Глава I. Религиозное восприятие мира американскими просветителями.

В Северной Америке религиозная ситуация была чрезвычайно необычной: множество сект, среди которых не было доминантной, развивали свою деятельность в колониях.³⁵ А после первого «Великого пробуждения»³⁶ (стихийного религиозного движения за обновление характера веры, для сторонников которого были характерны эмоциональные проповеди, взывающие к самым глубинным чувствам верующих³⁷) количество сект ещё более возросло.

К концу XVIII в. основными были следующие церкви и общины:

Конгрегационалистская – 575 тыс. членов.

Англиканская – 500 тыс. членов.

Пресвитерианская – 410 тыс. членов.

Голландских реформаторов – 75 тыс. членов.

Германских лютеран – 75 тыс. членов.

Германских реформаторов – 50 тыс. членов.

Американских квакеров – 40 тыс. членов.

Американских баптистов – 25 тыс. членов.

Католическая – 25 тыс. членов.

Методистская – 5 тыс. членов.³⁸

Их число поражает, особенно если добавить, что в каждой из церквей могли быть и отдельные направления; такое сложно было представить в какой-либо европейской стране. Наиболее крупные из этих церквей периодически претендовали на государственный статус.³⁹ Эти попытки были пресечены лишь посредством отделения церкви от государства по Конституции США 1787 г. и посредством принятия первой поправки к ней, которая гарантирует, что государственные органы не будут поддерживать какую-либо религию или устанавливать государственную религию. Стоит добавить, что всё же не все штаты чётко следовали этому принципу, а первая поправка стала обязательной для всех лишь в 1868 г.⁴⁰

С одной стороны, такая ситуация способствовала многообразию взглядов на религию и создавала условия для установления веротерпимости, но всё было не так просто. Стремление переселенцев устроиться жить вместе с земляками и единоверцами⁴¹ привело к тому, что в отдельных колониях (а затем штатах) складывались большие массивы верующих из одной секты. А объединившись, они могли диктовать свои условия остальным, в том числе совершать гонения, на правительственном уровне делать свои религиозные нормы обязательными для исполнения.

На этом фоне развивались идеи представителей американского Просвещения. Особенности подбора источников таковы, что мы имеем дело далеко не со всем массивом наследия американского Просвещения. В основном мы рассматриваем произведения представителей более скептического, более радикального его крыла, это: Томас Джефферсон, Бенджамин Франклин, Томас Пейн и Итэн Аллен. Все они, так или иначе, были деистами (а деизм тоже бывает разного толка), хотя на протяжении двух столетий исследователи их наследия пытаются приписывать им и другие взгляды.

Джефферсон писал о Бенджамине Франклине: «Одним из правил доктора Франклина, благодаря которому он прежде всего и прослыл милейшим человеком в обществе, было: «Никогда никому не возражай». Если он бывал вынужден выразить своё мнение, он делал это скорее задавая вопрос, как бы для справки, или высказывая сомнение».⁴² Но, несмотря на то, что Бенджамин Франклин был достаточно уклончив в ответах, когда дело доходило до вопросов о религии, он всё же оставил некоторые сведения о своей склонности именно к деизму. Франклин в письме от 9 марта 1790 г. так отвечал Эзре Стайлсу, ректору Йельского университета: «Моя вера такова. Я верю в единого бога — творца Вселенной, в то, что он правит ею с помощью провидения, что ему следует поклоняться, что самое угодное служение ему — это делать добро другим его детям, что душа человека бессмертна и к ней отнесутся справедливо на том свете соответственно её поведению в этом. Таковы основные пункты всякой здравой религии, и я уважаю их, как и Вы, в какой бы секте ни встретился с ними».⁴³ Но Генри Мей предлагает говорить⁴⁴ о том, что восприятие религии Франклином было несколько иным. Для него религиозность не была необходимой, как например, для Джефферсона, а деистические нормы, в независимости от того, были они истинными или нет, Франклин воспринимал постольку, поскольку они не наносят никому вреда. Таким образом, можно говорить о его некой индифферентности или даже равнодушии по отношению к этой части жизни: «Я не усматриваю, однако, вреда в том, чтобы в это учение верить, если эта вера имеет хорошие последствия…».⁴⁵

Воззрения Джефферсона тоже определяют⁴⁶ как деистические, хоть он и мало где напрямую выражает своё мнение по этому поводу. Возможно, это связано с его непреложной убеждённостью в принципы веротерпимости, особенно ярко выраженные в «Билле об установлении религиозной свободы» (1779 г.), написанном в период борьбы против государственного статуса англиканской церкви в штате Вирджиния. В письме к С.Г. Смит он говорил так: «Они хотели, чтобы о том, кто защищает свободу от их религиозных предписаний, думали как об атеисте, деисте или дьяволе, но я всегда считал религию лишь делом между нашим богом и нашей совестью, за которую мы отвечаем перед ним, а не перед священниками. Я никогда не говорил о моей собственной религии и не исследовал тщательно религию других. Я никогда не пытался создать новообращённого и не желал изменить веру другого. Я всегда судил о религии других по их жизни».⁴⁷

Схожую с Франклином индифферентность мы встречаем у Итэна Аллена в его трактате «Разум – единственный оракул человека»: «В кругу моих знакомых (а он не мал) меня обычно называют деистом, чего я никогда не оспариваю, ибо сознаю, что я не христианин, разве что меня делает таковым совершенный надо мной в младенчестве обряд крещения; что же касается деизма, то, строго говоря, я не знаю, деист я или нет, ибо мне не доводилось читать произведений деистов».⁴⁸ Но если взгляды Франклина были результатом его образованности и большого жизненного опыта, то слова солдата Итэна Аллена несколько простоваты.

