14

Тема 3. Героическая тема в древнерусской литературе

(XI—XIV вв.)

2. Литература периода монголо-татарского нашествия

В начале XIII века из целого ряда восточных, преимущественно кочевых, народов образовалась могущественная империя Чингисха­на, одной из форм существования которой были завоевательные по­ходы. Жертвами монголо-татарского нашествия стали народы Южной Сибири, Китая, Средней Азии и Кавказа, степей Причерноморья. В 20 — 30-е годы орды завоевателей достигли границ Руси.

Монголо-татарское нашествие, отбросившее Русь на несколько ве­ков назад в ее социально-политическом и культурном развитии, послу­жило исторической основой для целого ряда произведении разной жан­ровой природы (воинские повести, слова и поучения, жития святых). Они были созданы и разных русских «уделах».

Первым литературным откликом на события трагического для ру­сичей 1223 года стала летописная «Повесть о битве на реке Калке». В ней рассказывалось о вынужденном военном союзе русских князей с половцами и о бесславном исходе их битвы с монголо-татарами. К разгрому войск союзников привело отсутствие един­ства действий между русскими и половцами, «великая распря» между князьями Мстиславом Галицким и Мстиславом Киевским. Войско по­следнего не приняло участия в полевой битве, а укрылось на высоком берегу Калки.

Автор «Повести о битве на реке Калке», по предположению исследователей, — выходец из Галицко-Волынского княжества, поскольку в повести дана апологетическая характеристика галицкого князя Да­ниила Романовича. Создателем проповедей, слов и поучений, где дается попытка объяснения причин победы неверных над христианами, был киево-печерский монах, а затем владимиро-суздальский епископ Серапион. Перечисляя испытания, обрушившиеся на Русскую землю, Серапион задается вопросами: кто виноват в случившемся и как «из­быть беду»? Для средневекового писателя вражеское нашествие — это наказание, ниспосланное Богом за грехи русских, и прежде всего — княжеские распри. Спасение народа он видел в нравственном очи­щении и молитвенном подвиге.

Автор «Повести о разорении Рязани Батыем» предлагал другой путь борьбы с монголо-татарским игом. Проникнутая пафосом воинской доблести, «Повесть» утверждала идею защиты родины всем миром и до гибели последнего воина. Не случайно образ «смертной чаши», единой для всех жителей Рязани, для всех защитников Руси, становится цент­ральным образом-символом в произведении.

Композиция «Повести» отличается сложностью, т.к. произведе­ние складывалось на протяжении десятилетий и в нем много поздней­ших вставок и наслоений. Очевидно, что «Повесть» была составлена не сразу после нашествия Батыя, ибо рассказ о многих событиях ведется по памяти, с опорой на фольклорную традицию. Эпически сближены в противостоянии врагу живые и мертвые к 1237 году рязанские князья, все они выступают в «Повести» как братья. Однако острота пережи­вания изображаемых событий и ряд исторических подробностей сви­детельствуют в пользу датировки произведения первой половиной XIV века (в конце этого столетия столицей Рязанского княжества стал Переяславль). Завершающий аккорд произведе­ния — похвала рязанским князьям, убеждает в былой славе Руси, что служит гарантом грядущих побед над врагом.

Почетное место в ряду литературных памятников эпохи монголо-татарского нашествия занимает «Слово о погибели Русской земли». Оно звучит как гимн былому могуществу страны. Автор как бы с высоты птичьего полета любуется просторами Руси. Он вспоминает славное прошлое, когда военные победы русичей держали в страхе половцев и литовцев, немцы радовались, что они далеко, а греки платили дань. Однако последняя строка «Слова...» звучит диссонансно, настраи­вает на восприятие горестного настоящего: речь идет о какой-то беде, обрушившейся на Русь. Большинство исследователей не сомневается в том, что под «болезнью» страны подразумевались события монголо-та­тарского нашествия. И.П. Еремин полагал, что «Слово...» было напи­сано после битвы на реке Сити (1238), когда погиб Юрий Всеволодич и на владимирском столе утвердился его брат Ярослав. Д.С. Лихачев связывал представление о «погибели Русской земли» с захватом врага­ми Киева (1240). А.С. Орлов был склонен видеть в «Слове...» пролог к житию Александра Невского и под бедой Руси подразумевал смерть князя-воина. Источником разногласий ученых является то, что памятник до­шел до нас не в полном объеме, известен только в двух списках, в одном из которых «Слово...» не имеет самостоятельного заглавия и примыкает к тексту жития Александра Невского, выступая как своеобразный ли­рический пролог, близкий в жанрово-стилевом отношении к вступитель­ной части «Слова о полку Игореве».