III. Ленин о теории реализации экономистов-народников в сравнении с теорией реализации Маркса

Но быть может мы делаем здесь слишком скороспелые выводы?

Может быть. Поэтому обратимся за помощью к Ленину, который в свое время проштудировав второй том «Капитала», написал несколько работ, разбирая в полемике с народниками похожие вопросы и проблемы. Вот этот список:

По поводу так называемого вопроса о рынках. (1893 г.) Т.1, с.67-122.

К характеристике экономического романтизма. (1897 г.)Т.2, с.119-262.

Развитие капитализма в России. (1899 г.) Т.3 Гл. I. Теоретические ошибки экономистов народников. Гл. VIII. Образование внутреннего рынка. Разд. V. Значение окраин. Внутренний или внешний рынок? Разд. VI. Миссия капитализма.

Заметка к вопросу о теории рынков. (1898 г.) Т.4, с.44-54.

Еще к вопросу о теории реализации. (1899 г.) Т.4, с.67-87.

Начнем по порядку.

«По поводу так называемого вопроса о рынках»

Работа Ленина посвящена опровержению направленных против марксистов аргументов народников, доказывавших, что в России, в отличие от Западной Европы не может в полной мере развиться капитализм, поскольку для развития капитализма необходим широкий внутренний рынок, а разорение крестьянства подрывает этот рынок и грозит сделать невозможной организацию капиталистического производства.

Марксисты говорят, что «превращая натуральное хозяйство наших непосредственных производителей в товарное, капитализм тем самым создает себе рынок», а народники на это возражают: «мыслимо ли допустить, чтобы на счет жалких остатков натурального хозяйства у полунищих крестьян могло развиться у нас то могучее капиталистическое производство, какое мы видим на Западе? Не ясно ли, что, вследствие одного уже обеднения массы, наш капитализм представляет из себя нечто бессильное и беспочвенное, неспособное охватить все производство страны и сделаться основой нашего общественного хозяйства?» (См. Т.1, с.71).

Утверждение об отсутствие рынка для развития капитализма стало одним из основных доводов народников, исходя из которого они доказывали неприменимость будто бы теории Маркса к специфическим условиям России.

Опровержение этого довода Ленин начинает с изложения теории воспроизводства, теории реализации всего общественного капитала (Отдел третий 2-го тома «Капитала» ), которую мы привели выше. На основании этой теории Ленин доказывает народникам, что при капитализме всего быстрее растет производство средств производства для средств производства, затем производство средств производства для предметов потребления и всего медленнее производство предметов потребления. Этот вывод делает и сам Маркс: «Капиталистическое общество употребляет большую часть находящегося в его распоряжении годичного труда на производство средств производства (следовательно, постоянного капитала), которые не могут быть разложены на доход ни в форме заработной платы, ни в форме прибавочной стоимости и могут функционировать только в качестве капитала» (Т.24, с. 497). Отсюда естественно вытекает вывод, что капиталистический рынок развивается в первую очередь за счет рынка средств производства и лишь во вторую очередь за счет рынка предметов потребления, а значит рынок в России может развиваться, развивается и будет развиваться дальше даже при том условии, что крестьянство в массе своей обнищает и разорится.

Ленин доказывает народникам, что капитализм не есть какое-то чуждое российским порядкам явление, то ли завезенное с Запада, то ли насаждаемое сверху правительством. Простое товарное производство, рынок в России, возник давно. А именно из товарного производства возникает производство капиталистическое. Логика, последовательность этапов развития капитализма в России та же самая, что была и на Западе.

«Под товарным производством, - пишет Ленин, - разумеется такая организация общественного хозяйства, когда продукты производятся отдельными, обособленными производителями, причем каждый специализируется на выработке одного какого-либо продукта, так что для удовлетворения общественных потребностей необходима купля-продажа продуктов (становящихся в силу этого товарами) на рынке. Под капитализмом разумеется та стадия развития товарного производства, когда товаром становятся уже не только продукты человеческого труда, но и самая рабочая сила человека. Таким образом, в историческом развитии капитализма важны два момента: 1) превращение натурального хозяйства непосредственных производителей в товарное и 2) превращение товарного хозяйства в капиталистическое. Первое превращение совершается в силу того, что появляется общественное разделение труда — специализация обособленных [NB: это — непременное условие товарного хозяйства], отдельных производителей по занятию одной только отраслью промышленности. Второе превращение совершается в силу того, что отдельные производители, производя каждый особняком товары на рынок, становятся в отношение конкуренции («конкуренцией называется отношение обособленных производителей, работающих на общий рынок» См. Там же. С. 91.): каждый стремится дороже продать, дешевле купить, и необходимым результатом является усиление сильного и падение слабого, обогащение меньшинства и разорение массы, ведущее к превращению самостоятельных производителей в наемных рабочих и многих мелких заведений в немногие крупные» (С.86-87).

Какие из сказанного вытекают выводы в отношении теории народников о невозможности развития капитализма в России по причине отсутствия или слаборазвитости внутреннего рынка?

«Первый вывод состоит в том, - пишет Ленин, - что понятие «рынка» совершенно неотделимо от понятия общественного разделения труда, — этого, как Маркс говорит, «общего основания всякого товарного [а следовательно, — добавим от себя — и капиталистического] производства». «Рынок» является там и постольку, где и поскольку появляется общественное разделение труда и товарное производство. Величина рынка неразрывно связана с степенью специализации общественного труда.

Таким образом, пределы развитию рынка, при существовании капиталистического общества, ставятся пределами специализации общественного труда. А специализация эта, по самому существу своему, бесконечна — точно так же, как и развитие техники» (С.94-95).

«Отсюда видно, до какой степени неправильным является утверждение, будто рост рынка в капиталистическом обществе, вызываемый специализацией общественного труда, должен окончиться, как только все натуральные производители превратятся в товаропроизводителей.

Прогресс техники должен повести за собой специализацию различных частей производства, обобществление их и, следовательно, увеличение рынка.

Здесь следует оговориться. Все изложенное нимало не ведет к отрицанию того положения, что капиталистическая нация не может существовать без внешних рынков. При капиталистическом производстве равновесие производства с потреблением достигается только рядом колебаний; чем крупнее производство, чем более широк круг потребителей, на которых оно рассчитано, тем сильнее эти колебания. Понятно поэтому, что когда буржуазное производство достигло высокой степени развития, ему уже невозможно удержаться в рамках национального государства: конкуренция вынуждает капиталистов все расширять производство и отыскивать себе внешних рынков для массового сбыта продукта. Очевидно, что необходимость внешних рынков для капиталистической нации так же мало нарушает тот закон, что рынок есть простое выражение общественного разделения труда при товарном хозяйстве и что, следовательно, он может расти так же бесконечно, как и разделение труда, — как мало кризисы нарушают закон стоимости» (См. С.96).

«Второй вывод, - продолжает Ленин, - состоит в том, что «обеднение массы народа» (этот непременный член всех народнических рассуждений о рынке) не только не препятствует развитию капитализма, а напротив, именно выражает собой его развитие, является условием капитализма и усиливает его. Для капитализма нужен «свободный рабочий», и обеднение в том и состоит, что мелкие производители превращаются в наемных рабочих. Это обеднение массы сопровождается обогащением немногих эксплуататоров, разорение и упадок мелких заведений сопровождается усилением и развитием более крупных; оба процесса содействуют возрастанию рынка: «обедневший» крестьянин, существовавший прежде своим хозяйством, теперь живет «заработками», т. е. продажей своей рабочей силы; ему приходится теперь покупать себе необходимые предметы потребления (хотя бы и в меньшем количестве и худшего качества); с другой стороны, те средства производства, от которых освобождается этот крестьянин, концентрируются в руках меньшинства, превращаются в капитал, и произведенный продукт поступает уже на рынок. Только этим и объясняется то явление, что массовая экспроприация нашего крестьянства в пореформенную эпоху сопровождалась не уменьшением, а увеличением валовой производительности страны и возрастанием внутреннего рынка» (С.97-98).

Немного цинично, но что поделаешь? Как цитировал Ленин Маркса в таких случаях: «Не кричите очень о цинизме! Цинизм заключается не в словах, описывающих действительность, а в самой действительности!» (Маркс К. Нищета философии. Т.4, с.87).

«Третий вывод, - говорит в заключении Ленин, - капиталистическое общество не может существовать, не накопляя, так как конкуренция вынуждает каждого капиталиста, под угрозой разорения, расширять производство. Народники именно и усиливаются доказать это самое - нелепость русского капитализма, разоряющего, деск, народ, но не дающего высшей организации производства. Разумеется, это сказки. В замене ручного труда машинами нет ничего «нелепого»: напротив, в этом и состоит вся прогрессивная работа человеческой техники. Чем выше развивается техника, тем более вытесняется ручной труд человека, заменяясь рядом все более и более сложных машин » (С.99-100). Заканчивая конспективное изложение статьи Ленина, приведем последние пару выдержек из этой работы: «При обсуждении соотношения между ростом капитализма и «рынка» невозможно опускать из виду той несомненной истины, что развитие капитализма неизбежно влечет за собой возрастание уровня потребностей всего населения и рабочего пролетариата. Это возрастание создается вообще учащением обменов продуктами, приводящих к более частым столкновения между жителями города и деревни, различных географических местностей и т. п. К этому же приводит и сплоченность, скученность рабочего пролетариата, повышающая его сознательность и чувство человеческого достоинства и дающая ему возможность успешной борьбы против хищнических тенденций капиталистических порядков. Этот закон возвышения потребностей с полной силой сказался в истории Европы - сравнить, например, французского пролетария конца XVIII и конца XIX в. или английского рабочего 1840-х годов и современного» (с.101).

«Неумение объяснить капитализм и предпочтение утопий изучению и выяснению действительности ведет к тому, что отрицается значение и сила капитализма. Это – точно какой-то безнадежно больной, которому неоткуда почерпнуть сил для развития» (с.103).

Подведем итоги.

Ленин здесь очень хорошо и убедительно, даже можно сказать, слишком хорошо и убедительно защищает прогрессивность капитализма. Такая защита может смутить даже самого стойкого противника буржуазных порядков. Судите сами:

1) капиталисты не только проматывают созданную пролетариями прибавочную стоимость, но и вынуждены значительную ее долю вкладывать в производство;

2) емкость рынка зависит от степени разделения труда, а разделение труда при капитализме растет бесконечно, а значит и емкость рынка увеличивается бесконечно, создавая тем самым простор для безграничного развития производительных сил;

3) обнищание, разорение, пролетаризация самостоятельных мелких производителей ведущих обособленное натуральное и мелкотоварное производство компенсируется другой тенденцией: концентрацией пролетариев на крупных предприятиях и в городах, повышением их силы, сознательности и сплоченности, пробуждением чувства их человеческого достоинства, возрастанием уровня их потребностей, что дает им возможность успешно противостоять хищническим тенденциям капитала уже в пределах самих капиталистических порядков.

Что на это можно было бы возразить? Пока ничего, логика здесь железная.

«К характеристике экономического романтизма»

В этой работе Ленин анализирует взгляды современника Рикардо швейцарского экономиста Сисмонди, в сравнении со взглядами русских народников. Сисмонди также как и наши народники был горячим сторонником и защитником мелкого крестьянского и ремесленного производства, отстаивал его интересы в борьбе с идеологами крупного капитала, в частности с Рикардо, с которым был лично знаком и вел переписку. Главное произведение Сисмонди, которое называется «Новые начала политической экономии или о богатстве в его отношениях к населению», впервые было опубликовано в 1819 г.

Если классики английской политической экономии, в частности Рикардо, исходили в своих теориях из факта уж сложившегося буржуазного общества, расколотого на буржуазию и пролетариат, то Сисмонди, будучи современником процесса формирования капиталистического строя, пролетаризации мелких собственников на континенте, в частности во Франции, в своих экономических воззрениях отразил этот противоречивый и мучительный процесс, происходивший у него на глазах.

Сисмонди был если не первым, то, несомненно, одним из первых ученых экономистов выступивших не с апологией буржуазного строя, а с его критикой. В этом заключается его непреходящая историческая заслуга. Но в том, что эту критику он вел не с позиций будущего, а с позиций прошлого, пытаясь убедить правительства, влиятельных экономистов и политиков задержать, остановить, повернуть вспять развитие капитализма, сказались также специфическая историческая ограниченность, романтизм и реакционность его взглядов.

Ленин на многочисленных примерах показывает и доказывает сходство, а иногда и полное совпадение взглядов Сисмонди с экономическими воззрениями русских народников.

«Сисмонди, - отмечает Ленин, - утверждал именно, что развитие крупного предпринимательства и наемного труда в промышленности и земледелии ведет к тому, что производство необходимо обгоняет потребление и становится перед неразрешимой задачей найти потребителей; что внутри страны потребителей оно найти не может, ибо превращает массу населения в поденщиков, простых рабочих и создает незанятое население, а искать внешнего рынка становится все труднее с выступлением на мировую арену новых капиталистических стран. Разорение мелкого производителя доказывает, по мнению Сисмонди, сокращение внутреннего рынка» (Т. 2, с.124-125).

"Итак, - цитирует Ленин Сисмонди, - вследствие концентрации имуществ у небольшого числа собственников, внутренний рынок все более и более сокращается (!), и промышленности все более и более приходится искать сбыта на внешних рынках, где ей угрожают великие сотрясения (des grandes révolutions) " (С.128).

«Понятно, что теоретическая политическая экономия, примкнув в своем дальнейшем развитии к классикам, установила с точностью именно то, что хотел отрицать Сисмонди, именно: что развитие капитализма вообще и фермерства в частности не сокращает, а создает внутренний рынок. Развитие капитализма идет вместе с развитием товарного хозяйства, и по мере того, как домашнее производство уступает место производству на продажу, а кустарь уступает место фабрике, — идет образование рынка для капитала. "Поденщики", выталкиваемые из земледелия превращением "крестьян" в "фермеров", поставляют рабочую силу для капитала, а фермеры являются покупателями продуктов индустрии и притом не только покупателями предметов потребления (которые прежде производились крестьянами дома или сельскими ремесленниками), а также и покупателями орудий производства, которые не могли уже оставаться прежними при замене мелкого земледелия крупным. Последнее обстоятельство стоит подчеркнуть, ибо его-то и игнорировал особенно Сисмонди, говоривший в цитированном нами месте о "потреблении" крестьян и фермеров так, как будто бы существовало одно только личное потребление (потребление хлеба, одежды и т. п.), как будто бы покупка машин, орудий и т. п., постройка зданий, складов, фабрик и т. п. не были тоже потреблением, только другого рода, именно: потреблением производительным, потреблением не людей, а капитала. И опять-таки приходится отметить, что именно эту ошибку, которую Сисмонди, как мы сейчас увидим, заимствовал у Адама Смита, в полной неприкосновенности переняли и наши народники-экономисты» (С.130).

«Эта теория, что все производство капиталистического общества состоит из двух частей — части рабочих (заработная плата, или переменный капитал, по современной терминологии) и части капиталистов (сверхстоимость), не составляет особенности Сисмонди. Она не составляет его достояния. Он целиком перенял ее у Ад. Смита, сделав даже некоторый шаг назад. Вся последующая политическая экономия (Рикардо, Милль, Прудон, Родбертус) повторяла эту ошибку, раскрытую только автором "Капитала" в III отделе II тома. Мы изложим основание его воззрений ниже. А теперь заметим, что повторяют эту ошибку и наши народники-экономисты. Сопоставление их с Сисмонди приобретает особый интерес потому, что они делают из этой ошибочной теории те же выводы, которые сделал прямо и Сисмонди, именно: вывод о невозможности реализации сверхстоимости в капиталистическом обществе; о невозможности развития общественного богатства; о необходимости прибегать к внешнему рынку вследствие того, что внутри страны сверхстоимость не может быть реализована; наконец, о кризисах, вызываемых будто бы именно этой невозможностью реализовать продукт в потреблении рабочих и капиталистов» (С.136).

«Добрый Сисмонди думает, что "непропорциональное" развитие не есть развитие (как думают и наши народники), что эта непропорциональность — не закон данного строя общественного хозяйства и его движения, а "ошибка" законодателя и т. п., что это искусственное подражание европейских правительств Англии, которая пошла по ложному пути. Сисмонди совершенно отрицает то положение, которое выдвинули классики и которое вполне приняла теория Маркса, именно, что капитализм развивает производительные силы» (С.137-138).

«Чем быстрее идет накопление, т. е. превышение производства над потреблением, — тем лучше, учили классики, которые, хотя и не умели разобраться в процессе общественного производства капитала, хотя и не умели освободиться от ошибки Смита, будто общественный продукт состоит из двух частей, но выставляли все же вполне справедливое положение, что производство само создает себе рынок, само определяет потребление. И мы знаем, что такое воззрение на накопление приняла от классиков и теория Маркса, признав, что, чем быстрее рост богатства, тем полнее развиваются производительные силы труда и обобществление его, тем лучше положение рабочего, насколько оно может быть лучше в данной системе общественного хозяйства. Романтики утверждают прямо обратное и возлагают все свои надежды именно на слабое развитие капитализма, взывают к его задержке.

Далее, из непонимания того, что производство создает себе рынок, вытекает учение о невозможности реализовать сверхстоимость» (С.138-139).

«У этого первого романтика мы находим уже вполне определенное указание, что капиталисты не могут реализовать сверхстоимости. Из этого положения Сисмонди делает дальнейший вывод — опять-таки именно тот, который делают и народники, — что по самым условиям реализации необходим внешний рынок для капитализма. "Так как труд сам по себе составляет важную часть дохода, то нельзя уменьшить спрос на труд, не делая нацию более бедной. Поэтому выгода, ожидаемая от открытия новых приемов производства, почти всегда относится к иностранной торговле". "Нация, совершающая впервые какое-либо открытие, в течение долгого времени успевает расширять свой рынок соответственно числу рук, освобождаемых каждым новым изобретением. Она употребляет их тотчас же на увеличение количества продуктов, которые ее изобретение позволяет производить дешевле. Но наступает, наконец, эпоха, когда весь цивилизованный мир образует один рынок и когда нельзя уже будет в какой-либо новой нации приобретать новых покупателей. Спрос на мировом рынке будет тогда величиной неизменной, которую будут оспаривать друг у друга различные промышленные нации. Если одна поставит больше продуктов, то это будет в ущерб другой. Общая продажа не может быть увеличена иначе, как увеличением общего благосостояния или переходом товаров, бывших в исключительном владении богатых, — в потребление бедных". Читатель видит, что Сисмонди представляет именно ту доктрину, которую так хорошо усвоили наши романтики, будто внешний рынок есть выход из затруднения по реализации продукта вообще и сверхстоимости в частности.

Из учения его о необходимости соразмерять производство с доходом вытекло само собой воззрение, что кризис и есть результат нарушения такого соответствия, результат чрезмерного производства, обогнавшего потребление. Из приведенной сейчас цитаты ясно, что Сисмонди именно это несоответствие производства с потреблением считал основной причиной кризисов, причем на первое место выдвигал недостаточное потребление масс народа, рабочих. Поэтому теория кризисов Сисмонди (перенятая также Родбертусом) и известна в экономической науке как образчик теорий, выводящих кризисы из недостаточного потребления » (С.140-141).

