Звуко-цветовые ассоциации в украинском и молдавском языках

	Украинский язык							Молдавский язык
	і	е	а	о	у	и	и		е	а	о	у	ы
красный	6	3	11	12	6	2	1		1	8	12	6	2
желтый	9	6	4	15	2	4	5		6	10	5	1	3
синий	7	4	5	5	5	14	2		2	9	4	12	1
зеленый	8	15	11	4	2	0	6		19	0	3	0	2
фиолетовый	6	7	6	1	14	6	12		2	1	6	3	6
коричневый	4	5	3	3	11	14	4		0	2	0	8	16

Как видно из табл. 33, в украинском языке, красный цвет более всего связан со звуками [о] и [а] (ср. укр. червоний; частота /а/ объясняется, скорее всего влиянием русского языка); желтый цвет — с /о/ (ср. укр. жовтий); синий – [и] (ср. укр. синий); зеленый – с [е] (ср. укр. зелений); на связь фиолетового и [у] могло оказать влияние слово бузковий («сиреневый»); коричневый связан с [и] (ср. укр. коричневий). Аналогичные типы связей обнаруживаются и в молдавском: красный (рошу) – /о/; зеленый (верди) – /е/; синий (албастру) /а/; желтый (галбен) – /а/.

Эти результаты были интерпретированы нами следующим образом. «Очевидно, существуют такие измерения, где транспозиция ощущений происходит сравнительно легко (сюда относятся шкалы размера, силы, твердости и т.д.), и такие, где транспозиция осу­ществляется труднее (сюда относятся, по-видимому, шкалы цвета, вкусовых ощущений, температуры).

Когда испытуемый (при правильно сформулированной ин­струкции сталкивается с более «легкой» шкалой, срабатывает «механизм синестезии». Когда перед испытуемым стоит более сложная задача, поиски ее удовлетворительного решения приво­дят в действие «механизм языковой привычки». В некоторых случа­ях в ходе одного и того же эксперимента оба механизма дей­ствуют поочередно. Отсюда и неизбежность некоторого «разнобоя» результатов, получаемых даже одним исследователем. Меняя инструкцию, «запуская» в испытуемом либо механизм транспозиции ощущений, либо механизм «языковой привычки», мы будем получать различные результаты. При «нейтральной» инструкции в «легких» случаях у испытуемого будет срабатывать первый ме­ханизм, а в более трудных — второй.

Подведем итоги. В основе звукосимволизма лежит транспози­ция одних видов ощущений в другие, однако на результаты тести­рования могут оказать влияние, по крайней мере, три фактора: инструкция, шкала измерения и вся фонологическая система дан­ного языка» (см. Левицкий 1973: 88-89).

В последующие годы звуко-цветовые ассоциации неоднократно привлекали к себе внимание советских лингвистов. А.П. Журавлев разработал на основе полученных им данных методику измерения «цветной музыки стиха» (см. «Звук и смысл», с. 119-135) и успешно применил ее для изучения «цветового значения» в произведениях выдающихся русских поэтов.

Однако наиболее полное, всестороннее, фундаментальное изучение проблемы звуко-цветовых связей осуществлено в исследовании Л.П. Прокофьевой (см. Прокофьева 2007). Л.П. Прокофьева ввела в научный оборот множество таких работ, которые отечественному читателю были или мало известны или не известны вообще, а свое собственное исследование построила на огромном фактическом материале, во много раз превышающем объем материала известных нам экспериментальных работ по изучению символики звуков. Для нас в этой работе – по понятным причинам – наибольший интерес представляют два вопроса: 1) как исследователь интерпретирует то, что мы называем «источником порождения звукосимволизма» (синестезия или языковая привычка, т.е. синестетическая или ассоциативная теория) и 2) в какой степени полученные Л.П. Прокофьевой данные о «звуковой музыке стиха» совпадают с результатами А.П. Журавлева. Второй вопрос мы обсудим во второй части нашей работы (см. раздел 7, часть 2).

