того же меся­ца покинул Бразилию, чтобы лично вести войска против узурпатора М игеля и с оружием в руках оспаривать у него португальскую корону.

Воспитателем своего преемника дон Педро назначил изгнанного в 1823 г. во Францию бывшего вождя республиканской партии, Бонифа- чио-Жозе де Андрада Сильва, автора замечательного памфлета «Про­буждение Бразилии». Андрада, находившийся в то время в Бордо, со­гласился принять на себя эту ответственную и трудную обязанность, но хотя такой выбор мог служить достаточной гарантией для дела свободы, тем не менее прежний революционер вскоре возбудил против себя подо­зрение народной партии. В 1833 г. он был лишен своей должности и насильственно удален из императорского дворца. Педро II перешел пря­мо на попечение регентского совета.

Конгресс 1834 г. внес важные изменения в конституцию, даровав каждой провинции свои особые законы и предоставив каждой из них полную независимость в ведении ее внутренних, административных, су­дебных, финансовых и муниципальных дел. Эта смелая реформа спасла единство Бразилии и императорский трон в тот самый момент, когда целая могущественная партия хотела разделения империи на известное число федеральных штатов наподобие Соединенных Штатов Северной Америки. Реформа была большей частью принята хорошо, хотя в некото­рых округах она подала повод к неудовольствию и беспорядкам, кото­рые, впрочем, были легко подавлены, за исключением южного Рио-Гран- де, где гражданская война приняла громадные размеры и продолжалась в течение десяти лет. В рядах риограндцев одно время сражался Гари­бальди. Благоразумно Даная амнистия прекратила наконец эту борьбу, стоившую многих жертв.

В1835 г. палата депутатов избрала регентом Антонио Фейхо, епис­копа Марианы и сенатора, который уже раньше был министром юсти­ции; весте с тем, палата отрешила от престолонаследия португальскую королеву Марию и назначила наследницей, в случае смерти Педро II, его сестру, донну Жануарию. Видя невозможность примирить требова­ния различных партий, Фейхо, после двухлетней борьбы, подал в отстав­ку. Избранный на его место прежний военный министр Педро Араухо де Лима оставался регентом до 1840 г.; когда же он захотел распустить палату, то последняя провозгласила пятнадцатилетнего Педро II совер­шеннолетним и уничтожила регентство.

Юный император торжественно короновался 18 июля 1841 г. после­довавший вслед за тем роспуск палат вызвал восстания в провинциях Сан-Пауло и Минас-Гераес, где число республиканцев было очень вели­ко. Генерал Каксиас овладел Сан-Пауло, но война еще продолжалась в Минас-Гераесе, где сенатор Феличиано собрал вокруг себя шесть тысяч войска. В 1842 г. решительная победа Каксиаса при Сан-Лучии нанесла окончательный удар партии федеративной республики, лишив ее после­дних сил. Шесть лет спустя, гордая и пылкая провинция Пернамбуко попробовала сделать еще одну, последнюю попытку. Всякие следы всех этих волнений были уничтожены амнистиями, так что усмирение и ус­покоение совершались без всякого ограничения свободы. Эта политика инбвения, мудрости и великодушия создала величие Бразилии, тогда как военные суды, массовые казни и жестокие акты мщения 1817 и 1824 гг., при Жуане VI и Педро I, приводили ее, напротив, к новым катастрофам.

Мягкий, добрый, либеральный и просвещенный Педро П правил стра­ной чрезвычайно разумно. И ретроградная, и передовая партии пооче- |х>дно ставили его в очень затруднительное положение, чем он, однако, ни разу не воспользовался, чтобы превратить свое правительство в воен­ную диктатуру. Его прекрасное понимание дел, возвышенность характе­ра, его такт и умеренность дали ему возможность счастливо избежать тех подводных камней, которые погубили стольких правителей. Военное положение сделалось неизвестным в Бразилии; право думать и писать |)ыло неприкосновенно; многие республиканские журналы издавались там, по страшась преследования. Педро II понял, что свобода есть самое луч­шее и верное средство для укрепления его власти и упрочения престола. : Заботливость, с которой император охранял парламентский режим, заво­евала ему уважение бразильцев. Он царствовал, но не правил. Однако, если в чисто политической сфере он и не выходил из своей, указанной ему по конституционному договору, роли первого представителя «поли­тической ассоциации всех бразильских граждан», то влияние его на дела тем не менее было очень значительно. Его старания были направле­ны главным образом на развитие земледелия, торговли и мореходства Бразилии и на укрепление за ней первенствующего значения среди южноамериканских стран.

Конституция, которой Педро II оставался верен, была до последнего времени одной из старейших конституций всего цивилизованного мира. Она зиждилась на тех же основных законах, которые были изданы Педро 1 25 марта 1824 г., и затем исправлены дополнительными актами 12 августа 1834 г. и 12 мая 1840 г. глава государства именовался в ней конституционным императором и постоянным защитником Брази­лии. Он являлся первым представителем нации, которой принадлежит верховная власть. Законодательная власть находилась в руках палаты де­путатов из ста двадцати двух членов, избираемых двухстепенным голосо­ванием на четыре года, и сената из пятидесяти восьми пожизненных членов; но право инициативы в деле установления новых налогов, рек­рутского набора, предания суду министров и выбора новой династии в случае прекращения императорской фамилии принадлежало одной па­лате депутатов. Выборы не прямые. Все население выбирает выборщи­ков, которые избирают депутатов; что же касается сенаторов, то избира­тели составляют списки из трех лиц, из которых император указывает одного. Принцы императорской фамилии становятся по праву рождения сенаторами в двадцать пять лет. Соединение обеих палат составляет об­щее собрание, которое обладает особыми функциями и правами, отлич­ными от функций и прав каждого из этих учреждений в отдельности. Ни один акт палат не имел силы закона без императорского утвержде­ния. Судебная власть принадлежала судьям и присяжным; судьи приме­няли закон, присяжные высказывались относительно факта. Ни один процесс не мог быть начат без того, чтобы прежде не были испробованы все средства к примирению тяжущихся. Для этого в каждом приходе имелись мировые судьи, избираемые народом. Право императора мило­вать, созывать палаты в промежутках между сессиями и санкциониро­вать законы составляло его право, как правителя. Исполнительная власть принадлежала главе государства. Министры были ответственны. Консти­туция гарантировала гражданам личную свободу и свободу вероиспове­дания, неприкосновенность собственности, свободу промышленных пред­приятий и абсолютную свободу печати. Дворянское достоинство не на­следственно. Обучение детей в общественных школах бесплатное. Кон­ституция вовсе не касалась невольничества. Оно было терпимо лишь как право собственности, приобретенной еще в колониальные времена.

