§ 47. Слова – «нарушители конвенции»

В каждой культуре есть некоторое число понятий, находящихся под запретом – их не полагается упоминать, во всяком случае, не полагается называть прямым словом, хотя последнее, как правило, существует и известно всем. В случае же необходимости это запретное понятие как-то обозначить, употребляют иносказания, эвфемизмы, которые снижают экспрессивность, присущую прямому обозначению. Таким, как говорят, табу в христианстве было (и, в принципе, остается) имя божие, но не во всяком контексте, а лишь упоминаемое «всуе» – в качестве клятвы, божбы и т.д. Отсюда целая серия ругательств-эвфемизмов, в которых слово dieu сознательно подвергалось искажениям: pardi, pardienne, morbleu, venterbleu, sangdi и т.д. В современном речевом обиходе они почти не употребляются, однако ругательства с «запретным» словом dieu – Nom de Dieu! Bon Dieu! – продолжают существовать и являются весьма экспрессивными – настолько, что их употребление возможно лишь в фамильярной речи. Другие примеры – если не французские, то русские – читатель легко найдет сам. Следует отметить, что степень запретности и, следовательно, экспрессивность прямых наименований соответствующих понятий во французском речевом этикете меньше, чем в русском.

Экспрессивность запретных слов объясняется тем же психологическим механизмом, что и экспрессивность неожиданного слова в контексте: запретные слова экспрессивны потому, что они нарушают конвенцию, противоречат общепринятому и ожидаемому, т.е. тоже входят в противоречие с контекстом, но не каким-то конкретным, речевым, а с контекстом всей культуры.

К этому явлению примыкают и те случаи, когда общество предписывает определенное отношение к тем или иным понятиям – к смерти, к любви, к материнству, к начальству и т.д.; тогда слова, имеющие иную, противоположную стилистическую окраску, тоже приобретают повышенную экспрессивность. Примером здесь могут служить уже многократно использованные нами crever и claquer: к смерти и к умершему полагается относиться с почтением, а эти глаголы нарушают конвенцию.

Само собой разумеется, что и в том, и в другом случае можно говорить лишь о потенциальной языковой экспрессивности слов. В контексте же и эти слова подчиняются общей закономерности: чем неожиданнее, тем экспрессивнее; ясно, что в речи, где каждое третье слово – запретное, экспрессивность каждого из них существенно снижается.

§ 48. Виды мотивированности языкового знака. Морфологическая мотивированность

В современной лингвистике различают три вида мотивированности знака: морфологическую, фонетическую исемантическую. Морфологическая мотивированность заключается в наличии связи между значением языковой единицы и ее морфологической структурой – такой связи, которая устанавливается, например, в производных словах типа le pommier, le camionneur, l’écoulement и т.д. Ясно, что такая мотивированность не делает слово экспрессивным, поскольку оно является узуальной языковой единицей. Другое дело, если слово образовано вновь, причем по окказиональному, не вполне обычному варианту словообразовательной модели. Так, например, П. Данинос в книге «Snobissimo» создает ряд имен, производных от автомобильных марок – peugeotiste, jaguarex, bentleyien, citröeniste, – которые безусловно экспрессивны и в контексте осмысляются как комические. Экспрессивность таких окказиональных слов тем больше, чем необычнее сочетание компонентов, корня и аффикса; например, mendigoterie (< mendigo арго ‘mendiant’), guidenapper (букв. ‘похитить гида’ – по аналогии с kidnapper), gabrielliser (< Gabrielle – имя собств.) ²¹. Необычность слова деавтоматизирует – восприятие, заставляет читателя самого провести анализ его структуры, обновляет значение его компонентов.

Определенную экспрессивность могут придавать словам аффиксы или, точнее, словообразовательные модели, обладающие собственным стилистическим значением, такие, например, как суффиксы -ard, -aille, -asse и др.; модели усечения (Amerlo < Américan, alloques < allocation, perpète < perpétuité ‘réclusion criminelle à perpétuité’) и удвоения (pêle-mêle, foufou, bébête, tohu-boh и прочие «штучки-дрючки» фамильярной и арготической речи) ²². Об этом будет сказано несколько подробнее в § 80.

О морфологической мотивированности – в несколько расширительном значении этого термина – можно, видимо, говорить и применительно к фразеологизмам, по крайней мере к тем, которые обладают прозрачной смысловой структурой. Так, например, jouer franc jeu потенциально экспрессивнее, чем être franc (sincere) или parler franchement (sincèrement). Но и здесь решающим фактором является степень употребительности, привычности выражения. Так, вряд ли глагольный фразеологизм perde connaissance, теоретически более мотивированный, чем простой глагол s’évanouir, является и более экспрессивным. Вообще потенциальная экспрессивность фразеологизмов больше связана с их семантической мотивированностью, которой мы коснемся ниже.