3. Фрейд

«Я» И «ОНО»¹

...«Быть сознательным» есть чисто описательный термин, ссылающийся на наиболее непосредственные и наиболее на­дежные восприятия. Но дальше опыт показывает нам, что пси­хический элемент, например представление, обычно не осо­знается длительно. Напротив, характерно то, что состояние осознательности быстро проходит; осознанное сейчас пред­ставление в следующий момент делается неосознанным, но при известных легко осуществимых условиях может снова вернуться в сознание. И мы не знаем, чем оно было в проме­жутках; мы можем сказать, что оно было латентно, и подразу­меваем под этим, что оно в любой момент было способно быть осознанным. Но и в этом случае, если мы скажем, что оно было бессознательным, мы даем правильное описание. Это бессо­знательное совпадает тогда с латентной способностью к осо­знанию. Правда, философы нам возразили бы: нет, термин — бессознательное — здесь неприменим; пока представление было в состоянии латентности, оно вообще и не было ничем психическим. Если бы мы уже тут начали им возражать, то за­вязался бы спор, который бы никакой пользы не принес.

Мы, однако, пришли к термину или понятию о бессозна­тельном другим путем, а именно — обработкой опыта, в кото­ром играет роль психическая динамика. Мы узнали, т. е. долж­ны были признать, что есть сильные психические процессы, или представления (здесь, прежде всего, важен квантитатив­ный, значит, экономический момент), которые для психиче­ской жизни могут иметь все те последствия, что и прочие пред­ставления, в том числе и такие последствия, которые могут быть вновь осознаны как представления, но они сами не осо­знаются. Нет надобности подробно описывать здесь то, что уже так часто излагалось. Короче говоря, тут вступает в дей­ствие психоаналитическая теория и заявляет, что такие представления не могут быть осознаны, так как этому противится известная сила; что в иных случаях они могли бы быть осозна­ны, и тогда было бы видно, как мало они отличаются от дру­гих, признанных психических элементов. Эта теория стано­вится неопровержимой ввиду того, что в психоаналитической технике нашлись средства, которыми можно прекратить дей­ствие сопротивляющейся силы и сделать данные представле­ния сознательными. Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а силу, которая приве­ла к вытеснению и его поддерживала, мы ощущаем во время аналитической работы как сопротивление.

Таким образом, мы приобретаем наше понятие о бессозна­тельном из учения о вытеснении. Вытесненное является для нас примером бессознательного; мы видим, однако, что есть два вида бессознательного: латентное, но способное к осозна­нию, и вытесненное — само по себе и без дальнейшего неспо­собное для осознания. Наше представление о психической ди­намике не может не повлиять на номенклатуру и описание. Мы называем латентное — бессознательное — только в де­скриптивном, а не в динамическом смысле, предсознательным названием бессознательного мы ограничиваем только динами­чески бессознательно вытесненное и получаем, таким образом, три термина: сознательное (СЗ), предсознательное (ПСЗ) и бессознательное (БСЗ), смысл которых — уже не чисто де­скриптивный. ПСЗ, как мы думаем, гораздо ближе к СЗ, чем БСЗ, и так как БСЗ мы назвали психическим, то тем уверен­нее отнесем это название к латентному ПСЗ.

...В дальнейшем течении психоаналитической работы выяс­няется, что и эти подразделения недостаточны и практически неудовлетворительны. Среди возникающих ситуаций отметим следующую как решающую: мы создали себе представление о связной организации психических процессов в личности и называем эту организацию «Я» личности...

...Индивид для нас — психическое «Оно», неузнанное и бес­сознательное, на котором поверхностно покоится «Я», разви­тое из системы В как ядра. Если изобразить это графически, то следует прибавить, что «Я» не целиком охватывает «Оно», а только постольку, поскольку система В образует его поверхность, т. е. примерно так, как пластинка зародыша покоится на яйце. «Я» не четко отделено от «Оно», книзу оно с ним слива­ется.

Но и вытесненное сливается с «Оно» — оно является лишь его частью. Вытесненное только от «Я» резко отграничено со­противлениями вытеснения; при помощи «Оно» оно может с ним сообщаться. Мы тотчас распознаем, что все подразделе­ния, описанные нами по почину патологии, относятся к только нам и известным поверхностным слоям психического аппарата. Эти соотношения мы могли бы представить в виде рисунка, контуры которого, конечно, только и представляют собой изоб­ражение и не должны претендовать на особое истолкование.

Прибавим еще, что «Я» имеет «слуховой колпак», при­чем — по свидетельству анатомов — только на одной стороне. Он, так сказать, криво надет на «Я». Легко убедиться в том, что «Я» является измененной частью «Оно». Изменение произо­шло вследствие прямого влияния внешнего мира при посред­стве В-СЗ. «Я» — до известной степени продолжение диффе­ренциации поверхности. Оно стремится также применить на деле влияние внешнего мира и его намерений и старается принцип наслаждения, неограниченно царящий в «Оно», за­менить принципом реальности. Восприятие для «Я» играет ту роль, какую в «Оно» занимает инстинкт. «Я» репрезентирует то, что можно назвать рассудком и осмотрительностью. «Оно», напротив, содержит страсти. Все это совпадает с общест­венными популярными делениями, но его следует понимать лишь как среднее — или в идеале правильное.

Функциональная важность «Я» выражается в том, что в нор­мальных случаях оно владеет подступами к подвижности. В своем отношении к «Оно» оно похоже на всадника, который должен обуздать превосходящего его по силе коня; разница в том, что всадник пытается сделать это собственными силами, а «Я» — заимствованными. Если всадник не хочет расстаться с конем, то ему не остается ничего другого, как вести коня туда, куда конь хочет; так и «Я» превращает волю «Оно» в действие, как будто бы это была его собственная воля.

...Если бы «Я» было только частью «Оно», модифициро­ванным влиянием системы восприятий — представителем реального внешнего мира в психике, то мы имели бы дело с простым положением вещей. Добавляется, однако, еще нечто другое.

Мотивы, побудившие нас предположить в «Я» еще одну ступень — дифференциацию внутри самого «Я» — назвать эту ступень «Идеалом Я» или «Сверх-Я», разъяснены в других местах. Эти мотивы обоснованные. Новостью, требующей объяснения, является то, что эта часть «Я» имеет менее тесное отношение к сознанию.

Здесь мы должны несколько расширить пояснения. Нам удалось разъяснить болезненные страдания меланхолии пред­положением, что в «Я» снова восстанавливается потерянный объект, то есть, что загрузка объектом сменяется идентифика­цией. Но тогда мы еще не вполне поняли полное значение это­го процесса и не знали, насколько он част и типичен. Позднее мы поняли, что такая замена играет большую роль в оформле­нии «Я» и значительно способствует становлению того, что называют своим характером.

...Мы теперь отвлекаемся от нашей цели, но нельзя, не ос­тановиться еще раз на объектных идентификациях «Я». Если таковые берут верх, делаются слишком многочисленными, слишком сильными и неуживчивыми между собой, то можно ожидать патологического результата. Дело может дойти до расщепления «Я», причем отдельные идентификации путем сопротивлений замыкаются друг от друга; может быть, тайна случаев так называемой множественной личности заключает­ся в том, что отдельные идентификации, сменяясь, овладева­ют сознанием. Если дело даже и не заходит так далеко, все же создается тема конфликтов между отдельными идентифика­циями, на которые раскалывается «Я»; конфликты эти, в кон­це концов, не всегда могут быть названы патологическими.

...Если мы еще раз рассмотрим описанное нами возникно­вение «Сверх-Я», то мы признаем его результатом двух в выс­шей степени значительных биологических факторов, а имен­но: длительной детской беспомощности и зависимости челове­ка и факта наличия его, Эдипова комплекса, который мы ведь объяснили перерывом в развитии либидо, вызванным латент­ным временем, т. е. двумя — с перерывом между ними — началами его сексуальной жизни. Последнюю, как кажется, специ­фически человеческую, особенность психоаналитическая ги­потеза представила наследием развития в направлении куль­туры, насильственно вызванным ледниковым периодом.

Таким образом, отделение «Сверх-Я» от «Я» не является чем-то случайным: оно отображает самые значительные черты развития индивида и развития вида и, кроме того, создает устойчивое выражение влияния родителей, т. е. увековечивает те моменты, которым оно само обязано своим происхождением.

...Таким образом, «Идеал Я» является наследием Эдипова комплекса и, следовательно, выражением наиболее мощных движений и наиболее важных судеб либидо в «Оно». Вслед­ствие установления «Идеала Я», «Я» овладело Эдиповым комплексом и одновременно само себя подчинило «Оно». В то время, как «Я», в основном, является представителем внешнего мира, реальности, — «Сверх-Я» противостоит ему как пове­ренный внутреннего мира, мира «Оно». Мы теперь подготов­лены к тому, что конфликты между «Я» и идеалом будут, в ко­нечном итоге/отражать противоположность реального и пси­хического, внешнего мира и мира внутреннего.

...История возникновения «Сверх-Я» делает понятным, что ранние конфликты «Я» с объектными загрузками «Оно» мо­гут продолжаться в виде конфликтов с их наследником — «Сверх-Я». Если «Я» плохо удается преодоление Эдипова комплекса, то его загрузка энергией, идущая от «Оно», вновь проявится в образовании реакций «Идеала Я». Обширная коммуникация этого идеала с этими БСЗ первичными позы­вами разрешит ту загадку, что сам идеал может большей час­тью оставаться неосознанным, для «Я» недоступным. Борьба, бушевавшая в более глубоких слоях и не прекратившаяся пу­тем быстрой сублимации и идентификации, как на каульбаховской картине битвы гуннов, продолжается в сфере более высокой.

...Наши представления о «Я» становятся более ясными, его различные соотношения приобретают четкость. Мы видим те­перь «Я» в его силе и в его слабости. Ему доверены важные функции: в силу его отношения к системе восприятий оно устанавливает последовательность психических процессов и подвергает их проверке на реальность. Путем включения мыслительных процессов оно достигает задержки моторных разрядок и владеет доступами к подвижности. Овладение по­следним, правда, больше формальное, чем фактическое — по отношению к действию «Я» занимает, примерно, позицию конституционного монарха, без санкции которого ничто не может стать законом, но который все же сильно поразмыслит, прежде чем наложить свое вето на предложение парламента. «Я» обогащается при всяком жизненном опыте извне; но «Оно» является его другим внешним миром, который «Я» стремится себе подчинить. «Я» отнимает у «Оно» либидо, пре­вращает объектные загрузки «Оно» в образования «Я». С по­мощью «Сверх-Я», «Я» неясным еще для нас образом черпает из накопившегося в «Оно» опыта древности.

Есть два пути, по которым содержание «Оно» может про­никнуть в «Я». Один путь — прямой, другой ведет через «Иде­ал Я»; для многих психических деятельностей может стать ре­шающим, какому из обоих путей они следуют. «Я» развивается от восприятия первичных позывов к овладению ими, от пови­новения первичным позывам к торможению их. «Идеал Я», ча­стично ведь представляющий собой образование реакций про­тив процессов первичных позывов «Оно», активно участвует в этой работе. Психоанализ является тем орудием, которое дол­жно дать «Я» возможность постепенно овладеть «Оно».

Но, с другой стороны, мы видим это же «Я» как несчастное существо, исполняющее три рода службы и вследствие этого страдающее от угроз со стороны трех опасностей: внешнего мира, либидо «Оно» и суровости «Сверх-Я». Три рода страха соответствуют этим трем опасностям, так как страх выражает отступление перед опасностью. В качестве пограничного су­щества «Я» хочет быть посредником между миром и «Оно», хочет сделать «Оно» уступчивым в отношении мира, а своей мускульной деятельностью сделать так, чтобы мир удовлетво­рял желаниям «Оно». «Я» ведет себя, собственно говоря, так, как врач во время аналитического лечения: принимая во вни­мание реальный мир, «Я» предлагает «Оно» в качестве объек­та либидо — самое себя, а его либидо хочет направить на себя. Оно не только помощник «Оно», но и его покорный слуга, добивающийся любви своего господина. Где только возможно, «Я» старается остаться в добром согласии с «Оно» и покрыва­ет его БСЗ поведения своими ПСЗ рационализациями; изоб­ражает видимость повиновения «Оно» по отношению к пред­остережениям реальности и в том случае, когда «Оно» оста­лось жестким и неподатливым; затушевывает конфликты между «Оно» и реальностью, и где возможно, и конфликты со «Сверх-Я». Вследствие своего серединного положения между «Оно» и реальностью, «Я» слишком часто поддается искуше­нию стать угодливым, оппортунистичным и лживым, пример­но как государственный деятель, который при прекрасном по­нимании всего все же хочет остаться в милости у обществен­ного мнения.

К. Юнг

О КОНФЛИКТАХ ДЕТСКОЙ ДУШИ²

Предисловие ко второму изданию

Эта небольшая работа выходит в свет во втором издании в неизменном виде. Хотя с момента первой публикации моих наблюдений в 1910 г. они значительно переосмыслены, все же последующие изменения не дают мне право считать подходы, изложенные в первом издании, принципиально неверными, какую бы напраслину на меня ни возводили. Фактическую ценность сохраняют не только излагаемые факты, но также и их понимание. Однако осмысление никогда не может быть всеохватывающим, потому что оно всегда находится под гос­подством определенной точки зрения. Позиция, защищаемая в этой работе, по своей сути психобиологическая. Этот подход, конечно, не единственно возможный, есть также какой-то иной или много иных аспектов. Так, можно было бы рассмот­реть данный аспект детской психологии с чисто гедонистической точки зрения, что соответствовало бы скорее духу фрей­довской психологии, т. е. пониманию психического процесса как движения, направляемого принципом удовольствия. То­гда мотивы понимались бы как желание и стремление к пре­творению в жизнь фантазии образом, доставляющим наиболь­шее удовольствие, а значит, и удовлетворение. Можно было бы тот же самый материал рассматривать, по совету Адлера, и с точки зрения принципа власти, который с психологической точки зрения является столь же возможным подходом, как и гедонистический принцип. Можно было бы применить и чи­сто логический способ рассмотрения, желая вскрыть развитие логических процессов у ребенка. Можно было бы даже обосно­вать религиозно-психологическую точку зрения и извлечь за­чатки развития понятий о боге. Я довольствовался тем, что придерживался промежуточной позиции, которая держит рав­нение на психобиологический способ рассмотрения, и не пы­тался подчинить материал тому или иному гипотетическому постулату. Вместе с тем, само собой разумеется, я не оспари­ваю возможности существования таких принципов, потому что они содержатся в человеческой природе совместно; не только одностороннему специалисту может прийти в голову объявить общезначимым принцип, эвристически особо цен­ный либо для его дисциплины, либо для его индивидуального способа рассмотрения. Однако как раз из-за наличия различ­ных возможных принципов сущность человеческой психоло­гии можно понять в полной мере, руководствуясь не одним из этих принципов, а только совокупностью отдельных аспектов. Основная посылка защищаемого в работе подхода состоит в том, что сексуальный интерес в качестве мотива играет весь­ма значительную роль в процессе возникновения детского мышления — предположение, которое, вероятно, так и не столкнулось ни с каким серьезным возражением. Противопо­ложному утверждению тогда противостояло бы слишком мно­го явно наблюдаемых фактов, не говоря уже о том, что в выс­шей степени невероятным представляется тот факт, будто ба­зовое влечение, весьма важное для человеческой психологии, не выявляется, по крайней мере, уже в своих началах, в дет­ской душе.

С другой стороны, в этой работе я подчеркиваю значение мышления и важность научения пониманию для решения ду­шевных конфликтов. По-видимому, из нижеследующего до­статочно явствует, что каузально действующий изначальный сексуальный интерес, собственно, стремится не к непосред­ственной сексуальной цели, но скорее к развитию мышления, иначе решение конфликта могло бы иметь место только путем достижения сексуальной цели, а не при посредничестве интел­лектуального понимания. Однако именно последнее является верным, отчего даже позволительно заключить, что детская сексуальность совершенно не может быть сходной по сути с последующей взрослой сексуальностью, поскольку как раз взрослая сексуальность может быть полноценно заменена не научением пониманию, но в данном случае только достижени­ем реальной сексуальной цели, а именно цели, по природе со­ответствующей нормальной сексуальной функции. Из опыта мы, конечно, знаем, что зачатки детской сексуальности могут привести также к настоящей сексуальности — а именно к она­низму — как раз тогда, когда конфликты неразрешимы. Одна­ко путем научения пониманию для либидо открывается путь, на котором возможно развитие и который обеспечивает посто­янное функционирование либидо. Отсутствие понимания (при известной степени интенсивности конфликта) действует как тормоз, который вытесняет и вновь выталкивает либидо в состояние зачатков сексуальности, отчего затем эти начала, или зародыши, преждевременно побуждаются к аномальному развитию. Из-за этого возникает детский невроз. Именно ода­ренные дети, чьи мыслительные притязания (вследствие вое питания в интеллигентной среде) начинают расти очень рано, подвержены серьезной опасности оказаться в ситуации преж­девременного задействования сексуальности вследствие вос­питательного подавления их так называемого неуместного любопытства. Приведенные соображения свидетельствуют о том, что я понимаю мышление не просто как функцию, стес­няющую сексуальность (из-за чего последняя оказывается за­торможенной в своей подчеркнуто гедонистической функции и поэтому поневоле вынуждена перейти в функцию мышле­ния), а вижу в «раннеинфантильной сексуальности» как зачатки будущей функции сексуальности, так и завязь возвы­шенных духовных функций. В пользу этого говорит разрешаемость детских конфликтов путем научения пониманию, а сверх того, и тот факт, что даже в зрелом возрасте остатки «инфантильной сексуальности» являются завязью важных духовных функций. То, что взрослая сексуальность развива­ется из этой поливалентной зародышевой предрасположенно­сти, еще никоим образом не доказывает, что раннеинфантильная сексуальность означает просто «сексуальность». Поэтому я оспариваю справедливость фрейдовского понятия полиморфно-перверсивной предрасположенности ребенка. Это — поли­валентная предрасположенность. Если в методологии мышле­ния следовать фрейдовскому образцу, то в эмбриологии мы должны были бы характеризовать наружный зародышевый листок как мозг, потому что из него в процессе последующего развития образуется мозг. Но наряду с мозгом из него разви­ваются также органы чувств и многое другое.