Провинции на которые делится вся бразильская территория, имели каждая свои законодательные собрания, избираемые на два года, в ком­петенцию которых входило учреждение, уничтожение, перемещение и изменения границ приходов, бургов и округов. Главой этих собраний являлся президент, назначаемый центральным правительством; он при­водил в исполнение решения провинциального собрания. Каждый при­ход разделялся на комаркасы или округа, имеющие свои муниципаль­ные палаты, свои административные, судебные и полицейские трибуна­лы. Муниципальные палаты, избираемые на четыре года, состояли из девяти членов или эшевенов в городах и из семи в бургах; получивший при выборах наибольшее число голосов, считался президентом. Эти пала­ты ведали муниципальное хозяйство и полицию и имели свои особые доходы. Все провинции и комаркасы были связаны со столицей, которая представляла нейтральную муниципию, — местопребывание централь­ного правительства, — и управлялась сенатом и министерством импе­рии. Центральное правительство имело под своим специальным заведы- ванием высшее образование, почтовое ведомство, администрацию и об­щую финансовую систему, дипломатические и консульские дела, поли­цию и, наконец, военные силы. В духовных делах на нем лежало назна­чение столичного архиепископа и епископов.

Результатом этой системы являлась большая политическая центра­лизация, благодетельным коррективом которой служила громадная ад­министративная децентрализация, так как каждая провинция, кроме общегосударственных налогов, поступающих в центральную казну, взи­мала еще и свои особые налоги, которыми она сама и распоряжалась. В сущности это та же федеративная система Северо-Американских Шта­тов, соединенная с конституционной монархией, наследственной в муж­ской потомстве.

В царствование Педро II Бразилия вела две войны, одну против Роза- са, который вооружал и поддерживал Орибе с очевидным намерением иключить Уругвай в Аргентинскую Конфедерацию и другую (1865— 1869) против Парагвая и его президента Лопеса. Все, что мы говорили об ;>том раньше, позволяет нам не входить в дальнейшие подробности этих иойн. Достаточно будет констатировать, что об этом вмешательстве лузи- танской империи в дела Ла-Платы судили различно. Бразилию всегда подозревали в желании следовать традициям Португалии времен коло­низации и в намерениях расширять свои пределы за счет соседних рес­публик. В этом отношении опасения Лопеса, по-видимому, до некоторой степени оправдываются одной секретной бумагой, вышедшей из канце­лярии министерства Монтевидео. Португальские писатели стараются опровергнуть эти обвинения. «Бразилия, говорят они, обладает слишком обширной территорией и, желая сохранить ее, она вполне сознает до ка­кой степени эта обширность составляет ее слабую сторону, до тех пор, пока она не будет в состоянии населить свои пустыни, усеять цветущими [юродами свои необозримые равнины, провести дороги через необитае­мые леса, пустить по прорезывающим их во всех направлениях рекам пароходы и внести, таким образом, цивилизацию, жизнь и промышлен­ное движение в свои пустынные центральные области и некультурные земли» (Перейра да Сильва).

Тем не мене не подлежит сомнению, что завоевательное честолюбие і'осударственных людей Бразилии было постоянно направлено в сторону Ла-Платы. Но они сознают, какие громадные затруднения встают перед ними и выжидают. То, что они думают про себя, то громко высказывает­ся некоторыми публицистами. Известные территориальные изменения кажутся этим кабинетным завоевателям роковой необходимостью, выте­кающей из антагонизма англосаксонской и испанопортугальской рас. «Эти изменения необходимы», объявляют они, так как Бразилия до тех нор не будет в состоянии оказывать успешного противодействия Соеди­ненным Штатам, пока она не установится в своих естественных грани­цах. А так как эти границы простираются к западу далее реки Пара­гвай, то государство, носящее имя Парагвай, должно исчезнуть, точно так же, как и штаты Корриентес, Энтре-Риос и Банда-Ориентале, отде­ляющие империю от ее естественной границы, реки Парана. Об этой необходимости заявлялось много раз, но бразильское правительство вся-

4 Зак. 191 кий раз отвечало на это энергичными протестами. Несмотря на очевид­ную искренность этих протестов и на наилучшие обещания, которыми они сопровождаются, все же они, поскольку касаются самой Бразилии, доказывают лишь крайнее нежелание монарха и его советников присту­пить к выполнению, быть может трудной, но тем не менее необходимой, задачи» (Дюто). Все это легко говорить; но весьма может быть, что это «крайнее нежелание» есть ни что иное, как благоразумие и, во всяком случае, честность.

А вот и другое мнение: «Быть может в целом мире нет страны, кото­рая имела бы более прав простереть свои границы в сторону Ла-Платы, нежели Бразилия. Это более чем политическая потребность, — это бе­зусловно необходимо для блага страны. Все реки, образующие р. Рио-де- ла-Плата, т. е. Парана, Уругвай, Парагвай и т. д., находятся время эти реки представляют и долго еще будет представлять единственные вод­ные пути для продуктов провинции Матто-Гроссо к океану и для сообще­ния этой провинции со столицей. Стоит только вспыхнуть войне между людьми, живущими по берегам этих рек, и одна из обширнейших про­винций империи будет немедленно лишена возможности сообщения и отрезана от всего остального мира» (д'Ассье). Автор эти строк спешит, правда, прибавить, что он не думает, чтобы «к Бразилии был бы приме­ним тот исторический закон, по которому большие государства живут, разрастаются и обновляются на счет мелких». Если бы это случилось с Бразилией, то ей пришлось бы иметь дело с гораздо более могуществен­ным соседом — англосаксами. «Препятствия, остановившие Педро I в его попытке завладеть Монтевидео, остались все те же, прибавляет он вполне основательно. Громадность пространств, недостаток путей сообще­ния, болота, затопляющие страну и, наконец, самое важное, различия в национальностях населения, — испанцы в Банда-Ориентале, индейцы в Парагвае, — все это делает завоевание почти невозможным». В Брази­лии вероятно думали тоже, когда, после столь дорого стоившей победы, она оставила существовать Парагвайскую республику. Правда, при этом она получила некоторые территориальные приобретения; но на этих пус­тынных землях такие расширения границ совсем не имеют того значе­ния, какое они имели бы в Европе. В данном случае победитель уже давно заявлял требования на эти земли и даже после того, как границы неприятельской страны были отодвинуты и заключены между р. Пара­гвай и р. Парана; победившая сторона все еще считала себя вправе оправ­дывать свои действия обычным в таком случае предлогом, — интересами цивилизации и свободы, но в этом случае императорское правительство поступило наилучшим образом с точки зрения международной полити­ки и собственных интересов, не злоупотребив победой.

