Заключение

Итак, в итоге становится ясно, что точка зрения, полагающая в основу онтологического различия между палачом и жертвой различие их онтологий, несообразно гипостазирует фигуру палача, вследствие чего их противо-стояние оборачивается неустранимым противоречием. В свою очередь, точка зрения, наследующая предположение Делеза о том, что Бытие Едино, однозначно, утвердительно и равно для всех сущностей, нивелирует обе фигуры и тем самым оставляет палача и жертву в со-стоянии онтологической неразличенности. И происходит это потому, что так же, как и вся платонико-гегельянская традиция, и та, и другая не видит в различии палача и жертвы онтологического

Различения самой жертвы, то есть присущих только ей неисчерпаемой избыточности, безосновательного отличия от самой себя и осуществляющегося сквозь нее воз-обновления Бытия, в общем – сквозной для нее и выходящей за ее пределы бытийной разницы. Поэтому, дабы избежать крайностей, присущих обеим точкам зрения, следует принять как отправной пункт именно то, что они обе не замечают, то есть – зафиксировать сущностное со-противо-стояние палача и жертвы в соответствии с присущей самой жертве бытийной разницей и доосмыслить ее в качестве Разницы собственно Бытия.

Это потребует от нас отказа от наивной веры в то, что между палачами и жертвами нет ничего общего, и тем самым – выведет за предел неотъемлемой от нее бессознательной ставки жертвы на "палача". То есть, это так или иначе подтолкнет нас к тому, чтобы просто извлечь опыт жертвоприношения, и, наконец, признать, что именно он-то как раз и производит фигуру "палача" как внутреннее отношение просто "жертвы" и Жертвы. А именно: как нехватку просто "жертвы", данную в качестве крайней формы проявления избыточности самой жертвы. Вместе с тем, это даст нам возможность осмыслить фигуру "палача" как одну из бессчетных проекций жертвенной части всеобъемлющей субъективности.

Это будет означать, что в таком качестве палач экзистенциально превосходит жертву, а потому – навязывает ей определенный способ бытия, что влечет за собой их бытующее равенство. Но это также будет означать, что жертва изначально превосходит палача онтологически и за счет этого восстанавливает нарушенное экзистенциальное равновесие. То есть, из этого будет следовать, что и их первоначальное экзистенциальное неравенство (превышение палача), и их последующее спекулятивное или событийное уравнивание, и, наконец, онтологическое неравенство (превосходство жертвы) обусловлено исключительно неравенством самого Бытия.

Но в чем суть данного неравенства? Дело в том, что, как уже было установлено, жертва представляет собой данность, существующую за пределами возможного как просто есть. Наряду с этим, как свидетельствует исторический опыт, именно вследствие собственной безосновательности это "есть" то тут, то там оборачивается неким произвольным избытком. При этом верно и обратное – как раз вследствие собственной избыточности жертва то тут, то там предстает некой неукротимой безосновательностью или тем, что просто есть. Таким образом, жертва, как некий произвольный избыток или как неизменно ускользающее от какого бы то ни было об-основания просто есть, в любом случае оказывается неким превышением самой себя. А это говорит о том, что в Бытии жертвы Бытие вообще превосходит самое себя: оно является в себе самом исходно неравным, но, как просто "есть", сохраняется для себя в качестве Разницы.