§ 7. Толкование уголовного закона

Под толкованием уголовного закона понимается определение его содержания и выявление его точного смысла, а также уяснение и объяснение терминов, употребленных законодателем.

Толкование закона подчинено главной задаче — соблюдению законности. Поэтому закон толкуются не только тогда, когда он неясен или неполон, а во всех случаях его применения. Ведь закон абстрактен, ибо содержит лишь общее правило поведения, а задача правоприменителя заключается в том, чтобы правильно применить его к конкретному случаю, т. е. «подвести единичное под всеобщее» (К. Маркс), что без уяснения смысла закона сделать немыслимо.

quest41С одной стороны, толкование представляет собой познавательный процесс, направленный на установление содержания уголовного закона (уяснение), а с другой — результат данного процесса, объективированный в той или иной форме (разъяснение). В зависимости от этого различаются две формы толкования: интровертивное (от лат. intro — внутрь и verto — поворачиваю, обращаю), т. е. уяснение, обращенное внутрь (для себя), и экстравертивное (от лат. extra — вне и verto), т. е. разъяснение, обращенное вовне (для других).¹¹⁴

Кроме того, толкование классифицируется по таким основаниям, как его субъекты, приемы и объем.

Субъекты толкования. Право толковать законы принадлежит всем лицам. Однако в зависимости от их статуса и вытекающей отсюда юридической силы толкования, оно подразделяется на официальное и неофициальное.

Неофициальное толкование дается любым не уполномоченным на то лицом и не является обязательным для других лиц. Оно подразделяется на:

а) обыденное толкование, осуществляемое, можно сказать, рядовым обывателем на уровне обыденного правосознания;

б) профессиональное толкование, осуществляемое специалистами по юриспруденции (следователями, судьями, государственными обвинителями и т. д.);

в) closetest11доктринальное, или научное, толкование, которое дается отдельными сотрудниками или коллективами научных и учебных учреждений, а также занимающимися научными изысканиями практическими работниками в монографиях, учебных пособиях, комментариях к УК, статьях, докладах и выступлениях.

Официальное толкование дается специально уполномоченными на то органами, наделенными правом толкования согласно Конституции и другим законам, и является обязательным для всех правоприменяющих субъектов. Оно делится на:

а) аутентическое, или, как иногда говорят, авторское, т. е. исходящее от органа, который издал толкуемый нормативный акт, и

б) делегированное, или легальное, т. е. осуществляемое официально уполномоченным на то органом, который сам данный акт не принимал.

Аутентическое толкование по существу означает принятие нового закона, имеющего столь же обязательную силу для всех и каждого, что и толкуемый закон. Внося свой вклад в разумную формализацию уголовного права, интерпретационные акты такого рода служат преградой для местнического произвола в применении уголовно-правовых норм, утверждая тем самым начала законности в пределах всей страны.

По сложившейся практике советского периода законодатель весьма редко пользуется привилегией аутентического толкования уголовного закона. Среди немногочисленных примеров можно назвать Постановление Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1980 г., разъяснившее, что под изнасилованием малолетней, ответственность за которое была установлена Указом Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование», следует понимать изнасилование девочки, не достигшей 14 лет.¹¹⁵

Основными же поставщиками актов официального толкования стали высшие судебные органы, наделенные специальными полномочиями на интерпретацию правовых текстов. В свою очередь, судебное толкование подразделяется на:

а) казуальное, т. е. осуществляемое при рассмотрении конкретного дела и только для него обязательное;

б) нормативное, которое дается по материалам изучения и обобщения судебной практики о правильности применения закона по определенной категорий дел в виде постановлений Пленума Верховного Суда.

В постсоветской России в известной мере сохранилось сложившееся положение, однако нельзя не заметить, что последняя форма толкования модифицировалась таким образом, что возникли сомнения в сохранении ее былого значения.

В прежнем законодательстве о судоустройстве четко указывалось, что руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда РСФСР по вопросам применения законодательства, возникающим при рассмотрении судебных дел, обязательны для всех должностных лиц, применяющих закон, по которому дано разъяснение, в связи с чем отдельно оговаривалось полномочие Верховного Суда РСФСР на осуществление контроля за выполнением судами РСФСР руководящих разъяснений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР.¹¹⁶

Согласно же ст. 126 Конституции РФ и п. 5 ст. 19 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» 1996 г.¹¹⁷ Верховный Суд РФ, как высший судебный орган по уголовным делам, также наделен праворазъяснительными полномочиями, но его разъяснения, во-первых, не именуются более «руководящими», во-вторых, не сопровождаются указанием на их обязательность и, в-третьих, даются по вопросам судебной практики.