Вообще насилие было чуждо бразильскому правительству, с чем его можно было приветствовать. Как во внешних, так и во внутренних делах, оно, одерживая победы, умело быть великодушным. Результатом этого явился тот внутренний мир, который представляет столь разительный контраст со слишком частыми и бесплодными волнениями некоторых соседних стран. Значит ли это, что Бразилия не переживала у себя вол­нений? Если она не переходила от революции к революции, как Боли­вия, то конечно, она, не менее Чили, переживала различные кризисы. Лишь мертвые народы пребывают в неподвижности. Несмотря на некото­рые перемены в распределении партий, несмотря на то, что разбившиеся мнения образовывали новые комбинации, трудность установить равнове­сие между либеральными стремлениями и консервативным противодей­ствием вызывала тем не мене такие парламентские бури и такие мини­стерские кризисы, которые доходили в некоторых случаях до роспуска палат. Педро II вообще далеко не охотно давал свое согласие на подобные серьезные меры. Бурный 1862 г. прошел среди множества перипетий. Различные министерства, которым приходилось распутывать последствия столкновения с Англией, имевшего место в июне предыдущего года, не­сколько раз свергались почти немедленно после сформирования. При открытии сессии в мае 1853 г. оппозиционные элементы оказались в значительном большинстве. В виду серьезных внешних осложнений, император дал, наконец, свое согласие на то, в чем он отказал двум пре­дыдущим министерствам, и 12 мая, до открытия заседаний палат, они были распущены.

Эта мера нанесла сильнейший удар консервативной партии, которая препятствовала политике министерства, оказывавшего при данных об­стоятельствах некоторую склонность к либеральной партии. Началась избирательная борьба; консерваторы были разбиты; либералы, которые соединились ради сиюминутных с министрами и вместе с ними состав­ляли партию liqueiros'oB, победили при окончательной подаче голосов 8 сентября. Но министерство Олинды, с которым его временные союзники немедленно же начали войну, пало в январе 1864 г. и 15 числа того же месяца был составлен новый кабинет под председательством Закариаса де Гоэса и Васконселлоса. Закариас был главой прежнего министерства, предшествовавшего министерству Олинды и просуществовавшего всего несколько дней. Составленный из самых разнородных элементов, каби­нет Закариаса тем самым уже не обладал никакой силой, необходимой для влияния в стране. В сентябре он пал в свою очередь и составить но­вый кабинет, и при этом чисто либеральный, взялся Фуртадо.

Положение дел было чрезвычайно запутанное. Казна была близка к дефициту. Были израсходованы значительные суммы на армию сначала в виду опасений, порожденных столкновением с Великобританией, а за­тем вследствие раздоров с Монтевидео и Парагваем. Крушение одного из главных банкирских домов Рио-де-Жанейро и многих других финансис­тов вызвало панику. Торговля приостановилась. На вооружение армии и на увеличение военного флота уходили последние ресурсы государства. К счастью, недоразумение с Англией получило мирное разрешение. Зак­лючение договора о тройственном союзе 8 мая 1865 г. было встречено всеобщей радостью. Народ воинственными манифестациями заявлял свое сочувствие войне с Парагваем, в надежде на территориальные приобрете­ния и на усиление своего могущества; никто не высказывал недовольства ни на расходы, ни на такие чрезвычайные меры, как насильственный набор. Тем не менее кабинет Фуртадо пал. Причиной его падения был вотум недовериям по поводу вопросов внутреннего управления, выражен­ный палатой 24 мая 1865 г., и власть снова перешла к маркизу де Олин- да, который на этот раз составил кабинет из обоих оттенков либеральной партии, умеренных и радикалов. Дальнейший ход дел только усиливал финансовые затруднения и всеобщее недовольство. С1866 г. правитель­ству уже не хватало ни людей, ни денег. Что можно было придумать, чтобы спасти положение? Так как белых уже не хватало для пополнения армии, то пришлось брать в нее негров; освобождение рабов для превра­щения их в солдат было первым шагом к их освобождению. Свобода на­вигации явилась результатом такой же настоятельной нужды. Попытка сделать заем в Лондоне не имела успеха; внутренний заем в самой Бра­зилии был почти столь же неудачен. Безденежье было полное. В кабине­те царило несогласие; поражение при Гумаите вызвало отставку всех его членов. Закариас снова явился на сцену и взял в свои руки финансы.

Таково было положение дел, когда наступил 1867 г. В стране проис­ходили выборы. Министерство получило лишь очень незначительное боль­шинство. Ему ставили в вину, как и его предшественникам, медленный ход войны. Когда же она окончится? Чем окупятся вся пролитая кровь и все израсходованные деньги? Консерваторы нападали на него за преждев­ременное возбуждение вопроса об освобождении негров, а с другой сторо­ны ему приходилось вызывать народное недовольство, вводя новые нало­ги. В июле 1868 г. император назначил консервативное министерство. Это вызвало бурю в парламенте. Педро П и на этот раз прибег к роспуску палаты. Избрана была новая, но прежние инциденты должны были повто­риться в ней, так как они являлись лишь прямым последствием того положения, в которое поставила себя Бразилия, бросившись в далеки и слишком смелые предприятия. Несмотря ни на что, правительство твер­до держалось намерения продолжать начатую с Парагваем войну. Оно упорно отвергало всякие предложения посредничества и не останавлива­лось ни перед какими жертвами. Наконец, смерть Лопеса даровала Бра­зилии победу. Эта тягостная пятилетняя война стоила ей 1.278.000.000 франков, не говоря уже о пролитой крови и тысячах людей, павших вда­ли от родины.