Как раз в то время, когда Фрейд сделал сообщение о «ма­леньком Гансе»³, я получил от одного сведущего в психоана­лизе отца ряд наблюдений над его четырехлетней в ту пору дочкой.

В этих наблюдениях так много родственного и дополняю­щего сообщения Фрейда о маленьком Гансе, что я не мог отка­заться от того, чтобы не сделать эти материалы доступными широкой публике. Всевозможное непонимание, если не ска­зать негодование, с которым был воспринят «маленький Ганс», послужили мне поводом к опубликованию моего мате­риала, который по обширности, конечно, не достигает матери­ала о «маленьком Гансе». Тем не менее в нем содержатся та­кие вещи, которые в состоянии подтвердить, насколько типич­ным был «маленький Ганс». Так называемая научная критика. насколько она вообще приняла к сведению эти важные веши и в этом случае столь же ретиво взялась за дело, все еще не на­учившись сначала перепроверять, а затем уже судить. Девоч­ка, чуткости и интеллектуальной живости которой мы обяза­ны следующими наблюдениями,— здоровый и цветущий ребе­нок, с живым, темпераментным нравом. Она никогда не была серьезно больна, со стороны нервной системы у нее также ни­когда не наблюдалось каких-либо «симптомов».

Живые систематические интересы пробудились у ребенка примерно в три года; она начала расспрашивать и выказывать фантастические желания. В последующие сообщениях мы должны, к сожалению, отказаться от связного изложения; по­тому-то это лишь анекдоты, которые изображают единичные переживания из целого цикла им подобных, и поэтому они описываются не строго научно, а новеллистически. При ны­нешнем состоянии нашей психологии без этого модуса изло­жения мы пока обойтись не можем, потому что еще слишком далеки от того, чтобы с безошибочной уверенностью уметь отличать курьезное от типичного.

Однажды, когда ребенку — назовем ее Анной — было око­ло трех лет, между ней и бабушкой завязался следующий раз­говор:

Анна: «Бабушка, почему у тебя такие тусклые глаза?»

Бабушка: «Должно быть, потому, что я уже старая».

Анна: «Ладно, но ведь ты опять потом будешь молодой».

Бабушка: «Нет, ты же знаешь, я буду все старше и стар­ше, а потом умру».

Анна: «Ну а потом?»

Бабушка: «Потом я буду ангелом».

Анна: «И потом ты опять станешь маленьким ребеноч­ком?»

Ребенок здесь находит благоприятный повод для предва­рительного разрешения одной проблемы. С некоторого време­ни она постоянно спрашивает мать, не получит ли она живую куклу, какого-нибудь ребеночка, например братика, после чего, конечно же, следуют вопросы о происхождении малень­ких детей. Так как эти вопросы появлялись спонтанно и на­обум, то родители не придавали им никакого значения и отно­сились к ним с той же несерьезностью, с какой, казалось, задает их и сам ребенок. Так, в один прекрасный день девочка по­лучила шутливое заверение в том, что детей приносит аист. Как-то Анна услышала другую, более серьезную версию: что дети являются ангелочками, живут на небе и аист спускает их оттуда вниз. Кажется, что эта теория стала исходной точкой для исследовательской деятельности. В разговоре с бабушкой оказалось, что эта теория способна к расширительному приме­нению: с ее помощью можно не только с облегчением разре­шить мучительную мысль о смерти, но одновременно и загад­ку о происхождении детей.

По-видимому, Анна говорит себе: когда человек умирает, то он становится ангелом, а потом — ребенком. Решений тако­го рода, которые зараз убивают двух зайцев, обыкновенно упорно придерживаются не только в науке; ребенок также не может расстаться с ними без известных потрясений. В этой простой интуиции имеются элементы учения о реинкарнации, которое, как известно, еще живо у миллионов людей.

Так же как в истории «маленького Ганса» поворотным пун­ктом было рождение сестренки, в этом случае им было появле­ние братика, имевшее место, когда Анна едва достигла четы­рех лет. Проблема появления детей, прежде почти не затраги­вавшаяся, стала теперь актуальной. Беременность матери, по-видимому, сначала оставалась незамеченной, т. е. на этот счет не наблюдалось никаких высказываний ребенка. Вече­ром, накануне рождения, когда у матери уже появились схват­ки, девочка находилась в комнате отца. Отец взял ее на колени и спросил: «Послушай-ка, что бы ты сказала, если бы сегодня ночью ты получила братика?» — «Тогда бы я его убила»,— был быстрый ответ. Выражение «убить» выглядит очень опасным, но оно, в сущности говоря, совершенно невинно, потому что «убить» и «умереть» в детском смысле означает лишь удале­ние (пассивное или активное) — на что, впрочем, уже много­кратно указывал Фрейд. Как-то я лечил пятнадцатилетнюю девушку, у которой во время анализа многократно появлялось повторяющееся наитие: ей приходила на ум «Песня о колоко­ле» Шиллера; она ее, правда, никогда не читала, а только од­нажды перелистала и могла лишь припомнить, что читала что-то «о соборе». Других подробностей она не могла припомнить;

Это место звучит так:

С собора

Тяжело и тоскливо

Колокол вызванивает

Надгробную песнь и т. д.

Ах, это супруга дорогая,

Ах, это верная мать,

Которую князь тьмы

Уводит прочь из объятий супруга, и т. д. Дочь, конечно, любит свою мать и даже отдаленно не дума­ет о ее смерти; дело же в настоящее время обстоит так: дочь должна вместе с матерью отправиться к родственникам на пять недель; год назад мать ездила одна, дочь же (единствен­ный и избалованный ребенок) оставалась дома вместе с отцом. В этом году «маленькую супругу» «уводят прочь» из объятий супруга, в то время как для дочурки было бы намного прият­ней, если бы с ребенком была разлучена «верная мать».

Поэтому «убить» в устах ребенка — вещь невинная, особен­но если знать, что малышка употребляет слово «убить» совер­шенно promiscue⁴ для всевозможных видов разрушения, удале­ния, уничтожения и т. д. Но все же тенденция, которая здесь выявляется, заслуживает внимания.

Роды наступили ранним утром. Когда все оставшееся пос­ле родов, а также все до единого следы крови были убраны, отец пошел в комнату, где спала Анна. Она проснулась, как только он вошел. Отец сообщил ей новость о появлении бра­тика, что Анна восприняла с изумленным и напряженным вы­ражением лица. Малышка бросила сначала взгляд на несколь­ко бледную мать, а затем выказала что-то вроде смеси замеша­тельства и недоверчивости, как если бы думала: «Что сейчас случится?» Она не обнаружила ровным счетом никакой радо­сти по поводу новорожденного, так что родители были даже несколько разочарованы таким холодным приемом. До полу­дня девочка держалась вызывающе отстраненно от матери, что очень бросалось в глаза, так как обыкновенно она была очень привязана к ней. Однажды, когда мать была одна, Анна вбежала в комнату, обняла ее за шею и торопливо ей прошептала: «Ты ведь сейчас не умрешь?»

Теперь нам становится ясной часть конфликта, разыграв­шегося в детской душе; теория аиста, очевидно, никогда не оказывала должного действия — в отличие от гипотезы воз­рождения, согласно которой когда кто-нибудь умирает, то тем самым вызывает появление ребенка. Итак, согласно теории, мама должна умереть — как же тогда Анна может с радостью встретить новорожденного, против которого восстает также и детская ревность? Поэтому девочка в подходящий момент должна убедиться: умрет мама или нет? Мама не умерла. Оче­видно, вместе с этим счастливым исходом теория возрождения получает тяжелый удар. Как же теперь объяснить рождение братика и вообще происхождение детей? Была еще теория аиста, которая, правда, никогда внешне не оспаривалась, но имплицитно опровергалась предположением о возрождении⁵. К сожалению, попытки объяснения, последовавшие вслед за этим, остались сокрытыми от родителей, так как девочка на несколько недель уехала к бабушке. Как следует из сообщений последней, девочка многократно заводила разговор о теории аиста — конечно, с одобрения окружающих.

Когда Анна снова вернулась к родителям, то в момент встречи с матерью она опять выказала смущенно-недоверчи­вую манеру поведения, такую же, как и после рождения брата. На обоих родителей это произвело явное, хотя и необъяснимое впечатление. По отношению к новорожденному она вела себя очень мило. Тем временем появилась воспитательница, кото­рая произвела на малышку сильное впечатление своим мона­шеским облачением — сначала, конечно, в высшей степени негативное: девочка во всем оказывала ей сильнейшее сопро­тивление. Так, например, она ни за что на свете не позволяла воспитательнице раздевать себя по вечерам и укладывать в постель. Вскоре выяснилось, откуда шло такое сопротивле­ние: однажды Анна гневно закричала на воспитательницу у кроватки братика: «Это не твой братик, он — мой!» Но посте­пенно она смирилась с воспитательницей и сама начала играть в воспитательницу: она затребовала себе чепчик и фартук и «ухаживала» то за братиком, то за своими куклами. Но не­сомненным было элегическое, мечтательное настроение — в противоположность прежним временам. Анна часто подолгу сидела под столом и начинала напевать и рифмовать длинные истории, которые отчасти были непонятными, отчасти, одна­ко, содержали фантастические желания на тему «воспитатель­ницы» («Я — воспитательница из ордена Зеленого Креста») и отчасти это были явно болезненные чувства, которые ждали своего выражения.

Здесь мы встречаемся с важным свидетельством о жизни малышки: речь идет о грезах, даже о зачатках поэзии, о присту­пах чего-то элегического. Все это такие вещи, с которыми мы обыкновенно сталкиваемся только на последующих ступенях жизни, а именно в то время, когда человек (в юношеском воз­расте) склоняется к тому, чтобы разорвать узы семьи и само­стоятельно вступить в жизнь, но внутренне он все еще осто­рожничает и удерживается ностальгическим чувством по теп­лу родительского стойла. Как раз в это время он начинает создавать поэтические фантазии, связанные с тем, чего недо­стает, и призванные компенсировать исход. На первый взгляд может показаться парадоксальным сближение психологии че­тырехлетней девочки с психологией пубертатного возраста; однако родство состоит не в возрасте, а в механизме. Элегиче­ские грезы выражают то, что часть любви, которая прежде при­надлежала реальным объектам и должна была им принадле­жать, интровертируется, т. е. направляется внутрь, в субъект, и там порождает преувеличенную деятельность фантазии⁶. Но откуда происходит эта интроверсия? Действительно ли она является психологическим явлением, свойственным этому возрасту? Или она обязана своим возникновением какому-нибудь конфликту?

Это выясняется в ходе следующих событий. Зачастую слу­чается так, что Анна не слушается мать. Она становится упря­мой и говорит: «Я опять поеду к бабуле!»

Мать: «Мне будет очень грустно, если ты опять уедешь». Анна: «Да, но ведь у тебя же есть братик». Воздействуя на мать, малышка своими угрозами опять уехать показывает, куда, собственно говоря, она целит: ей, оче­видно, хотелось бы услышать, что думает мать по поводу ее проекта, т. е. как мать вообще относится к ней и не лишил ли ее братик материнской привязанности. Однако нельзя эту маленькую каверзу принимать на веру. Ведь девочка, собствен­но, могла видеть и чувствовать, что она ни в чем существенном не дискриминируется матерью, несмотря на существование братика. Поэтому упрек, который она quasi⁷ делает матери, необоснован, он выдает себя несколько аффектированным то­ном, что не ускользает от чуткого уха. Подобный тон нередко можно услышать и у взрослых. При таком недвусмысленном тоне ожидают несерьезного к себе отношения и поэтому вы­нуждены его усиливать. Упрек как таковой мать также не дол­жна принимать всерьез, ибо он лишь предвестник других, бо­лее сильных случаев сопротивления. Вскоре после только что приведенной беседы имела место следующая сцена:

Мать: «Иди сюда, мы сейчас пойдем в сад!»

Анна: «Ты врешь, смотри, если ты сказала неправду!»

Мать: «Что на тебя нашло? Ведь я говорю правду!»

Анна: «Нет, ты говоришь неправду».

Мать: «Ну, так ты увидишь, что я говорю правду, мы сей­час пойдем в сад».

Анна: «Правда? Это точно? Ты не врешь?»

Сцены подобного рода повторялись несколько раз. На этот раз тон был резким и настоятельным, и к тому же акцент на слове «врать» выдавал что-то совершенно особенное, так что родители даже не поняли, поскольку поначалу придавали спонтанным выражениям ребенка слишком малое значение. Они делали не более того, что в общем воспитание делает ех officio⁸. К детям обычно прислушиваются очень мало и обра­щаются с ними (на всех возрастных ступенях) во всех сущест­венных вопросах как с невменяемыми, но во всем несущест­венном их дрессируют до автоматического совершенства. За сопротивлением всегда лежит какой-то вопрос, какой-то кон­фликт — и мы знаем об этом в другое время и при других об­стоятельствах. Но мы обычно забываем увязать услышанное с сопротивлением. Так, например, в другой раз Анна постави­ла перед матерью трудные вопросы:

Анна: «Я хотела бы стать воспитательницей, когда буду большой».

Мать: «Я тоже этого хотела, когда была еще ребенком».

Анна: «Да, так почему же ты тогда не стала?»

Мать: «Ну, потому что я стала мамой, вот я и должна вос­питывать детей».

Анна (задумчиво): «Так что, я буду другой женщиной, не такой, как ты? Тогда я буду жить в другом месте? Буду я тогда с тобой разговаривать?»

Ответ матери опять показывает, куда, собственно, метит ребенок⁹: Анне, очевидно, хотелось бы тоже иметь ребеночка, чтобы его «воспитывать»,— точно так же, как его имеет сест­ра-воспитательница. Ведь совершенно ясно, откуда у сестры-воспитательницы ребеночек; и Анна сможет получить ребе­ночка, когда будет большой. Почему же мать тогда не стала просто воспитательницей? Иными словами, откуда же у нее ребенок, если он ей достался не так, как сестре-воспитательни­це? Иметь ребенка так, как его имеет сестра, Анна тоже могла бы, однако совершенно непонятно, как это могло бы осуще­ствиться в будущем, т. е. как она могла бы уподобиться мате­ри в получении ребенка. Отсюда и возникает задумчивый во­прос: «А, тогда я буду другой женщиной, не такой, как ты?» И буду ли я во всех отношениях другой? С теорией аиста со­вершенно ничего не ясно, с теорией смерти — точно так же, значит, ребенка получают так, как его, например, получила воспитательница. Таким естественным путем она его, конечно, могла бы получить, но как же тогда обстоит дело с матерью, ко­торая не является воспитательницей, но все же имеет ребенка? Исходя из этого, Анна задает такой вопрос: «Почему же ты тогда не стала воспитательницей?» (scilicet¹⁰ ты получила ре­бенка напрямую?). Этот своеобразный косвенный способ в постановке вопроса типичен и, вероятно, связан с неясно­стью в понимании проблемы, если мы не предполагаем неко­торой «дипломатической неопределенности», которая дикту­ется уклонением от прямой постановки вопроса.

