Слух и восприятие

 

Речь, прежде всего, идет о том, что с возникновением трех новых психических данностей чувственное раздражение слуха переходит в разряд музыкально-психологических явлений и обретает собственно музыкальные качества: в роли феноменов здесь выступают энергия, пространство и материя, которые в зачаточных формах ощущаются уже в отдельном звуке. Благодаря им музыка из просто слухового ощущения становится фактом восприятия.

Уже это общее, принципиальное отличие разделяет сферы тонпсихологии и музыкальной психологии (однако к проблеме их дифференциации мы обратимся позднее[29]). Отдельный тон, как отправной пункт исследования, прежде всего показывает, что исходить из него в объяснении музыки невозможно. Но так как свойственные ей процессы целиком захватывают и его, то музыкальные законы ощущаешь уже и при восприятии отдельного звука. Они наполняют его жизнью со всеми присущими этому процессу противоречиями. Однако зависят они не только от него самого. Не слуховое раздражение определяет психические законы, а последние подчиняют его своим особенностям. Без такого главного качества музыкального восприятия музыка не смогла бы принять специфи-

 

[25]

 

ческие формы и образовывать систему единых связей. Она представляла бы собой беспорядочный набор разрозненных слуховых впечатлений, потому что понятия формы и порядка обусловлены особыми, глубинными феноменами движения, пространства и материи. Поэтому основным предметом музыкальной психологии должны стать те психические функции, которые определяют законы восприятия и их динамику.

Согласно прежней точке зрения указанные функции либо вообще игнорировались, либо рассматривались лишь как побочные моменты или, в силу необходимости, признавались как бы между прочим. Это соответствовало установке, вектор которой был направлен от источника раздражения к слуховому впечатлению, отталкиваясь от чего и делались попытки подойти к психическим процессам. Тем самым, тонпсихология не заметила, что в процессе творчества все происходит наоборот: слуховые представления, внутренние музыкальные побуждения, пробиваясь наружу, обретают свой «образ» в звучащей материи и через физическое раздражение звука передаются всем остальным.

В ответ, вероятно, можно возразить, что эти формующие силы, творческие фантазии уже предполагают (по меньшей мере, таящуюся в глубинах памяти) «звуковую материю». Однако музыка никогда не складывается из чередования и суммирования внешних слуховых раздражений, а вырастает из психоэнергетических процессов, которые лишь реализуются в звучащем материале[30]. Отдельные слуховые ощущения являются посредниками между внутренним и внешним, но не центрами, которые «пробуждают» музыкальную энергию. И хотя формующая активность слуха во многом обусловлена акустическими законами, именно она делает последние довольно гибкими и гораздо менее устойчивыми, чем того

 

[26]

 

 

должна была бы требовать их физическая природа. Другими словами, музыка не бессущностное ощущение, а процесс сознательного восприятия. Она есть смысл, а не просто природа.

Несмотря на все великолепие чисто фонических качеств звука и яркость вызываемых им чувственных рефлексов, только благодаря трем феноменам — энергии, пространства и материи — звук включается во внутренний мир музыки и начинает подчиняться психическим законам, превращаясь из чувственного явления в смысл, в музыкальный тон. Взятый сам по себе и даже абсолютно точно настроенный, он означает лишь музыкально годный тон.

Таким образом, мы увидели, что звук включает в себя и физические, и психические качества. Благодаря психическим законам его природа претерпевает значительные преобразования. Именно с этими превращениями связаны самые важные процессы. Но если тонпсихология исследует превращения колебаний в слуховое ощущение, то музыкальную психологию интересуют те преобразования, которые возникают в момент включения тона в» музыкальный процесс. Как происходит психическое превращение чисто слухового впечатления, каким образом оно материализуется и обретает затем самый разный эффект — вот главные отправные пункты любой музыкальной психологии. Ведь те преобразования, которые зачастую считаются самоочевидными, в сущности, весьма необычны: звуковые колебания, передающиеся нервным окончаниям, воспринимаются как нечто материальное, следовательно, происходит психическая объективация физических процессов, которые оказываются уже формами проявления нашей воли. Таким образом, речь идет о преобразовании, которое является новой формой слухового впечатления. Наделяя его основными психическими компонентами, мы превращаем акустический звук в музыкальный тон.

Этим, в сущности, объясняются и изменения в музыкальном восприятии, что иллюстрируется всем ходом истории, начиная от античности и вплоть до наших дней. Кате в примитивной музыке, так и в художественных стилях высоких культур такие изменения обусловлены разными конституирующими функциями, которым подчинено восприятие и его законы. Именно последнее предопределяет множество образов, в которых выступают мелодика, ритмика, гармонические особенности и все другие компоненты музыки. Даже акустические законы у разных народов и в различных культурах имеют свои отличия. И хотя тонпсихология и сравнительное музыкознание больше всего занимались как раз этим вопросом, внутренние особенности законов восприятия оказываются еще бо-

 

[27]

 

лее глубокими и разнообразными. Тон, однако, способен отражать общее ощущение культуры или индивида, что все-таки позволяет увидеть в нем весь мир музыки, которому он, как мельчайшая единица этого мира, полностью тождественен.

Все сказанное относится к той, установленной нами еще с самого начала границе, которая, образно говоря, «перерезает» звук и предоставляет его двум формам бытия. Однако существуют еще и другие моменты, которые заставляют нас продолжить рассмотрение отдельного тона, так как с ним связан еще ряд определяющих черт, без которых невозможно было бы говорить ни о какой музыкальной психологии.

 

[28]