«Сисмонди абсолютно не понял капиталистического накопления, и в горячем споре, который он вел по этому вопросу с Рикардо, правда оказалась, в сущности, на стороне последнего. Рикардо утверждал, что производство само создает себе рынок, тогда как Сисмонди отрицал это, созидая на таком отрицании свою теорию кризисов. Правда, и Рикардо не сумел исправить вышеуказанной основной ошибки Смита…, — но он инстинктивно характеризовал самую суть буржуазного способа производства, отмечая совершенно бесспорный факт, что накопление есть превышение производства над доходом. С точки зрения новейшего анализа это так и оказывается. Производство, действительно, само создает себе рынок: для производства необходимы средства производства — и они составляют особую область общественной продукции, занимающую известную долю рабочих, дающую особый продукт, реализуемый частью внутри самой этой области, частью в обмене с другой областью — производством предметов потребления. Накопление действительно есть превышение производства над доходом (предметами потребления). Чтобы расширять производство ("накоплять" в категорическом значении термина), необходимо произвести сначала средства производства, а для этого нужно, следовательно, расширение того отдела общественной продукции, который изготовляет средства производства, нужно отвлечение к нему рабочих, которые уже предъявляют спрос и на предметы потребления. Следовательно, "потребление" развивается вслед за "накоплением" или вслед за "производством", — как ни кажется это странным, но иначе и быть не может в капиталистическом обществе. В развитии этих двух отделов капиталистической продукции не только не обязательна, следовательно, равномерность, а, напротив, неизбежна неравномерность. Известно, что закон развития капитала состоит в том, что постоянный капитал возрастает быстрее переменного, т. е. все большая и большая часть вновь образуемых капиталов обращается к тому отделу общественного хозяйства, который изготовляет средства производства. Следовательно, этот отдел необходимо растет быстрее того отдела, который изготовляет предметы потребления, т. е. происходит именно то, что объявлял "невозможным", "опасным" и т. д. Сисмонди. Следовательно, продукты личного потребления в общей массе капиталистического производства занимают все меньшее и меньшее место. И это вполне соответствует исторической "миссии" капитализма и его специфической социальной структуре: первая состоит именно в развитии производительных сил общества (производство для производства); вторая исключает утилизацию их массой населения» (С.146-147).

«Следующая ошибка Сисмонди, вытекающая из ошибочной теории об общественном доходе и продукте в капиталистическом обществе, это — учение о невозможности реализовать продукт вообще и сверхстоимость в частности и, как следствие этой невозможности, необходимость внешнего рынка. Что касается до реализации продукта вообще, то вышеприведенный анализ показывает, что "невозможность" исчерпывается ошибочным исключением постоянного капитала и средств производства. Раз исправлена эта ошибка, — исчезает и "невозможность". Но то же самое приходится сказать и в частности о сверхстоимости: этот анализ разъясняет и ее реализацию. Нет решительно никаких разумных оснований выделять сверхстоимость из всего продукта по отношению к ее реализации. Обратное утверждение Сисмонди (и наших народников) — просто результат непонимания основных законов реализации вообще, неумения разделить три (а не две) части продукта по стоимости и два вида продуктов по материальной форме (средства производства и предметы потребления).

А внешний рынок? Не отрицаем ли мы необходимости внешнего рынка для капитализма? Конечно, нет. Но только вопрос о внешнем рынке не имеет абсолютно ничего общего с вопросом о реализации, и попытка связать их в одно целое характеризует лишь романтические пожелания "задержать" капитализм и романтическую неспособность к логике. Теория, разъяснившая вопрос о реализации, показала это с полной точностью. Романтик говорит: капиталисты не могут потребить сверхстоимость и потому должны сбывать ее за границу. Спрашивается, не даром ли уже отдают капиталисты свои продукты иностранцам или не бросают ли они их в море? (Придет время, будут бросать и в море. – А.Б.) Продают — значит получают эквивалент; вывозят одни продукты — значит ввозят другие. Если мы говорим о реализации общественного продукта, то мы этим самым устраняем уже денежное обращение и предполагаем лишь обмен продуктов на продукты, ибо вопрос о реализации в том и состоит, чтобы анализировать возмещение всех частей общественного продукта по стоимости и по материальной форме. Поэтому начать рассуждение о реализации и кончить его тем, что "сбудут-де продукт за деньги", — так же смешно, как если бы на вопрос о реализации постоянного капитала в предметах потребления был дан ответ: "продадут". Это просто грубый логический промах: люди сбиваются с вопроса о реализации всего общественного продукта на точку зрения единичного предпринимателя, которого, кроме "продажи иностранцу", ничто дальше не интересует. Припутывать внешнюю торговлю, вывоз к вопросу о реализации — это значит увертываться от вопроса, отодвигая его лишь на более широкое поле, но нисколько не выясняя его. Вопрос о реализации ни на йоту не подвинется вперед, если мы вместо рынка одной страны, возьмем рынок известного комплекса стран. Когда народники уверяют, что внешний рынок есть "выход из затруднения", которое ставит себе капитализм по реализации продукта, то они прикрывают этой фразой лишь то печальное обстоятельство, что для них "внешний рынок" есть "выход из затруднения", в которое они попадают, благодаря непониманию теории... Мало этого. Теория, связывающая внешний рынок с вопросом о реализации всего общественного продукта, не только показывает непонимание этой реализации, но еще содержит в себе к тому же крайне поверхностное понимание противоречий, свойственных этой реализации. « Не только продукты (или части продуктов), возмещающие сверхстоимость, но и продукты, возмещающие переменный капитал; не только продукты, возмещающие переменный капитал, но и продукты, возмещающие постоянный капитал (о котором забывают наши "экономисты", не помнящие родства... с Адамом); не только продукты, существующие в форме предметов потребления, но и продукты, существующие в форме средств производства, — все одинаково реализуются лишь среди "затруднений", среди постоянных колебаний, которые становятся все сильнее по мере роста капитализма, среди бешеной конкуренции, которая принуждает каждого предпринимателя стремиться к безграничному расширению производства, выходя за пределы данного государства, отправляясь на поиски новых рынков в странах, еще не втянутых в капиталистическое обращение товаров. Мы подошли теперь и к вопросу о том, почему необходим внешний рынок для капиталистической страны? Совсем не потому, что продукт вообще не может быть реализован в капиталистическом строе. Это — вздор. Внешний рынок необходим потому, что капиталистическому производству присуще стремление к безграничному расширению — в противоположность всем старым способам производства, ограниченным пределами общины, вотчины, племени, территориального округа или государства. Между тем как при всех старых хозяйственных режимах производство возобновлялось каждый раз в том же виде и в тех же размерах, в которых шло раньше, — в капиталистическом строе это возобновление в том же виде становится невозможным, и законом производства становится безграничное расширение, вечное движение вперед».

Таким образом, различное понимание реализации (вернее, понимание ее с одной стороны и полное непонимание с другой романтиками) ведет к двум диаметрально противоположным воззрениям на значение внешнего рынка. Для одних (романтиков) — внешний рынок есть показатель того "затруднения", которое ставит капитализм общественному развитию. Для других, наоборот, внешний рынок показывает, как капитализм устраняет те затруднения общественному развитию, которые поставила история в виде разных перегородок, общинных, племенных, территориальных, национальных.

Как видите, разница только в "точке зрения"... Да, "только"! Отличие романтических судей капитализма от других состоит вообще "только" в "точке зрения", "только" в том, что одни судят сзади, а другие — спереди, одни — с точки зрения того строя, который капитализмом разрушается, другие — с точки зрения того, который капитализмом создается» (С.153-156) .

«Третий ошибочный вывод Сисмонди из перенятой им неправильной теории Ад. Смита есть учение о кризисах. Из воззрения Сисмонди, что накопление (рост производства вообще) определяется потреблением, и из неверного объяснения реализации всего общественного продукта (сводимого к доле рабочих и доле капиталистов в доходе) вытекло естественно и неизбежно то учение, что кризисы объясняются несоответствием между производством и потреблением. Этой теории и держался целиком Сисмонди. Ее перенял и Родбертус, придав ей слегка измененную формулировку: он объяснял кризисы тем, что при росте производства доля рабочих в продукте уменьшается, причем весь общественный продукт он так же неправильно, как и А. Смит, делил на заработную плату и "ренту" (по его терминологии "рента" есть сверхстоимость, т. е. прибыль и поземельная рента вместе). Научный анализ накопления в капиталистическом обществе и реализации продукта подорвал все основания этой теории, указав также, что именно в эпохи, предшествующие кризисам, потребление рабочих повышается, что недостаточное потребление (объясняющее будто бы кризисы) существовало при самых различных хозяйственных режимах, а кризисы составляют отличительный признак только одного режима — капиталистического. Эта теория объясняет кризисы другим противоречием, именно противоречием между общественным характером производства (обобществленного капитализмом) и частным, индивидуальным способом присвоения.

Глубокое различие этих теорий, казалось бы, ясно само собой, но мы должны остановиться подробнее на нем, ибо именно русские последователи Сисмонди стараются стереть это различие и спутать дело. Две теории кризисов, о которых мы говорим, дают им совершенно различные объяснения. Первая теория объясняет их противоречием между производством и потреблением рабочего класса, вторая — противоречием между общественным характером производства и частным характером присвоения. Первая, след., видит корень явления вне производства (отсюда у Сисмонди, напр., общие нападки на классиков, что они игнорируют потребление, занимаясь только производством); вторая — именно в условиях производства. Говоря кратче, первая объясняет кризисы недостаточным потреблением, вторая — беспорядочностью производства. Итак, обе теории, объясняя кризисы противоречием в самом строе хозяйства, совершенно расходятся в указании этого противоречия. Но спрашивается: отрицает ли вторая теория факт противоречия между производством и потреблением, факт недостаточного потребления? Разумеется, нет. Она вполне признает этот факт, но отводит ему надлежащее, подчиненное место, как факту, относящемуся лишь к одному подразделению всего капиталистического производства. Она учит, что этот факт не может объяснить кризисов, вызываемых другим, более глубоким, основным противоречием современной хозяйственной системы, именно противоречием между общественным характером производства и частным характером присвоения.

Что такое кризисы? — Перепроизводство, производство товаров, которые не могут быть реализованы, не могут найти спроса. Если товары не могут найти спроса, — значит, фабрикант, производя их, не знал спроса. Спрашивается теперь: неужели указать это условие возможности кризисов значит дать объяснение кризисам? Неужели Эфруси не понимал разницы между указанием возможности и объяснением необходимости явления? Сисмонди говорит: кризисы возможны, ибо фабрикант не знает спроса; они необходимы, ибо в капиталистическом производстве не может быть равновесия производства с потреблением (т. е. не может быть реализован продукт). Энгельс говорит: кризисы возможны, ибо фабрикант не знает спроса; они необходимы совсем не потому, чтобы вообще не мог быть реализован продукт. Это неверно: продукт может быть реализован. Кризисы необходимы потому, что коллективный характер производства приходит в противоречие с индивидуальным характером присвоения.

"Анархия производства", "отсутствие планомерности производства" — о чем говорят эти выражения? О противоречии между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения. И мы спрашиваем всякого, знакомого с разбираемой экономической литературой: признавал ли это противоречие Сисмонди или Родбертус? Выводили ли они кризисы из этого противоречия? Нет, не выводили и не могли выводить, ибо ни один из них совершенно не понимал этого противоречия. Самая идея о том, что критику капитализма нельзя основывать на фразах о всеобщем благополучии, или о неправильности "обращения, предоставленного самому себе", а необходимо основывать на характере эволюции производственных отношений, — была им абсолютно чужда.

Мы вполне понимаем, почему наши российские романтики употребляют все усилия, чтобы стереть различие между двумя указанными теориями кризисов. Это потому, что с указанными теориями самым непосредственным, самым тесным образом связаны принципиально различные отношения к капитализму. В самом деле, если мы объясняем кризисы невозможностью реализовать продукты, противоречием между производством и потреблением, то мы тем самым приходим к отрицанию действительности, пригодности того пути, по которому идет капитализм, объявляем его путем "ложным" и обращаемся к поискам "иных путей". Выводя кризисы из этого противоречия, мы должны думать, что, чем дальше развивается оно, тем труднее выход из противоречия. И мы видели, как Сисмонди с величайшей наивностью высказал именно это мнение, говоря, что если капитал накопляется медленно, то это еще можно снести; но если быстро, то это становится невыносимо. — Наоборот, если мы объясняем кризисы противоречием между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения, мы тем самым признаем действительность и прогрессивность капиталистического пути и отвергаем поиски "иных путей", как вздорный романтизм. Мы тем самым признаем, что, чем дальше развивается это противоречие, тем легче выход из него, и что выход заключается именно в развитии данного строя» (С.158-165).

Подведем итоги

1. Ленин совершенно прав, доказывая исходя из теории воспроизводства всего общественного капитала Маркса, изложенной в Отделе третьем 2-го тома «Капитала», что разорение мелкого производителя в процессе становления и развития капитализма ведет не к сокращению, а к увеличению внутреннего рынка. Он показывает, что теоретическим основанием данного ошибочного вывода, к которому пришел Сисмонди и русские народники является разделение всего общественного производства (и стоимости всего валового продукта) А.Смитом и Д.Рикардо только на две части: V – переменный капитал, заработную плату пролетариев и M – прибавочную стоимость капиталистов. Это разделение романтики некритически переняли у классиков политической экономии, но как доказал Маркс, производство капитала, как и каждого отдельного товара, по стоимости делится не на две, а на три части: С + V + M (постоянный капитал (средства производства), переменный капитал (рабочая сила) и прибавочная стоимость), а по натуральной форме на два подразделения: средства производства и предметы потребления. «Первые могут быть потреблены только производительно, вторые – только лично. Первые могут служить только капиталом, вторые должны стать доходом, т.е. уничтожится в потреблении рабочих и капиталистов. Первые достаются целиком капиталистам, вторые – распределяются между рабочими и капиталистами» (Т.2, с.143-144).

Эту специфическую теоретическую ограниченность «теории реализации» романтиков наглядно иллюстрирует высказывание известного народника В.П.Воронцова из его статьи «Излишек снабжения рынка товарами»: «Каждый рабочий производит больше, чем он потребляет, и все эти излишки скопляются в немногих руках; владельцы этих излишков потребляют их сами, для чего обменивают их внутри страны и за границей на разнообразные продукты необходимости и комфорта; но сколько бы они ни пили, ни ели и ни плясали (sic!) – всей прибавочной стоимости им не извести» (Ленин. Т.1, с.524). О том, что кроме личного потребления существует еще и производительное потребление, ни Сисмонди, ни наши народники даже не подозревали, на что вполне обосновано и указывает Ленин.

2. Сисмонди и народники без устали показывают и доказывают противоречивость, непропорциональность, конфликтность, катастрофичность капиталистического развития, но реально никакой действительной, а не утопической альтернативы этому развитию представить не могут.

Ленин совершенно справедливо на это им возражает: романтики думают, что противоречивое, непропорциональное, конфликтное, катастрофическое развитие капитализма не есть развитие. Они глубоко ошибаются. Не смотря на это, а может быть и благодаря именно такому развитию капитализм есть самая динамичная общественная формация, какую до сих пор знала история. («Утопический дилетантизм, - цитирует Ленин Плеханова, - вынужден делать теоретические уступки всякому ученому защитнику буржуазного порядка. Чтобы загладить возникающее у него ощущение своего бессилия, утопист утешает себя, упрекая своих противников в объективности: положим, дескать, вы ученее меня, но зато я добрее» (Т.2, с. 200).

Но в связи с этим возникает вопрос: если противоречивость, непропорциональность есть закон капиталистического развития, если внутренний рынок при капитализме не уменьшается, как считали Сисмонди и народники, а увеличивается, как считает вслед за Смитом, Рикардо и Марксом Ленин, то увеличивается ли он прямо пропорционально развитию производства или же все-таки отстает от развития производительных сил?

3. Сисмонди и народники считали, что внешний рынок необходим капиталистическим странам, потому, что они не могут реализовать весь произведенный продукт внутри своей страны, население которой состоит исключительно из пролетариев и капиталистов. Ленин говорит, что это вздор. Внешний рынок необходим потому, что капиталистическому производству присуще стремление к безграничному расширению — в противоположность всем старым способам производства. Но почему капиталистическому производству присуще стремление к безграничному расширению и почему ему соответствует именно мировой, а не внутренний рынок, не потому ли, что развитие производства при капитализме происходит непропорционально внутреннему рынку, идет быстрее, чем расширяется внутренний рынок капиталистических стран?

4. Ленин ошибается, когда утверждает, что в отличие от капитализма «при всех старых хозяйственных режимах производство возобновлялось каждый раз в том же виде и в тех же размерах, в которых шло раньше» (Т.2, с.156). Если бы всем докапиталистическим укладам и формациям было присуще только простое воспроизводство, человечество никогда бы не смогло перейти от первобытнообщинного строя к классовому обществу и государству, от натурального производства к простому товарному производству, никогда бы не возникли прибавочный продукт, товар, деньги, ростовщичество, торговый капитал, а из феодализма и сам капитализм. То, что во всех докапиталистических формациях и укладах расширенное воспроизводство осуществлялось лишь в незначительных размерах по сравнению с капитализмом, отнюдь не означает, что оно отсутствовало вообще.

5. Сисмонди и народники считали, что внешний рынок необходим капиталистическим странам потому, что емкость внутреннего рынка этих стран не достаточна для того, чтобы реализовать весь произведенный продукт. Ленин на это им возражает: «Припутывать внешнюю торговлю, вывоз к вопросу о реализации — это значит увертываться от вопроса, отодвигая его лишь на более широкое поле, но нисколько не выясняя его. Вопрос о реализации ни на йоту не подвинется вперед, если мы вместо рынка одной страны, возьмем рынок известного комплекса стран. Когда народники уверяют, что внешний рынок есть "выход из затруднения", которое ставит себе капитализм по реализации продукта, то они прикрывают этой фразой лишь то печальное обстоятельство, что для них "внешний рынок" есть "выход из затруднения", в которое они попадают, благодаря непониманию теории» (Т.2, с.154-155).

Но теория реализации Маркса исходит из абстракции, а не из реальной действительности, исходит из «исключительного господства капиталистического производства», предполагает, что «за исключением класса капиталистов вообще не существует никаких других классов, кроме класса рабочих». Ленин был бы прав, утверждая, что «вопрос о реализации ни на йоту не подвинется вперед, если мы вместо рынка одной страны, возьмем рынок известного комплекса стран», если бы все страны в мире были капиталистическими странами и «за исключением класса капиталистов вообще не существовало никаких других классов, кроме класса рабочих».

Но внешний рынок одних капиталистических стран отнюдь не состоит только из рынка других капиталистических стран. И сегодня, не говоря уже о временах Ленина или Маркса, значительную долю мирового рынка составляет не капиталистическое, а простое товарное производство, основанное на примитивном земледелии и ремесле и кроме класса капиталистов и класса рабочих в мире существует масса мелких производителей, которые не являются ни пролетариями, ни буржуа.

В том же Отделе третьем 2-го тома «Капитала», на который постоянно ссылается Ленин, есть парочка мест, благодаря которым вся теория реализации Маркса предстает перед нами в несколько ином свете.