Все это порождает неопределенность относительно характера, круга подлежащих разъяснению вопросов и юридической силы разъяснений ВС РФ. Одни исследователи по-прежнему считают его разъяснения обязательными,¹¹⁸ другие, опираясь на изложенные новеллы, приходят к выводу об изменении их статуса на рекомендательные.¹¹⁹

Что касается юридической силы решений по конкретным делам, то в течение многих лет отечественная юридическая наука безоговорочно отрицала за ними способность служить источником права. Немногочисленные высказывания противоположного свойства поддержки не обрели.

В настоящее время активным сторонником прецедентного права является А. В. Наумов, который полагает назревшим вопрос о предоставлении судам права официально ссылаться в своих решениях на прецедент ВС РФ по конкретным делам наряду и после ссылки на применяемую уголовно-правовую норму.¹²⁰

На важное значение прецедента обращает внимание и Н. М. Кропачев, отмечая, что «и ранее, и сейчас опубликованная судебная практика служит образцом для принятия аналогичных решений при описанных обстоятельствах всеми судами страны, поскольку в глазах судей ореол непогрешимости высших судебных инстанций в этих случаях застилает содержание уголовного закона». Поэтому «хотим мы того или нет судебный прецедент — фактический источник уголовного права, поскольку именно он предопределяет в сложных ситуациях решения правоприменительных органов».¹²¹

Однако в стремлении к официальному признанию судебного прецедента Н. М. Кропачев идет дальше А. В. Наумова, предлагая рассматривать предоставление возможности ссылаться на решения ВС РФ лишь в качестве первого этапа, за которым должны последовать предоставление возможности ссылаться на решения всех вышестоящих судов и, наконец, на решения любых судов. Необходимой предпосылкой эффективного функционирования этой системы должен служить «круговорот информации» между всеми субъектами, участвующими в правоприменительном процессе.¹²² Частью этого замысла является программа создания «открытого поля правовой информации» в Санкт-Петербурге, осуществляемая при посредстве юридического факультета СПбГУ.¹²³

По приемам (способам) различают грамматическое, систематическое и историческое толкование уголовного закона.¹²⁴

Грамматический способ толкования закона, называемый иногда филологическим, состоит в лексическом и синтаксическом разборе его текста, а также в уяснении значения и смысла употребляемых в законе слов, понятий и терминов.

Поскольку «с одной стороны, закон должен быть понимаем прежде всего так, как он написан, а с другой — мы всегда предполагаем, что законодатель знает язык, на котором он пишет, и что он пишет согласно с законами и правилами этого языка»,¹²⁵ немаловажное значение для уяснения смысла написанного приобретает согласование слов в роде и падеже, употребление единственного или множественного числа, прошедшего или настоящего времени, используемая в законе пунктуация и т. п.

Например, элементарный прием грамматического толкования ч. 1 ст. 21 УК позволяет сделать вывод, что для признания лица невменяемым достаточно одного из двух указанных в ней критериев (невозможность осознавать должным образом свои действия, невозможность руководить ими), поскольку между ними стоит разделительный союз либо. Напротив, такая разновидность неосторожности, как небрежность, описана в ч. 3 ст. 26 УК таким образом, что для ее констатации необходима не только обязанность, но и возможность предвидеть общественно опасные последствия своих действий, коль скоро между этими признаками стоит соединительный союз и. Таким образом, представление о видах союзов помогает разрешить сомнения относительно того, требуются ли все признаки из числа указанных в законе или достаточно хотя бы одного из них.

Другая разновидность грамматического толкования заключается в уяснении и разъяснении значения употребляемых в тексте закона слов, понятий и терминов посредством их этимологического анализа. Для этого приходится прибегать ко всевозможным языковым словарям и даже капитальным филологическим трудам.

Обычно уяснению содержания и смысла какого-либо термина закона предшествует обращение к общеупотребительному значению слова «позаимствованного» для данного термина если конечно оно существует.

Однако пользоваться таким приемом толкования нужно с осторожностью. Хотя законодатель и берет необходимые слова из народного языка и, следовательно, придает им тот смысл, который они имеют в жизни, «это жизненное значение слов бывает иногда столь разнообразно и изменчиво, допускает столь различные оценки, что указание на то, что слова закона должны быть понимаемы в их житейском смысле, оказывается очень часто непригодным для строгого технического языка, каким должен быть язык закона».¹²⁶ Поэтому многие уголовно-правовые термины вряд ли можно уяснить только путем ознакомления с их значением‚ изложенным в толковых словарях.

