Социальные условия и формы развития культуры и искусства в странах Балтийского региона.

7. Резное украшение корабля из Гокстада, Норвегия, IX в.

Произведения культуры и искусства, дошедшие до нас от этой далекой эпохи, отличает глубокая и тесная взаимосвязь между функционально обусловленной формой предмета (будь то оружие, застежка одежды - фибула или пряжка, деталь конской сбруи, орудие труда или бытовая вещь, вплоть до столовой и кухонной посуды) и его богатым декоративным оформлением, отразившим специфические особенности мышления и мировосприятия людей того времени (илл. 7, цв. илл. 1). Рационалистические представления о природе, производственных процессах, общественных отношениях переплетались, а порою сливались с представлениями фантастическими, в которых миром, судьбами людей и вещей управляли грозные, могущественные и многообразные силы. Мифология и языческие верования народов Балтики далеко не в полном объеме дошли до нас. По существу своему эти представления не очень различались у разных племен; божества и другие сакральные силы славян и скандинавов, балтов и финнов оказываются вполне сопоставимыми.

1. Серебряная подвеска из клада X в., найденного в 1868 г. В Гнездово под Смоленском.

Отдельные племена уже имели своих великих богов, составлявших иногда даже целые семейства. У скандинавов Один был великим богом войны, а Фрея - его божественной супругой и воплощением плодородия. У некоторых западнославянских племен ту же роль играл Свентовит. Один и Свентовит были всадниками, имеющими дружину, и требовали жертв. Один разъезжал на восьминогом жеребце Слейпнире, а для Свентовита жрецы берегли чудесного белого коня, в следах копыт которого можно было прочитать волю бога. Тор у скандинавов был великим громовержцем, символом которого служил молот Мьёльнир (молния). "Молоточки Тора" во множестве встречаются среди украшений из золота, серебра, бронзы, железа или янтаря. В храме Упсалы у свеев рядом с изображением Одина и Тора стоял идол Фрейра, его символом как бога плодородия служил фаллос¹⁵.

У восточных славян и балтов скандинавскому Тору соответствовал Перун, Перкунас, великий громовержец¹⁶. Вильцы-лютичи почитали Сварожича, солнечного бога-покровителя кузнецов и огня.

В некоторых местах, таких, как Хафельсберг и Вольгаст, славяне поклонялись богу в образе копья, Геревиту. И у восточных, и у западных славян существовал культ бога скота и богатства Волоса (Велеса). Образы богов воплощались в идолах, сделанных в человеческий рост и даже больше, но наряду с этим и в маленьких фигурках. Такие "портативные" боги, чаще всего вырезанные из дерева, известны и у германцев, и у славян; возможно, они восходят к бронзовым статуэткам, появляющимся в первых веках нашей эры. Относящиеся, видимо, к культу предков, эти ранние бронзовые изображения по некоторым формальным особенностям можно связать с подобными же миниатюрными скульптурами римлян. С первых столетий н. э. такого рода изображения появляются в районе Балтики, здесь они видоизменяются и, наконец, становятся составной частью местной художественной образности¹⁷.

Особое значение среди символических фигурок в славянском и германском мире придавалось изображениям лошади. Они воплощали божественную силу, воспроизводились в бронзовой и деревянной пластике, резьбе, гравировке. Змей в скандинавской мифологии - эсхатологическое чудовище: змей Ёрмунганд опоясывает "Срединный мир" - Мидгард. Змей также часто встречается и в славянском искусстве; особым почитанием змеи пользовались у балтов и восточных славян. Иметь изображение змеи в доме значило располагать неисчерпаемой силой, защищающей от зла, и неиссякаемым богатством. Наконец, полный рог всюду играл роль символа изобилия, его наполняли пивом или медом. В искусстве он представлен одинаково широко как в скандинавском, так и в славянском мире.

Весьма важно при этом иметь в виду, что декоративное оформление предметов обихода, украшений, одежды, оружия преследовало не собственно художественные цели; смысл его прежде всего определялся религиозно-мифологическим содержанием и магией. Искусство с этой точки зрения выполняло весьма важную идеологическую функцию.

Типологически единая основа художественного развития получала у народов Балтики достаточно разнообразное воплощение. Перекрестные взаимосвязи стилистических течений вели к появлению произведений, которые порою не только трудно отнести к тому или иному стилю, но и связать с определенной этнической культурой.

Большое значение также имела различная степень воздействия на страны Балтики высокоразвитых культурных областей Южной, Юго-Восточной, Западной и Центральной Европы, то есть культур Средиземноморья, Каролингской империи, Византии, Киевской Руси, арабских стран и Средней Азии, Хазарии и Волжской Булгарии, так же как ирландско-шотландской и англосаксонской островных культур Британии. Степень доступности этих, уже глубоко отличавшихся друг от друга культурных областей для жителей стран Балтики была весьма различной. Однако, поступая в Балтийский регион из различных источников, культурные импульсы распространялись здесь по единой сети коммуникаций, связавшей центры и области разных племен и народов, и в этих центрах происходил своеобразный сплав различных по происхождению культурных и стилистических элементов, определявший специфику культуры Балтики раннего средневековья.

Конечно, наибольшее значение имели этнокультурные и исторические традиции. В Скандинавии, на датских островах, в Ютландии и Шлезвиг-Гольштейне сохранялась на протяжении тысячелетий, по крайней мере с бронзового века и в течение эпохи раннего железа, преемственность германских племен. Натиск варваров, сокрушивших Римскую империю и античный рабовладельческий строй, почти не затронул эти северные окраины континента. Группы общинников или воинов, устремлявшихся на юг, как правило, навсегда отрывались от своей родины. Лишь изредка отмечаются обратные переселения с юга на север. Так, например, вернулись, потерпев в низовьях Дуная поражение в борьбе с лангобардами, герулы (после 508 г.)¹⁸. Конечно, переселенцы с юга принесли определенные культурные и материальные ценности, технические навыки и представления о классово организованном общественном строе¹⁹. Однако общественная структура лишь в ограниченной мере поддавалась таким воздействиям. В этом обособленном регионе господствовала относительная замкнутость, даже можно сказать изоляция, особенно в период накануне перехода к классовому обществу, к цивилизации. Основу общественного строя Скандинавии этого времени составлял широкий слой свободных общинников-бондов, чье могущество базировалось на частном землевладении, сочетавшемся с сохраняющимися еще элементами родовых отношений. Бонды стояли во главе домовых общин, объединений кровных родственников и домочадцев, представлявших собою основную экономическую ячейку скандинавского общества. Домохозяин-бонд, свободный крестьянин, сам ходил за плугом, сеял хлеб и ухаживал за скотом; но при этом он держал значительное количество обращенных в рабство работников и работниц, которые также обрабатывали его землю и пасли скот; кроме того, они сами имели небольшие хозяйства. Племенная знать и племенные вожди в отличие от бондов владели значительно большими земельными угодьями, количеством рабов. Постепенно усадьбы знати, обрастая зависимыми людьми, рабами, вольноотпущенными с их наделами, превращаются в феодальную земельную вотчину. Структуру и облик такой домовой общины, подчиненной крупному предводителю, позволяет представить один из отрывков "Круга земного" ("Хеймскринглы") Снорри Стурлусона, свода исландских саг, составленного в XIII в., но повествующего об эпохе викингов. Здесь рассказывается о том, как зять конунга Олава Трюггвасона Эрлинг, получив право собирать подати в одной из норвежских областей, добивается того, чтобы "... бонды платили ему двойные подати, так как иначе он разорял их селения... Часто Эрлинг отправлялся в походы и добывал добро... У Эрлинга в усадьбе всегда, зимой и летом, было не менее девяноста свободных людей и за обедом питье отмерялось, а за ужином каждый пил, сколько хотел... Он никогда не выходил в море иначе, чем на ладье с двенадцатью гребцами. У Эрлинга был очень большой корабль с сорока двумя скамьями для гребцов. Он всегда ходил на нем в викингские походы, а когда собирали ополчение, на этом корабле было не менее двухсот человек... У Эрлинга в усадьбе было всегда тридцать рабов и, кроме того, всякая другая прислуга. Днем Эрлинг заставлял своих людей работать на него, а вечером или ночью он давал возможность тем из них, кто хотел, работать на себя. Он давал рабам землю, и они сеяли хлеб и снимали урожай. Эрлинг устанавливал размер выкупа, и многие рабы выкупали себя через полгода или год, а все, у кого было хоть сколько-нибудь удачи, выкупали себя через полтора года. На эти деньги Эрлинг покупал себе других рабов. Тех, кто становился свободными, он посылал на ловлю сельди или отправлял на другие промыслы. Некоторые расчищали себе участки и селились там, и каждому он чем-нибудь помогал"²⁰. Викингские походы, грабежи и убийства были обычными для деятельности знатного предводителя, так же как пиры со своими воинами и патриархальная благосклонность к работникам, исполнившим урочную работу. При этом никто не бунтовал против такой системы господства и эксплуатации. Но если и возникнет неповиновение, всегда под рукой находятся воины, готовые "разорить селения" непокорных. Так, среди разбросанных по берегам северных фьордов хуторов, занятых большесемейными коллективами с их челядью, домовыми общинами свободных бондов, первоначально - почти в неотличимых от этих общин формах, превосходя их разве что численностью зависимых людей, домочадцев, скота, утвари, - зарождаются и крепнут очаги господства, могущества, угнетения, со временем превращающиеся в феодальные вотчины средневековья.