Очевидно, что мы стоим перед вопросом: «Откуда берется ребенок?» Его не принес аист, мама не умерла, она не получи­ла его и как сестра. Ведь Анна уже раньше спрашивала отца и дозналась, что детей приносит аист; но это решительно не так — на этот счет она никогда не заблуждалась. Значит, папа и мама лгут, да и все другие — тоже. Таким образом немедленно объясняется ее недоверчивое отношение к родам и ее упреки матери. Это объясняет еще и другое, а именно элегическую мечтательность, которую мы свели к частичной интроверсии. Теперь мы знаем, какого реального объекта должна была ли­шиться ее любовь — и интровертироваться, как потерявшая объектную привязанность: это —родители, которые ей навра­ли и не желают говорить правду. (Что же это тогда должно быть, если об этом нельзя сказать? Что при этом происходит? Примерно так же чуть позже будут звучать вопросы ребенка, которые надо читать между строк. Ответ таков: это, должно быть, что-то такое, что должно быть сокрытым, может быть даже, это что-то опасное.) Не удается также и попытка вызвать на разговор мать и выманить у нее правду с помощью каверз­ных вопросов; таким образом, сопротивление противопо­ставляется сопротивлению и наступает интроверсия любви. Разумеется, способность к сублимации развита у четырехлет­него ребенка еще очень слабо, так что она, вероятно, в состоя­нии оказать лишь симптоматические услуги. Поэтому чувство обращается к другой компенсации, а именно к оставленным уже инфантильным формам принуждения к любви, из кото­рых самым излюбленным является ночной рев и призывание матери. Это уже усердно практиковалось и использовалось на первом году жизни. Сейчас это вновь возвращается, будучи, правда, мотивированным в соответствии с возрастной ступе­нью и оснащенным свежими впечатлениями. <...>

К Левин

СУПРУЖЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ¹¹

Общие предпосылки конфликта

Экспериментальные исследования личности и группы по­казали, что одним из самых важных факторов частоты кон­фликтов и эмоциональных срывов является общий уровень напряжения, на котором существует личность или группа. Приведет ли к возникновению конфликта то или иное собы­тие, в значительной степени зависит от уровня напряжения личности или социальной атмосферы группы. Среди причин напряжения следует особо отметить следующие:

1. Степень удовлетворенности потребностей личности. Не^ удовлетворенная потребность означает не только то, что опре­деленная область личности находится в напряжении, но и то, что человек как целостный организм также пребывает в состоя­нии напряжения. Это особенно характерно для базовых потреб­ностей, таких как потребность в сексе или безопасности.

2. Величина пространства свободного движения личности. Слишком ограниченное пространство свободного движения обычно приводит к усилению напряжения, что было убедительно доказано в исследованиях гнева и экспериментах по созданию демократической и авторитарной групповой атмо­сферы. В авторитарной атмосфере напряжение гораздо выше, и его результатом обычно бывает либо апатия, либо агрессия (рис. 2.6).

Рис. 2.6. Напряжение в ситуациях фрустрации и узкого пространства

свободного движения: Л — личность; Ц — цель; Пр — пространство

свободного движения; а, Ь, с, d — недоступные области; С_да — сила,

действующая на личность в направлении достижения цели

3. Внешние барьеры. Напряжение или конфликт зачастую приводят к тому, что человек пытается покинуть неприятную ситуацию. Если это возможно, то напряжение будет не слиш­ком сильным. Если же человек недостаточно свободен, чтобы покинуть ситуацию, если ему мешают какие-то внешние барь­еры или внутренние обязательства, это с высокой вероятно­стью приведет к возникновению сильного напряжения и кон­фликта.

4. Конфликты в жизни группы зависят от того, насколько цели членов группы противоречат друг другу, и от того, на­сколько члены группы готовы принимать позицию партнера.

Общие положения, касающиеся супружеских конфликтов

Мы уже отмечали, что проблема адаптации человека к группе может быть сформулирована следующим образом: мо­жет ли человек обеспечить себе в группе пространство свобод­ного движения, достаточное для удовлетворения его личных потребностей, и при этом не мешать реализации интересов группы? Учитывая специфические характеристики супружеской группы, обеспечение адекватной частной сферы внутри группы представляется особенно сложным делом. Группа име­ет маленький размер; отношения между членами группы очень тесные; самая сущность брака заключается в том, что лично­сти приходится допускать другого человека в свою частную сферу; затронуты центральные области личности и само ее со­циальное бытие. Каждый член группы особенно чувствителен ко всему, что расходится с его собственными потребностями. Если мы представим совместные ситуации как пересечение этих областей, то увидим, что супружеская группа характери­зуется тесными взаимоотношениями (рис. 2.7 а). Группа, чле­ны которой имеют менее тесные, поверхностные взаимоотно­шения, представлена на рис. 2.7 б. Можно отметить, что чле­ну группы, представленной на рисунке 2.76, гораздо проще обеспечить свою свободу для удовлетворения собственных нужд, не прекращая при этом достаточно поверхностных отношений с другими членами группы. И мы видим, что си­туация в супружеской группе с большей частотой и вероят­ностью будет приводить к возникновению конфликтов. И, учитывая тесноту отношений в такого рода группе, эти конфликты могут стать особенно глубокими и эмоциональ­но переживаемыми.

а б

Рис. 2.7. Степени тесноты взаимоотношений между членами различных . групп: а — тесные взаимоотношения; б — поверхностные отношения; С — супружеская группа; М — муж; Ж — жена; Л,, Л₂, Л^ Л, — личности, поддерживающие поверхностные взаимоот­ношения; ц — центральная область личности; с — средняя область личности; п — периферическая область личности

Ситуация потребности

1. Разнообразие и противоречивость потребностей, удов­летворяемых в браке. Существует множество потребностей, реализации которых люди обычно ожидают от супружеской жизни. Муж может ожидать, что его жена будет ему одновре­менно возлюбленной, товарищем, домохозяйкой, матерью, что она будет распоряжаться его доходами или же сама зарабаты­вать деньги для содержания семьи, что она будет представлять семью в социальной жизни сообщества. Жена может ожидать, что ее муж будет ее возлюбленным, товарищем, кормильцем семьи, отцом и рачительным хозяином дома. Эти столь разно­образные функции, исполнения которых ожидают друг от дру­га брачные партнеры, часто предполагают совершенно проти­воположные виды деятельности и черты характера. И они да­леко не всегда могут быть совмещены в одном человеке. Неспособность к выполнению одной из этих функций может привести к состоянию неудовлетворенности важнейших по­требностей, а следовательно, к постоянно высокому уровню напряжения в жизни супружеской группы.

Какие именно потребности являются доминирующими, какие полностью удовлетворяются, какие удовлетворяются частично, а какие не удовлетворяются вообще — все это зави­сит от особенностей личности супругов и от особенностей сре­ды, в которой существует эта супружеская группа. Очевидно, что существует неограниченное количество моделей, соотно­сящихся с различной степенью удовлетворенности и важности тех или иных потребностей. Манера реагирования партнеров на эти разнообразные сочетания удовлетворения потребно­стей и фрустрации — эмоции или разум, борьба или приня­тие — еще больше увеличивают разнообразие условий, имею­щих принципиальное значение для понимания конфликтов между конкретными супругами.

Есть и еще два момента, касающиеся природы потребно­стей, которые стоит упомянуть в связи с супружескими кон­фликтами. Потребности провоцируют напряжение не только тогда, когда они не удовлетворены, но и тогда, когда их реализация привела к перенасыщению. Чрезмерное количество кон-сумматорных действий приводит к перенасыщению не только в сфере телесных потребностей, таких, как секс, но также и в том, что касается потребностей собственно психологиче­ских —.таких, как игра в бридж, кулинария, социальная актив­ность, воспитание детей и т. д. Напряжение, возникающее вследствие перенасыщения, ничуть не менее интенсивно и не менее эмоционально, чем то, что является результатом фруст­рации. Таким образом, если количество консумматорных дей­ствий, необходимых каждому из партнеров для удовлетворения той или иной потребности, не совпадает, эту проблему решить не так уж просто. В этом случае невозможно ориентироваться на более неудовлетворенного партнера, поскольку тот объем действий, который требуется ему для реализации потребно­сти, может оказаться чрезмерным для партнера, чья потреб­ность не так велика. В отношении ряда потребностей, таких, как танцы или иная социальная активность, менее удовлетво­ренный партнер может начать искать удовлетворения на сто­роне. Однако зачастую, особенно когда речь идет о сексуаль­ной потребности, это не может не сказаться самым катастро­фическим образом на супружеской жизни.

Мы уже отмечали, что вероятность серьезных конфликтов возрастает в тех случаях, когда затронуты центральные обла­сти личности. К несчастью, любая потребность становится бо­лее центральной в том случае, когда она не удовлетворена или же ее удовлетворение привело к перенасыщению; если же она удовлетворена в адекватном объеме, она становится менее важной и переходит в разряд периферических. Иными слова­ми, неудовлетворенная потребность, как правило, дестабили­зирует ситуацию, и это, несомненно, увеличивает вероятность конфликта.

2. Сексуальная потребность. Когда речь идет о супруже­ских отношениях, то общие характеристики потребностей имеют особую значимость в отношении секса. Нередко можно встретить утверждения, что сексуальные отношения биполяр­ны, что они одновременно означают и сильную привязанность к другому человеку, и обладание им. Сексуальное желание и отвращение тесно связаны между собой, и одно с легкостью может перейти в другое, когда сексуальный голод удовлетво­ряется или наступает пресыщение. Едва ли можно ожидать того, что у двух разных людей будут совершенно одинаковы­ми ритм сексуальной жизни или манера сексуального удов­летворения. Кроме того, многим женщинам свойственны пе­риоды повышенной нервозности, связанные с менструаль­ным циклом.

Все эти факторы могут привести к возникновению более или менее серьезных конфликтов, и необходимость взаимной адаптации не вызывает никаких сомнений. Если в этой сфере не будет достигнут определенный баланс, обеспечивающий достаточное удовлетворение потребности обоих партнеров, стабильность брака окажется под вопросом.

Если расхождение партнеров не слишком велико и брак для них обладает достаточной позитивной ценностью, то в ко­нечном счете баланс все-таки будет достигнут. Таким образом, наиболее важным фактором, обусловливающим как супру­жеское счастье, так и супружеские конфликты, является пози­ция и значение брака внутри жизненного пространства мужа и жены.

3. Потребность в безопасности. Я мог бы особо отметить еще одну дополнительную потребность (хотя у меня есть со­мнения относительно того, можно ли считать это «потребно­стью»), а именно потребность в безопасности. Мы же говорили о том, что одна из наиболее существенных общих особенно­стей социальной группы — это обеспечение человеку основы существования, «почвы под ногами». Если эта основа неустой­чива, человек будет чувствовать себя незащищенным и напря­женным. Люди обычно очень чувствительны даже к малейше­му увеличению неустойчивости их социальной почвы.

Не вызывает сомнения тот факт, что супружеская группа как социальная основа существования играет в жизни человека наиглавнейшую роль. Супружеская группа представляет собой «социальный дом», где человека принимают и защищают от невзгод внешнего мира, где ему дают понять, насколько он це­нен как личность. Именно этим можно объяснить, почему жен­щины так часто воспринимают недостаточную искренность и финансовую несостоятельность мужа как причины несчастья в браке. Даже супружеская неверность не влияет на представ­ление о ситуации и стабильность общей социальной почвы столь же сильно, как отсутствие доверия. Недостаточное дове­рие к супругу приводит к общей неопределенности ситуации.

Пространство свободного движения

Достаточное пространство свободного движения внутри группы — необходимое условие для реализации потребностей человека и его адаптации к группе. Недостаточное простран­ство свободного движения приводит, как мы уже отмечали, к возникновению напряжения.

1. Тесная взаимозависимость и пространство свободного движения. Супружеская группа относительно немногочи­сленна; она предполагает общие дом, стол и постель; она за­трагивает самые глубинные области личности. Практически каждое действие одного из членов супружеской группы так или иначе отражается на другом. А это, естественно, означает кардинальное сужение пространства свободного движения.

2. Любовь и пространство свободного движения. Любовь, по совершенно понятным причинам, обычно бывает всеобъем­лющей, простирается на все области жизни другого человека, на его прошлое, настоящее и будущее. Она влияет на все сфе­ры деятельности, на его успехи в бизнесе, на его отношения с окружающими и так далее. На рис. 2.8 представлено влия­ние, которое оказывает любовь жены на жизненное простран­ство мужа за пределами супружеских отношений.

Очевидно, что свойство любви быть всеобъемлющей пред­ставляет непосредственную угрозу для основного условия адаптации личности к группе, а именно на достаточное про­странство частной жизни. Даже в том случае, когда супруг или супруга относится к тем или иным аспектам жизни своего парт­нера с заинтересованностью и симпатией, он или она лишает его тем самым определенного пространства свободного движения.

В определенном отношении супружеская ситуация только усугубляет проблемы, возникающие вследствие любви. Обыч­но членство в группе предполагает, что только определенный тип ситуаций будет общим для всех членов группы и что вза­имное принятие необходимо только в отношении определен-

Рис. 2.8. Жизненное пространство мужа:

Пр — профессиональная жизнь; МК — мужской клуб; ДХ — домашнее хозяйство; От — отдых; Д — дети; Соц — социальная жизнь; Оф — дела

в офисе; Иг — спортивные игры

Заштрихованная часть рисунка обозначает области, на которые в той или иной степени влияет жена. Пространство свободного дви­жения мужа (незаштрихованная часть) сужено вследствие чрез­мерно большого интереса жены к жизни мужа

ных характеристик человека. Например, если человек вступа­ет в деловую ассоциацию, достаточными качествами будут"его честность и определенные способности. Даже в кругу друзей вполне допустимо обеспечивать наличие только тех ситуаций, которые позволяют раскрываться принимаемым сторонам личности членов группы, и избегать тех ситуаций, которые проживать вместе не хочется. История двух семей, которые тесно и крайне дружелюбно общались между собой до тех пор, пока не решили провести летние каникулы вместе, а после этих каникул прекратили всяческие отношения, — это типич­ный пример того, как среда, лишающая людей уединения, мо­жет разрушить дружбу. Супружество предполагает как необ­ходимость принимать и приятные, и неприятные качества партнера, так и готовность к постоянному тесному контакту. То, насколько человек нуждается в уединении, зависит от особенностей его личности. Это зависит также и от значения, которое придается супружеству в жизненном пространстве обоих супругов.

Значение супружества в жизненном пространстве личности

1. Супружество как помощь или помеха. Давайте сравним жизнь холостяка и женатого мужчины Жизненное простран­ство холостяка определяю? конкретные основные аели U (рис. 2.9а). Он пытается преодолеть препятствия, которые мешают ему достичь цели.

Рис. 2.9. Различия в преодолении препятствий:

а — холостяк; б — женатый мужчина; С — супружеская группа; М —

мужчина; Ж - жена; Д - дети; Ц - цель; Пр - препятствие; ПЗ -

преодолимая зона; НПЗ — непреодолимая зона; 3 — зона, преодоление

которой облегчается после женитьбы; С_и — сила, действующая на

личность в направлении достижения цели

После женитьбы многие цели остаются без изменения, так же как и те препятствия, которые нужно преодолеть для до­стижения этих целей. Но теперь, как члену супружеской пары (рис. 2.9 б), ответственному, к примеру, за ее содержание, ему приходится преодолевать существующие препятствия, уже будучи «обремененным семьей». А это может только усугуб­лять трудности. И если препятствия станут слишком сложны для преодоления, само по себе супружество может обрести негативную валентность; оно станет лишь помехой на пути мужчины. С другой стороны, семья может оказать серьезную помощь в преодолении препятствий. И это относится не толь­ко к финансовой помощи со стороны жены, но и ко всем видам социальной жизни. Можно отметить, что сегодняшние дети, с экономической точки зрения, — скорее тяжкая ноша, чем по­мощники, хотя, например, дети фермера до сих пор приносят большую пользу в ведении хозяйства.

2. Домашняя жизнь и активность вне дома. Разница в зна­чении супружества для обоих партнеров может выражаться и в различных ответах на вопрос «Сколько часов в день вы по­свящаете домашним делам?» Зачастую муж говорит о том, что проводит вне дома больше времени, чем жена, чьи основные интересы связаны, как правило, с домашним хозяйством и детьми. У женщин часто имеется более глубокий интерес к личности и личностному развитию, чем у мужчин, которые уделяют больше внимания так называемым объективным до­стижениям.

В представленной на рис. 2.10 ситуации муж стремится уменьшить объем совместной семейной деятельности СД, а жена — увеличить этот объем; в том, что касается объема сек­суальных отношений СО, зависимость обратная.

Реальное время, затраченное на домашние дела, отражает баланс сил, результирующих интересы мужа и жены. Если рас­хождение между потребностями партнеров слишком велико, скорее всего, будет иметь место более или менее постоянный конфликт. Подобные расхождения могут возникать и в отноше­нии времени, затрачиваемого на определенную деятельность, например, на развлечения или социальную активность.

Рисунок 2.10. Конфликты, связанные с объемом совместной

деятельности:

ДЖ - деятельность жены; ДМ - деятельность мужа; СД — совместная семейная деятельность; ЛЖ — деятельность жены, в которой не уча­ствует муж; ЛМ — деятельность мужа, в которой не участвует жена; СО — сексуальные отношения; Сж — силы, соотносящиеся с желаниями жены; См — силы, соотносящиеся с желаниями мужа

3. Гармония и разночтения в оценке значения супруже­ства. Конфликты обычно не становятся достаточно серьезны­ми до тех пор, пока представления супругов о значении супру­жества являются более или менее согласованными.