«Но если простое товарное обращение, - пишет Маркс, - отнюдь не включало в себя с необходимостью обращения капитала, так как оно может осуществляться на основе некапиталистического производства, то кругооборот всего общественного капитала, как уже было отмечено, включает в себя также и товарное обращение, совершающееся вне сферы кругооборота отдельного капитала, т. е. включает в себя также и обращение товаров, которые не являются капиталом» (Т.24, с. 397).

«Товар, произведенный капиталистом, ничем не отличается от товаров, произведенных самостоятельным работником, общинами трудящихся, или рабами. Однако в рассматриваемом нами случае весь продукт труда, как и вся его стоимость, принадлежит капиталисту. Как и всякий другой производитель, он должен сначала посредством продажи превратить товар в деньги, чтобы иметь возможность совершать дальнейшие операции; он должен превратить товар в форму всеобщего эквивалента» (Там же. С.435).

«Романтик говорит, - пишет Ленин, - капиталисты не могут потребить сверхстоимость и потому должны сбывать ее за границу. Спрашивается, не даром ли уже отдают капиталисты свои продукты иностранцам или не бросают ли они их в море? (Придет время и в конце 20-х – начале 30-х гг. ХХ века и так будут решать проблему перепроизводства. – А.Б.) Продают — значит получают эквивалент; вывозят одни продукты — значит ввозят другие».

На это можно возразить так: отнюдь не обязательно для капиталистов, продав одни продукты ввозить другие. Это только при простом, безденежном товарообмене всякая «продажа» есть с необходимостью и «покупка». Известно, что у процветающих капиталистических стран экспорт товаров всегда превышает импорт, а если и ввозят они другие товары, то предпочтительно в виде сырья, а вывозят преимущественно готовую продукцию. Вывозить готовую продукцию и ввозить деньги и сырье, значит развивать производство и накапливать свой капитал. Вывозить сырье и ввозить готовую продукцию, - значит содействовать развитию производства и накоплению капитала в других странах и увеличивать свою зависимость от них.

Наличие на мировом рынке массы товаров и денег, которые не являются капиталом, на которые могут быть обменены товары, которые являются капиталом, несомненно, создает до поры до времени определенный простор для развития капитализма, смягчает его внутренние противоречия, сглаживает постоянно возникающие диспропорции между производством и потреблением, предложением и спросом.

6. Ленин утверждает, что «Сисмонди абсолютно не понял капиталистического накопления, «и в горячем споре, который он вел по этому вопросу с Рикардо, правда оказалась, в сущности, на стороне последнего. Рикардо утверждал, что производство само создает себе рынок (с точки зрения новейшего анализа это так и оказывается), тогда как Сисмонди отрицал это, созидая на таком отрицании свою теорию кризисов» (См. Т.2, с.146).

Упрек в адрес Сисмонди, что он не понял капиталистического накопления, справедлив. А вывод о том, что Риккардо был абсолютно прав утверждая, что производство само создает себе рынок и что Маркс полностью разделяет это положение, необходимо подтвердить на основании всего «Капитала» в целом, а не только исходя из Отдела третьего 2-го тома.

7. Ленин считает, что теория экономических кризисов Сисмонди, объясняющая их несоответствием между производством и потреблением, неверна, так как она исходит из неправильного объяснения реализации всего общественного продукта (сводимого только к доле рабочих и доле капиталистов в доходе), тогда как самая значительная его часть потребляется производительно, то есть накапливается в виде постоянного капитала, в виде средств производства.

«Недостаточное потребление, - пишет Ленин, - (объясняющее будто бы кризисы) существовало при самых различных хозяйственных режимах, а кризисы составляют отличительный признак только одного режима — капиталистического» (С.159).

Согласно Ленину, марксистская теория «объясняет кризисы другим противоречием, именно противоречием между общественным характером производства (обобществленного капитализмом) и частным, индивидуальным способом присвоения.

Первая теория объясняет кризисы недостаточным потреблением, вторая — анархией производства. Обе теории, объясняя кризисы противоречием в самом строе хозяйства, совершенно расходятся в указании этого противоречия». Марксизм не отрицает факт противоречия между производством и потреблением, факт недостаточного потребления, но отводит ему подчиненное, производное место.

Выводя кризисы из противоречия между производством и потреблением, как это делал Сисмонди, мы приходим к выводу, что, чем дальше оно развивается, тем сложнее выход из противоречия. И наоборот, если мы объясняем кризисы противоречием между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения, значит, мы тем самым признаем прогрессивность капитализма и отвергаем поиски путей к социализму в обход данного способа производства, как вздорный романтизм. Значит, мы считаем, что, чем дальше развивается это противоречие, тем легче будет разрешить его, а не наоборот.

1) Допустим, что Ленин прав и причина кризисов заключается не в недопотреблении трудящихся масс, которое в классовом обществе существовало всегда, а в противоречии между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения. Тогда как мы можем объяснить отсутствие экономических кризисов, кризисов перепроизводства в рабовладельческом или в феодальном обществах, не тем же, что и производство и присвоение тогда имело общественный характер? Скорее всего, ответ Ленина на этот вопрос был бы следующим: ни рабовладельческое, ни феодальное общество не знают расширенного воспроизводства, а поэтому не знают и кризисов. Но это не совсем так. Расширенное воспроизводство присуще феодальному, рабовладельческому, азиатскому и даже первобытнообщинному строю, хотя накопление здесь осуществляется очень медленно, почти незаметно. Основу всех этих способов производства составляет натуральное хозяйство. Товарами здесь становятся, если становятся, только излишки, только прибавочный продукт, а не все продукты производства + сама рабочая сила, как это имеет место быть при капитализме. Чтобы быть потребленными, подавляющей или, по крайней мере, большей части произведенных продуктов здесь отнюдь не обязательно быть проданными или купленными. Поэтому эти общества и не знают кризисов перепроизводства товаров, поскольку большая часть произведенного продукта + рабочая сила не становятся здесь товарами. Так, например, в азиатском способе производства большая часть прибавочного продукта, производимого крестьянами, минуя рынок изымается в виде натуральных податей в пользу государства, за счет чего потом строятся города, дворцы, пирамиды, храмы, дороги, каналы, фортификационные сооружения, содержится чиновничество, жрецы и армия.

2) Экономические кризисы сменяются периодами экономического подъема. Означает ли это, что в этот период экономического цикла исчезает или разрешается противоречие между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения, и последнее также становится, по крайней мере, на время общественным?

3) Если противоречие между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения имманентно капиталистическому способу производства, а противоречивое, «азартное», скачкообразное, непропорциональное развитие отнюдь не означает отсутствия развития, а есть, конечно же, тоже развитие, то почему мы, марксисты вообще и Ленин в частности, считаем, что на смену капитализму должно прийти коммунистическое общество и как мы можем объяснить тот факт, что эта смена до сих пор не произошла, не потому ли что капитализм все еще не обобществил до конца раздробленное, обособленное натуральное и мелкотоварное производство докапиталистических формаций и укладов?

4) И последний вопрос. Как соотносятся между собой противоречие между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения (частной собственностью) и противоречие между производительными силами и производственными отношениями? Первое есть конкретно-историческая формулировка второго противоречия применительно к капиталистическому способу производства? (Необходимо уточнить).

Любопытно сравнить анализ и оценки Лениным теории Сисмонди с отношением Маркса к этому швейцарскому экономисту.

О высокой оценке Марксом Сисмонди свидетельствует тот факт, что Маркс недвусмысленно причисляет его к классикам политической экономии: «Сведение товара к труду, - пишет он, - в его двойственной форме - потребительной стоимости к реальному труду, или целесообразно производительной деятельности, а меновой стоимости к рабочему времени, или равному общественному труду, есть конечный критический результат более чем полуторавековых исследований классической политической экономии, которая начинается в Англии с Уильяма Петти, а во Франции с Буагильбера и завершается в Англии Рикардо, а во Франции Сисмонди» (К критике политической экономии. Т.13, с. 38-39).

«Если в лице Рикардо политическая экономия беспощадно делает свои конечные выводы и этим завершается, то Сисмонди дополняет этот итог, представляя на себе самом ее сомнения» (Там же. С. 47).

В чем и как выражает сомнения классической политэкономии Сисмонди?

Маркс об этом пишет следующее: «Рикардо рассматривает буржуазное, еще точнее - капиталистическое производство как абсолютную форму производства. Это значит, что, по его мнению, определенные формы производственных отношений капиталистического производства нигде не могут вступать в противоречие с целью производства как такового, или сковывать эту цель, состоящую в создании изобилия, которое заключает в себе как количество потребительных стоимостей, так и многообразие их, что, в свою очередь, обусловливает высокое развитие человека как производителя, всестороннее развитие его производительных способностей. И тут Рикардо попадает в смешное противоречие с самим собой. Когда мы говорим о стоимости и богатстве, мы должны, согласно разъяснениям Рикардо, иметь в виду лишь общество в целом. А когда мы говорим о капитале и труде, то Рикардо считает чем-то само собой разумеющимся, что «валовой доход» существует только для того, чтобы создавать «чистый доход». В буржуазном производстве Рикардо восхищается фактически именно тем, что его определенные формы дают простор свободному - по сравнению с более ранними формами производства - развитию производительных сил. В тех случаях, когда эти формы перестают это делать или когда выступают наружу те противоречия, в рамках которых они это делают, Рикардо отрицает противоречия, или, вернее, сам выражает противоречие в другой форме, выставляя в качестве ultima Thule (нечто последнее, крайняя точка, крайний предел, конечная цель) богатство как таковое, массу потребительных стоимостей самое по себе, безотносительно к производителям. Сисмонди глубоко чувствует, что капиталистическое производство само себе противоречит, что его формы - его производственные отношения - с одной стороны, подстегивают к необузданному развитию производительной силы и богатства, но что, с другой стороны, отношения эти ограничены определенными условиями и что свойственные им противоречия потребительной и меновой стоимости, товара и денег, покупки и продажи, производства и потребления, капитала и наемного труда и т. д. принимают тем большие размеры, чем дальше развивается производительная сила. Особенно он чувствует основное противоречие: с одной стороны, неограниченное развитие производительной силы и увеличение богатства, которое вместе с тем состоит из товаров и должно быть превращено в деньги; с другой стороны, как основа этого, ограничение массы производителей предметами первой необходимости. Поэтому для Сисмонди кризисы являются не случайностью, как это получается у Рикардо, а существенными проявлениями имманентных противоречий, прорывающимися в бурной форме, охватывающими широкую область и повторяющимися через определенные периоды. И вот он все время колеблется: что должно быть обуздано государством - производительные ли силы, чтобы привести их в соответствие с производственными отношениями, или производственные отношения, чтобы привести их в соответствие с производительными силами. При этом он часто ищет спасения в прошлом; он становится «laudator temporis acti» («хвалителем минувшего времени» Гораций, «Наука поэзии») или же пытается укротить противоречия при помощи также и другого рода регулирования отношений между доходом и капиталом, между распределением и производством, не понимая, что отношения распределения суть лишь отношения производства sub alia specie (под другим углом зрения). Он метко критикует противоречия буржуазного производства, но он их не понимает, а потому не понимает и процесса их разрешения. Однако в основе у него действительно имеется смутная догадка о том, что развившимся в недрах капиталистического общества производительным силам, материальным и социальным условиям создания богатства, должны соответствовать новые формы присвоения этого богатства; что буржуазные формы являются лишь преходящими и полными противоречий формами, в которых богатство получает всегда лишь противоречивое существование, повсюду выступая вместе с тем как своя собственная противоположность. Это - такое богатство, которое всегда имеет своей предпосылкой бедность и которое растет лишь за счет того, что оно увеличивает бедность» (Капитал» Т. 26, Ч. III, с. 50-52).

Если Ленин указывает преимущественно на ограниченность воззрений Сисмонди, то Маркс отмечает, прежде всего, достижения, положительные моменты в его учении (главным образом в «Капитале»), те гениальные догадки и прозрения, которые, по его мнению, составили «эпоху в политической экономии» (См. Там же. С. 268).

Приведем еще одно место из «Капитала» в подтверждение данного тезиса: «Это вместе с тем показывает, как обстоит дело с различием между формами производства и формами распределения. Прибыль, форма распределения, является здесь вместе с тем формой производства, условием производства, необходимым составным элементом процесса производства. Как неумны, следовательно, - к этому надо вернуться позднее, - Дж. Ст. Милль и другие, которые считают буржуазные формы производства абсолютными, а буржуазные формы распределения относительными, историческими и потому преходящими. Форма распределения есть лишь форма производства sub alia specie (под другим углом зрения). Та diliereiitia specilica , - а значит, и специфическая ограниченность, - которая составляет предел буржуазного распределения, входит в само производство как охватывающая его и господствующая над ним определенность. Но то обстоятельство, что вследствие своих собственных имманентных законов буржуазное производство вынуждено, с одной стороны, так развивать производительные силы, как будто оно не является производством на ограниченной общественной основе, а с другой стороны, что оно может развивать их все же только в пределах этой ограниченности, - это обстоятельство есть самая глубокая и самая сокровенная причина кризисов, прорывающихся в буржуазном производстве противоречий, в рамках которых оно движется и которые даже при грубом, поверхностном взгляде характеризуют его лишь как исторически преходящую форму. Это, далее, хотя и грубовато, но, с другой стороны, довольно правильно Сисмонди, например, рассматривает как противоречие между производством ради производства и таким распределением, которое ео ipso (тем самым, именно в силу этого) исключает абсолютное развитие производительности» (Там же. С. 81).

Чем объясняется это различие в оценках экономического учения Сисмонди между Лениным и Марксом? По-видимому, тем, что во времена, когда Ленин только начинал свою политическую деятельность, капитализм в России тоже осуществлял лишь свои первые шаги, и всякие попытки усомниться в возможности или прогрессивности этого развития указанием на его противоречивый характер со стороны экономистов-романтиков, Ленин и другие российские марксисты в то время совершенно справедливо встречали в штыки. Под этим же углом зрения оценивалось и учение Сисмонди, как близкое и даже тождественное учениям экономистов-народников.

И нужно признать, что такое отношение к теории Сисмонди в тех исторических обстоятельствах места и времени было совершенно справедливо. Вот какую оценку воззрениям Сисмонди дали сами Маркс и Энгельс в Манифесте: «В таких странах, как Франция, где крестьянство составляет гораздо более половины всего населения, естественно было появление писателей, которые, становясь на сторону пролетариата против буржуазии, в своей критике буржуазного строя прикладывали к нему мелкобуржуазную и мелкокрестьянскую мерку и защищали дело рабочих с мелкобуржуазной точки зрения. Так возник мелкобуржуазный социализм. Сисмонди стоит во главе этого рода литературы не только во Франции, но и в Англии» (См.Т. 4, с.450).

Высокая же оценка Марксом в «Капитале» критики буржуазного общества Сисмонди объясняется, скорее всего, тем, что Маркс во время работы над «Капиталом» оценивает его теорию с позиций более высокого исторического развития. Англия (да, пожалуй, уже и Франция) второй половины XIX века давно миновала эпоху промышленного переворота. Крестьянство как класс феодального общества к тому времени здесь практически полностью исчезло. Ни о каком возврате к докапиталистической «идиллии» не могло уже в то время идти и речи.

В полной мере уже проявились противоречия не перехода к капитализму, а самого капитализма. Поэтому Маркса в учении Сисмонди в это время интересует в первую очередь, в отличие от Ленина, не его реакционно-утопические взгляды, а гениальные догадки и прозрения относительно будущности капитализма, указания на его исторически преходящий характер, на противоречия, которые, в конце концов, приведут этот строй к гибели.

Переходим к следующей работе Ленина.

«Развитие капитализма в России»

Продолжая анализировать теоретические ошибки экономистов-народников, Ленин обращает здесь еще раз внимание на то обстоятельство, что они сводят всю проблему реализации произведенного при капитализме продукта к реализации прибавочной стоимости, считая, что реализация постоянного капитала не представляет никакой трудности.

«Это наивное воззрение заключает в себе самую глубокую ошибку, из которой вытекли все дальнейшие ошибки народнического учения о реализации. На самом деле, трудность вопроса при объяснении реализации состоит именно в объяснении реализации постоянного капитала. Для того чтобы быть реализованным, постоянный капитал должен быть снова обращен на производство, а это осуществимо непосредственно лишь для того капитала, продукт которого состоит в средствах производства. Если же возмещающий постоянную часть капитала продукт состоит в предметах потребления, то непосредственное обращение его на производство невозможно, необходим обмен между тем подразделением общественной продукции, которое изготовляет средства производства, и тем, которое изготовляет предметы потребления. В этом именно пункте и заключается вся трудность вопроса, не замечаемая нашими экономистами» (Т.3, с. 29).

«Экономисты-народники «воображали, что они глубоко оценивали противоречия капитализма, указывая на затруднения по реализации сверхстоимости. На самом же деле они оценивали противоречия капитализма крайне поверхностно, ибо если говорить о "затруднениях" реализации, о возникающих отсюда кризисах и проч., то должно признать, что эти "затруднения" не только возможны, но и необходимы по отношению ко всем частям капиталистическою продукта, а отнюдь не по отношению к одной сверхстоимости. Затруднения этого рода, зависящие от непропорциональности распределения различных отраслей производства, постоянно возникают не только при реализации сверхстоимости, но и при реализации переменного и постоянного капитала; не только при реализации продукта в предметах потребления, но также и в средствах производства. Без этого рода "затруднений" и кризисов вообще не может существовать капиталистическое производство, производство обособленных производителей на не известный им мировой рынок» (Там же. С.33-34).

Для того, чтобы более доходчиво показать в чем заключается принципиальное различие теории реализации экономистов-народников, которые исходили из взглядов А.Смита на этот вопрос, и теории воспроизводства всего общественного капитала Маркса, Ленин показывает как, анализируя противоречия теории реализации А.Смита, Маркс создает свою теорию реализации.

«А. Смит разделял цену товара только на две части: переменный капитал (заработная плата, по его терминологии) и прибавочную стоимость ("прибыль" и "рента" у него не соединяются вместе, так что всего он считал собственно три части). Весь валовой продукт общества за год он делил на те же три части и прямо относил их в "доход" двух классов общества: рабочих и капиталистов + земельных собственников.

