Глава 2.

Изменение образа человека в истории философии

1. Образ человека в философии античности и Средневековья

Как мы уже успели заметить на предыдущих страницах, тема человека — это тема сквозная, проходящая через всю историю фи­лософии от древних времен до наших дней. Конечно, в разные ис­торические периоды эта тема то выдвигалась вперед, становилась лейтмотивом философствования, то уходила на второй план, как бы скрывалась в тени других мощных философских сюжетов, свя­занных с познанием, мироустройством или поисками божествен­ного. И тем не менее, она никогда до конца не исчезала, потому что в этом случае исчезла бы сама философия, превратившись в нечто иное — в разновидность конкретной науки. Собственно, так

Часть 1. Что изучает философская антропология?

15

исторически и отделялись, отпочковывались от философии ее до­черние научные ветви, но философско-антропологическое ядро оставалось, всегда просвечивая сквозь познавательно-методологи­ческие и теологические пласты.

Можно предположить, что особенно остро антропологические темы обсуждаются философами в переломные эпохи, когда круше­ние прежних ценностей и идеалов, а также возникновение острых экзистенциальных ситуаций приводит людей к поискам утешения, выбору и созиданию новых жизненных ориентиров, заставляет их заново осмысливать себя, по-иному понимать собственное место в мире, иначе видеть пороки и добродетели. Впрочем, в истории че­ловечества трудно найти эпоху, которая была бы «не переломной». Даже если с точки зрения вечности и ученых-историков какие-то эпохи оказываются относительно спокойными (в учебниках их обо­значают как «периоды расцвета» определенного типа обществ), для проживающих в «спокойные времена» людей жизнь все равно ос­тается полной испытаний, проблем и лишений. Такой ее делают не только стихийные бедствия и природные катастрофы, но прежде всего войны и жестокость власти. Наиболее часто встречающиеся в учебниках истории слова, характеризующие историческую ситуа­цию, это слова «разграбил и сжег», а дальше идут числа со многими нулями... Поэтому даже в самый, казалось бы, благодатный пери­од, когда боги остаются богами, а традиция не потеснена новаци­ей, обычный «средний человек» переживает коллизии, которые ста­вят перед ним и метафизические, и нравственно-этические про­блемы, а отвечать на стихийно возникающие философские вопросы берутся мыслители эпохи.

Рассмотрим коротко, пролистывая века и тысячелетия, основ­ные вехи развития антропологической проблематики в истории философской мысли. Это будет свободный экскурс, беглый взгляд, не отягощенный подробностями и цитатами, но дающий возмож­ность понять, что, возникнув в теоретической мысли античности, философский образ человека постоянно пребывает в культуре, хотя и каждый период времени он видится по-иному, приобретая под взглядом исследователей новые черты и грани. В этом обзоре для нас важны именно ключевые антропологические идеи, которые по сей день обсуждаются философским сообществом. При рассмот-

16 Философская антропология

рении мы ограничимся лишь европейской философией, не каса­ясь огромного массива философских учений Востока.

Если придерживаться общепринятой периодизации, то исто­рию европейской культуры можно подразделить на периоды антич­ности, Средневековья, Нового времени, отдельно выделяют XVIII и XIX века, а дальше следует современность, охватывающая век двадцатый вместе с сегодняшним днем (в данном случае для нас не обязательно различение модерна и постмодерна в культуре, хотя дальше мы коснемся этих вопросов). Начнем с античности.

Как известно, первые древнегреческие философы были заня­ты космологическими и онтологическими проблемами, их волно­вала тема бытия, поиск основы многообразия вещей, и сам по себе человек оставался в тени. Возможно, это происходило также пото­му, что человек в античный период воспринимался как Микрокосм — аналог большого, телесного, одушевленного Космоса. Если мы знаем Космос, то знаем и человека — тоже телесного и одушевлен­ного. Люди — лишь моменты общемирового порядка, знать этот порядок — важнее. Однако с Сократа начинается новая эпоха в ан­тичной философской мысли, совершается «сократический перево­рот» — по сути переворот этико-антропологический. Сократ, как он описан у Платона, ведет свои беседы для отыскания человечес­кого блага, он хочет привести людей к знанию, которое позволило бы им быть добродетельными и следовать верным путем. Сократ верит в разумность человека, который, согласно его представлени­ям, не станет делать зла, если знает, что такое добро.

На первый взгляд может показаться; что Платон, верный уче­ник Сократа, уклоняется от начертанного учителем антропологи­ческого пути. Платон пишет о мире идей, строит космологию, со­здает образ идеального государства. Однако платоновская антро­пология состоит в указании как статуса человека в мире, так и наиболее достойной жизни для него. Для Платона, которого эзоте­рики современности не напрасно называют «великим посвящен­ным», человек — это прежде всего бессмертная душа, обращающа­яся в мире идей. Несовершенство и ошибка заставляют душу па­дать в бренное тело, и задача всякого человека, стремящегося к мудрости, состоит в том, чтобы возвратиться в Гиперуранию — к

Масть 1 Что изучает философская антропология? 17

печной жизни и совершенным образцам. Мудрый не боится смер­ти, ибо жизнь в теле — это и есть смерть.