Как правило, люди совершенно по-разному оценивают су­пружество. Зачастую для жены брак представляется чем-то более важным или более всеобъемлющим, чем для мужа. В на­шем обществе профессиональная сфера обычно более важна для мужа, нежели для жены, и, следовательно, удельный вес всех прочих жизненных сфер снижается.

Бывает, что для обоих супругов брак — это некая промежу­точная, вспомогательная ступень, средство достижения опре-

деленной цели, такой, как социальное влияние и власть. Или же супружество представляется самоцелью, основой для вос­питания детей или просто совместного проживания. К воспи­танию детей различные люди также относятся по-разному.

И нет ничего страшного в том, что супруги имеют различ­ное представление о значении брака. Само по себе это не обя­зательно ведет к конфликту. Если жена более заинтересована в воспитании детей, она больше времени проводит дома. Это не противоречит интересам мужа и даже может приводить к большей гармонии в их отношениях. Расхождение интересов порождает проблемы лишь в том случае, когда разные задачи, которые стремится решить каждый из супругов в браке, не могут быть реализованы одновременно.

Пересекающиеся группы

В современном обществе каждый человек является членом множества групп. Муж и жена тоже частично принадлежат к разным группам, которые могут иметь противоречащие друг другу цели и идеологии. Не так уж редко бывает, что супру­жеские конфликты возникают вследствие принадлежности супругов к этим пересекающимся группам, да и общая атмос­фера семейной жизни не в последней степени обусловливает­ся характером этих групп.

Очевидно, что эта проблема становится значимой в том случае, когда муж и жена принадлежат к различным нацио­нальным или религиозным группам, либо к слишком разным социальным или экономическим классам. Многое из того, что мы обсуждали в связи с потребностями и значением брака, верно и в отношении групповой принадлежности, поскольку многие из потребностей человека обусловлены именно его принадлежностью к определенным группам: деловым, поли­тическим и так далее.

Ниже мы подробно рассмотрим лишь два примера.

1. Супруги и родительские семьи. Молодожены нередко сталкиваются с трудностями, возникающими вследствие сильной привязанности партнеров к своим родительским се­мьям. Теща может воспринимать своего зятя просто как еще одного члена своей семьи, или же каждая из двух родитель­ских семей может попытаться привлечь молодоженов на свою сторону. Такая ситуация может привести к конфликту, осо­бенно в том случае, если с самого начала между семьями не установились достаточно дружественные отношения.

Рис. 2.11. Супружеская группа как единое целое и как часть более

крупной семьи:

М — муж; Ж — жена; РСМ — родительская семья мужа; РСЖ — родительская семья жены; С — супружеская группа; С_м — сила, действующая на мужа в направлении его родительской семьи; С_ж — сила, действующая на жену в направлении ее родительской семьи.

Вероятность конфликта между мужем и женой уменьшает­ся, если потенциал их членства в супружеской группе выше, чем потенциал их членства в прежних группах, поскольку в этом случае супружеская группа будет действовать как единое целое. Если же связь с родительской семьей остается достаточ­но сильной (рис. 2.11), то поступки мужа и жены будут в зна­чительной степени обусловлены их членством в различных группах, и вероятность конфликта возрастет. Именно это, по всей видимости, имеется в виду в расхожем совете для моло­доженов «не жить слишком близко к своим родителям».

2. Ревность. Ревность — это одна из самых распространен­ных проблем, она встречается уже у детей; ревность может быть сильной даже в том случае, когда для нее нет совершенно никаких оснований. Эмоциональная ревность частично бази­руется на ощущении того, что на чью-то «собственность» пре­тендует кто-то другой. Учитывая большую степень перекры­тия сфер (см. — рис. 2.7 а) и тенденцию любви быть всеобъем­лющей, становится вполне понятно, что это чувство легко возникает между людьми, находящимися в очень тесных отно­шениях.

Рис. 2.12. Различное значение, придаваемое мужем и женой одному

и тому же событию в их жизненном пространстве: а — жизненное пространство мужа; б — жизненное пространство жены; С — супружеская область; Б — деловая сфера жизни мужа; К — клубная жизнь мужа; До — домашняя жизнь; Д — общение с детьми; Се — сексуальные отношения между мужем и женой; Со — социальная активность мужа и жены; др — дружба мужа с третьим лицом.

В жизненном пространстве мужа область «дружба мужа с третьим лицом» не пересекается с «областью супружества», что является характерным отличием жизненного пространства жены. Интимное отношение одного из партнеров к третьему лицу не только делает его «потерянным» для второго партнера, но и у второго партнера, кроме всего прочего, появляется ощуще­ние, что какая-то часть его собственной частной, интимной жизни становится известной этому третьему лицу. Позволив брачному партнеру доступ в свою частную жизнь, человек во­все не намеревался сделать ее доступной для всех других лю­дей. Отношение партнера с третьим лицом воспринимается как брешь в преграде, закрывающей чью-то интимную жизнь от окружающих.

Важно четко понимать, почему ситуации такого рода могут быть по-разному восприняты партнерами. На рис. 2.12 а пред­ставлено жизненное пространство мужа. Его дружба с треть­им лицом (др) может вырасти из каких-то деловых отноше­ний. Она может стать довольно важной для него лично, но тем не менее все равно оставаться в его деловой сфере Б, или, по крайней мере, за пределами его супружеской области С. Таким образом, муж не видит противоречия между своей семейной жизнью и отношениями с третьим лицом: супружество не те­ряет ни одной из своих областей, и сосуществование этих двух связей не приводит к возникновению конфликта. Ту же самую ситуацию жена может представлять себе совершенно иначе. В ее жизненном пространстве (рис. 2.126) вся жизнь мужа включена в семейные отношения, и особое значение придает­ся как раз области дружеских и интимных отношений. И, таким образом, жене подобная ситуация представляется явным вторжением в ее супружескую сферу.

Супруги как группа в процессе становления

Чувствительность супружеской группы к изменению пози­ции кого-либо из ее членов особенно заметна в раннем перио­де брака. Будучи молодым организмом, группа в это время является наиболее гибкой. По мере узнавания мужем и женой друг друга формируется и их способ справляться с трудностя­ми, и с течением времени изменять эту модель становится все труднее и труднее. До некоторой степени в этом виновато об­щество, предлагающее молодоженам традиционную модель взаимодействия. Однако мы уже обращали внимание на част­ный характер супружества, который делает атмосферу группы более зависимой не от общества, а от особенностей личности и ответственности партнеров.

Супругам, имеющим небольшой стаж совместной жизни, очень трудно определить баланс между своими собственными потребностями и потребностями партнера и попытаться обес­печить его. Это приводит к возникновению типичных кон­фликтов, хотя в то же время является предпосылкой большей гибкости в их разрешении.

Разрешение конфликтов

Ответ на вопрос о том, может ли конфликт быть разрешен, и если да, то до какой степени и каким образом, всецело зави­сит от специфики конкретной супружеской группы и того зна­чения, которое они придают конфликту. Однако мне бы хоте­лось обратить особое внимание на один фактор. Мы уже отме­чали, что частота и серьезность супружеских конфликтов зависят, главным образом, от общей атмосферы супружества. И в том, что касается разрешения конфликтов, эта атмосфера также представляется наиболее значимым фактором.

Супружество предполагает отказ от определенной части своей свободы, причем человек либо жертвует свободой во

имя брака, обрекая тем самым себя самого на фрустрацию, либо настолько включает супружеские отношения в свою жизнь, что воспринимает цели партнера как свои собственные. Понятно, что во втором случае говорить о каких-то жертвах не совсем корректно: «ограничение свободы» понимается здесь совершенно иначе.

Нет никакой мистической силы за такой «идентификацией» с партнером, и мы не можем рассматривать ее как специфиче­скую особенность любви или супружества. Отказ от определен­ной части своей свободы — это условие членства в любой груп­пе. И, таким образом, каждой группе очень важно определить­ся, на какой основе будет обеспечиваться баланс между индивидуальными и групповыми потребностями. Подчинение правилам группы может быть более или менее добровольным, но оно может возникнуть и в результате сильного чувства «мы». Эксперименты показали, что последнее более характерно для демократической, нежели для авторитарной групповой атмо­сферы. Кроме того, было установлено, что развитие чувства «мы» приводит к уменьшению напряжения и конфликтности. Готовность принять во внимание точку зрения и цели другого человека, готовность к обсуждению личных проблем логично ведет к более скорому разрешению конфликтов.

А. Я. Анцупов, А. И. Шипилов

ИССЛЕДОВАНИЕ КОНФЛИКТОВ В ПСИХОЛОГИИ¹²

По количеству публикаций психология занимает выражен­ное лидирующее положение среди отраслей конфликтологии. Более четверти публикаций по проблеме конфликта подготов­лено психологами <...>.

Динамика публикаций представлена на рис. 3.1.

При содержательном анализе психологической литературы авторы исходили из логики понятийной схемы описания кон­фликта. Такой подход в отечественной психологии предложен Л. А. Петровской (Петровская, 1977). Ею выделены четыре категориальных группы: структура конфликта, его динамика, функции и типология. Нами были предложены семь (Анцу­пов, 1992), а затем — одиннадцать групп понятий в психологИ" ческом анализе конфликта (Анцупов, Шипилов, 1997). К ним отнесены: сущность конфликта; его генезис; эволюция кон­фликта; классификация; структура; динамика; функции; ин­формация в конфликте; предупреждение; разрешение кон­фликта; методы диагностики и исследования конфликта.

В психологии пока не сложилось общепризнанного пони­мания сущности конфликта. Часть авторов трактует его как столкновение, противодействие, противоречие. Иногда кон­фликт понимается как вид общения, ситуационная несовме­стимость, ситуация ненайденного выхода, тип конкурентного взаимодействия. Среди сущностных черт конфликта выделя­ют: наличие противоречия между субъектами; их противодей­ствие; негативные эмоции по отношению друг к другу.

Среди причин конфликтов выделяют субъективные и объективные. Конкретный конфликт происходит в силу дей­ствия тех и других причин. Психологов интересуют субъек­тивные причины.

Проблема эволюции конфликта поставлена одним из авто­ров несколько лет назад (Анцупов, 1992). Эволюция предпо­ложительно имеет девять видов: макроэволюция; межвидовая; внутривидовая у животных; в онтогенезе у животных; в антро­погенезе; общественно-историческая; эволюция конфликтов в XX в.; в онтогенезе человека; эволюция конкретных кон­фликтов.

Наличие многих общих и частных классификаций кон­фликта говорит о том, что их может быть столько, сколько раз­личных сторон выявляет в нем психология. К признакам, на основе которых предлагаются различные типологии, относят­ся: объект конфликта; особенности сторон; длительность; функции; формы проявления; тип отношений; последствия и т. п.

К структурным компонентам конфликта относят объект и предмет конфликта, личности оппонентов, ситуацию в стране, регионе, месте жительства, условия работы и жизни человека, обстановку социального взаимодействия, а также потребно­сти, интересы, цели оппонентов и конфликтное взаимодей­ствие (приемы и способы воздействия друг на друга, т. е. стра­тегию и тактику противодействия).

Большинство авторов в динамике конфликта выделяют следующие этапы: возникновение объективной предконфликт-ной ситуации; ее осознание как конфликтной; инцидент, или собственно конфликт; разрешение (завершение) конфликта; послеконфликтная ситуация.

Функции конфликта делят на конструктивные и деструк­тивные. Обычно конфликт несет в себе и то, и другое, поэтому его оценивают по тому, какое начало преобладает. Функцио­нальность конфликта по мере его развития может изменяться в сторону положительных или отрицательных последствий.

Информация в конфликте представлена главным образом информационными моделями конфликтной ситуации, кото­рые имеются у каждой из участвующих сторон, информацион­ным обменом оппонентов и информационной средой, в кото­рой протекает конфликт.

Предупреждение конфликтов — это создание объективных условий и субъективных предпосылок, способствующих раз­решению предконфликтных ситуаций неконфликтными спо­собами.

Разрешение конфликта предполагает конструктивное са­моразрешение человеком своих конфликтов, а также умение руководителей разрешать конфликты между подчиненными. Методы диагностики и исследования конфликтов являют­ся ключевой проблемой, решение которой обеспечивает успех в их изучении. Анализ литературы показал, что используются практически все методы психологии, однако наиболее часто — лабораторные эксперименты, ретроспективные и бланковые методики и тесты. Перспективы изучения конфликтов связа­ны с выбором в качестве единицы их анализа конфликтной ситуации.

В психологической литературе по проблеме конфликта выделяются несколько направлений. Первая попытка их си­стематизации изложена в работе Р. Л. Кричевского и Е. М. Дубовской. Исходя из схемы анализа межличностного конфлик­та «организационный контекст — совместная реализуемая де­ятельность — целеполагание — когнитивные процессы», выделяются четыре направления: организационное, деятельностное, мотивационное, когнитивное. Мотивационное на­правление представлено работами только западных психоло­гов. Удачным является выделение таких направлений, как организационное и деятелъностное. Что касается мотивационного и когнитивного, то в отечественной психологии они явля­ются, несмотря на различия, подходами одного направления, которое можно назвать личностным. Личность в нем рассмат­ривается как центральное звено конфликтного взаимодей­ствия.

В психологии сложилась определенная неравномерность в изучении различных видов конфликта. Около 83 % работ при­ходится на изучение межличностных конфликтов. Внутри-личностным конфликтам посвящено около 8 % публикаций. Психологическая характеристика конфликтов между малыми, средними и большими группами, международных конфликтов представлена в 3-4 % работ. Около 5 % работ носят методоло­гический и общетеоретический характер.

Кроме того, психологи исследуют конфликты в различных видах человеческой деятельности и сферах отношений:

• в трудовых коллективах;

• в научно-исследовательских коллективах;

• в деятельности правоохранительных органов;

• в воинских коллективах;

• в спорте;

• в среде осужденных;

• в педагогической деятельности;

• конфликтность семейно-брачных отношений. Изучаются конфликты на разных этапах социализации личности:

• в дошкольном возрасте (А. А. Рояк, Т. И. Юферова и др.);

• в школьном возрасте (В. М. Афонькова, Л. С. Славина и др-);

• в подростковый период (Т. В. Драгунова, Е. В. Первышева и др.);

• в молодежных, студенческих группах (В. М. Басова, А. И. Шкиль и др.).

В целом можно утверждать, что в период с 30-х до середи­ны 70-х гг. психологические исследования конфликта носили фрагментарный характер. Отсутствовали обобщающие рабо­ты, необходимые для формирования методологической и тео­ретической базы изучения конфликта. Во второй половине 70-х гг. появляются работы, в которых предприняты попытки теоретического осмысления накопившегося эмпирического материала. Предложена понятийная схема психологического анализа конфликта. К середине 80-х гг. сформировалось три подхода к изучению конфликта: организационный, деятельно-стный и личностный. На рубеже 80-90-х гг. стала осознавать­ся необходимость междисциплинарного изучения конфликта.

В. Н. Мясищев

ЛИЧНОСТЬ И НЕВРОЗЫ¹³

Понятие психоневроза

Переходя к позитивной попытке решения стоящих задач, мы прежде всего останавливаемся перед задачей определения, уточнения, ограничения понятия психоневроза. Постараемся, преодолевая указанные выше дефекты, вместе с тем объеди­нить и использовать по возможности позитивный материал, имеющийся по этому вопросу.

Большая часть работ, посвященных этому заболеванию, позволяет рассматривать невроз как функциональное, психо­генное нервно-психическое заболевание, вытекающее из тяже­лых переживаний личности, неразрывно связанных с услови­ями ее жизни.

Не останавливаясь здесь на условности, нечеткости и спра­ведливой критике, которой подверглось понятие функционального нарушения, мы, естественно, должны остановиться на бесспорно специфичном для психоневроза — на психоге­нии, или на роли переживаний. Основные вопросы здесь за­ключаются в том:

1) какие переживания или какие качества переживаний являются патогенными?

2) каковы условия этих переживаний?

3) как из переживания возникает болезненное состояние?

4) какова невро-физиологическая природа психогении? Простой и, на первый взгляд, верный по первому вопросу ответ, гласящий о том, что речь идет о сильном, потрясающем переживании, как показывает клиника и литература, недоста­точен и поэтому неверен.

Во-первых, тяжелые потрясающие переживания в ряде случаев, как они ни тяжелы, как остро и глубоко ни пережива­ются личностью, не вызывают психоневроза; поэтому надо отличать сильное или потрясающее переживание от патоген­ного; во-вторых, в ряде случаев острое психическое потрясе­ние дает быстро проходящее болезненное состояние, которое следует отличать, как реакцию от психоневроза (см. ниже).