Министерство, вступившее в это время управление делами, обещало реформы, на первом месте которых стояло освобождение рабов; то же самое обещалось и в тронной речи, сказанной при открытии парламентс­кой сессии в мае 1871 г., ив том же году закон об освобождении был вотирован. Но недалеко было время, когда стране пришлось переживать другого рода испытания. Поведение высшего духовенства, открыто под­держиваемого римским двором в его сопротивлении конституционным законам, вызвало одно из тех религиозных волнений, которые всегда со­провождаются крайним возбуждением умов порождающим нетерпимость и ненависть. Дело дошло до того, что правительство принуждено было принять строгие меры против ультрамонтанских интриг и в марте 1874 г. верховный суд приговорил епископа города Пернамбуко к заключе­нию в тюрьме на четыре года. Епископы городов Олинда и Пара были также арестованы и отданы под суд, а иезуиты были изгнаны из провин­ции Пернамбуко, чего, конечно, было более чем достаточно, чтобы выз­нать страшный гнев клерикальной партии. В заседании парламента 2 сентября 1874 г. министерство Рио-Бранко подверглось яростным напад­кам нафанатизированных депутатов, которые доходили до того, что тре­бовали немедленного предания его суду за измену и заговор против госу­дарственной религии. Министерству, между прочим, приходилось по­давлять восстание в округе Сан-Леопольд. Духовенство метало громы про­тив него, называя его «министерством отлученных» и «франкмасонским». Император не выдержал характера и, к прискорбию либералов, мини­стерство пало; оно мужественно боролась с требованиями и посягатель­ствами невежественной и тиранической секты, владычество которой ви­сит постоянной угрозой над молодыми американскими народами.

На империи еще оставалось позорное пятно рабовладельчества, кото­рое она теперь отчасти смыла. В 1852 г. торговля неграми были уничто­жена. Бразилия была в то время единственной страной южно-американ­ского континента, где она еще существовала. В похвалу Педро II следует сказать, что он не раз высказывался за освобождение рабов. Ему принад­лежит заслуга понуждения к тому крупных землевладельцев, причем для устранения того сопротивления, которое он встречал в них и достав­ления рабочих рук для земледелия, он содействовал найму шести тысяч китайских кули. Ему принадлежит инициатива проекта закона, дол­женствовавшего в принципе уничтожить рабовладении, сохраняя его вре­менно и устанавливая способ постепенного освобождения рабов. Со дня издания этого закона, 28 сентября 1871 г., все, рождавшиеся от рабынь дети признавались свободными. Это был акт громадной важности, но истинная гуманность требовала большего. Освобождать дитя, не освобож­дая тех, кто дал ему жизнь, далеко не достаточно и, во всяком случае, безнравственно и противно законам природы и семьи. Как бы то ни было, этот важный акт 28 сентября был единогласно принят плантаторами и приведение его в исполнение совершилось вполне мирно; случаи добро­вольного освобождения всех рабов были очень многочисленны. Бенедик­тинский орден освободил своих рабов в числе 1.600 человек. Император в то время путешествовал по Европе и закон утвердила принцесса-реген- тша. Громадный энтузиазм охватил Рио-де-Жанейро: по окончании голо­сования, трибуна сената была усыпана цветами и дипломатический кор­пус принес свои поздравления женщине, подписавшей свое имя под этим актом справедливости и гуманности.

Мы только что говорили об уничтожении торговли неграми; резуль­татом его было направление спекуляции к более достойному и законно­му употреблению капиталов. С того самого времени, как прекратилась эта преступная торговля, начинаются те важные улучшения в стране, которыми Бразилия пользуется в настоящее время. Железные дороги, эти животворные артерии промышленности, земледелия и торговли, про­ложили свое первые рельсы и начали вскоре работать, придавая этому делу патриотический характер; электрические телеграфы протянули свои цивилизаторские нити от крупных побережных рынков к плодородным землям внутри страны; в это же время подводный кабель установил по­стоянное сообщение между Бразилией и Европой. Было проложено мно­жество дорог; перевозка товаров сделалась быстрее и удобнее. Города ос­ветились газом. В1867 г. Амазонка открылась для всемирной торговли; свободный пропуск торговых кораблей всех национальностей в бразильс­кие воды великой реки имел громадное влияние на развитие цивилиза­ции в этих еще пустынных странах. Пароходное движение сблизило про­винции с крупными городами, как приморскими, так и стоящими на берегах больших рек. Число предприятий растет и среди всей этой борь­бы и частных интересов и погони за наживой много выигрывает и всеоб­щее благосостояние. Народное образование получило могучий толчок и свобода обучения постепенно вступает в свои права. Провинциальное со­брание Рио-де-Жанейро в 1871 г. ввело декретом обязательное обучение детей от 7 до 14 лет. Бедные ученики одеваются за счет провинциальных сумм. Из высших учебных заведений имеются: два медицинских фа­культета, два факультета правоведения, военное училище, центральное и морское. В 1874 г. одному французскому астроному, Лиэ, было пору­чено организовать в Рио-де-Жанейро обсерваторию. Сознавая, что все бу­дущее Бразилии всецело зависит от развития ее земледелия, Педро II во время своего путешествия по обширным провинциям империи учредил два агрономических института, один в Багие, другой в Пернамбуко; тре­тий был основан в самой столице в 1860 г. По мнению Одиганна, на всемирной выставке 1867 г. ни чьи отделы не были представлены в луч­шем порядке, чем бразильские. Там было выставлено 3,558 предметов, принадлежащих 684 экспонентам и выбранных на выставке в Рио-де- Жанейро в 1866 г. из числа более 20.000. В 1873 г. Бразилия получила 202 награды на Венской выставке. Национальная выставка, открывшая­ся в Рио-де-Жанейро 2 декабря 1875 г., дала прекрасные результаты. В 1876 г. император и императрица присутствовали на открытии выстав­ки в Филадельфии, на которой Бразилия была представлен также очень блестяще. Главные продукт Бразилии с точки зрения международного обмена составляют кофе, хлопок, культура которого с 1860 г. необычайно возросла, сахар, какао, табак, тапиока, кожа и сафьян. Дерево всевозмож­ных родов в изобилии имеется внутри страны и по близости водных путей.