«Платон мне друг, но истина дороже» — эти слова вполне при­менимы к аристотелевскому рассмотрению человека. Аристотель — философ посюстороннего, ему чужда притягательность запре-дельности. Аристотель видит в человеке активное, действующее, по-литически ангажированное существо, способное найти полноту сча­стья здесь, в эмпирическом мире. Недаром много лет спустя в XX веке Э. Фромм назовет Аристотеля основателем гуманистичес­кой этики. Аристотеля волнует тема человеческих страстей, их ра­зумного ооуздания и уравновешивания, хотя он четко осознает, что для счастья мало одного лишь разума, важна еще сама жизнь.

Тема разума и страстей вообще является центральной в антро-

(пологических штудиях античных философов. Она оказывается глав­ной и у стоиков, и у Эпикура. Так, стоики — борцы со страстями — видят человеческое счастье в полном принятии индивидом миро­вого Логоса, в сознательном подчинении ему, которое возможно только при достижении апатии — отказа от собственных желаний, страха и других сильных переживаний. Эпикур же, размышляя о человеческом счастье, перебирая и ранжируя виды наслаждений, приходит в конечном счете к идеалу безмятежности, к принципи­альной независимости от внутренних и внешних тревог. Атараксия его мудреца очень близка к апатии стоиков: поистине прекрасно ничего не бояться, ни богов, ни необходимости, ни смерти. Неза­висимость — идеальное состояние для человека, хотя оно не отри­цает дружбы как свободного общения индивидов, избравших друг друга для бесед.

И у Эпикура, и у стоиков экзистенциальные проблемы прева­лируют над проблемами родового человека: им важно понять, как следует жить. Эта тематика приобретает драматическое прочтение у поздних стоиков, таких, как Сенека, Марк Аврелий и Эпиктет, у которых ярко звучат темы любви и искупления, спасения и страда­ния, а образ человека оказывается более реалистическим, нежели идеальный портрет раннестоического сурового мудреца.

Сколь разнообразными ни являются античные мыслители (а название «античность» охватывает огромный временной пери­од), человек для них всегда так или иначе вписан в порядок мира.

18

философская антропология

Даже если это «беспорядок», хаос, с ним надо уметь ужиться, с ним стоит смиряться, уходя во внутреннею эмиграцию. Человек антич­ной философской мысли не идет бороться с миром врукопашную, не пытается переделать его на свой манер, покорить и сделать сво­им слугой. Это понимание себя как фигуры, зависимой от рока или Бога, еще долго будет существовать в философской мысли — вплоть до рождения титанического пафоса эпохи Возрождения.

На переломе эпох следует упомянуть фигуру Плотина, цент­ральной мыслью которого была мысль о возможности для каждого человека найти в себе божественную искру. Мир полон бед, а тело смертно и скверно, но человеку не надо ждать скончания времен, чтобы узнать: он — не только ветхая плоть, внутри себя он — Еди­ный, он несет в себе первоначало, и в его силах открыть в себе час­тицу божественного света.

Период европейской истории, называемый Средневековье, со­ставляет целое тысячелетие. Центральной темой христианской фи­лософии выступает Бог, его всемогущество и всеведение, человек сам по себе, вне Бога не обсуждается теологическим сознанием, го­ворить о нем возможно только в соотнесенности с творящим пер­воначалом. Для средневековой мысли характерно отводить чело­веку особое место в иерархии бытия. С одной стороны человек со­здан по образу и подобию божьему, с другой — он весь замаран грехом. Все рожденные от Адама и Евы несут в себе момент перво­родного греха, в сущности, именно поэтому они рождаются в несо­вершенном земном мире, где праёят смерть, болезни и распри. Эта идея причудливого сочетания добра и зла в человеке ярко выраже­на у Августина Блаженного, который полагает, что именно человек повинен в существовании зла, так как неверно употребил данную ему Богом свободу. Человек ослушался Всевышнего, и это стало его вечной виной. Впрочем, Августин не ограничивается темой вреда, причиненного человеческой свободой. Можно сказать, что в ран­нем Средневековье Августин — ярко выраженный экзистенциаль­ный философ, поднимающий темы внутренних человеческих пе­реживаний, внутреннего времени, сюжеты духовного поиска, стра­дания и богооставленности. Другой столп средневековой мысли, живший гораздо позже, Фома Аквинский, развивая свою могучую философско-теологическую систему, тоже не забывает человека, но,