Опыт показывает, вопреки односторонним теориям, что источники патогении весьма многообразны. Попытка привес­ти их к одному знаменателю обычно искусственна. То, что не патогенно для одного, патогенно для другого, и, наоборот, то, что для первого патогенно, для второго оказывается безвред­ным.

В формулу роли переживания надо внести существенную поправку: переживание оказывается при более глубоком анали­зе производным от личности переживающего и само должно быть объяснено в связи с ее особенностями.

Здесь мы теснее всего соприкасаемся с вопросами челове­ческой психики, своеобразие которой, кратко говоря, заключа­ется в том, что человек является сознательным субъектом, т. е. выделяющим себя из окружающего, сознательно относящим­ся к различным сторонам действительности и активно воздей­ствующим на нее в соответствии со своими потребностями и вытекающими из них целями. Человек связан с действитель­ностью многообразными связями: любовь, дружба, вражда, обязанности, принципы, привычки и т. д. Некоторые из них более значимы, другие менее.

Достаточно взглянуть на любое глубокое переживание чело­века, чтобы убедиться в том, что в основе переживаний лежат взаимоотношения человека с различными сторонами окружаю­щего, что болезненные переживания являются лишь следстви­ем нарушенных взаимоотношений. Потеря места, клевета, из­мена супруга, смерть ребенка, неудача в достижении цели, уязв­ленное самолюбие и т. п. являются источником болезненного переживания лишь в том случае, если они занимают центральное или по крайней мере значимое место в системе отношений личности к действительности. Их значимость является услови­ем аффективного напряжения и аффективной реакции.

Естественно возникает вопрос о более определенной ха­рактеристике этих условий патогенности переживаний.

Ряд работ, еще задолго до Фрейда, в разной формулировке определял их то как конфликт, то как коллизию, то как несо­ответствие, то как противоречие. Однако вопрос освещался слишком обще и абстрактно. Так, говоря, например, о кон­фликте, авторы проходили мимо того, что конфликты могут быть различные, что понимание генеза заболевания требует анализа различной психологической природы этих конфлик­тов и, следовательно, выяснения вопроса о том, при каких лич­ных и социальных условиях эти конфликты оказываются ис­точником болезненного образования. Ответ на это тесно свя­зан с самыми характерными особенностями психики человека, который, вступая во взаимоотношения с окружающим как ак­тивный субъект в соответствии со своими потребностями, ста­вит себе задачи, стремится и борется за достижение своих целей. На первый взгляд, источник патогении заключается преж­де всего в том, что требования, потребности, стремления, же­лания личности не удовлетворяются теми или иными момен­тами действительности.

Однако известное несоответствие между потребностями и возможностями их непосредственного удовлетворения явля­ется существенным моментом в развитии личности: несоот­ветствие мобилизует нашу деятельность, заставляет нас на­прягаться, нас активирует. Достижение поставленной цели упражняет и развивает наши нервно-психические функции. Вчерашнее «противоречие» сегодня исчезает, достигается по­ставленная цель, в связи с психическим ростом повышается уровень потребностей, это влечет за собой новые цели и новые задачи. Таким образом, само противоречие или несоответ­ствие между потребностью и возможностью ее удовлетворе­ния, целью и возможностью ее достижения приводит к психо­неврозу только тогда, когда оно продуктивно не разрешается: цель не достигается и потребность не удовлетворяется, терпят крушение планы, разрушаются надежды, утрачиваются близ­кие люди, положение, возможности и т. п.

Однако, как показывают уже приведенные примеры, не все­гда неудачи и потрясения порождают невроз. Случаи, при кото­рых противоречие приобретает патогенный характер, различны.

Во-первых, в одних случаях патогенность противоречия имеет источником, главным образом, особенности личности, которые переполняют жизнь созданными ею самою трудностя­ми, как это бывает у лиц агрессивных, претенциозных, упрямых, взбалмошных, сенситивных и т. п., т. е. у лиц с недостатками характера жизнь оказывается полной трений и столкновений с людьми, и это приводит их к неврозу. Даже обычные житей­ские противоречия или затруднения являются, в силу агрес­сивной претенциозности или чувствительности этих лиц, по­стоянным источником тяжелых конфликтов и переживаний.

Во-вторых, для понимания патогенного противоречия не­обходимо учесть не только вопрос о потребностях, но и вопрос о средствах активного воздействия и путях достижения целей, которые могут при известных обстоятельствах быть гораздо ниже уровня потребностей или притязаний личности, а в со­здавшемся противоречии она не может найти рационального, продуктивного выхода.

В-третьих, реальность не представляет пассивного объекта воздействия. Она активно препятствует и помогает субъекту, дает ему средства и возможности и в то же время предъявляет к нему требования.

В противоположность биологистам нужно подчеркнуть, что тенденция и потребности точно так же, как и средства и возможности личности, не являются врожденными, конституциональными качествами, но представляют продукт воспита­ния, общественного опыта, общественных связей — всей исто­рии развития в определенных условиях.

В-четвертых, нельзя не учесть того, что в ряде случаев объективные условия делают противоречия неразрешимыми, потребность неудовлетворимой, цель недостижимой и т. п., когда, например, человек теряет близкого человека (жену, мужа, мать, ребенка), когда человек теряет средства достиже­ния цели (например, певец—голос) и т. п. Возникает уже во­прос не о разрешении задачи и преодолении трудностей, а о признании и подчинении реальной необходимости. Здесь опять-таки требуется известный фонд психических средств для того, чтобы понять неизбежность отказа и найти новые пути в жизни. Ряд случаев заболеваний психоневрозами пока­зывает, что эта задача для многих оказывается непосильной.

Патогенность ситуации, таким образом, заключается в не­умении рационально, иначе, продуктивно, преодолеть труд­ность или в неспособности отказа от неосуществимых стрем­лений.

Понятием патогенной ситуации широко пользуются, но часто неправильно отождествляют его с понятием внешних условий.

Патогенная ситуация, в соответствии с точным смыслом слова, представляет то положение, в котором оказывается лич­ность, с ее качествами (преимуществами и недостатками), с сочетанием условий, лиц, с которыми она взаимодействует, со стечением обстоятельств, создающих неразрешимый клу­бок внешних и внутренних трудностей. В этой ситуации воз­никает ряд субъективных переживаний противоречивого ха­рактера.

Противоречие потребности, желания, цели и их удовлетво­рения, противоречие между «хочу» и «смогу» по мере роста неудач все более выражается формулой «хочу, но не могу». Наряду с этим формулируется противоречивое переживание по схеме «не могу достигнуть, но не хочу отказаться». И то и другое представляет противоречие сознания объективной дей­ствительности — необходимо, должно, можно, нельзя, могу, не могу — и субъективных тенденций — хочу или не хочу.

Далее создается своеобразное противоречие самого аффек­тивного фона в завязке болезненного состояния. Это проти­воречие одновременных аффектов любви и ненависти, стенически-агрессивного самоутверждения и астенической неуве­ренности, гнева и страха. Неразрешимость противоречия коренится, таким образом, в соотношении объективной необ­ходимости и субъективных качеств личности, в противоречии логики и аффекта, в противоречии самого аффекта.

Приводящая к психоневрозу патогенная ситуация характе­ризуется ее индивидуальной и относительной неразрешимо­стью, т. е. неразрешимостью для данного субъекта в данной обстановке, его неспособностью или неумением найти продук­тивный, рациональный выход в данных условиях.

Такое понимание ближе к динамичности и ситуативности болезненных проявлений психоневрозов и должно быть в пер­вую очередь противопоставлено формальному, статическому и фаталистическому учению о неполноценности и о конститу­циональной слабости нервной системы. С точки зрения тако­го понимания, вопрос о качествах личности встает в плане ди­намической характеристики ситуативно уязвимых мест ее психического склада.

В условиях неразрешенного противоречия, блокады раци­онального и продуктивного пути в огромной степени нараста­ет невропсихическое напряжение, наиболее яркой и заметной стороной которого является аффективное напряжение. Оно, в свою очередь, обостряет противоречие, усиливает трудности, затрудняя рациональное решение, создавая конфликты, повы­шая неустойчивость и возбудимость человека, углубляя и бо­лезненно фиксируя переживания.

Нарастающее и неразрешающееся напряжение соответ­ствует психоневрозу в еще скрытой форме, влечет за собой в дальнейшем психическую и физиологическую дезорганиза­цию личности, которая проявляется в картине заболевания. Аффективность становится чрезмерной и фиксированной, во­левое управление дезорганизуется, целесообразное усилие, самоконтроль нарушаются и сменяются картиной безволия и судорожных односторонних и непродуктивных напряжений. На место объективного, логического мышления выступает субъективное, фантастическое, символическое, кататимное.

В аутической бредовой переработке, в одержимости «сверх­ценными» фиксированными, навязчивыми представлениями, в неспособности воспоминания так же, как и в неспособности забыть, в символически гипертрофированной выразительной эмоциональной реакции «припадка» и т. д. проявляются одно­временно и иррациональная переработка и психическая дезор­ганизация; многочисленные проявления вегетативных висце­ральных нарушений, расстройства основных функций орга­низма — сна, аппетита и т. п. — являются выражением глубоких физиологических сдвигов.

Функциональная дезорганизация личности, таким обра­зом, сказывается в нарушении как сложных, высших, психо­социальных форм поведения (психической переработки), так и в более элементарных физиологических реакциях.

Неразрешаемое противоречие повышает аффективность, нарушает рациональную переработку; это нарушение, в свою очередь, обостряет противоречие и вновь усиливает функцио­нальную дезорганизацию. Таким образом создается порочный круг, роль которого в патогенезе заболеваний хотя и отмечена рядом авторов (Гольдштейн, Адлер, Аствацатуров, Краснуш-кин, Сперанский и др.), но едва ли в полной мере оценена.

Все изложенное позволяет рассматривать психоневроз как психогенное заболевание, в основе которого лежит неудачно, нерационально и непродуктивно разрешаемое личностью проти­воречие между нею и значимыми для нее сторонами действитель­ности, вызывающее болезненно тягостные для нее переживания: неудачи в жизненной борьбе, неудовлетворение потребностей, недостигнутой цели, невознаградимой потери. Неумение найти рациональный и продуктивный выход влечет за собой психиче­скую и физиологическую дезорганизацию личности.

Таким образом, противоречие само по себе не создает невроза; необходимым условием является нерациональное и непродуктивное его разрешение, субъективный, иррациональ­ный, связанный с повышением эффективности способ перера­ботки. Аффективное напряжение, в свою очередь, не представ­ляет еще психоневроза, но тогда, когда оно дезорганизует пси­хическую и соматическую деятельность, мы имеем дело с болезнью — с психоневрозом. <...>

Структура психоневроза

<...> Основными слагаемыми психоневроза являются: 1) вза­имоотношения личности с ее внешними условиями, 2) особен­ности характера, 3) неврофизиологические особенности боль­ного. Все три момента представляют единство, так как в ситу­ацию входит личность, а личность нельзя оторвать от организма. Само сочетание обстоятельств жизни образует структуру, в которой различно комбинируются благоприят­ные и неблагоприятные в смысле заболевания моменты в их одновременности и последовательности. Так как патогенные ситуации различны, возникает необходимость отказаться от стремления искать один патогенный механизм и предпослать обобщенной трактовке невроза анализ различных взаимоот­ношений, существующих между картиной отдельных невро­тических синдромов и между характером патогенных условий.

К типичным и хорошо известным ситуациям относится противоречие между актуальными возможностями личности, с одной стороны, ее стремлениями и требованиями к себе, ко­торые не противоречат, а соответствуют требованиям окружа­ющего, с другой стороны. Источником болезни является то, что личность не умеет при данной конкретной ситуации спра­виться со стоящей перед ней задачей даже при самом активном стремлении разрешить эту задачу. Противоречие заключается в относительном несоответствии между возможностями или средствами личности и между требованиями действительно­сти. Эта, как говорилось выше, динамическая и ситуативная недостаточность личности покрывается мобилизацией ее внутренних ресурсов, мобилизацией усилий человека с макси­мальным доступным личности использованием внешних воз­можностей; не умея найти правильного решения задач при максимальных усилиях, человек перестает справляться с рабо­той, развивается болезненное состояние, которое заключается в том, что в общественно-производственном смысле человек утрачивает или снижает свою продуктивность, а вместе с тем его организм дезорганизуется в функциональном отношении, т. е. его нервно-психические функции расстраиваются, внимание падает, обостряется эффективность, появляется озабочен­ность, тревога и неуверенность, нарушаются сердечная дея­тельность, желудочно-кишечные и другие функции — аппе­тит, сон и т. д. Такой характер противоречия чаще всего мы находим в условиях психогенного возникновения неврастени­ческого синдрома¹⁴.

Другой характер противоречия мы встречаем в тех случаях, когда личность вступает в конфликт с различными момента­ми окружающей ее действительности, не находя удовлетворе­ния своих требований, стремлений, или когда действитель­ность выдвигает требования, идущие вразрез с субъективны­ми требованиями личности.

Характерную картину патологической переработки такого противоречия мы часто встречаем при истерическом синдроме. По отношению к истерии мы имеем ряд указаний на то, что в ее основе лежит неосуществленное желание (Фрейд), цель, эпитимные тейденции (Браун). Действительно, патогенным стержнем истерического образования являются неудовлетво­ренные тенденции, потребности, желания, иррационально пе­рерабатываемые личностью. Это не дает еще, конечно, права рассматривать истерические явления как целесообразные приемы и говорить о выигрыше путем болезни, как это дела­ют, например, Фрейд, Адлер и др.

Это дает только основание говорить, что «истерия действи­тельно имеет цель и желание, но не в болезни эта цель и жела­ние, а болезнь есть патологическое выражение неудовлетво­ренного желания»¹⁵. Совершенно иной характер противоречия в истерии по сравнению с неврастенией выдвигает совсем дру­гие черты в болезненных проявлениях. Эгоцентризм при про­тивопоставлении себя действительности должен выступать несравненно ярче. Тенденциозно личный характер эффектив­ности — агрессивность и претенциозность, конфликт с дей­ствительностью являются и следствием и причиной относи­тельного перевеса аффекта над логикой у истерика. Уловки, фикция и обман могут быть следствием и причиной истери­ческого столкновения с неудовлетворяющими и травмирую­щими ее сторонами. Поэтому истерия выступает прежде всего как «конфликтный» невроз, где конфликт, однако, происхо­дит у личности не столько с самим собой, сколько с теми или иными внешними обстоятельствами, хотя сам больной в ряде случаев является их виновником. Он не может ни подчинить действительность своим требованиям, ни отказаться от них, подчиняясь действительности. С такой конфликтной приро­дой истерического противоречия, часто противопоставляю­щей истерику других людей, естественно, тесно связано пред­ставление о том, что истерики имеют более, чем другие невро­тики, социально-психологических дефектов, по крайней мере временно на период их декомпенсации.

Еще иной характер противоречий мы имеем в том случае, когда человек заболевает в условиях противоречивых влияний и вырастающих отсюда противоречивых внутренних тенден­ций. Личность как бы внутренне расщепляется, и этот «внут­ренний конфликт», внутренние раздвоения характерны, как указывает ряд авторов, для невроза навязчивых состояний.

Борьба между желанием и долгом, между принципами и личными привязанностями, между «инстинктивно-органиче­ским влечением» и между этическими надстройками представ­ляет собою типичный случай этих внутренних конфликтов. Неразрешающееся напряжение наиболее ярко выражается в состоянии нерешительности, сомнения, при котором личность колеблется в борьбе двух противоположных тенденций, причем или ни одна не приобретает перевеса и человек страдает сомне­ниями, нерешительностью, раздвоением, или же одна из двух тенденций приобретает перевес, но, встречая противодействие другой, обнаруживается в навязчивом симптоме.

Механизм возникновения болезненных симптомов нам еще недостаточно ясен. Он ярче всего проявляется в символи­ческой обсессии, например, в навязчивых ритуальных дей­ствиях, значение которых может быть понято только на осно­ве их генетического анализа, позволяющего установить тес­ную связь между симптомами болезненного состояния и характером внутренних противоречий.

Мы имеем и другие формы внутреннего противоречия, ко­торые нарушают нервно-психическую динамику личности, но которые еще, может быть, недостаточно проанализированы. При этом патогенные ситуации, которые создаются у лично­сти, могут меняться и быть множественны. Так, человек может , напрягаться сверх нормы и вместе с тем быть в сильнейшем конфликте, например, нести напряженную и ответственную! \ работу, отрицательно относясь к ней, быть неудовлетворен­ным своим положением, иметь ряд конфликтов и испытывать острое чувство неполноценности. Напряжение с отрицатель­ной эмоцией может истощать, а конфликт и неудовлетворен­ность, из которых не находится выхода, могут создать истери-> ^ ческие тенденции. Эта комбинация противоречий дает нам' -понять и вместе с тем оправдывает столь распространенный в практике и, на первый взгляд, кажущийся столь необоснован­ным термин, как истеро-неврастения. О других возможных комбинациях мы сейчас говорит не будем.