Педро II, пожелавший сам составить себе ясное понятие о нуждах края и объехавший его в 1860 г., захотел также ознакомиться и с евро­пейской цивилизацией; этим путем он мог выяснить себе, какие ново­введения еще нужны для Бразилии. В декабре 1871 г. он довольно долго пробыл в Париже, внимательно изучая все научные, литературные и про­мышленные учреждения; по возвращение в Рио-де-Жанейро он предло­жил на рассмотрение палат проекты законов относительно развития пер­воначального обучения, устройства новых железных дорог и преобразова­ния избирательного закона с целью сделать его «подлинным выражени­ем народной воли». В своем послании к палатам в 1873 г. он говорит: «Избирательная реформа должна обеспечит первое условие нашей фор­мы правления, главная сила которой должна заключаться в обществен­ном мнении и в авторитете закона». В настоящее время наиболее просве­щенные умы требуют более широкой и более жизненной децентрализа­ции провинций. К тем законодательным мерам, которые должны быть приняты в этом направлении, следовало бы присоединить еще и некото­рые меры для обеспечения прав иммигрантов. От правильного решения этих двух вопросов, административной децентрализации и европейской иммиграции, зависит, можно сказать, все богатство и все будущее стра­ны. Надо сознаться, что свободное туземное население мало занимается промышленностью. Все работы этого рода почти всецело находятся в ру­ках европейцев. К сожалению, низкая заработная плата делает положе­ние иностранных рабочих чрезвычайно затруднительным. Хорошие ра­бочие земледельцы, иммигрирующие с семьями, также очень плохо обес­печены; колонист находится почти всецело в руках нанимателя. Однако же, правительство всячески содействовало всем мерам, принимаемым для того, чтобы едущие в Америку эмигранты направлялись в Брази­лию. В 1872 г. в Рио-де-Жанейро был устроен большой отель, называю­щийся Hospedaria do Governo. В этом отеле могут поместиться и питать­ся пятьсот человек и туда принимаются неимущие приезжие, которым приходится ждать заработка. Всякий взрослый, не моложе восемнадца­ти лет, может обратиться с просьбой к правительству и получить безвоз­мездно от 20 до 80 гектаров земли. Скот, необходимый для фермерского хозяйства, баснословно дешев. Лошадь стоит 175 фр., корова 100 фр., откормленная свинья 10 фр., курица 50 сантимов. Разведение скота все более развивается, в особенности между шотландцами, которые особенно искусны в этом. Множество групп английских, швейцарских и немец­ких колонистов образовали отдельные колонии, которые находятся в са­мом цветущем состоянии. Жители этих колоний выстроили удобные жилища; одни из них устроили фабрики, другие занимаются земледе­лием и эксплуатацией лесов. Множество английских рудокопов заняты извлечением, хранящихся в земле.

Все это свидетельствует, что мы были правы, сказав в самом начале, что с точки зрения тех экономических задач, которые ей приходилось решать. Бразильская империя, бывшая португальская колония, имеет много общего с республиками Нового Света, бывшими испанскими колониями.

П

Вопрос о невольниках. — Уничтожение последней монархии. — Республика. — Конституция. — Перемены правительств до настоящего времени.

В последние двадцать пять лет в истории Бразилии преимуществен­ное значение имеют три главных факта: постепенное уничтожение раб­ства, поощрение, оказываемые европейской колонизации, и наконец объяв­ление республиканской формы правления.

Вопрос о невольничестве был поставлен еще с 1850 г., но разрешился только в 1888 г. Гуманный император Педро был сторонником уничто­жения рабства, но, в качебстве конституционного государя, он должен был считаться с могущественными интересами и только постепенно пор­тугальская Америка избавилась от позора быть в середине XIX века стра­ной, в которой существует рабство. В 1852 г. была отменена торговля рабами и министр Эйсебио де Квиерос принял меры для ее уничтоже­ния. Тем не менее торговля неграми, хотя официально и была запреще­на, все-таки продолжалась до 1858 г. с португальскими африканскими колониями, но с этого времени она прекратилась совершенно.

I

Бразилия

Однако аболиционистская партия, которой в действительности по­могал сам император, не удовольствовалась только отменой одного из источников пополнения рабства. Начиная с 1864 г. были приняты и дру­гие меры в пользу рабов. По инициативе дона Педро возник проект зако­на, имеющего целью отмену рабства в принципе, но с временным сохра­нением его, причем были определены условия. Посредством которых рабы постепенно должны были перейти к освобождению; однако этот проект был временно отложен (в апреле 1866 г.), вследствие войны с Парагваем.

Несмотря на свое желание уничтожить рабство, император Педро не [вешался принять на себя всю ответственность за освобождение невольни­ков; быть может, он опасался за свой престол. Но тем не менее во время его пребывания в Европе были приняты три меры к освобождению не­гров. В июле 1866 года, когда французское общество уничтожения раб­ства обратилось к императору с адресом, Педро отвечал, что его прави­тельство займется, как только позволят обстоятельства, делом «которого требует дух христианства».

В1871 г. правительство добилось первого успеха. Главный министр Ж. М. да Сильва Парангос, виконт де Рио-Бранко, провел 21 сентября закон, отменявший рабство в принципе и устанавливавший некоторые налоги в видах освобождения негров. Этот закон, закон Рио-Бранко, был назван также законом «свободной утробы», так как на основании его все дети, рожденные после его издания от негритянок, объявлялись свобод­ными; но при этом устанавливалось, что до двадцать первого года они должны оставаться во власти хозяина их матери для возмещения расхо­дов стоимости их воспитания.

Таким образом с этого времени два источника рабства — торговля и рождение — были уничтожены; но в Бразилии нашлось много людей, полагавших, что сохранение в негритянских семьях различия между родителями-невольниками и детьми-свободными несправедливо. Боль­шое число собственников освободило принадлежавших им негров, две провинции совершенно уничтожили рабство и окрестные, еще неосво­божденные негры убегали от хозяев при рукоплесканиях аболиционис­тов и, несмотря на сопротивление властей. Затем в 1885 г. правительство объявило, что все невольники, не достигшие шестидесятилетнего возра­ста, будут освобождены. Оставалось сделать последний шаг и в 1888 г. при произнесении 13 мая тронной речи принцесса-регентша, заявив, что он будет сделан, прибавила: «К чести Бразилии, под влиянием нацио­нального чувства и бескорыстия частных лиц, исчезновение рабства так продвинулось, что оно теперь стало общим желанием всех классов наро­да, сопровождающимся примерами удивительного самопожертвования со стороны собственников». В палате депутатов Жоаким Набуко со своей

стороны сказал: «Современное поколение не знало никогда такого подъе­ма духа; оно подобно тому, которое испытывали наши отцы при объявле­нии независимости. Для нас, бразильцев, 1888 год является событием боле важным, чем 1789 год для Франции. Это, действительно, как бы возникновение нового отечества». Такое мнение, конечно, не лишено пре­увеличений.