На чем же основано у него изъятие третьей составной части стоимости любого товара - постоянного капитала? А. Смит не мог не видеть эту часть, но он полагал, что она также распадается на заработную плату и прибавочную стоимость. Вот что он говорил об этом: "В цене хлеба, например, одна часть оплачивает ренту землевладельца, другая - заработную плату или содержание работника и рабочего скота, употребленного на производство этого хлеба, и третья часть - прибыль фермера. Эти три части непосредственно или в последнем счете составляют, по-видимому, всю цену хлеба. Пожалуй, можно бы было думать, что необходима четвертая часть для возмещения капитала фермера или для возмещения изнашивания его рабочего скота и других орудий земледельческого хозяйства. Но следует принять во внимание, что цена всякого орудия в хозяйстве, например, рабочей лошади, сама состоит из тех же 3-х частей" (именно: ренты, прибыли и заработной платы). "Поэтому, хотя цена хлеба и оплачивает цену и содержание лошади, но тем не менее полная цена его разлагается, непосредственно или в конечном счете, на те же самые три части: ренту, заработную плату и прибыль". Маркс называет эту теорию Смита "изумительной". "Его доказательство состоит просто в повторении того же самого утверждения". Смит "отсылает нас от Понтия к Пилату". Говоря, что цена орудий хозяйства сама распадается на те же три части, Смит забывает добавить: и на цену тех средств производства, которые употреблены при изготовлении этих орудий. Ошибочное исключение постоянной части капитала из цены продукта стоит в связи у А. Смита (а равно и у последующих экономистов) с ошибочным пониманием накопления в капиталистическом хозяйстве, т. е., расширения производства, превращения сверхстоимости в капитал. А. Смит и здесь опускал постоянный капитал, полагая, что накопляемая, обращаемая в капитал часть сверхстоимости целиком потребляется производительными рабочими, т. е. целиком идет на заработную плату, тогда как на самом деле накопляемая часть сверхстоимости расходуется на постоянный капитал (орудия производства, сырые и вспомогательные материалы) плюс заработная плата. Критикуя это воззрение Смита (а также Рикардо, Милля и др.) в I томе "Капитала" (отд. VII, "Процесс накопления", гл. 22: "Превращение сверхстоимости в капитал", § 2. "Ошибочное понимание расширенного воспроизводства у политико-экономов"), Маркс замечал там: во II томе "будет показано, что догма А.Смита, унаследованная всеми его преемниками, помешала политической экономии понять даже самый элементарный механизм процесса общественною воспроизводства". А. Смит впал в эту ошибку потому, что смешал стоимость продукта с вновь созданной стоимостью: последняя, действительно, распадается на переменный капитал и сверхстоимость, тогда как первая включает сверх того и постоянный капитал. Разъяснение процесса воспроизводства и обращения всего общественного капитала особенно необходимо при разрешении вопроса о национальном доходе в капиталистическом обществе.

Чрезвычайно интересно, что А. Смит, говоря об этом последнем вопросе, не мог уже удержаться на своей ошибочной теории, исключающей постоянный капитал из всего продукта страны. "Валовой доход всех жителей большой страны обнимает весь годовой продукт их земли и их труда, а чистый доход обнимает то, что остается за вычетом расходов на поддержание, во-первых, их основного капитала, во-вторых, их оборотного капитала, т. е. чистый доход обнимает то, что они могут, не затрагивая своего капитала, обратить в запас для непосредственного потребления, или израсходовать на средства существования, удобства или удовольствия".

Таким образом, из всего продукта страны А. Смит исключал капитал, утверждая, что он разложится на заработную плату, прибыль и ренту, т. е. на (чистые) доходы; но в валовой доход общества он включает капитал, отделяя его от предметов потребления (= чистый доход). На этом противоречии и ловит Маркс Ад. Смита: как же может быть капитал в доходе, если капитала не было в продукте?  Незаметно для самого себя А. Смит признает здесь три составные части стоимости всего продукта: не только переменный капитал и сверхстоимость, но также и постоянный капитал. В дальнейшем рассуждении А. Смит наталкивается и на другое важнейшее различие, которое имеет громадное значение в теории реализации. "Очевидно, - говорит он, - что все расходы на поддержание основного капитала должны быть исключены из чистого дохода общества. Ни материалы, необходимые для содержания в исправности полезных машин, промышленных орудий, полезных строений и пр., ни продукт труда, необходимого для превращения этих материалов в пригодную форму, никогда не могут составить части чистого дохода. Правда, цена этого труда может составить часть чистого дохода, так как занятые этим трудом рабочие могут обратить всю стоимость их заработной платы в запас непосредственного потребления". Но в других видах труда и "цена" (труда) "и продукт" (труда) "входят в этот запас непосредственного потребления: именно - цена труда входит в запас рабочих, а продукт - в запас других лиц". Здесь проглядывает сознание необходимости различать два вида труда: один - дающий предметы потребления, могущие войти в "чистый доход"; другой - дающий полезные машины, промышленные орудия, строении пр.", т. е. такие предметы, которые никогда не могут войти в личное потребление. Отсюда уже один шаг до признания того, что для объяснения реализации безусловно необходимо различать два вида потребления: личное и производительное (= обращение на производство). Исправление двух указанных ошибок Смита (опущение постоянного капитала из стоимости продукта и смешение личного и производительного потребления) и дало возможность Марксу построить его замечательную теорию реализации общественного продукта в капиталистическом обществе» (См. Т.3, с.34-38).

Далее Ленин кратко излагает теорию простого и расширенного воспроизводства и говорит: «По интересующему нас вопросу о внутреннем рынке главный вывод из теории реализации Маркса следующий: рост капиталистического производства, а, следовательно, и внутреннего рынка, идет не столько на счет предметов потребления, сколько на счет средств производства. Иначе: рост средств производства обгоняет рост предметов потребления. В самом деле, мы видели, что постоянный капитал в предметах потребления (II подразделение) обменивается на переменный капитал + сверхстоимость в средствах производства (I подразделение). Но, по общему закону капиталистического производства, постоянный капитал растет быстрее переменного. Следовательно, постоянный капитал в предметах потребления должен возрастать быстрее, чем переменный капитал и сверхстоимость в предметах потребления, а постоянный капитал в средствах производства должен возрастать всего быстрее, обгоняя и рост переменного капитала (+ сверхстоимость) в средствах производства, и рост постоянного капитала в предметах потребления. То подразделение общественного производства, которое изготовляет средства производства, должно, следовательно, расти быстрее, чем то, которое изготовляет предметы потребления. Таким образом, рост внутреннего рынка для капитализма до известной степени "независим" от роста личного потребления, совершаясь более на счет производительного потребления. Но было бы ошибочно понимать эту "независимость" в смысле полной оторванности производительного потребления от личного: первое может и должно расти быстрее второго (этим его "независимость" и ограничивается), но само собою разумеется, что в конечном счете производительное потребление всегда остается связанным с личным потреблением. Маркс говорит по этому поводу: "Мы видели (книга II, отд. III), что происходит постоянное обращение между постоянным капиталом и постоянным капиталом..." (Маркс имеет в виду постоянный капитал в средствах производства, реализующийся обменом между капиталистами этого же подразделения) "...которое, с одной стороны, независимо от личного потребления в том смысле, что оно никогда не входит в это последнее, но которое тем не менее ограничено в конечном счете личным потреблением, ибо производство постоянного капитала никогда не происходит ради него самого, а происходит лишь оттого, что этого постоянного капитала больше потребляется в тех отраслях производства, продукты которых входят в личное потребление" (Там же. С. 41-45).

Затем Ленин приводит выдержки из «Капитала», которые экономисты-народники наиболее часто цитируют в подтверждение своей теории реализации и комментирует их.

«Развитие производства (а, следовательно, и внутреннего рынка) преимущественно на счет средств производства кажется парадоксальным и представляет из себя, несомненно, противоречие. Это - настоящее "производство для производства", - расширение производства без соответствующего расширения потребления. Но это - противоречие не доктрины, а действительной жизни; это - именно такое противоречие, которое соответствует самой природе капитализма и остальным противоречиям этой системы общественного хозяйства. Именно это расширение производства без соответствующего расширения потребления и соответствует исторической миссии капитализма и его специфической общественной структуре: первая состоит в развитии производительных сил общества; вторая исключает утилизацию этих технических завоеваний массой населения. Между безграничным стремлением к расширению производства, присущим капитализму, и ограниченным потреблением народных масс (ограниченным вследствие их пролетарского состояния) есть несомненное противоречие. Именно это противоречие и констатирует Маркс в тех положениях, которые охотно приводятся народниками в подтверждение якобы их взглядов о сокращении внутреннего рынка, о непрогрессивности капитализма и пр. и пр. Вот некоторые из этих положений: "Противоречие в капиталистическом способе производства: рабочие, как покупатели товара, важны для рынка. Но капиталистическое общество имеет тенденцию ограничить их минимумом цены как продавцов их товара - рабочей силы".

"... Условия реализации... ограничиваются пропорциональностью различных отраслей производства и потребительной силой общества... Чем больше развивается производительная сила, тем более приходит она в противоречие с узким основанием, на котором покоятся отношения потребления".

"Пределы, в которых только и может совершаться сохранение и увеличение стоимости капитала, основывающееся на экспроприации и обеднении массы производителей, эти пределы впадают постоянно в противоречие с теми методами производства, которые капитал вынужден применять для достижения своей цели и которые стремятся к безграничному расширению производства, к безусловному развитию общественных производительных сил, которые ставят себе производство как самодовлеющую цель... Поэтому, если капиталистический способ производства есть историческое средство для развития материальной производительной силы, для создания соответствующего этой силе всемирного рынка, то он в то же время является постоянным противоречием между такой его исторической задачей и свойственными ему общественными отношениями производства".

"Последней причиной всех действительных кризисов остается всегда бедность и ограниченность потребления масс, противодействующая стремлению капиталистического производства развивать производительные силы таким образом, как если бы границей их развития была лишь абсолютная потребительная способность общества".

Во всех этих положениях констатируется указанное противоречие между безграничным стремлением расширять производство и ограниченным потреблением, и ничего более. Нет ничего бессмысленнее, как выводить из этих мест "Капитала", будто Маркс не допускал возможности реализовать сверхстоимость в капиталистическом обществе, будто он объяснял кризисы недостаточным потреблением и т. п. Анализ реализации у Маркса показал, что "в конечном счете обращение между постоянным капиталом и постоянным капиталом ограничено личным потреблением", но этот же анализ показал истинный характер этой "ограниченности", показал, что предметы потребления играют меньшую роль в образовании внутреннего рынка сравнительно с средствами производства. А затем, нет ничего более нелепого, как выводить из противоречий капитализма его невозможность, непрогрессивность и т. д. - это значит спасаться в заоблачные выси романтических мечтаний от неприятной, но несомненной действительности. Противоречие между стремлением к безграничному расширению производства и ограниченным потреблением - не единственное противоречие капитализма, который вообще не может существовать и развиваться без противоречий. Противоречия капитализма свидетельствуют о его исторически преходящем характере, выясняют условия и причины его разложения и превращения в высшую форму, - но они отнюдь не исключают ни возможности капитализма, ни его прогрессивности сравнительно с предшествующими системами общественного хозяйства» (Там же. См. С.46- 48).

«Мы видим, таким образом, что экономисты, много толковавшие и толкующие о недостаточном внимании классиков (и Маркса) к "распределению" и "потреблению" не смогли разъяснить ни на йоту самых основных вопросов "распределения" и "потребления". Это и понятно, так как нельзя и толковать о "потреблении", не поняв процесса воспроизводства всего общественного капитала и возмещения отдельных составных частей общественного продукта. На этом примере подтвердилось еще раз, как нелепо выделять "распределение" и "потребление", как какие-то самостоятельные отделы науки, соответствующие каким-то самостоятельным процессам и явлениям хозяйственной жизни. Политическая экономия занимается вовсе не "производством", а общественными отношениями людей по производству, общественным строем производства. Раз эти общественные отношения выяснены и проанализированы до конца, - тем самым определено и место в производстве каждого класса, а, следовательно, и получаемая ими доля национального потребления. И разрешение той проблемы, пред которой остановилась классическая политическая экономия и которую ни на волос не двинули всяческие специалисты по вопросам "распределения" и "потребления", - дано теорией, непосредственно примыкающей именно к классикам и доводящей до конца анализ производства капитала, индивидуального и общественного.

Вопрос о "национальном доходе" и о "национальном потреблении", абсолютно неразрешимый при самостоятельной постановке этого вопроса и плодивший только схоластические рассуждения, дефиниции и классификации, - оказывается вполне разрешенным, когда проанализирован процесс производства всего общественного капитала. Мало того: этот вопрос перестает существовать отдельно, когда выяснено отношение национального потребления к национальному продукту и реализация каждой отдельной части этого продукта. Остается только дать название этим отдельным частям.

"Чтобы не запутывать дела, создавая бесполезные затруднения, необходимо отличать валовую выручку и чистую выручку от валового дохода и чистого дохода.

Валовая выручка или валовой продукт есть весь воспроизведенный продукт...

Валовой доход есть та часть стоимости (и измеряемая ею часть валового продукта), которая остается за вычетом части стоимости во всем производстве (и измеряемой ею часть продукта), возмещающей вложенный на производство и потребленный в нем постоянный капитал. Валовой доход равен, следовательно, заработной плате (или той части продукта, которая предназначена обратиться снова в доход рабочего) + прибыль + рента. Чистый же доход есть сверхстоимость, следовательно - прибавочный продукт, остающийся за вычетом заработной платы и представляющий собой реализованную капиталом и подлежащую разделу с землевладельцем прибавочную стоимость (и измеряемый ею прибавочный продукт).

...Если же рассматривать доход всего общества, то национальный доход состоит из заработной платы плюс прибыль, плюс рента, т. е. из валового дохода. Впрочем, и это является одной абстракцией, так как все общество, при капиталистическом производстве, становится на капиталистическую точку зрения и считает чистым доходом только доход, распадающийся на прибыль и ренту".

Таким образом, разъяснение процесса реализации внесло ясность и в вопрос о доходе, разрешив основное затруднение, препятствовавшее разобраться в этом вопросе, именно: каким образом "доход для одного становится капиталом для другого"? каким образом продукт, состоящий из предметов личного потребления и распадающийся вполне на заработную плату, прибыль и ренту, может заключать еще в себе постоянную часть капитала, которая никогда не может быть доходом? Анализ реализации в III отделе второго тома "Капитала" вполне разрешил эти вопросы, и Марксу в заключительном отделе III тома "Капитала", посвященном вопросу о "доходах", пришлось лишь дать названия отдельным частям общественного продукта и сослаться на этот анализ второго тома» (Там же. С.53-55).

После разбора вопроса о том, как Марксом была преодолена «догма А.Смита» гласящая, что стоимость всякого продукта распадается только на две части: переменный капитал и прибавочную стоимость и как посредством ее критики была создана теория воспроизводства всего общественного капитала и какие из этого последовали выводы, Ленин останавливается на вопросе об отношении внутреннего рынка к рынку внешнему.

«Необходимость внешнего рынка для капиталистической страны определяется вовсе не законами реализации общественного продукта (и сверхстоимости в частности), а, во-1-х, тем, что капитализм является лишь как результат широко развитого товарного обращения, которое выходит за пределы государства. Поэтому нельзя себе представить капиталистической нации без внешней торговли, да и нет такой нации.

Как видит читатель, эта причина - свойства исторического. И от нее народники не могли бы отделаться парой обветшалых фраз о "невозможности для капиталистов потребить сверхстоимость". Тут пришлось бы рассмотреть - если бы они действительно хотели поставить вопрос о внешнем рынке - историю развития внешней торговли, историю развития товарного обращения. А рассмотрев эту историю, нельзя было бы, конечно, изображать капитализм случайным уклонением с пути.

Во-2-х, то соответствие между отдельными частями общественного производства (по стоимости и по натуральной форме), которое необходимо предполагалось теорией воспроизводства общественного капитала и которое на деле устанавливается лишь как средняя величина из ряда постоянных колебаний, - это соответствие постоянно нарушается в капиталистическом обществе вследствие обособленности отдельных производителей, работающих на неизвестный рынок. Различные отрасли промышленности, служащие "рынком" друг для друга, развиваются не равномерно, а обгоняют друг друга, и более развитая промышленность ищет внешнего рынка. Это нисколько не означает "невозможность для капиталистической нации реализовать сверхстоимость", как готов глубокомысленно заключить народник. Это указывает лишь на непропорциональность в развитии отдельных производств. При другом распределении национального капитала то же самое количество продуктов могло бы быть реализовано внутри страны. Но для того чтобы капитал оставил одну область промышленности и перешел в другую необходим кризис в этой области, и какие же причины могут удержать капиталистов, которым грозит такой кризис, от поисков внешнего рынка? от поисков пособий и премии для облегчения вывоза и т. д.?

В-3-х. Законом докапиталистических способов производства является повторение процесса производства в прежних размерах, на прежнем техническом основании: таково барщинное хозяйство помещиков, натуральное хозяйство крестьян, ремесленное производство промышленников. Напротив, законом капиталистического производства является постоянное преобразование способов производства и безграничный рост размеров производства. При старых способах производства хозяйственные единицы могли существовать веками, не изменяясь ни по характеру, ни по величине, не выходя из пределов помещичьей вотчины, крестьянской деревни или небольшого окрестного рынка для сельских ремесленников и мелких промышленников (так называемых кустарей). Напротив, капиталистическое предприятие неизбежно перерастает границы общины, местного рынка, области, а затем и государства. И так как обособленность и замкнутость государств разрушены уже товарным обращением, то естественное стремление каждой капиталистической отрасли промышленности ведет ее к необходимости "искать внешнего рынка".

Таким образом, необходимость искать внешнего рынка отнюдь не доказывает несостоятельности капитализма, как любят изображать дело народники-экономисты. Совсем напротив. Эта необходимость наглядно показывает прогрессивную историческую работу капитализма, который разрушает старинную обособленность и замкнутость систем хозяйства (а, следовательно, и узость духовной и политической жизни), который связывает все страны мира в единое хозяйственное целое.

Мы видим отсюда, что две последние причины необходимости внешнего рынка - опять-таки причины характера исторического. Чтобы разобрать их, надо рассмотреть каждую отдельную отрасль промышленности, ее развитие внутри страны, ее превращение в капиталистическую, - одним словом, надо взять факты о развитии капитализма в стране, - и нет ничего удивительного, что народники пользуются случаем уклониться от этих фактов под сень ничего не стоящих (и ничего не говорящих) фраз о "невозможности" и внутреннего и внешнего рынка» (Там же. С. 56-58).

«Капитализм не может существовать и развиваться без постоянного расширения сферы своего господства, без колонизации новых стран и втягивания некапиталистических старых стран в водоворот мирового хозяйства. Следовательно, процесс образования рынка для капитализма представляет две стороны, именно: развитие капитализма вглубь, т. е. дальнейший рост капиталистического земледелия и капиталистической промышленности в данной, определенной и замкнутой территории, - и развитие капитализма вширь, т. е. распространение сферы господства капитализма на новые территории» (Т.3, с. 595).

«Развитие капитализма вглубь в старой, издавна заселенной территории задерживается вследствие колонизации окраин. Разрешение свойственных и капитализму и порождаемых им противоречий временно отсрочивается вследствие того, что капитализм легко может развиваться вширь» (Там же. С. 596).

Ленин так подытоживает свой теоретический спор с экономистами-народниками.

«Резюмируем теперь вышеразобранные теоретические положения, имеющие непосредственное отношение к вопросу о внутреннем рынке.

1) Основным процессом создания внутреннего рынка (т. е. развития товарного производства и капитализма) является общественное разделение труда. Оно состоит в том, что от земледелия отделяются один за другим различные виды обработки сырья (и различные операции по этой обработке) и образуются самостоятельные отрасли промышленности, обменивающие свои продукты (теперь уже товары) на продукты земледелия. Земледелие таким образом само становится промышленностью (т. е. производством товаров), и в нем происходит тот же процесс специализации.

2) Непосредственным выводом из предыдущего положения является тот закон всякого развивающегося товарного и тем более капиталистического хозяйства, что индустриальное (т. е. неземледельческое) население возрастает быстрее земледельческого, отвлекает все больше и больше населения от земледелия к промышленности обрабатывающей.

