56. Национализм

Национали́зм (фр. nationalisme) — идеология и направление политики, базовым принципом которых является тезис о ценности нации как высшей формы общественного единства и её первичности в государствообразующем процессе. Отличается многообразием течений, некоторые из них противоречат друг другу[1]. Как политическое движение, национализм стремится к отстаиванию интересов национальной общности в отношениях с государственной властью.

В своей основе национализм проповедует верность и преданность своей нации, политическую независимость и работу на благо собственного народа, объединение национального самосознания для практической защиты условий жизни нации, её территории проживания, экономических ресурсов и духовных ценностей[2]. Он опирается на национальное чувство, которое родственно патриотизму. Эта идеология стремится к объединению различных слоёв общества, невзирая на противоположные классовые интересы. Она оказалась способной обеспечить мобилизацию населения ради общих политических целей в период перехода к капиталистической экономике.

О политическом смысле национализма ведутся самые ожесточенные споры. С одной стороны, неся в себе известный потенциал национального единства или независимости, он предстает вполне прогрессивной и освободительной силой. С другой стороны, он может превратиться в иррациональный и реакционный символ веры, служащий политическим лидерам оправданием вооруженной экспансии и войн во имя нации.

Лучше рассматривать национализм не как целостный политический феномен, а как совокупность «национализмов», — иными словами, как совокупность традиций, сходных лишь в том, что все они, каждая по-своему, признают первостепенное политическое значение нации.

Многие неясности здесь связаны с рассмотренной выше полемикой о том, как именно надлежит понимать нацию и какими критериями — культурными или политическими — она точнее всего определяется. Характер национализма определяется и теми обстоятельствами, в которых зарождалось национальное движение, равно как и политическими целями, которые оно преследовало. Скажем, когда национализм складывается как реакция на господство завоевателей или колонизаторов, он наверняка будет выступать освободительной силой, связанной с идеалами независимости, справедливости и демократии. Когда же он является продуктом социального распада и демографических изменений, он, как правило, оборачивается изоляционизмом и идеологией исключительности, питая расизм и ксенофобию.

Не последнюю роль в формировании национального движения играют политические идеалы его участников. Национализм не раз служил притягательной силой для либералов и консерваторов, социалистов и фашистов, даже коммунистов (из ведущих идеологий с национализмом никогда не уживался, может быть, лишь анархизм). Как идеология, следовательно, национализм всеяден.

В политической сфере он проявляет себя в следующих своих основных разновидностях:

• либеральный национализм

• консервативный национализм

• национализм экспансионистского толка

• антиколониальный национализм

Либеральный национализм

Либеральный национализм можно считать классической формой европейского либерализма; своим рождением он обязан Французской революции и воплощает в себе многие ее ценности. В континентальной Европе середины XIX столетия быть националистом означало быть либералом, и наоборот. Так, в европейских революциях 1848 года борьба за национальную независимость и единство неизменно сопровождалась требованием ограниченного и конституционного правительства. Ярче всего это проявилось в «Риссорджименто» (итал. «возрождение») — национальном движении за объединение Италии, главной фигурой, пророком и глашатаем, которого был Джузеппе Мадзини.

Ксенофобия — страх перед иностранцами или ненависть к ним; этноцентризм, приобретающий патологические формы.

Но, может быть, самым ярким выражением либерального национализма были «Четырнадцать пунктов» американского президента Вудро Вильсона1. Составленные в 1918 г., они стали своего рода программой послевоенной реконструкции Европы и планом радикальных территориальных преобразований, воплощенным затем в Версальском договоре (1919).

Национализм либерального толка зиждется на том убеждении, что человечество, естественно, делится на нации, каждая из которых обладает своей идентичностью: нации суть реальные и органические образования, а отнюдь не измышления политических лидеров или правящих классов. Особенность либерального национализма заключается в том, что он связывает нацию с идеей суверенитета народа, восходящей к Руссо, — синтез, в свое время возникший потому, что европейские националисты XIX века боролись против таких многонациональных империй, которые имели явно выраженные черты автократий и деспотий. Мадзини, скажем, стремился не только объединить итальянские государства, но и сбросить гнет автократической Австрии. Поэтому главным лозунгом этого течения является принцип национального самоопределения

С точки зрения либералов, национализм не только служит задачам политической свободы, но и позволяет выработать какие-то механизмы для обеспечения мирного и стабильного мирового порядка.