13 мая, вслед за палатой депутатов, вотировал освобождение сенат и принцесса подписала акт золотым пером, поднесенным ей по обществен­ной подписке. Аргентина, вся Америка во всех больших города, подобно населению Рио, выражала сочувствие решению. Со своей стороны, Фран­ция присоединилась к манифестации по поводу этого акта прогресса цивилизации.

Уничтожение рабства не имело таких важных экономических по­следствий, каких можно было ожидать. Правда, во время самого осво­бождения замечался наплыв негров в городах и сбор кофе был прекра­щен, но из опасения конкуренции белых рабочих, бывшие рабы уже вско­ре возвратились, в качестве вольнонаемных, к свом прежним хозяевам.

Вследствие уничтожения рабства бразильское правительство стало содействовать иностранной иммиграции; в особенности большие коло­нии немцы и итальянцы.

Итальянское эмиграционное движение очень значительно. В1887 г. в Бразилию прибыло 31 445 итальянцев, в 1888 — 97 730, а в 1889 — 65 ООО. Число их в Рио-де-Жанейро в настоящее время доходит до 30 ООО человек, из которых большое число просто авантюристы. Кроме того, до 20 ООО их живет в штате Рио-де-Жанейро и главным образом в Петропо­лисе, от 20 до 35 ООО в Минас-Гераес и в Эсперито Санто. Они не образу­ют, подобно немцам, густо населенных земледельческих колоний, но живут отдельными семьями и обыкновенно занимаются промыслами. Только в провинции Сан-Паоло они живут совместно, обрабатывают зем­лю и представляют колонию в 150 000 человек. Итальянская иммигра­ция пополняется жителями Ломбардии, Венеции, Тосканы, Калабрии и Сицилии. Далек не все иммигранты находятся в одинаковых экономи­ческих условиях. Некоторые из них, вследствие заключенных контрак­тов с бразильскими землевладельцами, находятся в полной зависимости от последних; они бедны, дурно помещены и дурно питаются. Другие поселились в колониях, основанных по соглашению с правительством. Эти относительно счастливы, получают в надел землю в количестве от 18 до 25 гектаров, стоимостью от 300 до 500 франков. Теперь Римское ста­тистическое бюро направляет эмиграцию своих соотечественников в южные государства Америки.

Имеющая в последнее время столь великое значение немецкая коло­низация возникла еще в начале столетия. Немецкие офицеры и солда­ты, помогавшие Педро I в его борьбе с Португалией, остались в стране после освобождения ее. С1820 по 1830 гг. прибыло 7.000 эмигрантов, но эмиграция усилилась со времени предоставления гражданских прав не­католикам (1861 г.) и когда стало колебаться, а затем и было совершенно отменено рабство. В Гамбурге (1853) и в Рио (1855) уже раньше образова­лись общества для облегчения эмиграция. В1857—58 гг. 33.000 немцев из Померании, Пруссии и Рейнских провинций прибыли в Америку; но компании эксплуатировали иммигрантов, установив тягостную круго­вую поруку между членами семейств немецких переселенцев, что выз­вало вмешательство прусского и бразильского правительств для прекра­щения этого нового вида торговли белыми людьми.

С этих пор иммиграция стала усиливаться. В1864,1865,1866 гг. ежегодно прибывало от 1 500 до 1 800 человек. В1862 году в Бразилии проживало 45 000 чел. немецкого происхождения, в 1876 г. их было 110 000, а в 1892 г. уже 240 000 (на половину католиков, на половину протестантов).

Эта группа живет довольно сплочено; колонии учреждены:

1. В Рио-Гранде-до-Соль. в области со средней температурой от 18° до 20°, легко переносимой европейцами. Тут издается два журнала на не­мецком языке. В одной этой провинции насчитывается 160 ООО немцев, образующих колонию; площадь земли, отведенной ей на основании дого­вора, равняется по своим размерам средней величине одного из француз­ских департаментов. Вестфальцы разрабатывают каменный уголь в Сан- Жеронимо.

2. В Парана, Сан-Паоло, Минас-Гераес и в Манто Гроссо живут около 30 000 немцев, рассеянных среди бразильцев, испанцев, португальцев и итальянцев. Бразильские немцы способствуют коммерческим связям с Германией и находятся в постоянных сношениях с отечеством.

Этот современный этнический элемент, совершенно новый в истории Бразилии, может в будущем сделаться элементом сепаратизма. В 1890 г. «Кельнская Газета» заявляла, что было бы хорошо образовать со време­нем независимый бразило-германский штат, тем более, что и в Уругвае живет еще около 25.000 собратьев, которым можно будет протянуть руку.

В конце концов Бразилия находилась в цветущем состоянии. Не­смотря на то, что во время освобождения она приняла на себя часть пор­тугальского долга, финансовое положение ее было хорошо, издержки умеренны, армия и флот, в отношении как численного состава, так и вооружения, не было чрезмерны. Просвещение и общественные работы были неразорительны, а хорошо сбалансированный бюджет сводился с профицитом. Заграничные рынки открывали свой кредит этому наиболее спокойному и несомненно наилучше управляемому южному государству.

Таково было положение Бразилии, когда в 1889 году в ней внезапно вспыхнула революция, изменившая образ правления.

Старый либеральный император пользовался популярностью, но чув­ствовалось, что после него существующая правительственная форм мо­жет принять более стеснительный характер. К тому же, Педро, в каком- то ослеплении, почти не занимался делами, которые вследствие этого приостановились. Появились недовольные; они сгруппировались. Офи­церы, на которых император не обращал внимания, были не в ладах с графом д'Э¹, предполагавшимся наследником престола, провинциалы, сто­ронники децентрализации, большое число собственников, недовольных отменой рабства, наконец, поклонники республиканских идей и федера­листы, — все одинаково опасались вступления на престол графа д'Э.