3) Отделение непосредственного производителя от средств производства, т. е. экспроприация его, знаменуя переход от простого товарного производства к капиталистическому (и составляя необходимое условие этого перехода), создает внутренний рынок. Процесс этого создания внутреннего рынка идет с двух сторон: с одной стороны, средства производства, от которых "освобождается" мелкий производитель, превращаются в капитал в руках их нового владельца, служат для производства товаров, и, следовательно, сами превращаются в товар. Таким образом даже простое воспроизведение этих средств производства требует теперь уже покупки их (раньше эти средства производства воспроизводились большей частью в натуральном виде и отчасти изготовлялись дома), т. е. предъявляет рынок на средства производства, а затем и продукт, произведенный теперь при помощи этих средств производства, тоже превращается в товар. С другой стороны, средства существования для этого мелкого производителя становятся вещественными элементами переменного капитала, т. е. денежной суммы, расходуемой предпринимателем (все равно, землевладельцем ли, подрядчиком, лесопромышленником, фабрикантом и т. д.) на наем рабочих. Таким образом, эти средства существования превращаются теперь также в товар, т. е. создают внутренний рынок на предметы потребления.

4) Реализация продукта в капиталистическом обществе (а, следовательно, и реализация сверхстоимости) не может быть объяснена без уяснения того - 1) что общественный продукт, как и единичный, распадается по стоимости на три части, а не на две (на постоянный капитал + переменный капитал + сверхстоимость, а не только на переменный капитал + сверхстоимость, как учили Адам Смит и вся последующая политическая экономия до Маркса) и 2) что по своей натуральной форме он должен быть разделен на два крупные подразделения: средства производства (потребляются производительно) и предметы потребления (потребляются лично). Установив эти основные теоретические положения, Маркс вполне объяснил процесс реализации продукта вообще и сверхстоимости в частности в капиталистическом производстве и обнаружил полную неправильность привлечения внешнего рынка к вопросу о реализации.

5) Теория реализации Маркса пролила свет и на вопрос о национальном потреблении и доходе.

Из вышеизложенного явствует само собою, что вопрос о внутреннем рынке, как отдельный самостоятельный вопрос, не зависящий от вопроса о степени развития капитализма, вовсе не существует. Поэтому-то теория Маркса и не ставит нигде и никогда этого вопроса отдельно. Внутренний рынок появляется, когда появляется товарное хозяйство; он создается развитием этого товарного хозяйства, и степень дробности общественного разделения труда определяет высоту его развития; он распространяется с перенесением товарного хозяйства от продуктов на рабочую силу, и только по мере превращения этой последней в товар капитализм охватывает все производство страны, развиваясь главным образом на счет средств производства, которые занимают в капиталистическом обществе все более и более важное место. "Внутренний рынок" для капитализма создается самим развивающимся капитализмом, который углубляет общественное разделение труда и разлагает непосредственных производителей на капиталистов и рабочих. Степень развития внутреннего рынка есть степень развития капитализма в стране. Ставить вопрос о пределах внутреннего рынка отдельно от вопроса о степени развития капитализма (как делают экономисты-народники) неправильно» (Там же. С.58-60).

Основное содержание работы Ленина «Развитие капитализма в России» состоит из эмпирического, статистического и фактического материала, показывающего, как идет процесс этого развития. А завершает свою работу Ленин разделом

"Миссия" капитализма.

Приведем его полностью

«Нам остается еще в заключение подвести итоги по тому вопросу, который получил в литературе название вопроса о "миссии" капитализма, т. е. об его исторической роли в хозяйственном развитии России. Признание прогрессивности этой роли вполне совместимо (как мы старались подробно показать на каждой ступени нашего фактического изложения) с полным признанием отрицательных и мрачных сторон капитализма, с полным признанием неизбежно свойственных капитализму глубоких и всесторонних общественных противоречий, вскрывающих исторически преходящий характер этого экономического режима. Именно народники, которые тщатся из всех сил представить дело так, будто признавать историческую прогрессивность капитализма значит быть апологетом его, именно народники грешат недостаточной оценкой (а подчас и замалчиванием) наиболее глубоких противоречий русского капитализма, затушевывая разложение крестьянства, капиталистический характер эволюции нашего земледелия, образование класса сельских и промысловых наемных работников с наделом, затушевывая полное преобладание низших и худших форм капитализма в пресловутой "кустарной" промышленности.

Прогрессивную историческую роль капитализма можно резюмировать двумя краткими положениями: повышение производительных сил общественного труда и обобществление его. Но оба эти факта проявляются в весьма разнообразных процессах в различных областях народного хозяйства.

Развитие производительных сил общественного труда наблюдается с полной рельефностью лишь в эпоху крупной машинной индустрии. До этой высшей стадии капитализма сохранялись еще ручное производство и первобытная техника, которая прогрессировала чисто стихийным путем и с чрезвычайной медленностью. Пореформенная эпоха резко отличается в этом отношении от предыдущих эпох русской истории. Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка. Нет ни одной отрасли народного хозяйства, подчиненной капиталистическому производству, в которой бы не наблюдалось столь же полного преобразования техники. Процесс этого преобразования по самой природе капитализма не может идти иначе, как среди ряда неравномерностей и непропорциональностей: периоды процветания сменяются периодами кризисов, развитие одной отрасли промышленности ведет к упадку другой, прогресс земледелия захватывает в одном районе - одну, в другом - другую сторону сельского хозяйства, рост торговли и промышленности обгоняет рост земледелия и т. д. Целый ряд ошибок народнических писателей проистекает из их попыток доказать, что это непропорциональное, скачкообразное, азартное развитие не есть развитие.

Другая особенность развития капитализмом общественных производительных сил состоит в том, что рост средств производства (производительного потребления) далеко обгоняет рост личного потребления: мы указывали не раз, как проявляется это в земледелии и в промышленности. Эта особенность вытекает из общих законов реализации продукта в капиталистическом обществе и находится в полном соответствии с антагонистической природой этого общества.

Обобществление труда капитализмом проявляется в следующих процессах. Во-первых, самый рост товарного производства разрушает свойственную натуральному хозяйству раздробленность мелких хозяйственных единиц и стягивает мелкие местные рынки в громадный национальный (а затем мировой) рынок. Производство на себя превращается в производство на все общество, и чем выше развит капитализм, тем сильнее становится противоречие между этим коллективным характером производства и индивидуальным характером присвоения. Во-вторых, капитализм создает на место прежней раздробленности производства невиданную раньше концентрацию его как в земледелии, так и в промышленности. Это - наиболее яркое и наиболее рельефное, но отнюдь не единственное проявление рассматриваемой особенности капитализма. В-третьих, капитализм вытесняет те формы личной зависимости, которые составляли неотъемлемую принадлежность предшествующих систем хозяйства. В России прогрессивность капитализма в этом отношении сказывается особенно резко, так как личная зависимость производителя существовала у нас (отчасти продолжает существовать и поднесь) не только в земледелии, но и в обрабатывающей промышленности ("фабрики" с крепостным трудом), и в горнозаводской промышленности, и в рыбной промышленности, и пр. По сравнению с трудом зависимого или кабального крестьянина, труд вольнонаемного рабочего представляет из себя во всех областях народного хозяйства явление прогрессивное. В-четвертых, капитализм необходимо создает подвижность населения, которая не требовалась прежними системами общественного хозяйства и была невозможна при них в сколько-нибудь широких размерах. В-пятых, капитализм уменьшает постоянно долю населения, занятого земледелием (в котором всегда господствуют наиболее отсталые формы общественно-хозяйственных отношений), увеличивает число крупных индустриальных центров. В-шестых, капиталистическое общество увеличивает потребность населения в союзе, в объединении и придает этим объединениям особый характер, сравнительно с объединениями прежних времен. Разрушая узкие, местные, сословные союзы средневекового общества, создавая ожесточенную конкуренцию, капитализм в то же время раскалывает все общество на крупные группы лиц, занимающих различное положение в производстве, и дает громадный толчок объединению внутри каждой такой группы. В-седьмых, все указанные изменения старого хозяйственного строя капитализмом неизбежно ведут также и к изменению духовного облика населения. Скачкообразный характер экономического развития, быстрое преобразование способов производства и громадная концентрация его, отпадение всяческих форм личной зависимости и патриархальности в отношениях, подвижность населения, влияние крупных индустриальных центров и т. д. - все это не может не вести к глубокому изменению самого характера производителей, и мы имели уже случай отметить соответствующие наблюдения русских исследователей.

Обращаясь к народнической экономии, с представителями которой нам приходилось постоянно полемизировать, мы можем резюмировать причины нашего разногласия с ними следующим образом. Во-первых, самое понимание того процесса, как именно идет в России развитие капитализма, а равно и представление о том строе хозяйственных отношений, который предшествовал в России капитализму, мы не можем не признать у народников безусловно неправильным, причем особенно важным представляется, с нашей точки зрения, игнорирование ими капиталистических противоречий в строе крестьянского хозяйства (как земледельческого, так и промыслового). Далее, что касается до вопроса о медленности или быстроте развития капитализма в России, то все зависит от того, с чем сравнивать эго развитие. Если сравнивать докапиталистическую эпоху в России с капиталистической (а именно такое сравнение и необходимо для правильного решения вопроса), то развитие общественного хозяйства при капитализме придется признать чрезвычайно быстрым. Если же сравнивать данную быстроту развития с той, которая была бы возможна при современном уровне техники и культуры вообще, то данное развитие капитализма в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капитализмом, задерживающие его развитие, безмерно ухудшающие положение производителей, которые "страдают и от капитализма и от недостаточного развития капитализма". Наконец, едва ли не самая глубокая причина расхождения с народниками лежит в различии основных воззрений на общественно-экономические процессы. Изучая эти последние, народник делает обыкновенно те или другие морализирующие выводы; он не смотрит на различные группы участвующих в производстве лиц, как на творцов тех или иных форм жизни; он не задается целью представить всю совокупность общественно-экономических отношений, как результат взаимоотношения между этими группами, имеющими различные интересы и различные исторические роли... Если пишущему эти строки удалось дать некоторый материал для выяснения этих вопросов, то он может считать свой труд не напрасным» (Там же. С. 597-602).

Подведем итоги.

1. В споре с экономистами-народниками, опровергая их сентиментально-романтическую критику капитализма, Ленин доказывает, что «затруднения» и кризисы возможны не только в реализации прибавочной стоимости, но и в реализации постоянного капитала, не только в реализации постоянного капитала, но и переменного. «Затруднения» и кризисы создают не только препятствия для развития капитализма, но и являются условием его развития, поскольку эти «затруднения» дают знать предпринимателям о возникших диспропорциях между различными отраслями производства и обращения капитала, о том, что пора переводить капитал из одних областей приложения в другие и т.п. и т.д.

2. Показывая как Марксом была преодолена «догма А.Смита» о том, что стоимость всякого продукта распадается только на две части: переменный капитал и прибавочную стоимость и как посредством ее критики была создана теория воспроизводства всего общественного капитала, Ленин демонстрирует тем самым как работает метод Маркса: посредством вскрытия и разрешения противоречий в теориях буржуазных экономистов он продвигается к постижению истинного положения вещей.

Ленин: «Исправление двух указанных ошибок Смита (опущение постоянного капитала из стоимости продукта и смешение личного и производительного потребления) и дало возможность Марксу построить его теорию реализации общественного продукта в капиталистическом обществе».

Не случайно главное произведение марксизма «Капитал» имеет подзаголовок «Критика политической экономии».

3. Доказывая, что внутренний рынок растет в первую очередь за счет производства средств производства и только во вторую очередь за счет производства предметов потребления, что рост внутреннего рынка для капитализма до известной степени "независим" от роста личного потребления, Ленин показывает, что независимость эта относительна, а зависимость абсолютна и подкрепляет этот вывод следующим важным местом из «Капитала»: "Мы видели (книга II, отд. III), что происходит постоянное обращение между постоянным капиталом и постоянным капиталом..." (Маркс имеет в виду постоянный капитал в средствах производства, реализующийся обменом между капиталистами этого же подразделения) "...которое, с одной стороны, независимо от личного потребления в том смысле, что оно никогда не входит в это последнее, но которое тем не менее ограничено в конечном счете личным потреблением, ибо производство постоянного капитала никогда не происходит ради него самого, а происходит лишь оттого, что этого постоянного капитала больше потребляется в тех отраслях производства, продукты которых входят в личное потребление".

4. Комментируя, те места у Маркса, которые народники приводят в подтверждение своей теории кризисов, которая гласит, что их источником является противоречие между стремлением к безграничному расширению производства при капитализме и ограниченным потреблением, в частности, следующее : "Последней причиной всех действительных кризисов остается всегда бедность и ограниченность потребления масс, противодействующая стремлению капиталистического производства развивать производительные силы таким образом, как если бы границей их развития была лишь абсолютная потребительная способность общества", - Ленин говорит, что «нет ничего более нелепого, как выводить из противоречий капитализма его невозможность, непрогрессивность и т. д. - это значит спасаться в заоблачные выси романтических мечтаний от неприятной, но несомненной действительности». Конкретно исторически Ленин совершенно прав: для современной ему России, да впрочем и для всей мировой экономики того времени, никакой реальной, а не иллюзорно-сентиментально-романтической альтернативы капитализму тогда не существовало и наличие противоречий и кризисных явлений никак не могло поколебать этот вывод. Эти кризисы, противоречия, «затруднения» были тогда не признаками упадка и деградации капитализма, его исторической несостоятельности, а болезнями роста, противоречиями исторического прогресса. Но означает ли это, что так будет всегда, и что пророчество Сисмонди о том, что капитализм погубит именно кризис перепроизводства, противоречие между стремлением к безграничному развитию производительных сил при капитализме и ограниченным потреблением масс (которое он бросил всей классической политэкономии в лице Рикардо еще тогда, когда Маркс не появился на свет) никогда не сбудется?

5. Объясняя почему капиталистическая промышленность нуждается во внешних рынках, Ленин пишет: «Различные отрасли промышленности, служащие "рынком" друг для друга, развиваются не равномерно, а обгоняют друг друга, и более развитая промышленность ищет внешнего рынка. Это нисколько не означает "невозможность для капиталистической нации реализовать сверхстоимость", как готов глубокомысленно заключить народник. Это указывает лишь на непропорциональность в развитии отдельных производств. При другом распределении национального капитала то же самое количество продуктов могло бы быть реализовано внутри страны».

Другими словами, Ленин объясняет кризисы перепроизводства не противоречием или несоответствием между производительной силой общества и его потребительной силой, а диспропорцией между различными отраслями производства, неравномерностью их развития. Отметим, что Ленин отступает здесь от своего фундаментального объяснения кризисов противоречием между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения, а его объяснение кризисов и необходимости внешних рынков выглядит гораздо менее убедительным, чем объяснение народников.

Необходимо сверить данное объяснение кризисов Ленина с тем, какое место отводит Маркс диспропорциям, неравномерности развития различных отраслей в объяснении кризисов.

6. Отметим, что Ленин здесь опять повторяет свой ошибочный тезис (который он приводит в работе «К характеристике экономического романтизма») о том, что докапиталистическим формациям и укладам свойственно исключительно простое воспроизводство и что только при переходе от феодализма к капитализму человечество переходит от простого к расширенному воспроизводству.

«Законом докапиталистических способов производства, - пишет Ленин, - является повторение процесса производства в прежних размерах, на прежнем техническом основании: таково барщинное хозяйство помещиков, натуральное хозяйство крестьян, ремесленное производство промышленников. Напротив, законом капиталистического производства является постоянное преобразование способов производства и безграничный рост размеров производства. При старых способах производства хозяйственные единицы могли существовать веками, не изменяясь ни по характеру, ни по величине, не выходя из пределов помещичьей вотчины, крестьянской деревни или небольшого окрестного рынка для сельских ремесленников и мелких промышленников (так называемых кустарей). Напротив, капиталистическое предприятие неизбежно перерастает границы общины, местного рынка, области, а затем и государства».

«Если бы докапиталистическим способам производства было свойственно только простое воспроизводство, то как на таком экономическом основании могло бы возникнуть государство вообще? Ведь для возникновения государства необходимо производство прибавочного продукта, чтобы обеспечить существование чиновников, армии, полиции, а производство прибавочного продукта уже предполагает расширенное воспроизводство, производство больше продуктов, чем необходимо для существования непосредственных производителей: рабов, крестьян, ремесленников. То, что это расширенное воспроизводство при докапиталистических формациях и укладах осуществлялось лишь в незначительных размерах, отнюдь не означает, что оно отсутствовало вообще.

7. Отметим несоответствие между тезисом, который Ленин высказал в работе «По поводу так называемого вопроса о рынках» и положениями, которые он высказывает в работе «Развитие капитализма в России».

Так, в первой работе он пишет: «Разделять развитие капитализма на развитие вширь и – вглубь неправильно: все развитие идет одинаково на счет разделения труда; «существенной» разницы между этими моментами нет» (Т. 1, с. 100).

А во второй Ленин уже утверждает, что «капитализм не может

существовать и развиваться без постоянного расширения сферы своего господства, без колонизации новых стран и втягивания некапиталистических старых стран в водоворот мирового хозяйства. Следовательно, процесс образования рынка для капитализма представляет две стороны, именно: развитие капитализма вглубь, т. е. дальнейший рост капиталистического земледелия и капиталистической промышленности в данной, определенной и замкнутой территории, - и развитие капитализма вширь, т. е. распространение сферы господства капитализма на новые территории» (Т.3, с. 595).

«Развитие капитализма вглубь в старой, издавна заселенной территории задерживается вследствие колонизации окраин. Разрешение свойственных и капитализму и порождаемых им противоречий временно отсрочивается вследствие того, что капитализм легко может развиваться вширь» (Там же. С. 596).

О причине изменения своей точки зрения по этому вопросу Ленин не говорит, но вывод к которому он пришел, безусловно, верный. Хотя оба эти процесса и взаимосвязаны, но все же их необходимо различать. Одно дело развитие капитализма на своем собственном основании, и другое дело дальнейшее распространение капитализма на регионы с натуральным и мелкотоварным производством, подчинение и ассимиляция им докапиталистических формаций и укладов. А вывод о том, что «разрешение свойственных и капитализму и порождаемых им противоречий временно отсрочивается вследствие того, что капитализм легко может развиваться вширь» имеет, безусловно, фундаментальное значение для понимания того, почему капитализм до сих пор еще существует.

8. Подводя итоги своему фундаментальному исследованию в книге «Развитие капитализма в России» в последнем разделе «Миссия» капитализма» Ленин отмечает исключительно прогрессивный характер этого развития (не смотря на все издержки этого процесса) по сравнению с докапиталистическими порядками. И работа в целом и последний ее раздел в частности, свидетельствует о том, что на ближайшую перспективу Ленин не видит ни какой реальной альтернативы развитию капитализма.

Переходим к следующей работе.

«Заметка к вопросу о теории рынков»

Эта небольшая статья Ленина касается уже не критики марксистами теории реализации экономистов-народников, а полемики по этому вопросу между легальными марксистами Туган-Барановским и С.Булгаковым. Не будем касаться тех проблем теории реализации, которые уже были освещены Лениным в предыдущих работах. Остановимся только на не затронутых ранее моментах.