Попытка вывести клиническую картину непосредственно из характера противоречия была бы, однако, довольно грубым, упрощением. В каждом конкретном случае мы имеем сплошь и рядом комбинацию ряда противоречивых тенденций, в кото­рых внешние и внутренние моменты участвуют в разном соот­ношении и при которых не всегда с первого взгляда можно установить истинный смысл противоречивой ситуации.

Так, при противоречии неуверенности в себе или претен­зии или при конфликте чувства неполноценности и тенденции самоутверждения мы имеем дело, очевидно, с внутренним конфликтом. Но можем ли мы сказать, что конфликт чувства долга и любви представляет то же самое, что и первый? Оче­видно, нет. Первый развертывается внутри индивидуалисти­ческих тенденций, второй — личных и социальных. В основ­ном, первый конфликт имеет более внешний характер, так как здесь несоответствие средств и тенденций не представляет внутреннего конфликта.

Возникает вопрос, может ли конфликт второго типа дать картину истерического состояния? Как показывает нам мате­риал, может. Так, у одной из наших больных мы имеем исте­рическое состояние, причем женщина, с. развитым сознанием общественного долга, выдала мужа, узнав, что он — фальши­вомонетчик, но, выдав, заболевает истерией. Здесь был внут­ренний конфликт любви к мужу и сознания долга, но, после того, как муж был потерян, конфликт стал внешним, больная не может примириться с потерей мужа и заболевает, а когда примиряется, тогда выздоравливает.

Приведем еще пример. Женщина дает картину истериче­ского психоневроза. В патогенной ситуации, на первый взгляд — внутренний конфликт, борьба между желанием бросить мужа и жалостью к нему. При ближайшем рассмотрении оказывается, что больная не бросает мужа потому, что ей не­куда переехать и в сущности жалость к мужу лишь демонст­рируется больной, но большой роли не играет, а отсюда и вы­вод о том, что здесь в основном конфликт личности не с собой, а с внешними моментами действительности — между желани­ем бросить мужа, несмотря на жалость, и невозможностью уехать от него.

Таким образом, связь между патогенетической сущностью и патологическим проявлением и истинный характер сложно­го противоречия открываются только после тщательного ис­следования. Кроме того, в картине болезни выражается не только характер болезненного противоречия, но и характер болезненной переработки.

Неврастенический синдром представляет вытекающие из указанного нами несоответствия перераздражение и истоще­ние нервной системы с преобладанием того или иного, в зави­симости от стадии болезненного процесса. Таким образом, здесь первично нарушается не переработка, но нарушаются, в частности снижаются, функциональные возможности. При обсессивном синдроме переработка нарушена в ее централь­ной («интрапсихической») части, и в общем личность или ко­леблется или лишь фиктивно-символически разрешает во­прос, но это фиктивное разрешение не уничтожает борьбы: она влечет за собой навязчивую стойкость симптома.

Истерический синдром не является задержанной перера­боткой, подобно обсессивному, а часто представляет ускорен­ный, упрощенный, импульсивный, аффективный разряд и кататимную или эпитимную реакцию на препятствия или требования действительности. Истерия всегда тенденциозна и иррациональна, хотя способы истерической переработки, так же как и при других неврозах, многообразны. Так, аффектив­но-примитивная переработка проявляется в известной всем картине истерического припадка или утрированного аффек­та — «истерики». Но внешне отличающиеся от этого другие способы истерической переработки, вплоть до аутически-де-лириозного, характеризуются также перевесом аффекта над логикой, желания над действительностью.

Таким образом, связь между характером переработки и ха­рактером противоречия, как видно из только что сказанного, выступает достаточно явственно.

Переходя к вопросу о психологической структуре лично­сти, надо подчеркнуть, что личность сама приобретает содер­жание, формируется и переделывается в процессе активного взаимодействия с окружающей ее обстановкой и при разных обстоятельствах жизни, что сами качества личности выявля­ются в соотношении с ее окружающим, и судить о ней мы мо­жем только по этому соотношению. Поэтому особенную важ­ность приобретает проблема структурно-характерологичес­ких особенностей личности, уязвимые стороны которой являются источниками психогении, а сильные — источниками сохранения здоровья и компенсации.

Отсюда вытекает положение о том, что патогенные источ­ники психоневроза, как и всякой психогении, нужно искать не столько в абсолютных качествах психики и условиях жизни, сколько в соотношении первых со вторыми. <...>

В. П. Левкович, О. Э. Зуськова

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ИЗУЧЕНИЮ СУПРУЖЕСКИХ КОНФЛИКТОВ¹⁶

В сложном комплексе причин, вызывающих дезорганиза­цию и распад семьи, значительное место занимают причины социально-психологические, связанные со спецификой взаимоотношений и общения супругов в семье. Становится все более очевидным, что оптимизация одних лишь социаль­но-экономических условий жизни семьи не всегда приводит к повышению стабильности брака. Об этом свидетельствуют и данные социологических исследований (Гурко, 1982; Павлюков, 1980; Харчев, 1983).

В основу нашего исследования была положена такая мо­дель семьи, которая, во-первых, предполагала оптимальные социально-экономические условия жизни семьи (отсутствие алкоголизма, аморального поведения супругов, наличие хоро­ших материальных и жилищных условий и т. п.) и, во-вторых, исключала любую психопатологию супругов. Это дало воз­можность сконцентрировать внимание на социально-психоло­гических факторах, влияющих на изменение уровня стабиль­ности семьи.

Основным социально-психологическим фактором, вызы­вающим дестабилизацию и распад семьи, является негатив­ный характер супружеских отношений, выражающийся в кон­фликтном взаимодействии супругов. Супружеский конфликт представляет собой сложное явление, которое охватывает раз­личные уровни взаимодействия супругов. Он может зарож­даться и протекать на уровне взаимоотношений супругов, не реализуясь определенное время в их поведении (стадия скрыт того конфликта). Например, негативные межличностные от­ношения между супругами (недоверие, безразличие, недо­вольство и др.) могут некоторое время не находить отражения в их общении как совокупности наблюдаемых актов поведет ния. Обострение взаимоотношений супругов приводит к тому, что конфликт охватывает и сферу их общения, проявляясь в различных формах конфликтного поведения (вербального и невербального). Переход конфликта на поведенческий уро­вень является свидетельством его обострения и перерастания от скрытой в открытую стадию.

Конфликты могут возникать не только в результате нега­тивных межличностных отношений супругов, но и как следствие дезорганизации их общения. Например, несоблюдение супругами элементарных норм повседневной жизни, выража­ющееся в язвительности, грубости, невнимательности, провоцирует конфликты именно на поведенческом уровне. При частом повторении такие конфликты формируют негативные взаимоотношения супругов. Они становятся более устойчи­выми, труднее преодолеваются.

Возникновение супружеского конфликта зависит не толь­ко от объективных причин (например, от специфики условий протекания конфликта и характеристик его участников), но и от субъективных факторов — представления участников кон­фликта о самих себе (о своих потребностях, ценностях, моти­вах и т. д.) и представления о брачном партнере; они могут быть причиной супружеских конфликтов. Характер этих представлений является во многом предметом изучения соци­альной психологии. Осознание конфликта участниками взаи­модействия может быть адекватным, неадекватным (когда супруги воспринимают объективную конфликтную ситуацию искаженно) и даже ложным (когда конфликтное взаимодей­ствие супругов возникает па основе неправильной оценки себя и партнера).

Согласно статистическим данным (Сысенко, 1983) значи­тельный процент разводов приходится на молодые семьи, где продолжительность брачного союза составляет от одного до пяти лет. Особенно ярко проявляется эта тенденция в круп­ных городах — Москве, Ленинграде, Риге, Одессе и др. (исхо­дя из этого, объектом данного исследования были избраны мо­лодые супружеские пары, проживающие в Москве, в возрасте до 35 лет, состоящие в браке не менее одного года, имеющие детей.

Определяя предмет исследования, мы исходили из того, что современный брак основывается на совместимости супру­гов как личностей. Ряд авторов понимает любовь как прочный комплекс чувств, состоящий из большого числа компонентов, в том числе не только эмоциональной привязанности и эмоци­ональной привлекательности супругов, но и наличия этиче­ских чувств (дружбы, уважения, доверия, взаимопонимания). Совместимость супругов определяется в значительной мере возможностью совместного удовлетворения в браке ряда основных потребностей (общения, познания, материальных и ролевых потребностей, потребности в защите «Я-концепции»).

Каждый из супругов к моменту вступления в брак имеет сложившиеся потребности, которые не могут быть идентич­ными у обоих брачных партнеров. Нередко эти потребности оказываются противоречивыми. Совместная жизнь требует от супругов готовности к компромиссу, умения считаться с по­требностями партнера, уступать друг другу, развивать в себе такие качества, как взаимное уважение, доверие, взаимопони­мание, что способствует оздоровлению психологического кли­мата в семье и лучшей взаимной адаптации супругов. В этом случае противоречия в потребностной сфере супругов не при­нимают острых форм и успешно преодолеваются. Неумение найти правильную линию поведения в семье приводит к тако­му обострению противоречий обоих брачных партнеров, при которых удовлетворить потребности каждого из супругов в данной брачной диаде становится чрезвычайно трудно или даже невозможно. Это приводит к возникновению фрустра­ций у одного или обоих партнеров, создает дисгармонию в су­пружеских взаимоотношениях.

Предметом нашего исследования является обнаружение противоречий в потребностной сфере супругов, приводящих к нарушению взаимодействия между супругами, к возникнове­нию конфликтов. Рассматривая взаимодействие супружеской пары, мы выделили объект и условия взаимодействия. Под объектом взаимодействия мы понимали совместное удовлет­ворение супругами ряда потребностей.

На основании анализа литературных данных и проведен­ного нами пилотажного исследования в качестве наиболее зна­чимых для совместной жизни супругов были выделены пять групп потребностей (блоков):

1. Потребность супругов в исполнении определенных ро­лей в семье: матери—отца, мужа—жены, хозяина—хозяйки, женщины—мужчины, главы семьи, большинство из которых являются новыми для вступающих в брак. Одной из причин конфликтов в семье служит расхождение представлений су­пругов об исполнении каждым из них семейных ролей.

2. Потребность супругов в общении друг с другом и с дру­зьями.

В исследовании были затронуты следующие аспекты обще­ния супругов:

а) Брачные партнеры рассматривались как совместимые или несовместимые по параметру общительность — замкну­тость. Предполагалось, что в случае асимметрии этих качеств общительность одного из супругов может вступать в противо­речие с аутизмом другого, провоцируя возникновение кон­фликта.

б) Общение выполняет в семье очень важную психотера­певтическую функцию. В общении, основанном на сопережи­вании, взаимном уважении, супруги находят поддержку сво­их поступков, настроений, чувств, переживаний, получают эмоциональную разрядку. И напротив, взаимное отчуждение, дезорганизующее общение супругов формирует у них чувство одиночества, незащищенности, взаимной неудовлетворенно­сти, провоцируя семейные конфликты.

3. Познавательные потребности супругов. Проводившиеся ранее исследования показали, что интеллектуальные ценнос­ти являются наиболее важными для супругов, занимая одно из первых мест по общей шкале брачных ценностей. Мы сосредо­точили основное внимание на изучении потребности супругов в духовном росте и совершенствовании, поскольку эта потреб­ность, во-первых, является наименее изученной и, во-вторых, представляется нам в достаточной степени конфликтогенной при наличии асимметрии в супружеской диаде.

4. Материальные потребности, включающие потребности в совместном приобретении необходимых семье материальных ценностей и в обеспечении благополучия. Предполагалось, что эгоистические тенденции одного или обоих супругов, про­являющиеся в стремлении максимально удовлетворить соб­ственные материальные потребности в ущерб интересам дру­гого партнера и всей семьи в целом, могут привести к возник­новению конфликтов.

5. Потребность в защите «Я-концепции» как совокупности образов «Я», обеспечивающих представление человека о са­мом себе как об известной целостности и определенности, ко­торая возникает не только на основе самовосприятия индиви­да, но и как результат восприятия его другими, социальным окружением. Поскольку «Я-концепция» формируется, разви­вается и поддерживается в социальном взаимодействии, по­стольку для идентификации человека с самим собой, для под­держания целостности и ценности его личности крайне необ­ходимо, чтобы собственное представление о себе совпадало с тем, что, по его мнению, думают о нем окружающие. Особенно важно в этом плане мнение значимых других, в соответствии с которым человек ожидает и определенного отношения к себе окружающих, устойчивых проявлений в общении с ними, под­держивающих у него чувство своей определенности, значимо­сти, важности.

В условия взаимодействия были включены следующие факторы:

1. Культура общения супругов в семье, т. с. соблюдение или несоблюдение ими норм повседневной жизни, регулирующих их нравственные отношения: вежливость, чуткость, тактич­ность, доброжелательность, внимательность и др.

2. Взаимная информированность супругов о различных сторонах жизни и личностных особенностях друг друга. Это условие взаимодействия супругов играет важную роль в аде­кватности их взаимных перцепций, необходимых для формиро­вания правильных представлений о партнере в процессе комму­никации, являясь необходимым условием успешности протека­ния их взаимной адаптации, а следовательно, и повышения стабильности брака. Высокий уровень взаимной информиро­ванности супругов является также основой формирования доверительных отношений в семье.

3. Уровень моральной мотивации супругов в различных сферах семейного взаимодействия как показатель развития их морального сознания и самосознания. В регуляции поведения человека большое значение имеет иерархия (соподчинение) мотивов. В семейном взаимодействии очень важно определить уровень ведущего мотива, побуждающего поведение каждого супруга. Первый (низший) уровень моральной мотивации основан на непосредственных переживаниях, желаниях, стремлениях либо зависит от внешней ситуации (например, от оценок окружающих) в качестве непроизвольных побудите­лей поведения. Второй (высший) уровень моральной мотивации основан на убеждениях человека, его идеалах, принципах, сознательно поставленных целях, которые могут подавлять непосредственные побуждения. Уровень моральной мотива­ции влияет на уровень самоконтроля, на чувство ответствен­ности за свои действия, за судьбу семьи.

4. Проведение досуга. Потребность супругов в совместном проведении досуга является одним из важнейших показателей уровня стабильности семьи вообще и молодой семьи в особен­ности. Совместные досуговые занятия молодых супругов сви­детельствуют об их успешной взаимной адаптации, об умении эффективно решать встающие в процессе совместной жизни проблемы, а также о позитивной эмоциональной окрашенно­сти их общения. И напротив, стремление супругов раздельно проводить досуг — яркий показатель того, что взаимное обще­ние утратило для супругов свою эмоциональную привлека­тельность.

Существенное значение в возникновении конфликта име­ют те ожидания, которые сформировались у партнеров к мо­менту вступления в брак под влиянием лх личностных особен­ностей и склонностей и специфики социокультурной среды. Для молодых супругов наиболее типичны повышенные ожи­дания друг к другу, что нередко является основой конфликта при несовпадении этих ожиданий с действительностью. Они в большинстве случаев указывают на недостаточную нравствен­но-психологическую подготовленность молодежи к браку.

Исследование проводилось с помощью разработанной нами методики изучения межличностного семейного кон­фликта (МСК), которая представляет собой набор 5-балльных шкал, составляющих опросник из 164 пунктов. Их содержание интегрировано в следующих направлениях: 1) семейные роли, 2) потребность в общении, 3) познавательные потребности, 4) материальные потребности, 5) потребность в защите «Я-концепции», 6) культура общения, 7) взаимная информирован­ность, 8) уровень моральной мотивации, 9) проведение досуга, 10) частота конфликтов и способы их разрешения, 11) субъек­тивная оценка удовлетворенности каждого супруга своим браком.

Специализированные измерения с помощью опросника МСК проводились в процессе консультирования конфликт­ных и разводящихся семей в Дзержинском районе г. Москвы. Были выделены три группы семей: 1) пары, не преодолеваю­щие конфликт при наличии негативной семейной мотивации, или нестабильные; 2) пары, которые недостаточно овладевают конфликтом при наличии позитивной семейной мотивации, или проблемные; 3) пары, преодолевающие конфликт, или стабильные (контрольная группа).

В группу стабильных вошли семьи, субъективно удовлет­воренные своим браком, оцениваемые окружающими как бла­гополучные. Супруги стабильной группы отмечают полную уверенность в устойчивости своих семейных отношений, не представляют возможности их распада. Социально-демогра­фические данные этой группы следующие: средний возраст мужа — 34 года, жены — 30 лет; средняя продолжительность брака — 5,7 года; среднее количество детей — 1,4; образова­тельный уровень: в шести парах оба супруга имеют высшее образование, в четырех — у одного супруга высшее, у друго­го — среднее; средний доход семьи составляет 115 руб. в месяц на одного члена семьи; семь пар (из 10) проживают отдельно от родителей в хороших жилищных условиях.