Либеральные идеи приобрели в империи много сторонников; они уже проявились во времен вопроса о рабстве и в то же время особой популяр­ностью пользовались идеи позитивистской школы Огюста Конта. Глав­ным пропагандистом контизма был Бенжамен Констан.

Либеральная доктрина распространялась в военных школах и влия­ние ее можно распознать в декретах, изданных тотчас после революции и касающихся отделения церкви от государства, учреждения националь­ного праздника 14 июля, принятия девизов на знаменах «порядок и про­гресс> и ипривет и братство» в официальной корреспонденции.

Революции предшествовала парламентская борьба. Консервативное министерство под председательством Жоао Альфредо заведывало делами с 1889 года. За год до революции оно добилось отмены рабства. Это мини­стерство подвергалось сильным нападкам со стороны либералов; дон Пед­ро отказал министрам в роспуске палаты и тогда для консерваторов сде­лалось невозможным составить министерство. Власть перешла к либера­лам, которым удалось освободиться от консервативной оппозиции, скло­нив императора дать согласие на роспуск палаты.

Этими обстоятельствами воспользовалась республиканская партия; она развивалась под руководством двух журналистов Рюи Барбоза и Квин- тино Бакайува, которые вместе вели журналы Diario и О Pans. На ули­цах стали происходить республиканские манифестации, вследствие чего префект Рио-де-Жанейро должен был издать постановление, воспрещаю­щее публичные возгласы «Да здравствует республика! Долой монархию»! Выборы окончились торжеством либералов; в палате, кроме их, заседало только семь консерваторов и два республиканца.

Казалось, что императора нельзя было винить ни в чем, так как он был на стороне либералов и согласно желанию страны предоставил им власть; но армия была одушевлена крайне враждебными чувствами к династии. Она находилась как бы в подозрении, между тем как сама она гордилась своими успехами во время парагвайской войны; император к ней не благоволил и его побудили принять гибельную меру в виде от­правки в отдаленные и иногда нездоровые провинции Матто-Гроссо и на верховья Амазонки недовольных полков, офицеры которых проявляли оппозиционные наклонности.

Республиканцы воспользовались таким настроением армии и заклю­чили союз с высшими офицерами. Уже ранее было сослано большое чис­ло генералов, потом пришла очередь адмирала ван ден Колька и наконец маршала Деодоро да Фонсека, бывшего уже с некоторого времени в оппо­зиции и долженствовавшего отправиться вместе с несколькими батальо­нами, состоявшими под его командой, в отдаленные части государства.

Как только состоялось соглашение, дело было поведено очень реши­тельно. Маршал да Фонсека, Бенжамен Констан и республиканцы арес­товали министров и принудили дона Педро, прибывшего из Петрополи­са, подписать акт отречения. Императорская фамилия была посажена на корабль и отправлена в Лиссабон, куда и прибыла 17 декабря. Население оставалось спокойным.

Временное правительство, составившееся из маршала Деодоро да Фонсека (президент)» Бенжамена Констана (военный министр), адмира­ла ван ден Колька (морской министр), Р. Барбоза (финансов) и Г. Бокай- ува (иностранных дел), провозгласило федеративную республику.

Одной из первых забот нового правительства было удаление из адми­нистративного аппарата чиновников времен империи, В1893 году боль­шая половина губернаторов провинций состояла уже из военных и страна управлялась солдатами или вернее сказать офицерами, единственно се­рьезными элементами армии, главным образом состоявшей из цветных. Правительство озаботилось также поднять жалование армии; чтоб успо­коить республиканцев, было провозглашено всеобщее избирательное право и объявлено о созыве учредительного собрания. Правительство, состояв­шее из солдат и людей, пропитанных революционными идеями, приня­ло энергичное, быстро приводимые в исполнение, меры. Как всякое но­вое правительство, оно встречало сопротивление, но таковое уничтожа­лось арестами, изгнаниями, запрещением журналов и учреждением во­енного суда. Оно декретировало гражданский брак и отделение церкви от государства.

22-го июня временное правительство, объявлявшее себя «происшед­шим из армии и флота во имя всего народа», обнародовало конститу­цию, составленную в подражание конституции североамериканских Со­единенных Штатов.

Глава государства — ответственен; министры избираются им не из членов палат; президент выбирается на пять лет посредством двухстепен­ных выборов, палаты — всеобщей подачей голосов на три и на девять лет. Палата депутатов составляется из депутатов, избираемых по одному на 70 ООО жителей; сенат образуется из представителей штатов, по три от каждого. Депутаты и сенаторы получают жалованье.

Конгресс 1890 г. работал над составлением конституции; хотя он со­стоял из депутатов, указанных правительством, но постановил, что пре­зидент не может быть переизбираем и что ни один член его семейства не имеет права домогаться этого звания. Судебная власть вверена верховно­му суду.

Конституция построена на федеративных демократических и светс­ких началах официальное название государства — Соединенные Штаты Бразилии (в союзе состоит 21 штат, считая в том числе федеральный округ Рио-де-Жанейро). Законодательные собрания и губернаторы шта­тов избираются штатами; каждый из них организуется в наиболее соот­ветствующую ему демократическую форму. Для устранения негров от участия в голосовании при всеобщей подаче голосов решено, что для по­лучения права вотировать необходимо умение читать и писать.

Маршал да Фонсека не долго оставался у власти. 15 июня он открыл заседания конгресса и очень скоро после этого возникли разногласия между ним и законодательной властью. 4 ноября он объявил конгресс распущенным и провозгласил военное положение. Провинции были этим недовольны, а Рио-Гранде-да-Суль, воспользовавшись случаем, заявила о своей независимости. В виду столь серьезных обстоятельств, маршал да Фонсека вышел в отставку (1891 г.).

В силу конституции в управление страной вступил вице-президент республики — президент сената, генерал Флориано Пейксото. Он принад­лежал к партии временного правительства и был избран депутатом от про­винции Алагоас. В1891 г. он сделался вице-президентом республики.