«Туган-Барановский в “Мире Божьем” 1898 г., № 6: “Капитализм и рынок” утверждал, что “II и III тома “Капитала” представляют собой лишь далеко незаконченный черновой набросок” и что “по этой причине мы не находим в III томе выводов из замечательного анализа, представленного во II томе”.

Ленин на это возражает, «что это утверждение неточно. Помимо отдельных анализов общественного воспроизводства: разъяснение, в каком смысле и насколько реализация постоянного капитала “независима” от индивидуального потребления, “мы находим в III томе” специальную главу (49-ю. “К анализу процесса производства”), посвященную выводам из замечательного анализа, представленного во II томе, — главу, в которой результаты этого анализа применены к решению весьма важного вопроса о видах общественного дохода в капиталистическом обществе. Наконец, точно так же неверным следует признать утверждение г-на Туган-Барановского, будто “Маркс в III томе “Капитала” высказывается по данному вопросу совершенно иначе”, будто в III томе мы “даже встречаем утверждения, решительно опровергаемые этим анализом”. Г-н Туган-Барановский приводит два таких, якобы противоречащих основной доктрине, рассуждения Маркса. Рассмотрим их поближе. В III томе Маркс говорит: “Условия непосредственной эксплуатации и условия реализации ее (этой эксплуатации) не тождественны. Они не только не совпадают по времени и месту, но и по существу различны. Первые ограничиваются лишь производительной силой общества, вторые ограничиваются пропорциональностью различных отраслей производства и потребительной силой общества... Чем более развивается производительная сила (общества), тем более она становится в противоречие с узким основанием, на котором покоятся отношения потребления”. Г-н Туган-Барановский толкует эти слова так: “Одна пропорциональность распределения национального производства еще не гарантирует возможности сбыта продуктов. Продукты могут не найти себе рынка, хотя распределение производства будет пропорционально, — таков, по-видимому, смысл цитированных слов Маркса”. Нет, смысл этих слов не таков, - возражает ему Ленин. Нет никаких оснований видеть в этих словах какую-то поправку к теории реализации, изложенной во II томе. Маркс констатирует лишь здесь то противоречие капитализма, на которое было указано и в других местах “Капитала”, именно, противоречие между стремлением безгранично расширить производство и необходимостью ограниченного потребления (вследствие пролетарского состояния народных масс). Г-н Туган-Барановский, конечно, не станет спорить против того, что это противоречие присуще капитализму; и раз Маркс в этом же отрывке указывает на него, — мы не имеем никакого права искать еще какого-то дальнейшего смысла в его словах. “Потребительная сила общества” и “пропорциональность различных отраслей производства” — это вовсе не какие-то отдельные, самостоятельные, не связанные друг с другом условия. Напротив, известное состояние потребления есть один из элементов пропорциональности» (Т.4, с. 46-48).

Далее Ленин продолжает: «Изложивши свою схему № 1, поясняющую простое воспроизводство, г. Туган-Барановский говорит: “Но ведь предполагаемый нами случай простого воспроизводства и не возбуждает никаких сомнений; капиталисты, согласно нашему предположению, потребляют всю свою прибыль, — понятное дело, что предложение товаров не превзойдет спроса” (Туган-Барановский “Промышленные кризисы в Англии”). Это неверно, - отвечает на это Ленин. Вовсе это не “понятное дело” для прежних экономистов, ибо они не умели объяснить даже простого воспроизводства общественного капитала, да и нельзя его объяснить, не поняв, что общественный продукт распадается по стоимости на постоянный капитал + переменный капитал + сверхстоимость, а по материальной форме на два большие подразделения: средства производства и предметы потребления. Поэтому у А. Смита и этот случай возбудил “сомнения”, в которых он, как показал Маркс, и запутался. Если же позднейшие экономисты повторяли ошибку Смита, не разделяя сомнений Смита, то это показывает лишь, что они сделали в теоретическом отношении по данному вопросу шаг назад» (Там же. С.50-51).

«Точно так же неверно, когда г. Туган-Барановский говорит: “Учение Сэя — Рикардо теоретически совершенно правильно; если бы противники его дали себе труд рассчитать на цифрах, каким образом распределяются товары в капиталистическом хозяйстве, то они легко поняли бы, что отрицание этого учения заключает в себе логическое противоречие”. Нет, учение Сэя—Рикардо теоретически совершенно неправильно: Рикардо повторил ошибку Смита, а Сэй к тому же окончил ее, утверждая, что разница между валовым и чистым продуктом общества вполне субъективна. И сколько бы ни “рассчитывали на цифрах” Сэй—Рикардо и их противники, — никогда бы они ни до чего не досчитались, ибо дело тут совсем не в цифрах, как уже заметил совершенно справедливо и Булгаков по поводу другого места книги г-на Туган-Барановского» (Там же. С.50).

«Мы подошли теперь и к другому предмету спора между гг. Булгаковым и Туган-Барановским, - пишет Ленин, - именно, к вопросу о цифирных схемах и об их значении. Г-н Булгаков утверждает, что схемы г-на Туган-Барановского, “благодаря отступлению от образца” (т. е. от схемы Маркса), “в значительной степени теряют свою убедительную силу и не разъясняют процесса общественного воспроизводства”, а г. Туган-Барановский говорит, что “г. Булгаков не ясно понимает самое назначение подобных схем”. По нашему мнению, в данном случае правда всецело на стороне г. Булгакова. “Не ясно понимает значение схем” скорее г. Туган-Барановский, который полагает, что схемы “доказывают вывод”. Схемы сами по себе ничего доказывать не могут; они могут только иллюстрировать процесс, если его отдельные элементы выяснены теоретически. Г-н Туган-Барановский составил свои собственные схемы, отличные от схем Маркса (и несравненно менее ясные, чем схемы Маркса), опустив притом теоретическое выяснение тех элементов процесса, которые должны быть иллюстрированы схемами. Основное положение теории Маркса, показавшего, что общественный продукт распадается не на переменный только капитал + сверхстоимость (как думал А. Смит, Рикардо, Прудон, Родбертус и др.), а на постоянный капитал + указанные части, — это положение г. Туган-Барановский совершенно не разъяснил, хотя и принял его в своих схемах. Читатель книги г-на Туган-Барановского не в состоянии понять этого основного положения новой теории. Необходимость различать два подразделения общественного производства (I: средства производства и II: предметы потребления) г. Туган-Барановский совершенно не мотивировал, тогда как, по верному замечанию г-на Булгакова, “в одном этом делении больше теоретического смысла, чем во всех предшествовавших словопрениях относительно теории рынков”. Вот почему изложение теории Маркса у г. Булгакова гораздо яснее и правильнее, чем у г. Туган-Барановского» (Там же. С.51-52).

Подведем итоги.

1. Утверждение Туган-Барановского о том, что 2-й и 3-й тома “Капитала” представляют собой лишь «далеко незаконченный черновой набросок”, не совсем правильно. То, что Маркс не успел подготовить эти тома к изданию лично и считал, что они еще требуют доработки, чтобы выглядеть так же безукоризненно, как и изданный им при жизни 1-й том, - это факт. Но чтобы утверждать, что 2-й и 3-й том представляют лишь незаконченные черновые наброски, для этого никаких серьезных оснований нет. А если они и есть, то сам Туган-Барановский на них указать не смог.

2. Мнение Туган-Барановского о том, что 3-й том будто бы опровергает то, что доказывается во 2-м томе, или, выражаясь мягче, противоречит 2-му тому, независимо от того, что сам Туган-Барановский хотел этим сказать, может оказаться вполне правильным. 2-й том и в особенности его Отдел третий, где Маркс излагает теорию воспроизводства всего общественного капитала, показывает единство, тождество производства и обращения, производства и потребления, тождество реализации капитала по натуральной форме и по меновой стоимости. Но это тождество, единство достигается только, как справедливо утверждает сам Ленин, через «затруднения», колебания, диспропорции, кризисы, то есть носит не абсолютный, а относительный характер. Сам Маркс в том же Отделе третьем об этом пишет так: «Тот факт, что товарное производство является всеобщей формой капиталистического производства, уже заключает в себе ту роль, которую играют в нем деньги не только как средство обращения, но и как денежный капитал, и создает известные, свойственные этому способу производства условия нормального обмена, следовательно, создает условия нормального хода как простого воспроизводства, так и воспроизводства в расширенном масштабе, - условия, которые превращаются в столь же многочисленные условия ненормального хода воспроизводства, в столь же многочисленные возможности кризисов, так как равновесие - при стихийном характере этого производства - само является случайностью» (Т.24, с.563).

Поэтому, если Маркс в 3-м томе «Капитала», в особенности Отделе третьем, который называется «Закон тенденции нормы прибыли к понижению», больше внимания уделяет анализу противоречивости процесса производства и обращения капитала, противоположности производства и потребления, то в этом находит свое выражение как диалектический характер самого процесса, так и диалектический характер воспроизводства этого процесса в теоретическом мышлении.

Единство противоположностей – само есть противоречие. Сегодня противоречия, кризисы являются условием воспроизводства капиталистического общества, «нормального» хода его развития. Но где гарантия, что завтра они не достигнут такой остроты, такой амплитуды колебаний, диспропорций, который сделают невозможным дальнейшее существование этого общества и человечество или погибнет или перейдет на более высокую ступень развития? В этом смысле, если что и погубит буржуазный способ производства, так это противоречие между единством, тождеством (процесса производства и процесса обращения) и противоположностью процесса производства и процесса обращения капитала, а проще говоря, между 2-м и 3-м томом «Капитала».

Могут спросить, так все-таки, кто же в этом споре прав, Ленин, который утверждает, что процесс производства и процесс обращения (2-й и 3-й том не противоречат друг другу) тождественны или Туган-Барановский, который утверждает обратное? На этот вопрос мы с чистой совестью можем ответить: правы и тот и другой, но все же абсолютная истина в этом споре остается за Туган-Барановским, а за Лениным только относительная, поскольку само единство, тождество процесса производства и обращения, производства и потребления, буржуазии и пролетариата, общественного характера производства и индивидуального характера присвоения (частной собственности), труда и капитала при капитализме относительно, временно, а противоположность между ними абсолютна и рано или поздно она взорвет капиталистический способ производства.

Именно об этом и говорит Маркс в 3-м томе: “Условия непосредственной эксплуатации и условия реализации ее (этой эксплуатации) не тождественны. Они не только не совпадают по времени и месту, но и по существу различны. Первые ограничиваются лишь производительной силой общества, вторые ограничиваются пропорциональностью различных отраслей производства и потребительной силой общества... Чем более развивается производительная сила (общества), тем более она становится в противоречие с узким основанием, на котором покоятся отношения потребления”.

3. Ленин совершенно справедливо указывает Туган-Барановскому, считающему правильной теорию реализации Сэя-Рикардо, на ее родство с ошибочной концепцией А.Смита, утверждающей, что стоимость любого продукта равна стоимости рабочей силы + прибавочная стоимость. Исходя из этой концепции, действительно нельзя понять не только расширенного воспроизводства, но и простого. Простое воспроизводство стало «простым и понятным» только после того, как Маркс исправил ошибку Смита-Сэя-Рикардо, разделив общественный продукт по стоимости на постоянный капитал С + переменный капитал V+ прибавочная стоимость M, а по материальной форме на два большие подразделения: средства производства и предметы потребления. Без этого разделения разница между валовым и чистым продуктом общества, как утверждал Сэй, вполне может оказаться чисто субъективной. Судите сами, если по Марксу стоимость как любого отдельного продукта, так и валового продукта будет равна С+V+M, а чистый продукт – V+М, то для Сэя, полагающего вслед за А.Смитом, что эта стоимость слагается только из V+M, то есть из дохода рабочих и прибавочной стоимости капиталистов, эта разница может показаться чисто субъективной: хотите включайте в него зарплату рабочих, а хотите, ограничьтесь одной прибавочной стоимостью, как вам будет угодно, ведь и то и другое есть доход.

4. Очень важно замечание Ленина о том, что схемы простого и расширенного воспроизводства сами по себе ничего доказывать не могут; «они могут только иллюстрировать процесс, если его отдельные элементы выяснены теоретически». Туган-Барановский берет эти схемы как нечто данное, как нечто само собою разумеющееся. Тот путь, каким Маркс пришел к своим выводам, как он создал теорию воспроизводства капитала (теорию реализации или теорию рынков как называли ее народники), для него совершенно безразличен. Если бы он выяснил этот вопрос, он никогда бы не стал утверждать, что теория реализации Сэя-Рикардо правильна.

Переходим к последней работе Ленина из этого цикла.

«Еще к вопросу о теории реализации»

После того как была опубликована «Заметка к вопросу о теории рынков» Ленина, относительно полемики Туган-Барановского и С.Булгакова, вслед за ней выходит в печати статья еще одного известного легального марксиста П. Струве «К вопросу о рынках при капиталистическом производстве», теперь уже по поводу книги С.Булгакова «О рынках при капиталистическом производстве», и заметки Ленина. В этой статье Струве излагает свой взгляд на теорию реализации Маркса, отличный от взглядов Булгакова и Ленина, с которыми он здесь вступает в полемику.

По мнению Ленина эта полемика «вызвана не столько разногласием по существу, сколько ошибочным представлением Струве о содержании защищаемой ими теории. Во-первых, Струве, - пишет Ленин, - смешивает теорию рынков буржуазных экономистов, которые учили, что продукты обмениваются на продукты и что поэтому должно существовать соответствие между производством и потреблением, с теорией реализации Маркса, который показал своим анализом, как происходит воспроизводство и обращение всего общественного капитала, т. е. реализация продукта в капиталистическом обществе. Ни Маркс, ни излагавшие его писатели, с которыми полемизирует Струве, не только не выводили из этого анализа гармонии производства с потреблением, а, напротив, энергично подчеркивали присущие капитализму противоречия, которые не могут не проявляться при капитали­стической реализации. Во-вторых, Струве смешивает абстрактную теорию реализации (о которой исключительно и трактовали его оппоненты) с конкретными историческими условиями реализации капиталистического продукта в той или другой стране в ту или другую эпоху. Из этих двух основных заблуждений Струве вытек целый ряд недоразумений, для выяснения которых необходимо разобрать отдельные положения его статьи.

1. Струве не соглашается с моим мнением, что при изложении теории реализации необходимо особенно остановиться на Адаме Смите. Если доходить до Адама, — пи­шет он, — то следовало бы остановиться не на Смите, а на физиократах. Нет, это не так. Именно Ад. Смит не ограничился признанием той (известной и физиократам) ис­тины, что продукты обмениваются на продукты, а поставил также вопрос о том, как возмещаются (реализуются) различные составные части общественного капитала и продукта по их стоимости. Поэтому-то Маркс, вполне признававший, что в учении физиократов, напр., в «Экономической таблице» Кенэ, были положения, «гениальные для своего времени»; признававший, что в анализе процесса воспроизводства Ад. Смит сделал даже в некоторых отношениях шаг назад по сравнению с физиократами, уделил, однако, физиократам какие-нибудь полторы страницы в обзоре истории вопроса о реализации, тогда как Ад. Смиту он уделил более тридцати страниц, подробно разобрав основную ошибку Ад. Смита, унаследованную всей последующей политической экономией. Таким образом, остановиться на Ад. Смите необходимо именно для того, чтобы выяснить теорию реализации буржуазных экономистов, которые все повторяли ошибку Смита.

2. Г-н Булгаков совершенно справедливо говорит в своей книге, что буржуазные экономисты смешивали простое товарное обращение и капиталистическое обращение товаров, а Маркс установил различие между тем и другим. Струве полагает, что утверждение г. Булгакова основано на недоразумении. По моему мнению, наоборот, недоразумение тут есть со стороны не г. Булгакова, а со стороны Струве. В самом деле, как опровергает Струве г. Булгакова? Крайне странно: он опровергает его тем, что повторяет его положение. Струве говорит: Маркс не может быть признан сторонником той теории реализации, по которой продукт может быть реализован внутри данного общества, потому что Маркс «проводил резкое различие между простым товарным обращением и капиталистическим обращением». Да ведь это именно то, что и утверждал г. Булгаков! Именно поэтому теория Маркса и не сводится к повторению той истины, что продукты обмениваются на продукты. Поэтому-то г. Булгаков и отнес совершенно справедливо к «пустым и схоластическим словопрениям» спор буржуазных и мелкобуржуазных экономистов о возможности перепроизводства: обе спорящие стороны смешивали товарное и капиталистическое обращение, обе повторяли ошибку Ад.Смита.

3. Струве напрасно называет теорию реализации теорией пропорционального распределения. Это неточно и неизбежно ведет к недоразумениям. Теория реализации есть абстрактная теория, показывающая, как происходит воспроизводство и обращение всего общественного капитала. Необходимыми посылками этой абстрактной теории является, во-первых, абстрагирование внешней торговли, внешних рынков. Но, абстрагируя внешнюю торговлю, теория реализации отнюдь не утверждает, чтобы когда-либо существовало или могло существовать капиталистическое общество без внешней торговли. Во-вторых, абстрактная теория реализации предполагает и должна предполагать пропорциональное распределение продукта между различными отраслями капиталистического производства. Но, предполагая это, теория реализации отнюдь не утверждает, что в капиталистическом обществе продукты всегда распределяются или могут распределяться пропорционально. Г-н Булгаков совершенно справедливо сравнивает теорию реализации с теорией стоимости. Теория стоимости предполагает и должна предполагать равенство спроса и предложения, но она отнюдь не утверждает, чтобы в капиталистическом обществе всегда наблю­далось и могло наблюдаться такое равенство. Как и всякий другой закон капитализма, закон реализации «осуществляется лишь путем неосуществления». Теория средней и равной нормы прибыли предполагает, в сущности, то же пропорциональное распределение производства между различными его отраслями. Но не назовет же Струве на таком основании эту теорию теорией пропорционального распределения!

5. Струве не только не опроверг утверждения Маркса, что Рикардо перенял ошибку Смита, но и сам повторил в своей статье ту же ошибку. «Странно... думать, — пишет Струве, — что то или другое деление общественного продукта на категории могло бы иметь существенное значение для общего понимания реализации, тем более, что дейст­вительно все доли реализуемого продукта в процессе реализации принимают форму дохода (валового), и классики рассматривали их как доходы». В том-то и дело, что не все доли реализуемого продукта принимают форму дохода (валового); именно эту ошибку Смита и разъяснил Маркс, показавший, что часть реализуемого продукта никогда не принимает и не может принимать формы дохода. Это — та часть общественного продукта, которая возмещает постоянный капитал, служащий для изготовления средств производства (постоянный капитал в I подразделении, по терминологии Маркса). Напр., посевное зерно в сельском хозяйстве никогда не принимает формы дохода; каменный уголь, обращаемый опять на добычу каменного же угля, никогда не принимает формы дохода и пр. и пр. Процесс воспроизводства и обращения всего общественного капитала не может быть понят, если не будет выделена та часть валового продукта, которая способна служить только капиталом, которая никогда не может принять формы дохода. В развивающемся капиталистическом обществе эта часть общественного продукта по необходимости должна расти быстрее всех остальных частей этого продукта. Только этим законом и может быть объяснено одно из самых глубоких противоречий капитализма: рост национального богатства идет с громадной быстротой, тогда как рост народного потребления идет (если идет) очень медленно».