Что касается первого вопроса, то на него Л.П. Прокофьева отвечает следующим образом: «Практически одинаковые данные по русскому и английскому языках свидетельствуют о том, что цветовые номинации, безусловно, оказывают существенное влияние на ассоциирование графонов, но это влияние не абсолютное, а скорее, «направляющее». Таким образом, наблюдения, сделанные еще в конце ХIХ века французом Фердинандом Сюаре де Мендозой, подтвердились материалом аудиторских экспериментов среди несинестетов, говорящих на русском и английском языке как родном. Видимо, та же тенденция обусловливает цветовые ассосиации графонов любого языка, что еще раз свидетельствует в пользу универсальности ЗЦА» (там же, с. 145-146).

Поскольку автор ссылается на работу Ф.С. де Мендозы, необходимо привести цитируемое Л.П. Прокофьевой высказывание этого практически не известного отечественному читателю автора и комментарий к нему Л.П. Прокофьевой. «В целом, – пишет де Мендоза, – слоги и слова окрашиваются в соответствии с составляющими их гласными и некоторыми «влиятельными» согласными. Значение, даже в названиях цветов, не оказывает, в основном, никакого влияния на возникающий образ. Также два синонима окрашиваются по-разному» (цит. по Прокофьева 2007: 107). «Это замечание, – добавляет Л.П. Прокофьева, – чрезвычайно важно, т.к. демонстрирует недостаточную убедительность теории зависимости ассоциаций от номинаций цвета» (там же).

Приведенное высказывание де Мендозы содержит, однако, противоречивые и не до конца ясные толкования соотнесенности звука и цвета. В самом деле, что означает фраза «слова окрашиваются в соответствии с составляющими их гласными и… согласными»? Ведь в приведенных (в виде примечания) данных о звуко-цветовых ассоциациях, полученные де Мендозой, нет однозначного соответствия между звуком (или буквой?) и цветом. Звук а может означать черный и красный (первые два места); e тоже обозначает два цвета – светлокоричневый и белый; аналогично распределяются частоты и по другим звукам. Читателю остается неясным, чтo оценивали испытуемые – буквы или звуки, но, судя по тому, что данные Мендозы содержат e и e/е с различным типом ударения, речь идет о буквах. Следующая фраза в приведенной цитате Мендозы – «Значение, даже в названиях цветов, не оказывает… влияния на возникающий образ» – свидетельствует, похоже, о том, что входящие в состав названия цвета звуки не оказывают влияния на окраску слов и слогов. Но, если это так, то два по-разному звучащие слова, обозначающие оттенки одного и того же цвета, должны окрашиваться одинаково. Но у Мендозы находим нечто прямо противоположное: два синонима окрашиваются по-разному. Непонятно, к какой части высказывания Мендозы относится комментарий Л.П. Прокофьевой о «недостаточной убедительности» теории зависимости ассоциаций от номинаций цвета – к первой или ко второй? Как понимать слова «универсальность ЗЦА»? Речь идет об универсальных (сходных) звуко-цветовых соответствиях в различных языках? Или универсальность ЗЦА следует понимать лишь как то, что во всех языках можно обнаружить определенные звуко-цветовые соответствия (вовсе не обязательно совпадающие в этих языках)? Похоже, что автор имеет в виду первое, отмечая, например, сходство цветовых ассоциаций звуков /а/, /к/, /о/ и др. в русском и английском языках (с. 140-144).

Думается, что для получения более убедительного ответа на вопрос, чем обусловлены звуко-цветовые ассоциации в обследованных Л.П. Прокофьевой языках, целесообразно провести дополнительный качественный и количественный анализ полученных ею же данных.

Качественный анализ сводится к следующему. Составим таблицу, в которой будут зафиксированы ответы на такие вопросы:

а) входит ли первый гласный или согласный названия цвета в перечень тех «графонов», которые, по данным Л.П. Прокофьевой, символизируют соответствующий цвет?

б) входит ли ударный гласный в названии цвета в перечень графонов, символизирующих соответствующий цвет?

в) какие графоны (один согласный и один гласный) занимают по своей частоте первое место среди всех графонов, символизирующих данный цвет, и входят ли эти графоны в название соответствующего цвета?

Таблица 34