В группу проблемных семей вошли супружеские пары, обратившиеся за консультацией к психологу в связи с неудов­летворенностью своими семейными отношениями, осознаю­щие возможность распада семьи, но не желающие его. Соци­ально-демографические данные семей этой группы несколько отличаются от данных контрольной группы: средний возраст мужа и жены одинаковый и составляет 27 лет; средняя продол­жительность брака — 4,3 года; среднее количество детей — 1; образовательный уровень: у пяти пар высшее образование у обоих супругов, в остальных парах у одного супруга высшее, у другого — среднее; средний доход семьи — 85 руб. на одного человека в месяц; отдельно от родителей проживают три семьи (остальные пары живут в хороших жилищных условиях вмес­те с родителями).

В группу нестабильных вошли супруги, принявшие реше­ние о расторжении брака. Примечательно, что социально-демографические характеристики этих семей практически не отличаются от аналогичных характеристик стабильных семей: средний возраст мужа — 34 года, жены — 31; продолжитель­ность брака — 5 лет; среднее количество детей — 1,2; оба суп­руга с высшим образованием в семи парах; средний доход на одного человека в месяц — 120 руб.; в хороших условиях от­дельно от родителей проживают восемь пар, две семьи прожи­вают вместе с родителями.

Поскольку в нашей выборке не выявились значимые разли­чия в социально-демографических характеристиках стабиль­ных и нестабильных семей, можно предположить, что здесь такие характеристики, как продолжительность брака, возраст супругов, сходство или различие образовательного уровня, наличие детей, материальные и жилищные условия сами по себе (без учета социально-психологических факторов) не иг­рают определяющей роли в процессе дестабилизации семьи.

Некоторые отличия характеристик семей проблемной группы дают возможность предположить, что их проблемы могут быть вызваны недостаточной психологической подго­товленностью к браку, выражающейся в переоценке бытовых затруднений при повышенной требовательности друг к другу. Перенос сложностей из плана объективной реальности в план психологический, на область личностных отношении, для не­которых семей определяет переход от проблемности к распа­ду. И наоборот, взаимопонимание, поддержка, взаимовыруч­ка в преодолении объективных сложностей стабилизируют семью. <...>

Исследование показало, что в каждом из трех типов семей имеет место различие в: 1) общем уровне конфликтности (сум­марная характеристика, получаемая при соотнесении знаково­го и разностного критериев конфликтности), 2) частоте кон­фликтов, 3) способах их разрешения. В нестабильных и про­блемных семьях общий уровень конфликтности практически одинаков и почти в 3 раза превышает уровень конфликтности в стабильных семьях. Частота конфликтов в нестабильных и проблемных семьях в 2 раза выше, чем в стабильных. В спосо­бах разрешения в стабильных семьях отдается предпочтение объяснению партнеров в корректной форме, компромиссу, стремлению различными способами избежать конфликта (выйти в другую комнату, не раздражать партнера и т. п.). В проблемных и нестабильных семьях наряду с объяснением и компромиссом имеют место такие способы разрешения кон­фликта, как бойкот и применение силы. Наряду с конструктив­ными методами разрешения конфликта применяются методы давления партнеров друг на друга с целью решения конфликта в свою пользу. В этих группах семей супруги значительно реже, чем стабильные, стараются избежать конфликта, что можно рассматривать, по-видимому, как возможность ком­пенсировать состояние фрустрации, возникающее вследствие неудовлетворенности в потребностной сфере.

Анализ результатов исследования позволяет сделать вы­вод, что причины для возникновения конфликтов имеются в любом типе семей, что обусловлено индивидуальными разли­чиями супругов. Однако конфликт выступает не обязательно как фактор дестабилизации семьи, выполняя не только дест­руктивную, но и конструктивную функцию. В стабильных се­мьях конфликты протекают на общем фоне позитивных взаи­моотношений супругов, их взаимной удовлетворенности и эмоциональной привязанности. Поэтому конфликты здесь выполняют конструктивную функцию, так как, выявляя вза­имные притязания супругов, различия их потребностей, уста­новок, намерений, помогают выработать единые позиции и способствуют успешной адаптации партнеров к браку. В не­стабильных и отчасти в проблемных семьях конфликты про­текают на фоне негативных отношений супругов, их взаимной неудовлетворенности и ослабления или потери эмоциональ­ной привлекательности партнеров. Такие конфликты, мешаю­щие выработать супругам единую точку зрения, приводящие к дезорганизации их общения и сотрудничества, к дезадапта­ции, следует рассматривать как деструктивные конфликты.

Если рассматривать все затронутые в исследовании сферы (блоки) жизнедеятельности семьи с точки зрения их конфликтогенности, то на первом месте для всех групп семей стоит блок «культура общения», т. е. соблюдение или несоблюдение супругами норм повседневной жизни, регулирующих их нрав­ственные отношения. Стабильность брака в значительной степени обусловлена высокой культурой общения брачных партнеров. Систематическое нарушение супругами семейной этики в общении друг с другом негативно влияет на их взаи­моотношения, приводя к возникновению устойчивых, хрони­ческих конфликтов в семье. При этом высокая степень кон­фликтности данного блока объясняется не только низкой культурой общения брачных партнеров, но и тем, что в нем прежде всего отражается неудовлетворенность супругов в потребностной сфере.

Вторым по значимости источником конфликтов в семье является недостаточная удовлетворенность потребности в за­щите «Я-концепции» в процессе взаимодействия супругов. Так как устойчивость «Я-концепции» поддерживается посто­янством ожидаемых форм отношений и общения со стороны социального окружения, то взаимоотношения супругов, кото­рые основаны на психической поддержке, взаимопонимании, эмоциональном комфорте, играют важную роль в осознании ими значимости и ценности своего «Я». Отсутствие внимания, заботы, согласия, психической поддержки приводит к неудов­летворенности у них потребности в любви, уважении, в ощу­щении своей значимости, в сохранении чувства собственного достоинства, необходимых для поддержания «Я-концепции» каждого супруга. Потребность в защите «Я-концепции», кото­рая выражается в протесте брачных партнеров против ущем­ления личного достоинства, неуважительного отношения, умаления ценности «Я» одного из супругов, приводит к воз­никновению конфликтов между супругами.

Третье место по конфликтности занимают две сферы взаи­модействия супружеской диады:

1. Ролевая (удовлетворение ролевых потребностей супру­гов: матери—отца, мужа—жены, хозяина—хозяйки, мужчины-женщины, главы семьи). Конфликт возникает в результате не­однозначного понимания супругами этих ролей и неоднознач­ного представления об исполнении каждым партнером той или иной семейной роли. Особенно остро протекает конфликт из-за расхождения представлении о семейном лидерстве.

2. Особенности взаимодействия, которые связаны с взаим­ной информированностью о различных сторонах жизни и личностных особенностях партнера. Высокий уровень взаимной информированности супругов является основой формирова­ния доверительных отношений в семье. Нежелание супругов информировать друг друга о своих делах, намерениях, планах порождает подозрительность, взаимное недоверие, эмоцио­нальное напряжение во взаимоотношениях партнеров, снижа­ет уровень удовлетворенности браком, провоцирует возник­новение конфликтов. При этом так же, как и культура обще­ния, взаимная информированность зачастую является отражением нарушения других сфер супружеского взаимо­действия.

Результаты исследования дали основание предположить, что уровень конфликтности коррелирует с уровнем моральной мотивации брачных партнеров, т. е. чем выше уровень мораль­ной мотивации супругов, тем ниже уровень конфликтности в их семьях. Мотивационная структура высшего типа отличает­ся от низшего преобладанием ориентации на самооценку в ка­честве ведущего мотива поведения вместо ориентации на оценку окружающих. Чем выше уровень моральной мотива­ции супругов, тем в большей степени они осознают себя субъектами собственной деятельности, а не объектами внеш­них воздействий, и тем в большей степени они руководствуют­ся в своих действиях совестью, которая становится главным регулятором их поведения.

Уровень моральной мотивации определяет специфику нравственных позиций супругов. Для прочности брака очень важно единство нравственных позиций супругов. Несовмес­тимость моральных принципов брачных партнеров влечет за собой различия в сфере нравственных чувств супругов (сове­сти, долга, чести и т. п.), что находит выражение в рассогласо­вании точек зрения супругов на воспитание детей, на распре­деление домашних нагрузок, на меру ответственности каждого супруга перед семьей, на главенство в семье и т. п., способствуя возникновении конфликтов в семье.

Исследование показало, что каждой группе супружеских пар присущи характерные для них конфликтогенные блоки.

1. В группе стабильных супружеских пар имеет место нео­днозначное представление супругов о некоторых из семейных

ролей, что приводит к возникновению конфликтов в ролевой сфере. Однако, протекая на фоне позитивных межличностных отношений, конфликты решаются конструктивно. В осталь­ных сферах взаимодействия потребности супругов непротиво­речивы и удовлетворяются у обоих партнеров. В стабильной группе у супружеских диад имеет место высокий уровень удовлетворения потребности в защите «Я-концепции», в ду­ховном росте и совершенствовании. Успешность взаимодей­ствия супругов обеспечивается за счет высокого уровня мо­ральной мотивации обоих супругов, культуры общения, высо­кого уровня взаимной информированности и предпочтения совместного проведения досуга.

2. В группе нестабильных супружеских пар не удовлетво­рена потребность в защите «Я-концепции», в культуре обще­ния, в однозначном понимании семейных ролей. Информиро­ванность супругов этой группы друг о друге очень поверхнос­тна и касается поведенческих, а не личностных особенностей партнера. Супруги не стремятся проникнуть в духовный мир друг друга, что приводит к отсутствию у них взаимопонима­ния. При достаточной согласованности мнений супругов этой группы относительно сфер разлада каждый партнер ищет при­чину разлада прежде всего в неправильном, с его точки зрения, поведении партнера, а не в своем собственном. Низкая взаим­ная оценка уровня моральной мотивации у нестабильных су­пругов свидетельствует о том, что они перекладывают друг на друга вину за распад семьи, считая, что именно партнер не осознает в должной мере своей ответственности за судьбу се­мьи и не выполняет своего долга перед ней. При низком уров­не удовлетворенности браком и потере эмоциональной привя­занности конфликты в этой группе семей носят деструктив­ный характер.

3. Проблемные супружеские пары занимают промежуточ­ное положение между стабильными и нестабильными. В отли­чие от нестабильной группы в проблемных семьях сохраняет­ся определенная эмоциональная привязанность партнеров, но она значительно ниже, чем в стабильных семьях. В то же вре­мя уровень удовлетворенности браком в проблемной группе почти в 3 раза ниже, чем в стабильной (у нестабильных семей оценка удовлетворенности браком отрицательна, т. е. они не удовлетворены браком).

Субъективная низкая оценка удовлетворенности браком обусловлена неудовлетворенностью потребности супругов в духовном росте и совершенствовании. Взаимодействие парт­неров осуществляется на фоне низкой культуры общения и низкого уровня взаимной информированности. В отличие от нестабильных семей у проблемных супругов выше уровень удовлетворения в защите «Я-концепции». Уровень моральной мотивации супругов проблемной группы ниже, чем у стабиль­ных пар, но значительно выше, чем у нестабильных, что позво­ляет им осознавать свою ответственность перед семьей и стре­миться ее сохранить.

Таким образом, в настоящем исследовании были выделены факторы, влияющие на образование конструктивных или де­структивных супружеских конфликтов, к которым, по нашему мнению, относятся: возможность удовлетворения брачными партнерами в браке своих основных потребностей, характер межличностных отношений, уровень моральной мотивации супругов, условия взаимодействия (культура общения, взаим­ная информированность, проведение семейного досуга).

Поскольку на поведенческом уровне конфликтность в се­мьях разного типа (особенно у проблемных и нестабильных) проявляется одинаково, то, используя специфику вышеука­занных факторов, можно выяснить, к какому именно типу от­носится каждая конкретная семья, что позволит определить необходимость сохранения или расторжения данного брака. От решения этого вопроса зависит стратегия и тактика кон­сультирования конфликтной пары, так как расторжение про­блемной (с признаками стабильности) пары может повлечь за собой невротизацию и в конечном итоге снижение трудоспо­собности разведенных супругов, а сохранение нестабильного брака может принести ущерб личностному развитию брачных партнеров и, следовательно, невозможность создания ими гар­моничного брака.

Полученные в исследовании данные могут быть использо­ваны для подготовки предложений по оказанию помощи кон­фликтным семьям в процессе их консультирования психо­логами.

X. Корнелиус, ш. Фэйр картография конфликта

Предлагаемая авторами «Картография конфликта» — это один из прие­мов, которым может воспользоваться каждый человек с целью эффек­тивного разрешения конфликта. Авторы не ставят своей целью теорети­зирование по поводу разрешения, а предлагают новую концепцию выиг­рыша, которая не подразумевает проигрыша другой стороны. Их цель — показать, что любое взаимоотношение может быть взаимовыигрышным. Данная работа, опубликованная в 1989 году, является итогом практиче­ской деятельности авторов по налаживанию отношений между людьми и организациями. Их семинары по урегулированию конфликтов, посред­ничеству и переговорам хорошо известны в Австралии, где в 1986 году, названном Международным годом мира, Австралийская ассоциация со­действия ООН основала Организацию по разрешению конфликтов как часть ее Программы мира. Ее задача — разрабатывать и внедрять навыки по разрешению конфликтов для их эффективного применения в личной жизни, на работе, в международных отношениях. «Для того чтобы до­стичь мира в мире, — считают авторы, — надо научиться сначала разре­шать конфликты в личной жизни».

Печатается по изданию:Корнелиус X., Фэйр Ш. Выиграть может каждый. —М.: Стрингер, 1992.

Приходилось ли Вам иметь дело с проблемой, вызвав­шей у Вас такие чувства:

• Я в смятении. Я никак не могу разобраться в происхо­дящем.

• Я застрял. Я не вижу никакого выхода из проблемной ситуации.

• Тут слишком много взаимодействующих факторов. С чего мне начать?

• Я чувствовал, что что-то еще происходило, но не знал что.

• Ситуация безысходная — мы просто не сошлись!

• Какое невнимание! Как человек может вести себя так? В такие минуты Вам необходимо прибегнуть к... кар­тографии конфликта. Карта дает нам четкое отображение того, как вещи расположены по отношению друг к другу; она дает нам также возможность увидеть многое, что в противном случае могло бы ускользнуть от нашего внима­ния. Таким образом, до того как вы броситесь на приступ, начертите карту конфликта. Вы можете сделать это наеди­не, с близким другом, с другими участниками конфликта и, что особенно полезно, в ходе специальных встреч, на­правленных на поиск решений.

Вы помните рассказ об апельсине в главе 2 и о важно­сти возвращения к вопросу о нуждах каждого участника конфликта для поиска решений по принципу «выиг­рать/выиграть»? Карта может помочь Вам сделать именно это. Ее ценность заключается в упорядоченном, система­тическом подходе к проблеме.

Этап 1. В чем проблема

Опишите проблему в общих чертах. На данном этапе нет нужды глубоко вдаваться в проблему или пытаться найти вы­ход из нее.

Если вопрос касается, например, того, что на работе кто-то не «тянет лямку» вместе со всеми, его можно отобразить под общей рубрикой «Распределение нагрузки». Если речь идет о столкнове­нии личностей и отсутствии доверия, проблема может быть отраже­на рубрикой «Общение».

В семье проблема с мытьем посуды или беспорядком в комнатах детей может быть отражена рубрикой «Мытье посуды» или «Работа по дому».

Не волнуйтесь пока, если это не полностью отражает суть проблемы — важно определить саму природу конф­ликта, отображением которого Вы займетесь. Не опреде­ляйте проблему в форме двоякого выбора противополож­ностей: «да или нет», «так или не так». Оставьте возмож­ность нахождения новых и оригинальных решений.

Этап 2. Кто вовлечен?

Решите, кто является главными сторонами конфликта. Вы можете внести в список отдельных лиц или целые команды, отделы, группы или организации (т. е. продав­цы, секретарши, директора, клиенты, народ, правительст­во и т. д.). В той мере, в которой вовлеченные в конфликт люди имеют какие-то общие потребности по отношению к данному конфликту, их можно сгруппировать вместе. Смесь групповых и личных категорий также приемлема.

Если Вы намечаете карту для определения соотноше­ния между числом учеников и преподавателей для школ, в нее будут вовлечены учителя, ученики, директор, отдел просвещения, родители и, быть может, Ваши депутаты и средства массовой информации. Внутренняя проблема может задевать только первые три группы.

Если Вы составляете карту, конфликта между двумя со­трудниками в конторе, Вы можете включить в нее этих Веру и Петра, объединив остальных сотрудников в одну группу; или, возможно, Вам придется включить всех пои­менно и добавить в список имя начальника отдела.

Этап 3. Каковы их подлинные потребности?