6. Струве «совсем не понимает», почему Марксово различение постоянного и пере­менного капитала «необходимо для теории реализации» и почему я «в особенности на­стаиваю» на нем. Это непонимание Струве есть, с одной стороны, результат простого недоразумения. Во-первых, Струве сам признает одно достоинство этого различения, именно, что в него укладывается весь продукт, а не только доходы. Другое достоинство его состоит в том, что оно логически связывает анализ процесса реализации с анализом процесса производства единичного капитала. Какова задача теории реализации? — показать, как происходит воспроизводство и обращение всего общественного капитала. Не ясно ли уже с первого взгляда, что роль переменного капитала должна быть при этом кардинально отлична от роли постоянного капитала? Продукты, возмещающие переменный капитал, должны обменяться в конце концов на предметы потребления рабочих и покрыть обычное потребление рабочих. Продукты, возмещающие постоянный капитал, должны обменяться в конце концов на средства производства и должны быть употреблены как капитал для нового производства. Поэтому различение постоянного и переменного капиталов безусловно необходимо для теории реализации.

7. По вопросу о значении схем Маркса в III отделе II тома «Капитала» Струве ут­верждает, что абстрактную теорию реализации можно хорошо изложить посредством самых различных приемов деления общественного продукта. Это поразительное ут­верждение всецело объясняется тем основным недоразумением Струве, будто теория реализации «целиком исчерпывается» (??!) той банальностью, что продукты обмени­ваются на продукты. Только благодаря этому недоразумению Струве мог написать такую фразу: «Какова роль этих» (реализуемых) «товарных масс в производстве, распре­делении и т. д., представляют ли они капитал (sic! ! ) и какой, постоянный или переменный, для существа данной теории совершенно безразлично» (51). Для теории реализации Маркса, которая состоит в анализе воспроизводства и обращения всего общественного капитала, безразлично, представляют ли товары капитал!! Это все равно, как если бы кто-либо сказал, что для существа теории земельной ренты безразлично, разделяется ли сельское население на землевладельцев, капиталистов и рабочих или нет, ибо эта теория сводится-де к указанию на различное плодородие различных участков земли.

Только благодаря тому же недоразумению Струве мог утверждать, что «натуральное взаимоотношение между элементами общественного потребления — общественный обмен веществ — всего лучше может быть показан» при помощи не Марксова разделения продукта, а при помощи следующего разделения: средство производства + предметы потребления + прибавочная ценность. — В чем состоит общественный обмен веществ? Прежде всего в обмене средств производства на предметы потребления. Как же можно показать этот обмен, выделив особо прибавочную стоимость от средств производства и от предметов потребления? Ведь прибавочная стоимость воплощается либо в средствах производства, либо в предметах потребления! Не ясно ли, что подобное деление — несостоятельное логически (ибо оно смешивает деление по натуральной форме продукта с делением по элементам стоимости) — затемняет процесс общественного обмена веществ?

8. Струве говорит, что я приписал Марксу апологетически-буржуазную теорию Сэя — Рикардо, — теорию гармонии между производством и потреблением, — теорию, стоящую в кричащем противоречии с учением Маркса об эволюции и конечном исчезновении капитализма; что поэтому мое «совершенно справедливое рассуждение» о том, что Маркс и во II и в III томе подчеркивал присущее капитализму противоречие между безграничным расширением производства и ограниченным потреблением народных масс, «совершенно выбрасывает за борт ту теорию реализации, защитником которой в прочих случаях» являюсь я.

И это утверждение Струве точно так же неверно и точно так же основано на выше­указанном недоразумении, в которое он впал.

Откуда взял Струве, что я понимаю под теорией реализации не анализ процесса вос­производства и обращения всего общественного капитала, а теорию, говорящую лишь, что продукты обмениваются на продукты, теорию, учащую о гармонии между произ­водством и потреблением? Струве не мог бы показать разбором моих статей, что я понимал теорию реализации во втором смысле, ибо я прямо и определенно говорил, что понимаю теорию реализации именно в первом смысле. В статье: «К характеристике экономического романтизма», в том параграфе, который посвящен выяснению ошибки Смита и Сисмонди, говорится: «Вопрос именно в том, как происходит реализация, то есть возмещение всех частей общественного продукта. Поэтому исходным пунктом в рассуждении об общественном капитале и доходе — или, что то же, о реализации продукта в капиталистическом обществе — должно быть разделение... средств производства и предметов потребления». «Вопрос о реализации в том и состоит, чтобы анализировать возмещение всех частей общественного продукта по стоимости и по материальной форме». Не повторяет ли Струве то же самое, говоря — как будто бы против меня, — что интересующая нас теория «показывает механизм реализации... поскольку такая реализация осуществляется»? Противоречу ли я той теории реализации, которую я защищаю, когда я говорю, что реализация происходит «лишь среди затруднений, среди постоянных колебаний, которые становятся все сильнее по мере роста капитализма, среди бешеной конкуренции и пр.» — когда я говорю, что народническая теория «не только показывает непонимание реализации, но еще содержит в себе к тому же крайне поверхностное понимание противоречий, свойственных этой реализации) — когда я говорю, что реализация продукта, происходящая не столько на счет предметов потребления, сколько на счет средств производства, «есть, конечно, противоречие, но именно такое противоречие, которое имеет место в действительности, которое вытекает из самой сущности капитализма», которое «вполне соответствует исторической миссии капитализма и его специфической социальной структуре: первая» (т. е. миссия) «состоит именно в развитии производительных сил общества (производ­ство для производства); вторая» (т. е. социальная структура капитализма) «исключает утилизацию их массой населения»?

9. По вопросу о соотношении производства и потребления в капиталистическом обществе у нас со Струве, по-видимому, нет разногласия. Но если Струве говорит, что положение Маркса (которое гласит, что потребление не является целью капиталистического производства) «носит на себе явную печать полемического характера вообще всей системы Маркса. Оно тенденциозно...», то я решительно оспариваю уместность и справедливость подобных выражений. Что потребление не является целью капиталистического производства, это факт. Противоречие между этим фактом и тем фактом, что в конечном счете производство связано с потреблением, зависит от потребления и в капиталистическом обществе, — это противоречие не доктрины, а действительной жизни. Теория реализации Маркса именно потому, между прочим, представляет громадную научную ценность, что она показывает, как осуществляется это противоречие, что она выставляет это противоречие на первый план. «Полемический характер» носит «система Маркса» не потому, что она «тенденциозна», а потому, что она дает точное изображение в теории всех тех противоречий, которые имеют место в жизни. Поэтому, между прочим, остаются и будут оставаться неудачными все попытки усвоить «систему Маркса», не усваивая ее «полемического характера»: «полемический характер» системы есть лишь точное отражение «полемического характера» самого капитализма.

10. «Каково реальное значение теории реализации?»— спрашивает Струве и приводит мнение г. Булгакова, который говорит, что возможность расширения капиталистического производства осуществляется на деле, хотя и рядом кризисов. «Капиталистическое производство растет во всем мире», — указывает г. Булгаков. «Этот аргумент, — возражает Струве, — совершенно несостоятелен. Дело в том, что реальное «расширение капиталистического производства» совершается вовсе не в том идеальном или изолированном капиталистическом государстве, которое предполагает Булгаков и которое, по его предположению, довлеет себе, а на арене мирового хозяйства, где сталкиваются самые разнообразные ступени экономического развития и различные формы хозяйственного быта».

Таким образом, возражение Струве сводится к тому, что в действительности реализация совершается не в изолированном, самодовлеющем, капиталистическом государстве, а «на арене мирового хозяйства», т. е. посредством сбыта продуктов в другие страны. Легко видеть, что это возражение основано на ошибке. Изменится ли сколько-нибудь вопрос о реализации, если мы не ограничимся внутренним рынком («самодовлеющий» капитализм), а сошлемся на внешний? если мы вместо одной страны возьмем несколько стран? Если мы не будем думать, что капиталисты бросают свои товары в море или отдают их даром иностранцам, — если мы не будем брать единичных, исключительных случаев или периодов, то очевидно, что мы должны принять известную равномерность вывоза и ввоза. Если данная страна вывозит известные продукты, реализуя их «на арене мирового хозяйства», то зато она ввозит другие продукты. С точки зрения теории реализации, необходимо принять, что «внешняя торговля только замещает туземные изделия изделиями другой потребительной или натуральной формы». Берем ли мы одну страну или комплекс стран, сущность процесса реализации от этого нисколько не изме­няется. В своем возражении г. Булгакову Струве повторяет, след., старую ошибку народников, которые связывали вопрос о реализации с вопросом о внешнем рынке.

На самом деле между этими вопросами нет ничего общего. Вопрос о реализации есть абстрактный вопрос, относящийся к теории капитализма вообще. Берем ли мы одну страну или весь мир, основные законы реализации, раскрытые Марксом, остаются те же самые. Вопрос о внешней торговле или о внешнем рынке есть вопрос исторический, вопрос конкретных условий развития капитализма в той или другой стране в ту или другую эпоху.

11. Остановимся еще несколько на том вопросе, который «давно занимает» Струве: какова реально-научная ценность теории реализации?

Совершенно такая же, какова ценность всех остальных положений абстрактной теории Маркса. Если Струве смущает то обстоятельство, что «совершенная реализация есть идеал капиталистического производства, но отнюдь не его действительность», то мы напомним ему, что и все другие законы капитализма, открытые Марксом, точно так же изображают лишь идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. «Мы имеем целью, — писал Маркс, — представить внутреннюю организацию капиталистического способа производства лишь в его, так сказать, идеально среднем типе». Теория капитала предполагает, что рабочий получает полную стоимость своей рабочей силы. Это — идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. Теория ренты предполагает, что все земледельческое население вполне раскололось на землевладельцев, капиталистов и наемных рабочих. Это — идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. Теория реализации предполагает пропорциональное распределение производства. Это — идеал капитализма, но отнюдь не его действительность.

Научная ценность теории Маркса состоит в том, что она разъяснила процесс воспро­изводства и обращения всего общественного капитала. Далее, теория Маркса показала, как осуществляется то присущее капитализму противоречие, что громадный рост производства отнюдь не сопровождается соответствующим ростом народного потребления. Поэтому теория Маркса не только не восстановляет буржуазно-апологетической теории (как это причудилось Струве), а, напротив, дает сильнейшее оружие против апологетики. Из этой теории следует, что далее при идеально гладком и пропорциональном воспроизводстве и обращении всего общественного капитала неизбежно противоречие между ростом производства и ограниченными пределами потребления. В действительности же кроме того процесс реализации идет не с идеально гладкой пропорциональностью, а лишь среди «затруднений», «колебаний», «кризисов» и пр.

Далее, теория реализации Маркса дает сильнейшее оружие не только против аполо­гетики, но и против мещански реакционной критики капитализма. Именно такую критику капитализма старались подкрепить наши народники своей ошибочной теорией реализации. Марксово же понимание реализации неизбежно ведет к признанию исто­рической прогрессивности капитализма (развитие средств производства, а следовательно, и производительных сил общества), не только не затушевывая этим, а, напротив, выясняя исторически преходящий характер капитализма.

12. «Относительно идеального или изолированного самодовлеющего капиталистиче­ского общества» Струве утверждает, что расширенное воспроизводство в нем невоз­можно, «так как неоткуда взять безусловно необходимых добавочных рабочих».

Я никак не могу согласиться с этим утверждением Струве. Невозможность взять до­бавочных рабочих из резервной армии — Струве не доказал, да и нельзя этого доказать. Против того, что добавочные рабочие могут быть взяты из естественного прироста на­селения, Струве совершенно голословно заявляет, что «расширенное воспроизводство, основанное на естественном приросте, арифметически быть может не тождественно с простым, но практически-капиталистически, т. е. экономически, с ним вполне совпадает». Чувствуя, что теоретически нельзя доказать невозможность найти добавочных рабочих, Струве укло­няется от вопроса, ссылаясь на исторические и практические условия. «Я не думаю, чтобы Маркс мог решать исторический (?!) вопрос на основании этой, совершенно абстрактной, конструкции»... «Самодовлеющий капитализм есть исторически (!) немыс­лимый предел»... «Интенсификация труда, которую можно навязать рабочему, поставлена не только реально, но и логически в весьма узкие границы»... «Безостановочное повышение производительности труда не может не ослабить самого принуждения к труду»...

Нелогичность всех этих указаний бьет в глаза! Никто из оппонентов Струве нигде и никогда не говорил такого абсурда, чтобы исторический вопрос можно было решать при помощи абстрактных конструкций. Но в настоящее время Струве сам поставил вопрос вовсе не исторический, а совершенно абстрактный, чисто теоретический вопрос «относительно идеального капиталистического общества». Не ясно ли, что он просто уклоняется от вопроса? Что существуют многочисленные исторические и практические условия (не говоря уже об имманентных противоречиях капитализма), которые ведут и приведут гораздо скорее к гибели капитализма, чем к превращению современного капитализма в идеальный капитализм, — этого я, конечно, и не думаю отрицать. Но по чисто теоретическому вопросу «относительно идеального капиталистического общества» я сохраняю свое прежнее мнение, что нет никаких теоретических оснований отрицать возможность расширенного воспроизводства в таком обществе.

13. «Гг. В. В. и Н. —он указали на противоречия и точки преткновения в капитали­стическом развитии России, а им показывают схемы Маркса и говорят: капиталы всегда обмениваются на капиталы...».

Это сказано в высшей степени едко. Жаль только, что дело изображено при этом со­вершенно неверно. Всякий, кто прочтет «Очерки теоретической экономии» г. В. В. и § XV второго отдела «Очерков» г. Н. —она, увидит, что оба эти писателя поставили именно абстрактно-теоретический вопрос о реализации, вопрос о реализации продукта в капиталистическом обществе вообще. Это факт. Факт также и то обстоятельство, что против них другие писатели «сочли необходимым выяснить прежде всего основные, абстрактно-теоретические пункты теории рынков». Туган-Барановский писал о теории реализации в той главе своей книги о кризисах, которая носит подзаголовок: «теория рынков». Булгаков дает своей книге подзаголовок: «теоретический этюд». Спрашивается, кто же смешивает абстрактно-теоретические и конкретно-исторические вопросы, оппоненты ли Струве или сам Струве?

На той же странице своей статьи Струве приводит мое указание, что необходимость внешнего рынка вытекает не из условий реализации, а из условий исторических. «Но, — возражает Струве (это очень характерное «но»!), — Туган-Барановский, Булгаков и Ильин выясняли одни абстрактные условия реализации, а исторических условий не выясняли». — Именно потому все названные писатели и не выясняли исторических условий, что они брались говорить об абстрактно-теоретических, а не о конкретно-исторических вопросах. В своей книге: «К вопросу о развитии капитализма в России» («О внутреннем рынке для крупной промышленности и о процессе ее образования в России»), которая в настоящее время (1899) закончена печатанием, я ставлю вопрос не о теории рынков, а о внутреннем рынке для русского капитализма. Поэтому абстрактные истины теории играют там роль лишь руководящих положений, лишь орудий для анализа конкретных данных.

14. Струве «всецело поддерживает» свою «точку зрения» на теорию «третьих лиц», выставленную им в «Критических заметках». Я, в свою очередь, всецело поддерживаю сказанное мною по этому поводу тогда, когда вышли «Крит, заметки». На стр. 251-ой «Крит, заметок» Струве говорит, что аргументация г. В. В. «опирается на целую своеобразную теорию рынков в сложившемся капиталистическом обществе». «Эта теория, — замечает Струве, — верна, поскольку она констатирует тот факт, что прибавочная ценность (стоимость) не может быть реализована в потреблении ни капиталистов, ни рабочих, а предполагает потребление третьих лиц». Под этими третьими лицами Струве «разумеет в России русское земледельческое крестьянство».

Итак, г. В. В. выдвигает целую своеобразную теорию рынков в сложившемся капи­талистическом обществе, а ему указывают на русское земледельческое крестьянство! Разве же это не смешение абстрактно-теоретического вопроса о реализации с конкретно-историческим вопросом о капитализме в России? Затем, если Струве признает теорию г. В. В. хотя бы отчасти верной, — значит, он проходит мимо основных теоретических ошибок г-на В. В. в вопросе о реализации, мимо того ошибочного воззрения, будто «затруднения» капиталистической реализации ограничиваются прибавочной стоимостью или специально связываются с этой частью стоимости продуктов; — мимо того ошибочного воззрения, которое связывает вопрос о внешнем рынке с вопросом о реа­лизации.

Указание Струве на то, что русское земледельческое крестьянство своим разложением создает рынок для нашего капитализма, — вполне справедливо (в названной выше книге я подробно доказываю это положение разбором данных земской статистики). Но теоретическое обоснование этого положения относится вовсе не к теории реализации продукта в капиталистическом обществе, а к теории образования капиталистического общества. Нельзя не заметить также, что наименование крестьян «третьими лицами» очень неудачно и способно вызвать недоразумения. Если крестьяне — «третьи лица» для капиталистической промышленности, то промышленники, мелкие и немелкие, фабриканты и рабочие, — «третьи лица» для капиталистического земледелия. С другой стороны, крестьяне-земледельцы («третьи лица») создают рынок для капитализма лишь постольку, поскольку они разлагаются на классы капиталистического общества (сельскую буржуазию и сельский пролетариат), т. е. лишь постольку, поскольку они перестают быть «третьими» лицами, а становятся действующими лицами в системе капитализма.

15. Струве говорит: «Булгаков делает тонкое замечание, что никакого принципиаль­ного различия между внутренним и внешним рынком для капиталистического произ­водства нельзя установить». Я вполне присоединяюсь к этому замечанию: действи­тельно, таможенная или политическая граница очень часто совершенно непригодна для разделения «внутреннего» и «внешнего» рынка. Но, по указанным сейчас причинам, я не могу согласиться со Струве, что «из этого вытекает... теория, утверждающая необ­ходимость третьих лиц». Непосредственно из этого вытекает лишь требование: не ос­танавливаться, при разборе вопроса о капитализме, перед традиционным разделением внутреннего и внешнего рынков. Несостоятельное в строго теоретическом отношении, это разделение особенно мало пригодно для таких стран, как Россия. Можно бы заменить его другим разделением, различая, напр., следующие стороны в процессе развития капитализма: 1) образование и развитие капиталистических отношений в пределах данной вполне заселенной и занятой территории; 2) расширение капитализма на другие территории (отчасти совершенно не занятые и заселяемые выходцами из старой страны, отчасти занятые племенами, стоящими в стороне от мирового рынка и мирового капитализма). Первую сторону процесса можно бы назвать развитием капитализма вглубь, вторую — развитием капитализма вширь. Такое разделение охватило бы весь процесс исторического развития капитализма: с одной стороны, развитие его в старых странах, веками вырабатывавших формы капиталистических отношений до крупной машинной индустрии включительно; с другой стороны, могучее стремление развитого капитализма расшириться на другие территории, заселить и распахать новые части света, образовать колонии, втянуть дикие племена в водоворот мирового капитализма. В России это последнее стремление капитализма особенно рельефно сказалось и продолжает сказываться на наших окраинах, колонизация которых получила такой громадный толчок в пореформенный, капиталистический период русской истории. Юг и юго-восток Европейской России, Кавказ, Средняя Азия, Сибирь служат как бы колониями русского капитализма и обеспечивают ему громадное развитие не только вглубь, но и вширь.