К тому же, имея в виду системно-правовую функцию уголовного права, не следует забывать, что в язык уголовного закона не могут не входить термины и выражения, содержание которых определено другими отраслями права. Потому более совершенным является систематическое толкование закона, для которого нужны не столько словари, сколько сборники нормативных актов различной отраслевой принадлежности.

Систематическое толкование — это уяснение смысла правовой нормы путем установления ее связей с другими нормами права. Данный способ основан на структурированности правовых текстов, благодаря которой смысл отдельной статьи правового акта может быть раскрыт только после обращения к системно связанным с нею другим статьям.

В зависимости от принадлежности сопоставляемых статей такое толкование может быть внутрисистемным и межсистемным.

Предлагаемое деление условно, поскольку многое зависит от того, что рассматривается в качестве системы, а что считается ее подсистемами. Но если взять за систему уголовное законодательство, то толкование на внутрисистемном уровне состоит в сопоставлении между собой различных уголовно-правовых норм.

Прежде всего такое толкование необходимо для уяснения уголовно-правовых предписаний ссылочного характера. Например, анализ ст. 127 УК (незаконное лишение свободы) невозможен без учета ст. 126 (похищение человека), поскольку диспозиция ст. 127 сформулирована следующим образом: «Незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением».

Не обойтись без систематического толкования и при уяснении тех статей уголовного закона, которые строго формально не относятся к числу ссылочных. В частности, для понимания признаков кражи, изложенных в ст. 158 УК, необходимо сопоставить эту статью со ст. 159 (для отграничения кражи с элементами обмана от мошенничества), ст. 160 (для отграничения кражи от присвоения или растраты по признаку отношения виновного к похищаемому имуществу), ст. 161 (для отграничения тайного изъятия имущества, характерного для кражи, от открытого завладения им при грабеже), ст. 164 (для отграничения кражи обычного имущества от кражи предметов, имеющих особую ценность), ст. 166 и 211 (для отграничения кражи автомобиля или иных транспортных средств от их угона без цели хищения), ст. 221 и 226 (для отграничения кражи обычного имущества от кражи ядерных материалов, радиоактивных веществ, огнестрельного оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств, ядерного, химического или других видов оружия массового поражения, а равно материалов или оборудования, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения) ст. 229 (для отграничения от кражи наркотических средств или психотропных веществ), ст. 253, 256, 258 и 260 (для отграничения кражи от разработки естественных богатств континентального шельфа или исключительной экономической зоны, незаконной добычи водных животных и растений, незаконной охоты, а также незаконной порубки деревьев и кустарников), ст. 146, 147 и 272 (для отграничения кражи от посягательств на интеллектуальную собственность), ст. 276 (для отграничения кражи от похищения сведений, составляющих государственную тайну) и со ст. 325 (для отграничения кражи от похищения документов, штампов, печатей и бланков).

К системному толкованию на межотраслевом уровне приходится прибегать всякий раз, когда мы сталкиваемся с бланкетными диспозициями. Оно имеет целью сопоставление уголовно-правовых норм с нормами иных отраслей права и установление таким образом места толкуемой нормы в системе актов действующего законодательства применительно к данному времени, месту и условиям.

Например, толкование ст. 307 УК, устанавливающей ответственность за заведомо ложные показание либо заключение, а равно заведомо неправильный перевод, предполагает необходимость обращения к нормам УПК, чтобы уяснить, кто является свидетелем, потерпевшим, экспертом, специалистом или переводчиком, т. е. субъектом этого преступления.

Затруднения при решении указанных вопросов объясняются не только недостаточным знанием нормативных документов бланкетного характера, но и наличием в ряде случаев нескольких правовых актов, регулирующих одни и те же правоотношения, невысоким их качеством, а также возможным несоответствием указанных актов (особенно издаваемых региональными органами власти) Конституции и федеральным законам.

Заметим в этой связи, что согласно ст. 76 Конституции федеральные законы не могут противоречить федеральным конституционным законам, а законы и иные нормативные правовые акты субъектов РФ не могут противоречить федеральным законам. В случае противоречия между федеральным законом и иным подзаконным актом действует федеральный закон, а в случае противоречия между федеральным законом и нормативным правовым актом субъекта РФ, изданным вне пределов ведения Российской Федерации либо совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, действует нормативный правовой акт субъекта РФ.

