
- •Семиотические проблемы в философии Древней Индии. «Индийский силлогизм»: ньяя и буддизм.
- •4. «Единственное доказательство» Ансельма Кентерберийского и его критика Кантом. «Тезис Канта о бытии»: существование как реальный и как трансцендентальный предикат.
- •5. Семиология де Соссюра: язык и речь, синхронное и диахронное, значение и значимость.
- •6. Прагматицизм и семиотика Пирса.
- •7. Бихевиористская семиотика Морриса.
- •8. Феноменология и теория знака Гуссерля. Знак и интенциональность, ноэма и ноэзис.
- •9. Конспект по статье Готлоба Фреге " о смысле и значении"
- •10 Теория дескрипции Рассела
- •11. «Образная» теория языка раннего Витгенштейна. Априорность логики и проблема «мистического».
- •12. Функционалистская концепция значения позднего Витгенштейна. «Языковая игра» как «форма жизни». Проблема «следования правилу» и «скептический парадокс» Крипке.
- •13. Теоремы Гёделя о неполноте достаточно богатых формальных теорий и недоказуемости непротиворечивости этих теорий их собственными средствами. Философский смысл «ограничительных» теорем.
- •14. Машина Тьюринга. Тест Тьюринга и «китайская комната» Сёрля. Сильный и слабый искусственный интеллект.
- •15. Гипотеза лингвистической относительности Сепира – Уорфа.
- •16. Теория речевых актов и импликатуры Грайса.
12. Функционалистская концепция значения позднего Витгенштейна. «Языковая игра» как «форма жизни». Проблема «следования правилу» и «скептический парадокс» Крипке.
Функционалистская концепция значения – язык это не набор ярлыков, которые мы наклеиваем на мир. Язык – ящик с инструментами, которые по-разному используются в разных видах деятельности или в разных языковых играх. Языковая игра – форма жизни. язык с теми действиями, в которые он вплетен.
Значение – функция в языковой игре. Слово ничего не обозначает, это функция. Не нужно искать нечто стоящее за словом. Мы имеем дело с разношерстными языковыми играми, из которых вырастают функции тех или иных выражений.
Языковая игра опирается на то, что ее участники следуют одним и тем же правилам.
Что представляет собой «следование правилу»?
Принято говорить: каждое действие представляет собой интерпретацию правила. Но об «интерпретации» можно только тогда, когда одно выражение для правила заменяется другим». Иными словами, интерпретации не определяют значения.
Витгенштейн говорит, что следование правилу есть практика (правило живет только в практике своих применений, оно совпадает ней). Поэтому «следовать правилу» — совсем не то же самое, что «верить в то, что я следую правилу». Нельзя индивидуально следовать правилу, ибо в подобном случае, нельзя различить, когда человек действительно следует правилу, а когда он только думает, что следует.
В ситуации следования правилу нет выбора. Правилу следуют слепо. Правило говорит нам одно и то же, и поэтому мы делаем то же самое.
Витгенштейн говорит, что не нужно вводить между правилом и действиями некий третий член — понимание правила, без которого якобы нельзя объяснить, почему человек действует именно так. Объяснение состоит в том, что таково правило. этого достаточно.
Если же принять, что этого недостаточно и что для объяснения следования правилу надо ввести еще и интерпретацию правила, мы придем к регрессу в бесконечность.
Любая интерпретация никогда не может быть доведена до конца. Следование правилу возможно постольку, поскольку объяснения прекращаются и человек принимает на веру основоположения игры.
Вывод: человек следует правилу сложению тогда, когда, по мнению большинства здравомыслящих людей, умеющих складывать, он делает именно это. "Если рассматривать одного человека изолированно, то понятие правила как того, чем он ведом в своих действиях, не может иметь никакого содержания". Но ситуация меняется, если включить в рассмотрение языковое сообщество. Другие люди знают условия, оправдывающие или не оправдывающие утверждение, что этот человек следует правилу...". А условия, о которых идет речь, - это всем известные обстоятельства, при которых говорят, например, что ребенок выучился считать.
Таким образом, говоря на обыденном языке, что данный человек следует правилу, мы включаем его в наше сообщество - до тех пор, конечно, пока его поведение не даст повода для его исключения.
Крипке предложил скептическую интерпретацию рассуждения Витгенштейна о «следовании правилу».
Мы знаем обычную операцию сложения, однако знаем ее лишь на конечном числе примеров. Существуют числа, которые еще никогда за всю историю не складывались.
Для данного случая несущественно, какие числа, поэтому Крипке берет 68 и 57. Сложив их, мы, естественно, получим 125. А почему, спрашивает он, не 5? Откуда мы знаем, как нужно следовать правилу в случае, с которым встретились впервые? По правилам сложения должно получаться именно 125, а не 5. Крипке это знает. Поэтому он предлагает различать операции «плюс», для которой 68 + 57 = 125, и «квус», которая для любых чисел, до сих пор складывавшихся в человеческой практике, дает результаты, совпадающие со сложением, а в рассматриваемом выше случае никогда еще не суммировавшихся чисел 68 и 57 дает 5. Вопрос в следующем: какими мы свидетельствами в пользу того, что окружающие нас люди, в том числе и обучавшие нас учителя, используют именно «плюс», а не «квус»? Каким образом операция сложения задана так, что определяет даже те суммы, которые никогда не вычислялись, и, может быть не будут вычислены?
Предполагается, что разница между людьми, усвоившими операцию «плюс», и людьми, усвоившими операцию «квус», состоит не в их внешнем поведении, но в различных психических механизмах, которые невидимо работают, когда эти люди осуществляют действия сложения.
Но если мы обратимся к следующему примеру, мы увидим, что понимание правила не является состоянием сознания:
Когда люди начинают понимать какое-то правило и следовать ему, в их головах могут происходить самые разные процессы: у кого-то может появиться чувство, что он пережил озарение, у кого-то перед внутренним взором мелькнет соответствующая алгебраическая формула, а у кого-то вообще ничего не будет. Таким образом, по внешним признакам мы ничего определить не можем.
Аргументируя свою мысль, Витгенштейн предлагает посмотреть и на обыденное словоупотребление, на то, как мы выучиваем употребление выражений, означающих следование правилу. Такие выражения выучиваются и используются в ситуациях, когда кто-то что-то делает, и произносятся на основе внешних действий субъекта, а вовсе не его внутренних состояний и процессов. Крипке показывает, что если рассматривать одного отдельно взятого человека, то ни состояние его сознания, ни все его внешнее поведение до настоящего момента не дадут нам фактов, подтверждающих, что под сложением он понимает ту операцию, которая в применении к 68 и 57 дает 125, а не 5. Крипке делает вывод, что нет никаких фактов относительно осуществляющего сложения субъекта, которые показывали бы, что именно он подразумевает под «+». Отсюда и вытекает скептический парадокс, который затрагивает не только философию математики, но и понимание языка. Получается, что нет фактов, которые бы показывали, что именно значит для человека любое слово и как он будет применять его в новых ситуациях. Но таким образом под вопросом оказывается и возможность языковой коммуникации.