Наконец, предлагаемое разделение удобно тем, что оно отчетливо определяет ту область вопросов, которую только и захватывает теория реализации. Ясно, что эта теория относится только к первой стороне процесса, только к развитию капитализма вглубь. Теория реализации (т. е. теория, выясняющая процесс воспроизводства и обращения всего общественного капитала) необходимо должна брать для своих построений замкнутое капиталистическое общество, т. е. абстрагировать процесс расширения капитализма на другие страны, процесс товарного обмена одной страны с другою, потому что этот процесс ничего не дает для решения вопроса о реализации, лишь передвигая вопрос с одной страны на несколько стран. Ясно также, что абстрактная теория реализации должна брать посылкой идеально развитое капиталистическое общество».

Подведем итоги.

1. Во 2-м пункте Ленин отмечает: «Булгаков совершенно справедливо говорит в своей книге, что буржуазные экономисты смешивали простое товарное обращение и капиталистическое обращение товаров, а Маркс установил различие между тем и другим». Затем цитирует Струве, который говорит: «Маркс не может быть признан сторонником той теории реализации, по которой продукт может быть реализован внутри данного общества, потому что Маркс «проводил резкое различие между простым товарным обращением и капиталистическим обращением» и восклицает: «Да ведь это именно то, что и утверждал г. Булгаков! Именно поэтому теория Маркса и не сводится к повторению той истины, что продукты обмениваются на продукты».

Ленин согласен с Булгаковым, а Струве, как утверждает Ленин, говорит тоже самое, что и Булгаков, значит Ленин согласен и со Струве, что «Маркс не может быть признан сторонником той теории реализации, по которой продукт может быть реализован внутри данного общества». Но как тогда быть с многочисленными высказываниями Ленина в предыдущих работах, что данный тезис есть суть, резюме теории реализации сисмондистов, народников, романтиков, кого угодно, но только не теории реализации Маркса? Суть же теории реализации Маркса по Ленину, которую он защищал всеми теоретическими средствами марксизма до этого, заключается в следующем: «Маркс вполне объяснил процесс реализации продукта вообще и сверхстоимости в частности в капиталистическом производстве и обнаружил полную неправильность привлечения внешнего рынка к вопросу о реализации» (Т.3, с.59).

2. В 3-м пункте Ленин выражает свое несогласие со Струве, который утверждает, что теория реализации Маркса есть теория пропорционального распределения. Он настаивает на том, что «теория реализации есть абстрактная теория, показывающая, как происходит воспроизводство и обращение всего общественного капитала». Для того, чтобы понять сущность процесса воспроизводства всего общественного капитала в целом, надо изобразить его в чистом виде, без побочных, усложняющих понимание, затемняющих эту суть обстоятельств, без кризисов, без внешней торговли… Ленин соглашается с Булгаковым, который совершенно справедливо сравнивает теорию реализации Маркса с теорией стоимости и теорией средней нормы прибыли. И та и другая теорию также являются абстрактными теориями. Теория стоимости предполагает равенство спроса и предложения, а теория средней нормы прибыли предполагает пропорциональное распределение капитала между различными отраслями производства. Теория стоимости отвлекается от того, что равенство спроса и предложения достигается только путем постоянных колебаний на рынке, а теория средней нормы прибыли абстрагируется от постоянно возникающих диспропорций между отраслями. Если б они не отвлекались, не абстрагировались от этих явлений, они были бы не теорией, а историей или чисто эмпирическими исследованиями. Это, конечно, не означает, что не нужен исторический или эмпирический анализ. Это значит только то, что этот анализ должен быть вооружен теоретически.

3. Оставим без комментариев пункты 5-й, 6-й и 7-й. Ленин настолько ясно и доходчиво излагает здесь свою позицию, что они не вызывают ни вопросов, ни возражений. Перейдем сразу к пункту 8-му.

Струве ставит в упрек Ленину, что тот «приписал Марксу апологетически-буржуазную теорию Сэя — Рикардо, — теорию гармонии между производством и потреблением, — теорию, стоящую в кричащем противоречии с учением Маркса об эволюции и конечном исчезновении капитализма; что поэтому «совершенно справедливое рассуждение» Ленина о том, что Маркс и во II и в III томе подчеркивал присущее капитализму противоречие между безграничным расширением производства и ограниченным потреблением народных масс, «совершенно выбрасывает за борт ту теорию реализации, защитником которой в прочих случаях» является Ленин».

Ленин на это возражает Струве, что если бы это было так, то он бы не стал анализировать возмещение всех частей общественного продукта по стоимости и по материальной форме, как это делает Маркс в своей теории расширенного воспроизводства, а ограничился бы только анализом стоимости продукта, причем так, как это делал еще А.Смит, т. е. разделил бы стоимость продукта только на V (зарплату рабочих) + М (прибыль капиталистов) и не пошел бы дальше анализа обмена простого товарного производства. В подтверждение того, что он не разделяет теорию гармонии между производством и потреблением Сэя-Рикардо Ленин указывает Струве на многочисленные места в своих произведениях, подтверждающие, что он Ленин считает, что эта реализация осуществляется «лишь среди затруднений, среди постоянных колебаний, которые становятся все сильнее по мере роста капитализма, среди бешеной конкуренции и пр.».

Однако необходимо признать, что упрек Струве в адрес Ленина, по крайней мере, отчасти справедлив, так как во всех своих работах посвященных вопросу о рынках, на первом плане у Ленина стоит задача доказать в противовес сисмондистам-романтикам-народникам прогрессивность капитализма по сравнению с докапиталистическими укладами и формациями, его безальтернативность для развития России. Вопрос о «конечном исчезновении капитализма» в этих работах Ленина действительно предстает как вопрос весьма отдаленного и туманного будущего, то есть как вопрос не актуальный для современного общественного развития. А посему согласно Ленину, гармония между производством и обращением, производством и потреблением, на сегодня и, по крайней мере, на ближайшее будущее точно, является абсолютной, а затруднения, колебания, противоречия, и другие кризисные явления носят относительный, временный, преходящий характер и это факт.

Примечательно, что Ленин только в своей первой работе по теории реализации «По поводу так называемого вопроса о рынках» (См. Т.1) использует следующий аргумент в качестве доказательства способности производительных сил развиваться безгранично при капитализме: «Пределы развитию рынка, при существовании капиталистического общества, ставятся пределами специализации общественного труда. А специализация эта, по самому существу своему, бесконечна — точно так же, как и развитие техники» (С.94-95). Не потому ли Ленин не использует больше этот свой аргумент применительно к капитализму, поскольку он справедлив только для простого товарного производства?

4. В пункте 9-м Ленин совершенно справедливо возражает Струве, высказывающего сомнение в правильности положения Маркса о том (так как оно носит, дескать, полемический характер), что потребление не является целью капиталистического производства, что производство, реализация товаров, накопление капитала является главной целью этого способа производства, а потребление функционирует при нем лишь как подчиненный момент этого производства, и доказывает, что это противоречие не «доктрины» Маркса, а самой жизни.

5. 10-й пункт очень важен. Струве высказывает сомнение в ценности теории реализации Маркса, так как она показывает как идет накопление в «идеальном или изолированном капиталистическом государстве, которое довлеет себе, а реальное развитие осуществляется на арене мирового хозяйства, где сталкиваются самые разнообразные ступени экономического развития и различные формы хозяйственного быта». Ленин (очень неубедительно) парирует этот аргумент так: «Изменится ли сколько-нибудь вопрос о реализации, - спрашивает он Струве, - если мы не ограничимся внутренним рынком («самодовлеющий» капитализм), а сошлемся на внешний? если мы вместо одной страны возьмем несколько стран?»

Безусловно, ничего не изменится, но только в том случае, мог бы возразить Струве, если бы все остальные страны были бы исключительно капиталистическими странами, преодолевшими и изжившими все докапиталистические уклады и формации. Но в том то и дело, что реализация и накопление капитала осуществляется не только в процессе обмена между капиталистами и капиталистами и между пролетариями и капиталистами, но и в процессе обмена с простым товарным производством, с крестьянами и ремесленниками, которые не являются ни пролетариями, ни буржуа.

Ленин утверждает: «Вопрос о реализации есть абстрактный вопрос, относящийся к теории капитализма вообще. Берем ли мы одну страну или весь мир, основные законы реализации, раскрытые Марксом, остаются те же самые. Вопрос о внешней торговле или о внешнем рынке есть вопрос исторический, вопрос конкретных условий развития капитализма в той или другой стране в ту или другую эпоху». На это можно было бы ответить так. Ценность абстрактной теории реализации Маркса, несомненна. Она важна не только для понимания капиталистического накопления, но и для понимания того, как должно быть организовано производство будущего посткапиталистического общества. Но означает ли это, что мы должны ограничиться только этой абстрактной теорией? Конечно же нет. Вооруженные этой теорией мы должны теперь перейти к историческому исследованию вопроса о том, как осуществляется это накопление во взаимодействии с докапиталистическими укладами и формациями, как влияет это взаимодействие на процесс накопления капитала, на исторические судьбы капитализма как такового.

6. В 11-м пункте Ленин продолжает разбирать тот же вопрос, «который «давно занимает» Струве: какова реально-научная ценность теории реализации?»

Совершенно такая же, - отвечает Ленин, - какова ценность всех остальных положений абстрактной теории Маркса. Если Струве смущает то обстоятельство, что «совершенная реализация есть идеал капиталистического производства, но отнюдь не его действительность», то мы напомним ему, что и все другие законы капитализма, открытые Марксом, точно так же изображают лишь идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. «Мы имеем целью, — писал Маркс, — представить внутреннюю организацию капиталистического способа производства лишь в его, так сказать, идеально среднем типе». Теория капитала предполагает, что рабочий получает полную стоимость своей рабочей силы. Это — идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. Теория ренты предполагает, что все земледельческое население вполне раскололось на землевладельцев, капиталистов и наемных рабочих. Это — идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. Теория реализации предполагает пропорциональное распределение производства. Это — идеал капитализма, но отнюдь не его действительность.

Научная ценность теории Маркса состоит в том, что она разъяснила процесс воспро­изводства и обращения всего общественного капитала. Далее, теория Маркса показала, как осуществляется то присущее капитализму противоречие, что громадный рост производства отнюдь не сопровождается соответствующим ростом народного потребления. Поэтому теория Маркса не только не восстановляет буржуазно-апологетической теории (как это причудилось Струве), а, напротив, дает сильнейшее оружие против апологетики. Из этой теории следует, что далее при идеально гладком и пропорциональном воспроизводстве и обращении всего общественного капитала неизбежно противоречие между ростом производства и ограниченными пределами потребления. В действительности же кроме того процесс реализации идет не с идеально гладкой пропорциональностью, а лишь среди «затруднений», «колебаний», «кризисов» и пр.

Далее, теория реализации Маркса дает сильнейшее оружие не только против аполо­гетики, но и против мещански реакционной критики капитализма. Именно такую критику капитализма старались подкрепить наши народники своей ошибочной теорией реализации. Марксово же понимание реализации неизбежно ведет к признанию исто­рической прогрессивности капитализма (развитие средств производства, а следовательно, и производительных сил общества), не только не затушевывая этим, а, напротив, выясняя исторически преходящий характер капитализма».

Итак, Ленин утверждает, что «Из этой теории (реализации Маркса) следует, что далее при идеально гладком и пропорциональном воспроизводстве и обращении всего общественного капитала неизбежно противоречие между ростом производства и ограниченными пределами потребления».

Из этого положения вытекает ряд вопросов:

1. Какого рода это противоречие? Противоречие, как источник бесконечного развития буржуазного общества или как источник его неизбежной гибели? Ведь как доказал сам Ленин, наличие противоречий не означает отсутствие развития, противоречивое развитие есть тоже развитие, да и не будет никогда такого общества, которое было бы свободно от противоречий, ведь противоречие есть источник развития общества, даже если это общество является коммунистическим.

2. Согласно Ленину источником экономических кризисов является противоречие между общественным характером капиталистического производства и индивидуальным характером присвоения. Следствием этого противоречия является анархия производства, анархия производства порождает диспропорции между различными отраслями, а эти диспропорции – кризисы перепроизводства. «Идеально гладкое и пропорциональное воспроизводство и обращение всего общественного капитала», о котором говорит выше Ленин, устранило бы диспропорции между различными отраслями, а значит и кризисы перепроизводства, а значит и коммунистическую альтернативу капитализму, не так ли?

3. В работе «По поводу так называемого вопроса о рынках» Ленин писал: «развитие капитализма неизбежно влечет за собой возрастание уровня потребностей всего населения и рабочего пролетариата. Это возрастание создается вообще учащением обменов продуктами, приводящих к более частым столкновения между жителями города и деревни, различных географических местностей и т. п. К этому же приводит и сплоченность, скученность рабочего пролетариата, повышающая его сознательность и чувство человеческого достоинства и дающая ему возможность успешной борьбы против хищнических тенденций капиталистических порядков. Этот закон возвышения потребностей с полной силой сказался в истории Европы - сравнить, например, французского пролетария конца XVIII и конца XIX в. или английского рабочего 1840-х годов и современного».

Если это уже происходит не в идеальном, а в реальном капиталистическом обществе, то можно с уверенностью сказать, что «идеально гладкое и пропорциональное воспроизводство и обращение всего общественного капитала» навсегда бы устранило проблему коммунистической перспективы.

7. Необходимо отметить, что теория реализации, воспроизводства Маркса важна не только для понимания сущности капиталистического накопления, но и для организации коммунистического производства в будущем, поскольку взаимозависимость между подразделением I (производство средств производства) и подразделением II (производство предметов потребления) останется действительной и для него. «Единственное» различие между капитализмом и коммунизмом в этом вопросе будет заключаться «только» в том, что взаимодействие и взаимосвязь как внутри каждого подразделения, так и между подразделениями будет осуществляться не на основе рыночной стихии, а на основе плана, а (М – фонды потребления капиталистов) будут превращены в общественные фонды потребления.

Теория «идеального» капитализма очень пригодится в строительстве реального коммунизма.

8. В 12-м пункте Ленин разбирает тезис Струве о том, что в идеальном или изолированном самодовлеющем капиталистиче­ском обществе расширенное воспроизводство невоз­можно, «так как неоткуда взять безусловно необходимых добавочных рабочих». Нам нечего добавить к аргументам Ленина, разве что указать на то, что в «идеальном» капиталистическом обществе, потребность в дополнительной рабочей силе не возрастает, а падает, растет резервная армия труда (в лучшем или худшем случае, не знаем даже как сказать, она остается неизменной), вместе с ростом производительности труда вслед за развитием все более высокого органического строения капитала, при котором неуклонно происходит относительное уменьшение переменного капитала (рабочей силы) по сравнению с ростом постоянного капитала.

9. 13-й пункт мы пропускаем, так как здесь все и так уже ясно. Остановимся на пункте 14-м. Струве говорит о том, что он разделяет теорию народника В.Воронцова. «Эта теория, — замечает он, — верна, поскольку она констатирует тот факт, что прибавочная ценность (стоимость) не может быть реализована в потреблении ни капиталистов, ни рабочих, а предполагает потребление третьих лиц. Под этими третьими лицами Струве «разумеет в России русское земледельческое крестьянство». Но согласно теории Воронцова и других-экономистов народников, эти «третьи» лица находятся не в России, а за ее пределами, поскольку русский крестьянин беднеет и разоряется.

Ленин соглашается со Струве: «Указание Струве на то, что русское земледельческое крестьянство своим разложением создает рынок для нашего капитализма, — вполне справедливо. Но теоретическое обоснование этого положения относится вовсе не к теории реализации продукта в капиталистическом обществе, а к теории образования капиталистического общества».

Но это «согласие» Ленина со Струве опровергает теорию реализации Воронцова, с которой Струве заявил свою солидарность.

Ведь что говорит Ленин? А вот что: «Указание Струве на то, что русское земледельческое крестьянство своим разложением создает рынок для нашего капитализма, — вполне справедливо».

А вот как Ленин резюмировал теорию реализации экономистов-народников еще только приступая к ее критике: «Может ли у нас в России развиваться и вполне развиться капитализм, когда масса народа бедна и беднеет все больше? Ведь для развития капитализма необходим широкий внутренний рынок, а разорение крестьянства подрывает этот рынок, грозит совершенно закрыть его и сделать невозможной организацию капиталистических порядков. Говорят, правда, что, превращая натуральное хозяйство наших непосредственных производителей в товарное, капитализм тем самым создает себе рынок, но мыслимо ли допустить, чтобы на счет жалких остатков натурального хозяйства у полунищих крестьян могло развиться у нас то могучее капиталистическое производство, какое мы видим на Западе? Не ясно ли, что, вследствие одного уже обеднения массы, наш капитализм представляет из себя нечто бессильное и беспочвенное, неспособное охватить все производство страны и сделаться основой нашего общественного хозяйства?» (Т. 1, с.71).

Одно из двух: или Ленин и Струве стоят на одних позициях по этому вопросу, или Струве и Воронцов, но не может быть того, что бы все трое разделяли одну и ту же теорию реализации.

10. В пункте 15-м Ленин выражает свое согласие со Струве, который соглашается с Булгаковым, «что никакого принципиаль­ного различия между внутренним и внешним рынком для капиталистического произ­водства нельзя установить».

«Я, - пишет Ленин, - вполне присоединяюсь к этому замечанию: действительно, таможенная или политическая граница очень часто совершенно непригодна для разделения «внутреннего» и «внешнего» рынка».

Из сказанного Лениным логически вытекает следующий вывод: внутренний рынок для капитализма может не совпадать с политическими границами того или иного государства. Это сфера обмена между капиталистами и капиталистами с одной стороны и капиталистами и пролетариями – с другой. Внешний рынок – это сфера обмена капиталистов и пролетариев с натуральным и мелкотоварным производством докапиталистических укладов и формаций. Этот «внешний» рынок может существовать рядом со внутренним рынком в пределах одного и того же государства. Показательным примером такого сосуществования, на который указывает Ленин в этом же 15-м пункте, являлась сама Россия того времени.

Итак, мы завершили обзор основных произведений Ленина по вопросу абстрактной теории рынков, теории реализации, теории воспроизводства.

Как видим, по большинству пунктов и вопросов полемики с экономистами-народниками и легальными марксистами Ленин очень аргументировано отстаивал и защищал абстрактную теорию реализации Маркса. Это не значит, что критика народников и легальных марксистов в адрес теории реализации Маркса и позиции самого Ленина не оказала на него никакого влияния. Оказала и притом очень сильное. Ленин, конечно же, под ударами этой критики не отказался от своих взглядов, а развивал и уточнял свою позицию, корректировал свои аргументы.

Закончим этот блок замечательной выдержкой из Ленина, которой он сам, отвечая своим критикам, заканчивает эту свою последнюю статью о реализации:

«…Останемся…«под знаком ортодоксии»! Не будем верить тому, что ортодоксия позволяет брать что бы то ни было на веру, что ортодоксия исключает критическое претворение и дальнейшее развитие, что она позволяет заслонять исторические вопросы абстрактными схемами. Если есть ортодоксальные ученики, повинные в этих действительно тяжких грехах, то вина падает всецело на таких учеников, а отнюдь не на ортодоксию, которая отличается диаметрально проти­воположными качествами».