В течение трех лет Пейксото управлял, как настоящий диктатор, и во все это время в стране происходили постоянные раздоры, причем вос­стания подавлялись беспощадно. В своем последнем послании президент должен был объясниться по поводу своей политики произвола и наси­лия; он старался оправдать ее «исключительными обстоятельствами, в которых находилось его правительство, необходимостью бороться со вся­кого рода противниками, внутренними и внешними, что не всегда дава­ло возможность точного определения степени виновности или даже неви­новности людей, замешанных в восстании, и компрометированных или только подозреваемых в содействии ему». Финансы и торговля страдали и приходилось сознаться, как это сделал в октябре 1894 г. министр фи­нансов, «в плачевном состоянии экономической жизни, в застое произво­дительности и бедности всех классов общества».

Новые замешательства заставили Пейксото выйти в отставку, но рань­ше он добился от конгресса одобрения своей политики большинством 188 голосов против 12, власть перешла в руки доктора Г. Лруденте де Мораес Баррос.

Печатается по изданию: Альфред Деберлъ. История Южной Америки от завоевания до нашего времени. СПб., 1899.

P.M. БЛАНК

БРАЗИЛИЯ

Глава 1.Природа

Соединенные Штаты Бразилии занимают в Южной Америке такое же значительное положение, как Северо-Американские Соединенные Штаты в Северной Америке. По своим размерам Соед. Штаты Бразилии лишь немногим меньше последних, занимая более трех пятых всего про­странства Южной Америки и простираясь на восьми с половиной мил­лионах квадратных километров.

Все другие государства Южной Америки кажутся пигмеями в срав­нении с этой гигантской страной. Тесным кольцом окружают они ее со всех сторон. Только на Востоке Бразилия имеет перед собой открытое море: Атлантический океан, омывающий ее берега на протяжении 6500 кило­метров. Она занимает почти 38 градусов широты и 40 градусов долготы.

Поверхность этой колоссальной территории имеет всевозможные формы. На Востоке, у берегов Атлантического океана, тянется цепь вы­соких гор. Затем следуют, на протяжении почти половины всей страны, обширные плоскогорья, поднимающиеся высоко над уровнем моря, из­резанные многочисленными речными долинами. Западную половину стра­ны занимают гигантские низменности, заключающие величайшую в мире речную систему Амазонки и Ла-Платы.

Столь же разнообразны как строение ее поверхности климатические условия Бразилии. Расположенная больше чем на девять десятых в тро­пической зоне, она, однако, имеет в значительной своей части довольно умеренный климат.

Самый умеренный климат имеют южные штаты Бразилии, наибо­лее отдаленные от экватора. Здесь иногда и снег выпадает на возвышен­ностях. Но и на севере температура опускается временами на плоского­рьях до точки замерзания. На Атлантическом побережье температура даже в Пенамбуко, столь близком к экватору, составляет в среднем выво­де за год только 25,7 градусов Цельсия. Это немного больше, чем в Рио- де-Жанейро, находящемся почти на 20 градусов широты южнее. Здесь средняя годовая температура составляет 23,8 градуса Цельсия, опуска­ясь в самый «холодный» месяц года, в июле, в среднем, только до 21,2° и поднимаясь в самый жаркий месяц года, в феврале, в среднем, до 26,6° Ц. Морское влияние смягчает и уравновешивает температуру на всей береговой полосе. Зато воздух здесь почти всегда насыщен влагой.

И вообще в Бразилии времена года отличаются между собой больше количеством дождевых осадков, чем уровнем температуры.

В центральных областях Бразилии температура значительно выше, чем на побережье, в особенности на низменностях, но они слишком раз­нородны, чтобы их можно было охарактеризовать средними выводами. Они не исследованы в достаточной мере, точно так же как температура плоскогорий.

Не повсюду благоприятные для человеческая жилья, климатичес­кие условия Бразилия почти во всей стране чрезвычайно благоприятны для растительности. «Царство растительности» здесь едва ли не вели­чайшее и богатейшее, чем где бы то ни было на земном шаре. Раститель­ность до такой степени овладела этой страной, она тут так пышна и мощ­на, что человеку приходится вести с нею, можно бы сказать, перманент­ную войну за место под солнцем. Низменности покрыты непроницаемы­ми лесами, в которых поселенцы только мало-помалу могут очистить себя место для жилья — и должны постоянно быть на страже, чтобы это место не было снова захвачено легионами растений, беспрерывно возрож­дающиеся из недр земных.

Бразильские леса, величайшие девственные леса мира, содержат самые ценные древесные породы: красильные, лечебные, плодовые, хлеб­ные, строительные и проч., фернамбуковое («бразильское») дерево, сан­дальное, хинное, какаовое, ореховое, каучуковое, каосову, пальмовые де­ревья всевозможных видов, и проч., и проч. Несметны сокровища, тая­щиеся в этих лесах. Но использованы они до сих пор лишь в очень малой доле, — главным образом, в легко доступных приморских областях.

Народное хозяйство Бразилии покоится теперь преимущественно на производстве кофе, сахара, хлопка, табака, риса, маиса, тапиоки, какао и других сельскохозяйственных продуктов.

Не менее богата фауна Бразилии. Много обезьян: около 50 разных видов. Особенно много птиц, всевозможных видов. Не меньше пресмыка­ющихся: змеи, ящерицы, черепахи, аллигаторы и проч. Больше всего насекомых, из коих некоторых весьма полезны, как, например, пчелы, доставляющие прекрасный мед, но большинство очень тягостны для по­селенцев, отчасти очень вредны, как, например, москиты, распространя­ющие малярию.

В реках Бразилии находится несметное количество рыб, самых раз­нородных видов. В Амазонке найдено было около двух тысяч видов, вдвое больше, чем в Средиземном море.

Это — над землей. Но немало сокровищ в Бразилии также под зем­лей, в ее минеральном царстве. Алмазы, изумруды, рубины, топазы, смарагды, сапфиры, платина, золото, серебро, медь ртуть, железо, уголь, нефть, — почти все минералы представлены тут в более или менее значи­тельном количестве. Особенно богата Бразилия железной рудой высоко­го качества, дающей местами до 70% чистого железа.

Но подземные сокровища Бразилии еще менее использованы, чем надземные. На золото и драгоценные камни европейцы набросились с первого дня своего пребывания в Бразилии, но захватили только то, что было легко доступно, а остальное оставили без внимания. Во всех отно­шениях, несметные сокровища этой великой страны еще едва затронуты и почти всецело к услугам будущих поколений.