Теперь Вам следует перечислить основные потребно­сти и опасения для каждого из главных участников, связан­ные с данной проблемой. Вы должны выяснить мотива­цию, стоящую за позициями участников в данном вопро­се. Поступки людей и их установки вызваны их желания­ми и стоящими за ними мотивами; мы стремимся к тому, что приближает удовлетворение наших потребностей, и избегаем того, что мешает этому.

Графически отображая наши потребности и опасения, мы расширяем кругозор и создаем условия для более ши­рокого круга потенциальных решений, доступных после окончания этого процесса.

Потребности. Мы пользуемся этим термином в его ши­роком смысле — он может означать желания, ценности, интересы и вообще все, что может казаться важным для человека. Вы можете просто спросить участников: «В от­ношении к проблеме... в чем заключаются Ваши/их глав­ные потребности?». Вы можете задать этот вопрос себе,

другому участнику или о другом лице или стороне. В числе потребностей могут быть:

— постоянная работа, приносящая удовлетворение;

— уважение;

— признание и понимание;

— прибранный дом/письменный стол;

— позволение держать вещи в беспорядке;

— законность и респектабельность сделки.

Иногда одна и та же потребность относится к несколь­ким или даже всем группам. В таком случае может быть по­лезным привести эту потребность иод всеми рубриками, чтобы показать наличие общих интересов у всех участников.

Иногда попытки отвлечь людей от заготовленных ими решений и перенести их внимание на рассмотрение по­требностей сталкиваются с их сопротивлением. В таком случае полезно задать наводящие вопросы вроде: «Ваш от­вет на проблему заключаетсяв том, что мы должны сделать то-то и то-то. Что это Вам даст?». Их ответ на этот вопрос сможет послужить указанием на их невысказанные по­требности. Иногда процесс картографии конфликта схо­дит с пути, если один из участников начинает обсуждать свою сторону проблемы во время обсуждения опасений и потребностей другого участника. Вы можете прервать это отклонение от темы, вежливо спросив его, нельзя ли зане­сти затронутую потребность или опасение под соответст­вующую рубрику на карте. Вы можете затем продолжить процесс, попросив, если это возможно теперь, вернуться к тому месту, где остановились ранее.

Опасения. Речь здесь может идти об озабоченности, опасениях, тревогах. Вам не нужно обсуждать, насколько они реальны, до того как Вы нанесете их на карту. К при-ме ру у Вас могут быть опасения по поводу чего-то, что представляется Вашему рациональному сознанию чрез­вычайно маловероятным: тем не менее опасения не отсту­пают, как бы ожидая своего признания. Их важно иметь на карте. Одно из важных преимуществ этого процесса — возможность высказать и отразить на карте иррациональ­ные страхи.

Опасения могут включать следующие категории:

- провал и унижение;

- боязнь оплошать;

- финансовый крах;возможность быть отвергнутым или нелюбимым;

-потеря контроля;

-одиночество;

-быть подвергнутым критике или осуждению;

-потеря работы;

-низкая зарплата;

-неинтересная работа;

-опасение, что Вами будут командовать;

-переплата за покупку;

-опасение, что все придется начать сначала.

Используйте категорию опасений для выявления мо­тиваций, не всплывающих при перечислении потребно­стей. Например, для некоторых людей легче сказать, что они не терпят неуважения, чем признаться, что они нуж­даются в уважении.

Перечисление реальных потребностей и опасений. Важно помнить, что мы должны сосредоточиться на потребностях и опасениях всех сторон, пока карта не будет готова полно­стью. Не позволяйте отвлекать себя в сторону для обсужде­ния последствий, побочных вопросов («А как насчет...?» и т. п.) и тем более решений. Если группа настаивает на вре­менном отходе в сторону, зафиксируйте этот побочный во­прос на отдельном куске бумаги. Упорно настаивайте на от­ветах на вопрос: «Каковы Ваши потребности и каковы опа­сения?». Иногда Вам придется отсеивать готовые решения, преподносимые как потребности. В процессе создания кар­ты о курении (см. карту 1) ведущий спросил: «Что им требу­ется?» — на что получил ответ: «Замер по времени переры­вов для всех». Это уже готовое решение. Потребность, кото­рая скрывалась за ним, может быть отражена чем-то вроде «справедливое распределение рабочей нагрузки».

Если кто-то в группе делает замечание относительно того, что им что-то не нравится или является неудовлетво­рительным, приложите усилия к тому, чтобы узнать, что скрывается за этим замечанием и как его можно перефра­зировать в опасение или потребность.

Например, в ответ на замечание: «Совещания — просто потеря времени. Они всегда затягиваются» — Вы можете спросить: «Что Вам необходимо?» — «Меньше терять времени на совещания». Вы можете также спросить: «Чего Вы опасаетесь?» — «Нехватки време­ни на исполнение моей работы». Это делает вопрос более широким и помогает избежать бесплодных дискуссий о том, длятся ли сове­щания слишком долго, и если да, то почему.

Старайтесь охватить все реальные потребности и опа­сения людей в отношении совещаний, не вдаваясь в фило­софские дискуссии на эту тему.

Когда Вам приходится описывать нужды и опасения лиц или групп, не принимающих участия в этом процессе, важно обеспечить, чтобы занесенные категории отражали их реаль­ные нужды и опасения так, как они выразили бы их сами.

Например, если Вы считаете, что женщина, постоянно опаздыва­ющая на работу, нуждается в большей пунктуальности, это всего лишь Ваше мнение. На деле она может нуждаться в продлении обе­денного перерыва, помощи в уходе за детьми, в квартире, которая была бы расположена ближе к месту работы, или даже в помощи с распределением ее времени.

Не просите: «Они нуждаются в большей терпимости!». Подобное заявление отражает скорее Вашу потребность в признании и уважении. Оно вполне правомерно, но запи­сать его нужно под Вашей, а не под их рубрикой. Быть мо­жет, им необходимо получить что-то от Вас до того, как Вы получите их уважение. Быть может, им необходимо Ваше мнение или какая-либо информация. Естественно, они тоже могут нуждаться в большем уважении или признании с Вашей стороны. Если Вам вдруг придет в голову новая потребность, учтите возможность того, что они также мо­гут испытывать ее.

Вы можете создать картув любое время, в любом месте и с любым человеком!

Для карты лучше всего использовать большой кусок бумаги. Если вы имеете дело с группой, прикрепите лист на доске или положите его на видном месте. Пользуйтесь достаточно толстыми карандашами или мелом. Полезно пользоваться различными цветами: одним — для отобра­жения проблемы и участников, другими — для нужд и опа­сений. Тем не менее нам известны случаи первоклассных карт, нарисованных на бумажной салфетке в обеденный перерыв в столовой огрызком карандаша!

Вы можете наскоро составить мысленную карту перед тем, как заступите на новую работу или вселитесь к ко­му-то; перед началом отпуска с друзьями; до обсуждения сделок или соглашений — т.е. в любом случае, касающем­ся личных или деловых отношений. Не ждите, пока Вы бу­дете иметь дело с конфликтом — старайтесь предупредить

его возникновение. К картам можно прибегнуть при со­ставлении планов.

Например, если Вам надо запланировать неизбежное сокраще­ние расходов, предварительное начертание карты при участии всех сторон может помочь не только претворению планов в жизнь, но и их сознательному принятию.

Карту можно создать и наедине. Естественно, иногда Вам придется всего лишь догадываться о намерениях дру­гих сторон, однако сам этот процесс приведет к расшире­нию Вашего кругозора. Вы, возможно, отметите для себя те места, которые требуют дополнительной информации, что позволит Вам задать более целенаправленные вопросы другим до того, как Вы начнете обдумывать решения.

Вы можете создавать карту с участием других. Это мож­но делать на работе, дома или во время групповых меро­приятий, в которых Вы принимаете участие. Очень просто сказать: «Давайте представим себе картину ситуации более наглядно, до того, как мы пойдем дальше. Давайте зафик­сируем потребности и опасения каждого в отношении это­го предприятия».

Карты могут помочь делу при:

• близких отношениях;

• подготовке к деловым переговорам;

• переговорах, зашедших в тупик (см. карту 1);

• разделе имущества и вопросе о том, на чьем попечении останутся дети в случае развода или разрыва сожитель­ства;

• трудностях в отношениях группы, или на рабочем уча­стке, или при наличии в них «трудного человека» (см. карту 3); семейных затруднениях; создании рекламных объявлений; фракционных трениях (см. карту 2); совещаниях по планированию;

предстоящих переменах (например при планировании или претворении в жизнь новой политики или поста­новлений в крупных организациях). Составление карты — взгляд в будущее. Вы создаете ее потому, что хотите наметить реальные альтернативы. Применяйте карту к актуальным ситуациям, а не к тем, ко­торые уже были разрешены и не подлежат обсуждению.

Например, бесцельно составлять карту о ситуации с курением, если не курить на рабочем месте уже принято. Можно, однако, составить карту волнующих кого-то последствий этого решения. Быть может, некурящие начинают роптать по поводу длительности пере­куров, которые устраивают для себя курильщики за пределами ра­бочего места.Не сбивайтесь с курса во время составления карты. В том случае, если Вы часто отвлекаетесь в стороны, равно как и при появлении важных и непредусмотренных ранее вопросов/Вы можете прибегнуть ко второй карте. При со­ставлении карты по поводу перерывов для курения может встать вопрос о загрязнении воздуха или полов, требую­щий отдельной карты.

Зачастую нам кажется, что, если мы имеем дело с кон­фликтующими сторонами (как, например, при вопросе о продвижении по службе), подобное столкновение интере­сов лучше не вытаскивать наружу. Однако в большинстве случаев утаивание трудностей в конечном счете рискован­нее, чем их вскрытие. Выявление проблемы в контексте нужд и опасений, связанных с ней, нередко помогает вы­явлению новых альтернатив.

Люди, которых обычно считают «трудными», имеют, тем не менее, нужды и опасения, поддающиеся отображе­нию на карте. Подобное отображение поможет Вашему общению с ними. Когда мы говорим о «столкновении ха­рактеров», мы нередко подразумеваем на деле, что не зна­ем, что движет этими людьми, и признаем, что наши обыч­ные приемы общения недейственны в данном случае.

Всегда возвращайтесь к потребностям. Может случить­ся, что Вы получите от Ваших оппонентов ответ, радикаль­но отличающийся от полученного ранее. Быть может, Вам придут на ум пути удовлетворения их потребностей, о ко­торых Вы ранее и не подозревали, а Ваша карта может под­сказать Вам новые и оригинальные решения.

Строптивость подростка может скрывать страх того, что он отвер­гнут родителем. Быть может, предназначенный специально для него поход в кино или театр убедит его в Вашей привязанности и од­новременно решит проблемы поведения.

Негативное отношение к Вам сотрудника может проявиться на карте как неудовлетворенная потребность в признании. Вы можете откликнуться на нее похвалой в его адрес на следующем заседании Вашего коллектива.

Как читать Вашу карту:

• Ищите новую информацию и новое понимание — что-то незамеченное или недопонятое Вами ранее.Карта помогает Вам увидеть ситуацию глазами другого человека.

• Ищите общую «точку опоры» — общие потребности или интересы.

• Ищите общую точку зрения и поддерживайте общие ценности или идеи, разделяемые всеми участниками.

В карте 2 некурящие указали на желательность «не иметь лишней нагрузки», в то время как курильщики поддержали необходимость «продолжения нормальной работы». Обе группы рассматривали «нормальное течение работы» как часть их общих устремлений.

• Совмещайте различные ценности и перспективы. Какие ценности и идеи могут стать частью общих взглядов, по­скольку они важны для одной из сторон? Для некурящих важно поддержание чистоты на дорожках (отсутствие окурков), но это немаловажно и для курящих. В идеале общие взгляды должны быть достаточно широкими для охвата ими индивидуальных ценностей всех сторон.

Например, для родителя важно, чтобы ребенок выполнял домаш­ние задания, в то время как для ребенка важно иметь время для игр.

Общие ценности должны включать в себя как то, так и другое.

• Ищите скрытые устремления, такие, как индивидуаль­ные блага, получаемые одной стороной при опреде­ленных вариантах решений. Очень часто это может быть всего лишь стремлением спасти свою репутацию или престиж. Выведите эти скрытые устремления как дополнительные нужды и опасения на карте.

• Ищите наиболее трудные участки, требующие неот­ложного внимания.

• Ищите наметки. Чего Вы не знали раньше, что требует более подробного рассмотрения теперь?

• Ищите и стимулируйте предпосылки выигрыша для всех. Опознайте элементы, важные для какой-то сто­роны, особенно если Ваша уступка в этом плане не свя­зана с большими жертвами.

• Ищите основу для взаимного выигрыша всех сторон.

• Предлагайте решения, включающие элементы выиг­рыша для всех.

Проанализируйте вышеприведенные замечания сами и обсудите их со всеми участниками. Затем запишите во­просы, требующие внимания. Вы готовы теперь к следую­щему этапу — выработке вариантов решений (см. главу 9).

Процесс картографии конфликта имеет следующие преимущества.

• Он ограничивает дискуссию определенными формаль­ными рамками, что помогает обычно избежать чрез­мерного проявления эмоций. Люди могут потерять са­мообладание в любой момент, однако во время состав­ления карты они склонны сдерживать себя.

• Он создает групповой процесс, в ходе которого воз­можно совместное обсуждение проблемы.

• Он представляет людям возможность сказать, что им нужно.

• Он создает атмосферу эмпатии и признает мнение лю­дей, считавших ранее, что они были непоняты.

• Он позволяет Вам яснее увидеть как собственную точ­ку зрения, так и точку зрения других.

• Он придает систематический характер взглядам каж­дой стороны на проблему.

• Он наталкивает на новые направления в выборе реше­ний.

Краткое содержание

Процесс картографии конфликта состоит из 3-х этапов: Этап 1. Определить проблему заявлением общего характера. Этап 2. Опознать и назвать главных участников.

Этап 3. Каковы нужды и опасения каждого участника или группы?

Вы можете составить карту наедине, с Вашим партне­ром по конфликту или с целой группой. Разберите резуль­тат с точки зрения новых наблюдений, общей базы и об­щих взглядов. Обратите особое внимание на главные во­просы и опознайте элементы, которые могут быть положе­ны в основу подхода «выиграть/выиграть». После этого перейдите к выработке новых альтернатив.

Карта 1

О дна женщина была недовольна тем, что ее сосед хотел построить высокий каменный забор между их дворами. План забора должен был быть вскоре передан в горсовет на одобрение. Эта женщина пришла на один из курсов по разрешению конфликтов с чувством беспомощности и гне­ва. Она составила карту конфликта и покинула семинар, решив пригласить соседа на чашку чая, для того, чтобы уз-

нать о нем побольше,'вместо того чтобы вступить в конф­ликт по поводу забора. Она ушла с семинара уже не такой расстроенной. Другие участники, помогавшие ей в состав­лении карты этого конфликта, увидели, насколько полезен процесс отображения потребностей, до того как они при­ступят к немедленному поиску решений. Сначала они были склонны встать на сторону женщины в ее осуждении ужас­ного соседа, предлагая способы, посредством которых она могла бы поставить всевозможные препятствия на его пути. После составления карты они проявили гораздо большую озабоченность в отношении чувства изоляции, испытывае­мого соседом, перенаправив свое внимание на то, как жен­щина может помочь ему и одновременно себе самой.

КАРТА 1

ЗАБОР

ОНА

ПОТРЕБНОСТИ	ОПАСЕНИЯ
-незагражденное простран­ство -неповрежденная недвижи­мость -сохранение прежней стои­мости недвижимости - добрососедские и друже­любные отношения с ее соседом	— чувство стесненности забо­ром — игнорирование ее пожела­ний соседом — ответные меры в случае от­каза горсовета — изоляция — возможные денежные издер­жки — потеря вида из-за каменного забора

ОН

ПОТРЕБНОСТИ	ОПАСЕНИЯ
уединение безопасность его собаки в закрытом дворе -сотрудничество и понима­ние со стороны соседа	-потеря собак — собаки мешают соседям — ограбление — нежелательный социальный контакт, с которым у него могут быть трудности

Карта 2

На предприятии было введено правило, запрещающее курение внутри помещений. Некоторые курильщики на­чали устраивать частые и затяжные перекуры, иногда за пределами помещения. Штат разбился на лагеря курильщиков и некурящих. В одном из отделов было проведено совещание с целью устранения возникших трений. Выра­ботка карты позволила посмотреть на вопрос шире. Неку­рящие поняли, что курильщики как-то должны были удовлетворять свою привычку, в то время как курильщики смогли осознать озабоченность некоторых некурящих чрезмерно частыми перекурами. После бурного обсужде­ния вопросов о вреде курения и преимуществах некурения участники совещания перешли к обсуждению практиче­ских аспектов проблемы. Были рассмотрены альтернатив­ные пути решения проблемы, включая покупку автоответ­чиков для телефонов отсутствующих сотрудников, наличие особых мусорных ящиков за пределами здания для окурков и отдельные столовые для курильщиков и некурящих с раз­дельными аппаратам для кондиционирования воздуха.