Историческое толкование состоит в установлении содержания, смысла и назначения толкуемой нормы путем исследования конкретно-исторической обстановки ее принятия и выявления тех целей, ради которых она была принята.

Для этого необходимо ознакомиться с законопроектами, объяснительными записками их составителей, материалами их обсуждения в комиссиях, с докладами о проекте закона и другими документами, которые позволяют сделать вывод о том, какие случаи законодатель намеревался предусмотреть в данной норме, а какие исключить.

В повседневной практике правоохранительных органов этот прием применяется сравнительно редко, но он немаловажен для научного толкования и законотворческой деятельности. В идеале любому законопроекту обязательно должна предшествовать подробная справка, освещающая, так сказать, «историю вопроса». Одно из ее предназначений состоит в избавлении от привычки все возводить заново, словно на пустом месте. Ибо вряд ли мы отыщем много случаев того, чтобы тот или иной законопроект не имел исторических параллелей. И главное даже не в том, каким был предшествующий закон, а в том, чтобы приходящий ему на смену хотя бы формально опирался на определенную историческую традицию, обеспечивая преемственность в праве как признак «хорошего тона». В одних случаях достаточно, чтобы закон был не хуже прежнего, в других от прежних законоположений «отметается» лишь непригодное в современных условиях. Учет такого рода преемственности помогает понять и смысл новелл, ибо в каждом действующем нормативном образовании скрывается известный элемент прошлого.

Как справедливо заметил Н. С. Таганцев, изучение истории догмы есть средство понимания действующего права. Развивая этот тезис, он писал, что «всякое правовое положение, действующее в данном государстве, хотя бы оно непосредственно и не вытекало из самого народа, а из государственной власти, непременно коренится в прошлой истории этого народа... Если мы, например, желаем изучить какой-нибудь юридический институт, существующий в данное время, то для правильного его уяснения себе мы должны проследить историческую судьбу его, т. е. те поводы, в силу которых появилось данное учреждение, и те видоизменения, которым подверглось оно в своем историческом развитии».¹²⁷

Иногда же полезно ознакомиться не только с тем, что сделано, но и с тем, что собирались сделать, поскольку намерения законодателя могут не совпадать с конечным продуктом. Для этих целей интерес представляет не только закон, но и прилагающиеся к нему исторические справки, пояснительные записки, статистические и прочие документы.

По объему, толкование может быть буквальным, ограничительным и распространительным. Первое соответствует точному тексту закона, второе — уже его, третье — шире.

В результате сужения или расширения толкуемых признаков закон применяется к более узкому или широкому кругу случаев и лиц, чем это явствует из его буквального текста. Следовательно, как ограничительное, так и расширительное толкование вносят изменения в смысл уголовного закона, корректируя его.

closetest12Примером расширительного толкования является содержавшееся в одном из постановлений Пленума ВС СССР указание о распространении правил о необходимой обороне на задержание преступника.¹²⁸ Данное разъяснение настолько выходило за пределы буквального текста закона, что могло быть расценено в качестве указания о применении закона по аналогии. Последнюю, однако, следует все же отличать от распространительного толкования.

Примыкая к расширительному толкованию, аналогия не тождественна ему, ибо идет дальше, представляя собой применение к деянию, ответственность за которое прямо не предусмотрена, уголовного закона, устанавливающего ответственность за сходное преступление. Неправ был М. С. Строгович, когда писал, что «аналогия есть способ толкования закона, обеспечивающий устранение неизбежной неполноты закона при решении конкретных судебных дел».¹²⁹ Толкованием неполноты не восполнишь, а аналогия — не толкование. При толковании закона судья стремится уяснить волю законодателя, в случае же обращения к аналогии он сознательно применяет закон к ситуациям, которые законодатель не имел в виду. Вот почему «аналогия обыкновенно выделяется из логического толкования, так как задача ее состоит собственно в установлении нового правового положения, а не в развитии содержания старого».¹³⁰ Но расширительное толкование сохраняет лазейку для «ползучей» (скрытой, завуалированной) аналогии.

Ограничительное же толкование, возможно, оправданно как чрезвычайная и временная мера на переломном этапе развития, в сложных условиях переходного периода, когда идет борьба за определение пути дальнейшего развития общества, ломка устаревших форм общественной жизни и сложившихся стереотипов. Во времена перестройки консервативной, не отвечающей требованиям изменившейся жизни, нормативной системы неизбежно игнорирование отдельных ее элементов, сохраняющих формальную значимость, но потерявших социально-экономическое обоснование и противоречащих ведущей тенденции развития общества. В противном случае движение вперед зачастую просто невозможно.