Томас Пейн открыто заявлял о своей деистической позиции (из-за чего нажил немало врагов). Более того, он считал деизм единственной истинной, правильной религией. Так он писал в первой части своего «Века разума»: «Я верю в одного бога и не более и надеюсь на счастье за пределами этой жизни. Я верю в равенство людей и полагаю, что религиозные обязанности состоят в справедливости поступков, милосердии и стремлении сделать наших собратьев счастливыми».⁴⁹ И далее во второй части: «…единственная истинная религия есть деизм, под которым я подразумевал тогда и подразумеваю сейчас веру в одного бога и подражание его нравственному характеру, или практику нравственной добродетели,— и только на этом (поскольку речь идёт о религии) я основывал мои надежды на счастье в будущей жизни. Так я теперь говорю, и да поможет мне бог».⁵⁰

Несмотря на достаточно точные данные о том, что среди указанных просветителей господствовал деизм, в, например, советской историографии их зачастую пытались «записать» в атеисты. Указывалось, например, что некоторые просто боялись объявить о своих атеистических воззрениях⁵¹, а других – Пейна⁵² и особенно Аллена⁵³ – чуть ли не прямо относили к атеистам. При этом одной из причин для создания «Века разума» было распространение во времена французской революции атеизма, который буквально напугал Пейна, а в «Оракуле» Аллен ни разу не говорит об отрицании бога. С другой стороны, нельзя отрицать то, что трактат Пейна сыграл значительную роль в развитии и распространении атеизма именно из-за его острого языка и меткой критики.⁵⁴ В целом советская историография рассматривала религиозные воззрения американских просветителей через призму известной цитаты Маркса: «Деизм – по крайней мере для материалиста – есть не более, как удобный способ отделаться от религии».⁵⁵

Что интересно, такое «записывание в ряды своих» свойственно не только для советской историографии. Пол Конкин (Conkin) в своей статье «Джефферсон и Пристли: Унитарианство как религия для новой революционной эпохи»⁵⁶ пытался доказать, что Джефферсон был наиболее впечатлён за всю свою жизнь именно унитарианством в версии Пристли. Но не доведя мысль до конца, он начинает расписывать, какое прекрасное будущее ждёт унитарианство в связи с эти фактом, что выглядит не совсем научно.

Весьма интересен вопрос о происхождении скептицизма по отношению к религии у американских просветителей. Как пишет Генри Мей, долгое время это явление считали исключительно порождением французского влияния: «Эта теория была воспринята историками через ортодоксальных священнослужителей и памфлеты 1790-х гг., а потом это вошло и в XX в.».⁵⁷ На самом же деле истоки религиозного скептицизма коренились непосредственно в американских условиях. Ещё в середине XVIII в. Америка имела своих критиков клира и даже деистов. Одним из них и был, кстати, Итэн Аллен. При этом Мей характеризует его произведение как несколько скучное (dull)⁵⁸ и признаёт, что всё же более интересны произведения тех, кто так или иначе попал под французское влияние – Пейна и Джефферсона.

В этой главе, посвящённой более философской части наследия американских просветителей, мы бы ещё хотели обозначить основные для них объекты критики в христианской догматике.

Во-первых, большинство из них были возмущены нелогичностями в Ветхом и Новом Заветах Библии. Этому вопросу полностью посвящено произведение Аллена и почти полностью – произведение Пейна. Мы не видим нужды в скрупулёзном их цитировании, так как их критика отнюдь не нова и восходит ещё к традициям английских деистов.⁵⁹ Библия воспринимается ими буквально, а не аллегорически, поэтому их поражает отсутствие логики и в мифах древних евреев, собранных в Ветхом Завете, и в жизнеописаниях Иисуса Христа. Они выделяют несоответствия в хронологии, в параллельных сообщениях об одном событии (особенно в четырёх евангелиях – от Матфея, Марка, Луки и Иоанна), ставят под сомнение авторство книг Библии. А более всего их поражает жестокость описываемых в этой книге (особенно в Ветхом Завете) событий: «Когда мы читаем непристойные историйки, описания сладострастных похождений, жестоких и мучительных наказаний, неутолимой мстительности, которыми заполнено более половины Библии, нам скорее следовало бы назвать ее словом демона, а не словом божьим. Это история безнравственности и злобы, послужившая развращению и озверению человечества. Что касается меня, я ненавижу ее, как ненавижу все жестокое»,⁶⁰ – писал Томас Пейн. Также для Пейна и Аллена была характерна критика чудес. Как они считали, богу для доказательства своего существования не нужно проводить такие действа, ибо он вечен, всемудр и всемогущ.

Если Пейн и Аллен воспринимали несоответствия и аморальность Библии с непониманием и злобой, то Франклин – с ироничностью. Один отрывок из переработанной им «в новых нормах языка» Библии заслуживает того, чтобы полностью привести его здесь: