Глава 4

СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДЕКАБРИСТОВ

4.1. ПОНЯТИЕ «ДЕКАБРИСТЫ».

Вооруженное восстание членов Северного тайного общества произошло в Петербурге на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. По месяцу восстания - декабрю - всех участни­ков широкого общественно-политического дви­жения первой четверти XIX века, являвшихся членами Северного и Южного тайных обществ стали называть декабристами.

Понятие «декабристы» - условное и не очень точное. Хотя бы потому, что большая часть привлеченных к суду и следствию заговорщи­ков не была в декабре на площади. Общее на­звание нивелирует и существенные различия в общественно-политических взглядах членов тайных обществ.

В этом движении было радикальное револю­ционное крыло. И потому устоявшуюся харак­теристику декабристов как дворянских револю­ционеров можно встретить во всех учебниках. Она берет начало от ленинского понимания трех поколений, действовавших в русской револю­ции; декабристов, народников и большевиков. Ленин настойчиво подчеркивал декабристские корни большевиков. Себя он шутя тоже назы­вал декабристом (арест членов Союза борьбы за освобождение рабочего класса произошел в декабре 1895 года).

Но идеологическая и историческая связь де­кабристов с большевиками не бесспорна. Оп-

понентами Ленину могли бы выступить те декабристы, кото­рые принадлежали к либерально-демократическому крылу тай­ных организаций. М. А. Фонвизин (племянник автора «Недо­росля») познакомился с ранними сочинениями Маркса и Эн­гельса. В 1854 году он написал статью «О коммунизме и социализме», где признался, что ему стало страшно, когда он подумал, что в последующем историки смогут приписать де­кабристам начало того разрушительного процесса, который из Европы шел в Россию. Поэтому в назидание будущим исто­рикам он подчеркивал: декабрист тем отличается от комму­ниста, что коммунист говорит «все твое - мое», а декабрист -«все мое - твое».

По сути тем же был обеспокоен и С. Г. Волконский. Он опа­сался, что новое нигилистическое поколение будет вести свою родословную от декабристов, ориентируясь по каким-то слу­чайным революционно-экзальтированным всплескам их юнос­ти. Волконский не хотел, чтобы его поколению приписывали то, что в 60-70-е годы происходило в России. На ниве освободи­тельного движения декабристы стояли, как одинокие дубы, не давшие семян.

Его величество случай создал в декабре 1825 года уникаль­ную историческую ситуацию. Декабристы оказались в ловуш­ке- Междуцарствие застало их врасплох. Они вышли на пло­щадь, неподготовленные к восстанию ни психологически, ни организационно. Только волею обстоятельств они стали госу­дарственными преступниками.

До событий 14 декабря повседневная практическая деятель­ность декабристов носила ярко выраженный просветительский, социально-культурный, благотворительный характер.

Тайный статус общества никого не смущал. Масоны при­учили русское общество к тайным организациям. Дворяне в та­кой форме видели привычную норму жизни. Да и тщательно охраняемая тайна содержательной жизни общества была отно­сительной. Политические вопросы, которые тайно обсуждали будущие декабристы, на уровне теории ни для кого не были сек­ретом. О них открыто говорили в обществе.

Обсуждение крестьянского вопроса, демократических пре­образований приняло массовый характер после того, как рус­ские войска прошагали в 1814 году по территории Франции. И солдаты, и офицеры видели, что возможна достойная организа­ция жизни без крепостного права. Оно было экономически не­выгодно, безнравственно с точки зрения христианской морали. Европейцу крепостное право казалось каким-то динозавром, чудовищным рудиментом, просто неприличным явлением. Бра­тья Муравьевы-Апостолы - Сергей и Матвей - дети русского посланника в Испании, воспитывались в Париже. Мать скры­вала от сыновей, что в России существует крепостное право ('). Когда подростки приехали на родину, они были потрясены: раб­ство существовало не на картинках по курсу истории древнего Рима, а в их собственном имении.

Удивительно ли, что все члены тайных обществ были за кон­ституционную форму правления, за отмену крепостного пра­ва? Их образ мыслей опирался на прогрессивное общественное мнение и подпитывался им. Стихотворение Пушкина «Дерев­ня» (1819) широко распространялось в списках. Вторая его часть вполне могла бы стать программой любого тайного общества. Последнее четверостишие отражает общее умонастроение эпо­хи и характер ожидаемых перемен:

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный И рабство, падшее по манию царя, И над отечеством свободы просвещенной Взойдет ли наконец прекрасная заря?

И вот что самое интересное: стихи эти Пушкин отправил Александру I. Император велел благодарить Пушкина за доб­рые чувства, которые внушает его стихотворение. В первые годы своего царствования, о которых Пушкин сказал «дней Александровых прекрасное начало», император, как он сам о себе говорил, разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения. Он знал о заговоре и заговорщиках, но, осознавая свою причас­тность к идеологии тайного общества, считал, что не ему их карать.

То, о чем тайно говорили декабристы, открыто обсужда­лось во всех коридорах власти. По поручению царя М. М. Спе­ранский (1772-1839) разрабатывал план государственных пре­образований. Он, в частности, предусматривал освобождение крестьян (без земли). Экспериментальная проверка идеи осво-

бождения крестьян проходила в Прибалтике. В 1816 году по высочайшему повелению там, на территории равной средне­му европейскому государству, были освобождены крестьяне (без земли). Еще раньше, в 1801 году, Александр издал указ, запрещающий награждать дворян за службу землями, населен­ными крестьянами.

Александр не ликвидировал сейм в Финляндии и ввел кон­ституцию в Польше. В 1815 году, выступая с речью в Варшаве, дал царское слово завершить реформы введением конституции во всех землях, которыми владеет.

Намерения царя были восторженно встречены прогрессив­ной частью общества. Лозунг «Поможем императору» был са­мым популярным. Как и зеленый цвет - цвет надежды. В него была выкрашена карета императора, «Зеленой книгой» назы­вался устав «Союза благоденствия», «Зеленой лампой» - кру­жок, бывший легальным подразделением нелегального общества.

С, П. Трубецкой писал, что члены общества хотели быть верной дружиной императора. Они давали обещание словом и делом содействовать своему государю во всех его начинаниях.

4.2. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ДЕКАБРИСТОВ

4.2.1. Нравственное самовоспитание

Декабристы рассматривали культуру, мораль, нравствен­ность не как надстройку, а как базис развития общества. В Си­бири Лунин, философски осмысляя итоги своего земного бытия, еще раз предупредил о том, что духовное возрождение должно предшествовать всякому изменению в политическом порядке. Только таким образом общественная жизнь может приобрести черты устойчивости и стабильности.

Носителем православной культуры является человек. С него и надо начинать преобразование общества. Если каждый будет воплощать нравственную идею, не будет братоубийственных войн, потрясений, кризисов, революций.

Во всем, что связано с человеком, главный принцип опреде­ляется как «не навреди». Врачи-экспериментаторы новые пре­параты всегда проверяли на себе. Сродни этим подвижникам

медицины были и декабристы. Они начинали с себя, в себе фор­мировали новый тип личности, на себе проверяли новую этику и новый кодекс поведения.

Но прежде всего надо понять, от каких сложившихся форм времяпрепровождения молодых людей им пришлось отказать­ся. Той в обществе задавал мир повес и кутил. Л. Н. Толстой мастерски изобразил это в «Войне и мире». Пьер Безухов после разговора с князем Андреем поехал в свой привычный круг -игорное общество. Трезвым там делать было нечего. Пили изоб­ретательно, в попойках была своя режиссура, кульминацион­ные сцены. На этот раз Долохов пил бутылку рома, сидя на подоконнике и не держась ни за что. В другой раз Пьер с прияте­лями достали медведя и повезли его к актрисам. Полицейские попытались их унять. Тогда повесы привязали квартального к спине медведя и пустили их в реку. Медведь плывет, а квар­тальный на нем. Так развлекалась золотая молодежь.

Вырваться из этого затягивающего водоворота было не просто. Пьер дал честное слово князю Андрею, что не будет больше ездить к своим знакомым. Но тотчас ему страстно захотелось еще раз испытать привычную беспутную жизнь. И он оправдывался и убеждал самого себя философской эк­вилибристикой, что честные слова - вещи условные, не име­ющие никакого определенного смысла. И снова оказался там, где обещал больше не быть.

Художественную прозу Толстого легко пополнить докумен­тами, свидетельствами очевидцев. Декабрист И. Д. Якушкин поступил служить в Семеновский полк в 1811 году. В то время офицеры, собираясь вместе, или играли в карты, без зазрения совести надувая друг друга, или пили и кутили напропалую. Отказаться от такой жизни, изменить ее, перестроить чрезвы­чайно сложно. Человеческий материал оказывает сопротивле­ние внешним воздействиям энергичнее, чем все самые стойкие известные материалы в природе. Тем значительнее выглядят достигнутые результаты.

Декабристы начинали с создания новой среды общения. Ран­ними преддекабристскими организациями были офицерские ар­тели, Орден русских рыцарей, кружки.

И. Д. Якушкин был одним из основателей новой формы жиз­неустройства - Семеновской артели. Здесь после обеда офице-

ры играли в шахматы, читали иностранные газеты, интересо­вались происшествиями в Европе и, конечно, горячо их обсуж­дали, Вроде бы и нечему особенно умиляться. Это программа-минимум цивилизованного человека. Но если принять во вни­мание то, как проводили время офицеры раньше, как трудно отказаться от сложившихся привычек, можно согласиться с Якушкиным, который характеризовал такое жизнеустройство, как решительное нововведение.

Пройдет еще совсем немного времени, и будущие декабрис­ты станут культивировать кабинетные занятия, упорно учить­ся, читать. Осудят танцы, волокитство, карты как знаки ду­шевной пустоты. Для них будет своеобразным щегольством являться на балы, не снимая шпаг (офицер при шпаге не танце­вал). Им было чуждо приспособленчество, стремление кому-то подыгрывать, угождать.

Своеобразная черта декабристов - вера в то, что каждый из них - великий человек. Лунин, например, был убежден, что жи­вет для истории. Близость Пушкина декабристскому кругу об­щеизвестна. Поэт не мог не отразить в своем творчестве их до­минирующее настроение. Его строчки «и на обломках самовла-стья напишут наши имена» точно выражают самоощущение декабристов и их ближайшего окружения. В соответствии с под­нятой планкой члены тайных обществ выверяли каждый свой шаг, рассматривали каждый поступок как имеющий значение для потомства. Бессмертие свое они видели в посмертном при­мере. «Я уверен, что погибнем, но пример останется», - писал К. Рылеев Н. Бестужеву.

Приоритет общественных ценностей перед личными свой­ственен был всем декабристам. Служение Отчизне было выс­шей добродетелью, благо Отечества - выше блага жизни. Отсюда постоянный мотив жертвенности. Якушкин собирал­ся убить царя и хотел взять два пистолета: один - для царя, другой - для себя. В своих записках он подчеркивает, что решил принести себя в жертву и никому не уступит этой че­сти. Александр Одоевский накануне восстания говорил:

«Завтра мы умрем. Ах, как славно мы умрем!». К. Рылеев -Н. Бестужеву: «Принесем себя в жертву для будущей сво­боды Отечества». В поэтической формуле Рылеев так вы­разил свое кредо:

Судьба меня уж обрекла. Но где, скажи, когда была Без жертв искуплена свобода?

(«Наливайко»)

Рылеев - тип личности, целиком растворившейся в обще­ственной деятельности:

Мой друг! Недаром в юноше горит Любовь к общественному благу.

Даже сугубо личные, интимные стороны человеческой жиз­ни подчинены общественному долгу:

Мне не любовь твоя нужна, Занятья ждут меня иные, Отрадна мне одна война, Одни тревоги боевые.

Любовь у Рылеева всегда занимает подчиненное место: «Лю­бовь никак нейдет на ум» (в советское время одна из самых по­пулярных песен утверждала, что первым делом - самолеты, а девушки - потом). И поэзию он приносил в жертву гражданско­му долгу. «Я не поэт, а Гражданин» (У Есенина было по-друго­му: «Отдам всю душу Октябрю и Маю, но только лиры милой не отдам»).

Наиболее полно свое кредо Рылеев выразил в программном стихотворении «Гражданин»:

Я ль буду в роковое время

Позорить гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

Переродившихся славян?

Нет, неспособен я в объятьях сладострастья,

В постыдной праздности влачить свой век младой

И изнывать кипящею душой

Под тяжким игом самовластья.

Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,

Постигнуть не хотят предназначенье века

И не готовятся для будущей борьбы

За угнетенную свободу человека-

Пусть с хладною душой бросают хладный взор

На бедствия своей отчизны

И не читают в них грядущий свой позор

И справедливые потомков укоризны.

Они раскаются, когда народ, восстав,

Застанет их в объятьях праздной неги

И, в бурном мятеже ища свободных прав,

В них не найдет ни Брута, ни Риеги.

Действительность, как заметил когда-то Достоевский, все­гда оказывается сапогом, каким бы высоким ни был идеал. И он был прав. Умирали декабристы не так славно и романтич­но, как им это грезилось. Красота жертвоприношения на алтарь Родины поблекла в Петропавловской крепости. Мало кто из арестованных вел себя на допросах стойко и с достоинством. Они каялись, плакали, выдавали имена товарищей (немногие исключения - Лунин, Якушкин, некоторые другие).

Оснований для упреков здесь нет никаких. Противоречия между мощью духа и немощью тела повторились в очередной раз. Были, разумеется, и другие причины. Декабристы - люди верующие, не могли говорить неправду, поклявшись на Еван­гелии. Слишком артистично вел свою партию Николай. Мно­гие участники восстания поверили в искренность его намере­ний. Во всяком случае в Сибири вопрос о том, кто как вел себя на допросах, среди декабристов не обсуждался. С молчаливого согласия всех эта тема была закрыта. И нет особого резона у потомков пересматривать данную страницу их трагической ис­тории. Другой разговор, что каждый волен был вершить суд над самим собой. Известны, например, две попытки Трубецко­го покончить с собой в Сибири. В тюремной камере Петропав­ловской крепости разбил себе голову о стену Булатов.

Каждый волен выстраивать собственную жизнь. Может быть, полнее других лучшие родовые черты декабристов обнаружи­ваются в князе Евгении Петровиче Оболенском (1796-1865).

События 14 декабря разворачивались драматически. А. М. Булатов отказался захватывать Петропавловскую кре­пость, А. Я. Якубович - Зимний дворец. Не явился на Сенатскую площадь С. П. Трубецкой, восстание оказалось обезглав­ленным. Старшим по званию на Сенатской площади был Нико­лай Бестужев. Логично было бы отдать судьбу восстания в его руки, но он отказался: он - моряк, как двигаться по сухому пути не имеет понятия.

И тогда в качестве кандидатуры на роль руководителя вос­стания был выдвинут поручик Евгений Петрович Оболенский. Ему было 29 лет, военного опыта он не имел. Но когда Обо­ленский понял, что его даже мотивированный отказ будет ис­толкован как проявление трусости, согласился. Так 14 декабря он стал начальником штаба восстания. Всего за час до разгро­ма. А ведь это означало самому себе подписать смертный при­говор.

В Сибири ссыльные декабристы ежегодно отмечали день па­мяти 14 декабря. И Оболенского они чествовали как главного героя дня. Дело не только в личном мужестве князя, но и в его особых нравственных качествах: он был всеобщим любимцем, авторитет его был огромен. И. Д. Якушкин в тюрьме узнал, что у него родился сын. Он попросил назвать его Евгением в честь Оболенского. Последние дни Рылеева были трагическими: он считал себя глубоко виноватым перед товарищами, так как скрыл от них правду о том, что Ростовцев рассказал Николаю о гото­вящемся восстании, ушел с Сенатской площади, непозволитель­но много говорил на допросах. Каховский на очной ставке пре­зрительно сказал ему все, что о нем думал. Рылееву не хотелось жить. Единственный человек, с которым он мечтал проститься, попросить у него прощения, покаяния, исповедоваться, был Обо­ленский. Только он мог понять, простить и облегчить страдания. Последние в жизни Рылеева стихи, написанные в Алексеевском равелине, посвящены и адресованы Оболенскому.

14 декабря Оболенский без какого-либо умысла ранил гу­бернатора Милорадовича. Дело было так. На Сенатской пло­щади Оболенский просил Милорадовича отъехать. Генерал не обратил внимания на поручика. Тогда Оболенский штыком ру­жья попытался повернуть лошадь. Тут раздался выстрел Кахов­ского. Лошадь дернулась, Милорадович пошатнулся. Штык соскользнул и попал Милорадовичу в бок.

Случайно пролитую кровь Оболенский отмаливал все пос­ледующие сорок лет жизни. В память о Милорадовиче он по-

стоянно держал на письменном столе брошюру, изданную по слу­чаю смерти генерала.

Оболенский был очень набожен. Обстоятельства жизни под­толкнули его к религии. Его двоюродный брат за неудачную шутку был вызван на дуэль. Оболенский пытался уладить кон­фликт. В конце концов сам вызвал на дуэль противника брата. Какой-то рок преследовал его. Его выстрел оказался смертель­ным. Всю жизнь он мучился угрызениями совести, искал успо­коения в молитвах.

Сострадание и доброта Оболенского не знали предела. Про­игравшемуся офицеру он хотел отдать подарок отца - золотые часы. Друзья не позволили ему это сделать, они собрали деньги и отдали неудачливому игроку.

Особенно ярко проявился характер Оболенского в истории с Я. И. Ростовцевым. Яков Иванович Ростовцев (1803-1860) 12 декабря сообщил Николаю I о заговоре. Тогда же он явился к Рылееву и сообщил ему о своем доносе императору. Оценка поступка Ростовцева неоднозначна. На Сенатской площади Оболенский дал пощечину Ростовцеву. Герцен называл его Иудой-Иаковом, Николай Бестужев писал, что Ростовцев ста­вил свечку и Богу, и сатане. Другие декабристы не считали его предателем, переписывались с ним. Барон Корф называл его Иваном Сусаниным из лейб-егерей. Современные исследовате­ли склонны рассматривать письмо Ростовцева Николаю как донос-мистификацию.

Так или иначе, но суда и следствия Ростовцев избежал, стал адъютантом великого князя Михаила Павловича, потом началь­ником штаба военно-учебных заведений. После смерти Нико­лая I карьера Ростовцева пошатнулась. Зная о высоком мораль­ном авторитете Оболенского, Ростовцев обратился к нему с письмом, в котором по существу содержалась просьба о суде чести над ним.

Оболенский положительно оценил государственную деятель­ность Ростовцева. О хлестких характеристиках Герцена он ото­звался так: «В его словах много желчи и мало любви». Это очень интересная оценка. Позднее Достоевский устами Аглаи разо­вьет эту же мысль. Аглая говорит князю Мышкину: «У вас не­жности нет: одна правда, стало быть - несправедливо». Обо­ленский отказал в высшей правде и справедливости Герцену.

Он преподнес еще один урок подлинно человеческого отноше­ния к своему давнему противнику. Письма Оболенского помог­ли Ростовцеву.

В формировании сибирского сообщества декабристов, доб­рожелательной нравственной атмосферы Оболенский сыграл решающую роль. Это по его инициативе ссыльные договори­лись не упрекать друг друга за сделанные ошибки. Сам Обо­ленский не сказал на следствии ничего, что моглобы бы повре­дить единомышленникам.

И в личном плане Оболенского ни в чем нельзя было упрек­нуть. Он женился в Ялуторовске на вольноотпущенной, то есть бывшей крепостной, бурятке. Она не умела ни читать, ни писать. Оболенский свято хранил брачные узы. Вернулся в Калугу с же­ной. Ее полюбили и ласково называли «княгиня-бурятка».

Вся жизнь Оболенского была окрашена нежностью и любо­вью к людям- Любить ближнего, как самого себя, - подвиг, не менее значимый, чем выступление на Сенатской площади. Ско­рее всего, даже более значимый. В этом и состоит главный урок жизни Евгения Петровича Оболенского.

4.2.2. Формирование общественного мнения

Декабристы разделяли взгляды французских просветителей, считавших что «миром правят мнения». Просвещенное обще­ственное мнение должно стать движущей силой революции и предшествовать ей. Они выразительно называли революцию общим развержением умов.

Соответственно поставленной задаче была разработана организационная структура тайного союза. Нелегальное ядро союза (тайное общество) должно было быть прикрыто сетью легальных организаций. Предусматривалось создание многооб­разных обществ, кружков, в которых было бы ощутимо влия­ние декабристов.

Одним из таких объединений стало литературно-театраль­ное общество «Зеленая лампа» (1819-1820). Оно собиралось в доме Никиты Всеволодовича Всеволожского (1799-1862), сына петербургского богача, сослуживца Пушкина по Коллегии ино­странных дел, театрала. Поэт говорил о нем: «Счастливый сын пиров, балованный дитя свободы». В общество входили брат

Н. В. Всеволожского Александр, А. С. Пушкин, С. П. Трубец­кой, Я. Н. Толстой, Ф. Н. Глинка, А. Д. Улыбышев и др.

Зеленый цвет - цвет надежды. Общество проводило свои за­седания под зеленой лампой. Его члены носили кольцо с изобра­жением лампы. Но был и другой, скрытый смысл зеленого цве­та. Устав Союза благоденствия назывался «Зеленой книгой». Зеленый цвет стал соединительным звеном тайного общества и литературного объединения.

На одном из заседаний «Зеленой лампы» была прочитана политическая утопия декабриста А. Д. Улыбышева «Сон». В ней автор рассказывал о видении во сне послереволюционного Пе­тербурга. Все утопии очень похожи друг на друга. Улыбышев рисует картины расцвета земледелия, промышленности, торгов­ли, искусства. На месте казарм появились школы, академии, библиотеки. Люди, конечно, несут на себе печать довольства, счастья, благополучия.

В обществе читались стихи антиправительственного харак­тера. Ф. Н. Глинка (1786-1880) читал там свою «Шараду». В ней он говорит о законе как целостном начале человека, о бла­ге стран, в которых правит закон, и о горе, когда он нарушен. Ф. Н. Глинка был активным деятелем декабристского движе­ния на раннем этапе его развития. Оставаясь другом декабрис­тов, он не сочувствовал крайним взглядам членов Северного общества. Но в бытность членом «Союза благоденствия» вел энергичную работу в Вольном обществе любителей российской словесности, в котором был председателем, и в других объеди­нениях. Его стихотворение «Тройка» («Вот мчится тройка уда­лая») стало народной песней.

Вместе с тем, нельзя представлять «Зеленую лампу» как ис­ключительно политическое объединение, решающее политичес­кие задачи. Состав его - совсем еще молодые люди, которым свойственно было бурное (а то и буйное) веселье. Стихотвор­ное послание Пушкина членам «Зеленой лампы» передает ко­лорит и этой стороны их жизни:

Здорово, рыцари лихие Любви, свободы и вина! Для нас, союзники младые, Надежды лампа зажжена.

Здорово, молодость и счастье, Застольный кубок и бордель, Где с громким смехом сладострастье Ведет нас пьяных на постель.

Декабристы, разумеется, имели «лица не общее выраженье». У них были существенные индивидуальные различия, но и много общего. Тип их поведения скорее приближался к поведению Чац­кого. Выход в общество сопровождался публичным вызовом это­му обществу. Они произносили жаркие речи в клубах, гостиных, салонах. Содержательную сторону этих речей можно восстано­вить по сохранившейся памятке Ф. Н. Глинки, где он пометил для себя, что должен осуждать и что хвалить. Порицать: 1) Арак­чеева и Долгорукова, 2) военные поселения, 3) рабство и палки, 4) леность вельмож, 5) слепую доверенность к правителям канце­лярии, 6) жестокость и неосмотрительность уголовной палаты, 7) крайнюю небрежность полиции при первоначальных следстви­ях. Желать: открытых судов и вольной цензуры. Хвалить: лан­кастерскую школу и заведения для бедных.

В формировании общественного мнения в 1810-х годах за­метную роль играл храбрый боевой офицер, поэт П. А. Кате­нин (1792-1853). В донесении агента Третьего отделения Кате­нин был назван «дракулоЙ Преображенского полка, регулято­ром полкового мнения и действий молодых офицеров». Катенин перевел, например, французские революционные песни. Они были популярны и распевались на офицерских собраниях:

Отечество наше страдает

Под игом твоим, о злодей!

Коль нас деспотизм угнетает,

То свергнем мы трон и царей.

Свобода! Свобода! Ты царствуй вовеки над нами.

Тиран, трепещи! Уж близок падения час.

Ах, лучше смерть, чем жить рабами, -

Вот клятва каждого из нас.

В 1822 году Катенин был выслан из Петербурга по пустяко­вому поводу: он вызывающе вел себя в театре, «шикал» знаме­нитой актрисе Е. С. Семеновой.

Декабристы внимательно изучали события и факты повсед­невной жизни. И если в некоторых из них угадывались зерна общественного конфликта, мастерски укрупняли его, полити­зировали, формировали общественное мнение.

Накануне декабря 1825 года произошла в общем-то обыч­ная по меркам того времени история. Богатый и знатный фли­гель-адъютант Новосельцев обещал жениться на небогатой, но удивительно красивой сестре поручика Чернова. То ли мать Новосельцева противодействовала браку, то ли еще были ка­кие-то обстоятельства, но свадьба неоднократно откладыва­лась. В конце концов состоялась дуэль Новосельцева и Черно­ва. Оба противника были смертельно ранены, умерли через не­сколько дней после дуэли.

В этой бытовой драме при желании можно было рассмот­реть зародыш общественного противостояния. Чернов - член тайного общества, а Новосельцев представлял придворную бюрократию. Один был беден, другой - богат. Рылеев, двою­родный брат Чернова и его секундант, увидел огромные агита­ционные возможности в этой семейной истории,

Кюхельбекер написал стихотворение «На смерть Чернова», где политические акценты получили законченное художествен­ное выражение:

Клянемся честью и Черновым! Вражда и брань временщикам, Царя ль трепещущим рабам, Тиранам, нас угнесть готовым!

Похороны Чернова в конце сентября 1825 года тайное обще­ство превратило в политическую демонстрацию, грандиозную манифестацию. Это была проба сил власти и оппозиции. Обще­ственное мнение склонялось в пользу Чернова, сострадало и сочувствовало ему, что давало надежду членам тайного обще­ства на такую же поддержку при вооруженном восстании про­тив власти.

Никто тогда не знал, что до декабрьского противостояния оставалось чуть больше двух месяцев.

4.2.3. Калровая революция

План декабристов в бытность их еще членами «Союза бла­годенствия» был предельно прост и ясен - это бывает всегда, когда идея апробируется на бумаге или в общении с кругом еди­номышленников: не надо разрушать государственную машину. Куда как проще и мудрее изменять содержание ее деятельности путем вытеснения с занимаемых должностей чиновников, ули­ченных во взятках, недоброжелательности. Освободившиеся го­сударственные посты должны занимать члены тайного обще­ства. Государственная служба становилась обязательным ат­рибутом их жизни.

Рылеев был пружиной тайного общества. Он воспламенял всех своим воображением и возбуждал к деятельности. Тем ин­тереснее присмотреться к тому, как же реально влиял он на сло­жившуюся практику.

Рылеев вернулся в Петербург в 1819 году. В 1821-1824 го­дах он занимал выборную должность заседателя Петербургской палаты уголовного розыска. Служба в суде для него была важ­на, чтобы помогать обращавшимся в уголовную палату про­стым людям.

Известен факт, когда генерал-губернатор Петербурга Ми-лорадович передал в уголовную палату дело некоего мещани­на, напрасно заподозренного в опасном преступлении. Меща­нин обрадовался: в палате Рылеев, он не допустит несправед­ливости. К сожалению, архивы не сохранили документов о том, как завершилась эта история. Есть основания полагать, что оп­тимизм мещанина - только иллюзии: человеку свойственно ве­рить в несбыточное хорошее. Факты же говорят об ограничен­ности влияния нравственной личности на судебное производство. В 1821 году в палату поступило дело о бунте крестьян графа Разумовского, замученных поборами и вымогательствами. Па­лата приговорила их к плетям и каторге. Только Рылеев не со­гласился с приговором и выступил с особым мнением. Субъек­тивно это мужественный поступок. Но объективно-то крестья­нам от этого легче не стало. Особое мнение Рылеева мало скрашивало жизнь мужика во время порки и на каторге.

Десять лет спустя в Вятку был сослан А. И. Герцен. Он рас­сказал десятки историй, показывающих невозможность для че-

140

стного порядочного человека одолеть судебную машину, харак­теризовал чиновническое сословие как класс искусственный, необразованный, голодный, ничего не знающий, кроме канце­лярских форм - какое-то гражданское духовенство, священно­действующее в судах и полициях и сосущее кровь народа тыся­чами ртов, жадных и нечистых.

Это надо иметь в виду, чтобы понять утопичность плана де­кабристов вытеснить с занимаемых должностей казнокрадов и мздоимцев. Жизнь учила, что это казнокрады теснили невесть откуда взявшегося честного человека. Все трудоспособное на­селение России должно было проснуться в одно прекрасное утро тайным обществом, чтобы изменить нравы чиновничьей среды.

Конечно, честность и порядочность отдельно взятого чело­века нельзя сбрасывать с исторических весов, но вылечить рос­сийскую болезнь, по верному заключению Герцена, можно толь­ко путем гласности и совершенно другой организации всей бюрократической машины.

4.2.4. Просветительная леятельность декабристов

Еще одно направление социокультурной деятельности чле­нов тайных обществ - просвещение народа.

О революционном перевороте декабристы говорили в со­слагательном наклонении, туманно и неопределенно, но мысль, что переворот должен осуществлять просвещенный народ, была приоритетной. Более того, по проекту Н, М. Муравьева через двадцать лет после принятия конституции гражданином мог быть признан только тот, кто обучен грамоте. В поэтической формуле Одоевского концепция декабристов была представ­лена так:

И просвещенный наш народ Сберется под святое знамя.

Непросвещенному человеку нет места под святым знаменем. Просвещение должно предшествовать революции. Конечно, так все красиво было лишь в теории. На практике декабристы вы­вели на Сенатскую площадь непросвещенных, обманутых сол­дат. О неподготовленности к восстанию можно судить хотя бы

по такому трагикомическому факту: 14 декабря солдаты шли присягать Константину и его жене Конституции.

Декабристы активно пропагандировали и непосредственно создавали для просвещения народа школы взаимного обучения. Основателями этого способа освоения грамоты были Белль (учи­тель в Ост-Индии) и Ланкастер (английский рабочий). Школы поэтому называли ланкастерскими.

Система Белля-Ланкастера заключалась во взаимообучении. В одном помещении собирали вместе всех учеников. Более гра­мотные обучали менее грамотных. Тот, кто знал несколько букв обучал тех, кто не знал ни одной. Один учитель приходился иног­да на сотню и больше учеников. Ни государственных стандар­тов, ни программ для ланкастерских школ не существовало. Со­держание обучения целиком определялось личностью педагога.

В дивизионной ланкастерской школе, заведенной М. Ф. Ор­ловым, широко развернул просветительскую и революционно-пропагандистскую деятельность Владимир Федосеевич Раевс­кий (1795-1872). Он внушал солдатам идеи свободы и равен­ства, рассказывал о французской революции XVIII века и о современных революционных событиях в Испании, разъяснял основы конституционного правления. Для упражнения в грам­матике использовал слова «свобода», «равенство», «конститу­ция». Солдаты старательно выписывали имена вождей буржу­азных революций. Раевский свои занятия проводил открыто, гласно. У него была репутация совершенно необузданного воль­нодумца.

В декабре 1821 года вспыхнуло восстание в Камчатском полку. Солдаты бунтовали против тиранов-командиров. След­ствие установило связь между восстанием и революционной пропагандой Раевского.

Раевского называют первым декабристом. Он был аресто­ван в 1822 году за «возмутительную» пропаганду среди солдат и юнкеров, после шестилетнего заключения был приговорен к ссылке в Сибирь. Женился на крещеной бурятке, обзавелся боль­шой семьей. После амнистии не захотел возвращаться на роди­ну. В селе Олонки близ Иркутска он прожил сорок пять лет, там и умер.

Энергичная просветительская деятельность шла, прежде все­го, в армии. Но и многие помещики учили грамоте крестьян.

Декабрист Якушкин писал, что Пассен в своем имении завел прекрасное училище взаимного обучения. У этого помещика было много грамотных крестьян и состояние их до невероятно­сти улучшилось. И в имении Левашовых Якушкин нашел шко­лу взаимного обучения. Общий вывод Якушкина состоял в том, что в его время в России было много людей, которые действо­вали в смысле тайного общества, сами того не подозревая.

Достоверных обобщающих данных о деятельности ланкас­терских школ нет. Но и по отдельным фактам можно судить о массовом характере обучения. В столице члены «Союза благо­денствия» обучили около тысячи человек, на юге - полторы тысячи.

4.3. ДЕКАБРИСТЫ В СИБИРИ

Утром 13 июля 1826 года декабристов, приговоренных к ка­торге, вывели из Петропавловской крепости на кронверк. Мун­диры и ордена военных были брошены в разведенные костры. Участников восстания поставили на колени, переломили над головой каждого шпагу.

После гражданской казни декабристы начали новую жизнь в Сибири. Величие их духовного подвига состоит в том, что они в новых, непривычных для себя условиях не опустились, а на­против, обрели второе дыхание, раскрыли в себе новые каче­ства, вопреки обстоятельствам прожили достойную, одухотво­ренную, красивую жизнь.

На каторге декабристы организовали крепкое и устоявшее­ся сообщество. Они не попрекали друг друга за прежние ошиб­ки, за поведение на следствии. По молчаливой договоренности эта тема никогда не обсуждалась.

Материальный достаток декабристов был разный. Они на­ладили материальную взаимопомощь, обмен знаниями, опытом, организовали совместную подписку на русскую и европейскую периодику.

В Читинском остроге зародилась своеобразная каторжная академия, школа взаимообучения самих декабристов. Они чи­тали друг другу лекции из разных отраслей знания, кто в чем был силен. В ограде острога выстроили клуб у тюремного час­токола. Здесь они обсуждали интересующие их вопросы, испол-

няли музыкальные пьесы, читали собственные произведения. Декабристы и в Сибири продолжали, прежде всего, образовы­вать и воспитывать самих себя. Н. А. Бестужев, например, ос­воил все главные европейские языки, в том числе испанский и польский.

Декабристы занимались литературным творчеством, писа­ли рассказы, стихи, мемуары. Тот же Бестужев создал целую галерею портретных изображений ссыльных декабристов. У М. Н. Волконской в ссылке был свой салон. Умственная жизнь в нем по своей насыщенности могла поспорить с интеллек­туальными забавами столичных салонов.

Разумеется, идея просвещения и воспитания населения не была оставлена на Сенатской площади. Декабристы создава­ли школы взаимного обучения, открывали библиотеки. Ивану Горбачевскому в Петровском заводе они оставили столько книг, что он создал из них первую в тех местах публичную библиотеку.

Умственная, нравственная жизнь общества под влиянием декабристов изменялась. Н. А. Бестужев, например, писал, что жизнь и развлечения населения Селенгинска были чисто мате­риальные. Прошло несколько лет, и Бестужев замечает, что теперь это общество не отдается душою и телом только патри­архальным пирушкам. Оно читает журналы и газеты, интере­суется образом жизни России.

Декабристы много сделали и для хозяйственного освоения Сибири. Столбовые дворяне, князья, офицеры, генералы брались за плуг, топор, косу, ходили за скотиной, охотились, рыбачили, огородничали, строили, экспериментировали, изобретали.

Князь Сергей Волконский, бывший генерал-майор, открыл в себе талант огородника. Всюду, где он принудительно обитал -в Чите, Петровском заводе, в Иркутске - он заводил невидан­ные оранжереи, выращивал дыни, арбузы, артишоки. В салон супруги он приходил пропахший скотным двором, с клочками сена в бороде.

А разве мог представить себе Н. А. Бестужев - зрелый мыс­литель, пытливый ученый, талантливый писатель, что в нем еще скрывается механик, слесарь, токарь, часовщик, ювелир, нако­нец, отличный сапожник? Своей обувью он снабжал всех това­рищей.

Бывшие моряки Александр и Петр Беляевы никогда не зани­мались сельским хозяйством, не располагали значительным на­чальным капиталом. Тем не менее они со временем обзавелись добротными хозяйственными постройками, обширными пахот­ными и сенокосными угодьями, развернули интенсивное много­отраслевое хозяйство. Беляевы первыми в Минусинске завели новые сорта злаков и продуктивный скот, построили первую в этих местах механическую молотилку.

Бестужев изобрел удобную тележку, получившую в Сибири большое распространение под названием «бестужевка». Братья Борисовы вели метеорологические наблюдения, занимались со­биранием коллекций насекомых и растений, минералов. Вольф провел анализ местных вод.

Сотворение полноценной жизни - важнейший результат со-циокультурной деятельности. Декабристы в Сибири выдержа­ли этот экзамен. Они, как это ни парадоксально выглядит, были счастливы в Сибири.

Важным социокультурным фактором, определяющим нрав­ственную атмосферу России, было поведение жен декабристов.

После 14 декабря, как писал Герцен, тон общества менялся наглядно. Никто не смел показать участия, произнести теплого слова о родных, друзьях, которым вчера еще жали руку. Быст­рое нравственное падение служило печальным доказательством тому, как мало развито было между русскими аристократами чувство личного достоинства. Одни женщины не участвовали в этом позорном отречении от близких.

Жены декабристов, последовавшие к мужьям в Сибирь, ли­шались всех гражданских прав- Дети, родившиеся в Сибири, должны были стать казенными крестьянами. Жены декабрис­тов вынуждены были оставить богатство, общественное поло­жение. Их пугали трудностью дороги, разбойниками, суровос­тью климата, но ничто не могло их остановить. Прасковья Ан­ненкова (в девичестве Полина Гебль) у самого императора вырвала позволение ехать за своим невенчанным мужем. Она буквально спасла своего плохо приспособленного к жизненным тяготам мужа, терпела его нелегкий характер, восемнадцать раз

рожала.

Среди жен декабристов особняком стоит Мария Волконская. По велению сердца за любимыми мужьями уехали в Сибирь

Муравьева и Трубецкая. У Волконской все было сложнее. Она вышла замуж без любви, по приказу отца, по ее представлени­ям почти за старика, за год до восстания. И в течение этого года она почти не видела мужа, в одиночестве вынашивая дитя. Если бы она следовала только велению сердца, она бы оста­лась с ребенком, с отцом, с родными, в привычном окружении, в привычной среде. Но она выбрала долг. В этом смысле по са­мосознанию Волконская, может быть, единственная декабрист­ка в полном смысле этого слова.

В поступке Волконской есть какая-то перекличка с поступ­ком пушкинской Татьяны: и та и другая остаются с нелюбимы­ми мужьями, предпочитая верность любви.

С пушкинской Татьяной связана еще одна история. Жена декабриста Михаила Фонвизина Наталья Дмитриевна была убеждена, что она - прототип пушкинской Татьяны. Она по­ехала за своим мужем в Сибирь. После ссылки Фонвизин про­жил недолго - всего одиннадцать месяцев. Наталье Дмитри­евне было уже под пятьдесят. Двадцать пять лет, проведен­ные в Сибири, она вспоминала постоянно. Она вела переписку с ссыльными декабристами, главным ее корреспондентом был Иван Иванович Пущин, друг Пушкина («мой первый друг, мой друг бесценный»). Она поняла, что любит Пущина, чув­ствовала, что и он любит ее. Неожиданно для всех и для себя в том числе она приехала к нему в Ялуторовск . По обоюдно­му согласию она отрезала от почтовой бумаги три полоски. На одной написала «Остаться так», на другой - «Идти за Пущина», на третьей - «Идти в монастырь». Жребий избрал ту записку, в которой было написано «Идти за Пущина». Пушкинская Татьяна и первый друг Пушкина соединили свои судьбы.

4.4. УРОКИ ЛЕКАБРИСТОВ

Главный урок, вытекающий из всей истории освободитель­ного движения России, состоит в понимании необходимости ис­черпывающе использовать созидательные возможности, зало­женные в эволюционном пути развития.

Идеологи освободительного движения всегда проявляли не­терпение, торопились свернуть на революционный путь, решить

социально-экономические проблемы кратчайшим путем - через насилие.

Начиная с Екатерины, вопросы освобождения крестьян ак­тивно обсуждались на императорском уровне. Революционные толчки не ускоряли, а тормозили ход истории. Тридцатилетняя реакция после 14 декабря - еще одно тому свидетельство.

Общероссийскую историю иногда полезно рассмотреть че­рез призму судьбы одного человека. Тот самый Я. И. Ростов­цев, который был членом тайного общества, выдал Николаю его планы и избежал ареста, возглавил комитет, призванный подготовить величайшее преобразование столетия - отмену крепостного права. Его проект был либеральнее самых дерзких проектов декабристов. Программа революционной партии де­кабристов была осуществлена бывшим членом тайного обще­ства. Причудливая судьба Ростовцева - сложный психологичес­кий случай. Тем не менее он дает повод для размышлений о воз­можности использования легального, эволюционного пути для решения коренных проблем реформирования государства.

Всякое приближение к революции искажает личность и свой­ственную ей систему нравственных ценностей. Природа револю­ции такова, что включенные в нее люди вынуждены действовать согласно ее логике, а не выработанным для себя принципам.

Сергей Муравьев-Апостол, аристократ по происхождению и романтик по натуре, воплощал в себе кодекс нравственности дворянина. Он решительно разошелся с Пестелем по вопросам революционной тактики. Ему казалось, что революция не тре­бует особой подготовки, ей не нужны профессионалы. Он видел революцию как смелое предприятие героической личности. В те­оретическом споре с Пестелем он одержал победу. Чистота за­мыслов Муравьева-Апостола ни у кого не вызывала сомнений.

Но в первые же часы восстания Черниговского полка Мура­вьев-Апостол вынужден был пойти по столь чуждому ему без­нравственному пути физического устранения командира пол­ка, захвата артельного ящика, грабежа на большой дороге. Ре­волюция превратила симпатичного юношу в диктатора, палача, потому что у нее своя логика развития. Она захватывает, под­чиняет людей, навязывает им свой поведенческий кодекс.

Дальнейшие события показывают, как легко разбивает ре­волюционный вал утлое суденышко нравственных правил.

Солдаты превратились в толпу пьяных погромщиков. При первой же встрече с авангардом правительственных войск они разбежались. Оставшиеся схватили своего командира (а ведь Муравьев-Апостол верил в солдат) и сдали его как мятежника. На эшафоте Муравьев-Апостол оказался со своим оппонентом Пестелем.

Можно, конечно, рассуждать, что нужнее для революции:

аморальный по своей природе политический профессионализм или глубоко нравственное, жертвенное, но все равно приводя­щее к безнравственным последствиям дилетантство? Но пра­вильнее было бы вообще не создавать революционных ситуа­ций, не приближать революцию, не воспевать ее, ибо она до не­узнаваемости преобразует всех своих идеологов, святых превращает в дьяволов и пожирает их.

Чередой сомнительных поступков выстлана вся дорога к 14 декабря. Рылеев знал, что Ростовцев выдал Николаю наме­рения тайного общества. Но скрыл эту информацию от своих товарищей. Заведомую неправду говорили декабристы солда­там, будто бы их обманывают и они обязаны присягать Кон­стантину. Декабристы вполне могли бы сказать, что нрав­ственно то, что служит делу революции. Она возводит в ранг нравственности все, что подпитывает ее, любой, даже безнрав­ственный поступок. И потому применительно к революции проблема нравственности снимается вообще. Так парадоксаль­но заканчивается история нравственного самовоспитания де­кабристов. Они субъективно начинали с воспитания из себя вы­соких нравственных идеалов и объективно пришли к их отри­цанию.

Как же оценить трагический путь декабристов? Совре­менному читателю хорошо известна только положительная оценка их деятельности, начиная с пушкинского стихотво­рения «Во глубине сибирских руд». Поэт выразил надеж­ду, что скорбный труд декабристов не пропадет, придет желанная пора, рухнут темницы и все обретут свободу. Гимн декабристам написал Герцен. Советская историогра­фия наложила табу даже на мысль о возможных изъянах в декабристском движении (кроме того, что они были страш­но далеки от народа). Сусальным историческим мифом в виде талантливого кинофильма «Звезда пленительного сча-

стья» завершается вековая работа по созданию культа де­кабристов.

Но были и другие оценки движения декабристов. К сожале­нию, альтернативный взгляд практически неизвестен широко­му читателю. Тютчеву, например, принадлежит такое стихот­ворение-приговор:

О, жертвы мысли безрассудной,

Вы уповали, может быть,

Что станет вашей крови скудной,

Чтоб вечный полюс растопить.

Народ, чуждаясь вероломства,

Поносит ваши имена -

И ваша память от потомства,

Как труп в земле схоронена-

Наконец, надо иметь в виду и изменение мнения о 14 декабря самих декабристов и близкого к ним окружения. Многие из тех, кто прожил долгую жизнь (Глинка, Вяземский), пересмотрели свои взгляды. Герцен ядовито называл Вяземского раскаявшимся сатириком. Да и сам Пушкин - разве не ему принадлежат сти­хи, посвященные Николаю I:

Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю, Языком сердца говорю.

Пушкин сохранил личные отношения с декабристами, но в конце 1825 года идеологически был уже бесконечно от них да­лек. Любопытно то, как завершает свои записки М. Н. Волкон­ская: «И если бы я смела высказать свое мнение о событии 14 декабря и о возмущении полка Сергея Муравьева, то сказа­ла бы, что все это несвоевременно: нельзя поднимать знамени свободы, не имея за собой ни сочувствия, ни войска, ни народа, который ничего в том еще не понимает».

Истина вряд ли может выражать какую-то одну точку зре­ния. Скорее всего, она вмещает в себя совокупность разных подходов. И потому существовали и будут продолжать жить самостоятельной жизнью каждая отдельно взятая точка зрения

и вбирающее в себя противоречивые взгляды и оценки обобщен­ное суждение о таком уникальном явлении российской жизни, каким был декабризм.

Уроки декабризма не сводятся к восстанию на Сенатской площади. Подлинным уроком стала Сибирь. Там наиболее пол­но реализовали декабристы лучшие свои жизненные установки, всесторонне проявили и раскрыли себя, не просто сохранили, а обогатили и развили свои лучшие качества.

Л. Н. Толстой писал, что декабристы, прожившие на катор­ге и в изгнании, вернулись после тридцати лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, у которых не было в жизни ничего хорошего, чем мож­но было бы помянуть прожитые годы. Казалось, как несчастны были приговоренные и сосланные и как счастливы спасшиеся, а прошло тридцать лет, и ясно стало, что счастье не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей, и что каторга и ссылка, и не­воля были счастье, а генеральство и богатство, и свобода - ве­ликие бедствия.

Подлинный урок декабристов - это урок обретения счастья, способность быть счастливым самому и создавать условия для счастья другим.