При всем этом либерализм отнюдь не замыкает себя горизонтом нации, а смотрит дальше. На это есть две причины. Во-первых, либералы, как известно, стоят на позициях индивидуализма: они убеждены в том, что все люди, независимо от расы, вероисповедания, социального статуса и национальности, в нравственном отношении равноценны. Либерализму, таким образом, присущ известный универсализм — убежденность в том, что люди везде имеют или должны иметь одинаковые права и свободы. Сегодня эта идея нашла отражение в доктрине прав человека (human rights). Ставя индивида выше нации, либералы, по сути, допускают возможность нарушения национального суверенитета, как, например, это показала международная кампания против «белого» южноафриканского режима, имевшая целью заставить его прекратить политику апартеида. Вторая причина — это свойственные либерализму опасения в отношении того, что мир суверенных наций-государств может со временем опуститься до уровня глобального «естественного состояния»: как неограниченная свобода дает людям возможность порабощать друг друга, так и ничем не сдерживаемые государства под прикрытием лозунга национального суверенитета могут проводить совершенно экспансионистскую и захватническую политику. Свобода не должна идти вразрез с законом, и это в равной мере относится и к индивидам, и к нациям.

Консервативный национализм

Сложился значительно позже национализма либерального. Вплоть до середины XIX в. консерваторы взирали на национализм как на нечто весьма подозрительное, едва ли не революционное. С течением времени, однако, консерватизм и национализм сближались между собой. Примеров много: это и Дизраэли с его идеалом «одной нации», и Бисмарк с его готовностью поставить немецкий национализм на службу Пруссии, и царь Александр III с его поддержкой общеславянского дела. В мире сегодняшней политики национализм стал своего рода символом веры для большинства, если не для всех консерваторов. В Великобритании, скажем, это проявилось во всеобщем триумфе после победы страны в Фолклендской войне (1982 г.)1 при правительстве Маргарет Тэтчер, в Европе — в закоренелом «евроскептицизме» правых консерваторов, запугивающих своих оппонентов жупелом «федеральной Европы». Всплеском национализма сопровождалась и активизация внешней политики США, как это было при Рейгане, когда были предприняты вторжение в Гренаду и бомбардировки Ливии, и при Джордже Буше-старшем, когда США вторглись в Панаму и провели целую войну в Персидском заливе.

Последователей консервативного национализма волнуют не столько проблемы национального самоопределения в мировом масштабе, сколько пути достижения социального единства и общественного порядка — всего того, что опиралось бы на здоровое чувство патриотизма. Нацию консерваторы понимают как органическое целое, возникающее из естественного стремления людей быть рядом с теми, кто разделяет их взгляды, стиль жизни и кто даже внешне схож с ними, — словом, безопасность и чувство сопричастности люди ищут и находят только в национальном сообществе. Поскольку патриотизм и национальное самосознание как раз и проистекают из фактора общего прошлого, национализм обнаруживает способность стоять на страже ценностей и институтов, прошедших проверку временем: в таком понимании он смыкается с традиционализмом. Подчас эта связь придает консервативному национализму весьма ностальгический характер, обращает его лицом к прошлому. В США, например, для общественного сознания чрезвычайно дороги такие темы, как отцы-пилигримы1, война за независимость, Филадельфийский конгресс и тому подобное. Для британского (а точнее, английского) патриотизма особую ценность имеют символы, связанные с институтом монархии. Вспомним, что государственный гимн Великобритании называется «Боже, спаси королеву»; что без королевской семьи не обходятся ни национальные празднества, ни события государственного масштаба, как, например, открытие очередной сессии Парламента.

Консервативный национализм характерен больше для зрелых наций-государств, чем для тех, которые находятся на стадии национального строительства. Извечная его тема — «отечество в опасности» из-за угроз либо внутреннего, либо внешнего характера. Роль внутреннего врага, как правило, придается низшим классам, с которыми связывается угроза социального переворота. В глазах консерваторов именно национализм при этом выступает противоядием социализму: идея здесь в том, что если патриотические чувства перевесят классовую солидарность, рабочий класс перестанет противопоставлять себя нации. Лейтмотивом консервативной мысли поэтому и становятся призывы к национальному единству и возвеличивание доблестей непоколебимого патриотизма.

«Внешними врагами» нации для этой традиции, естественно, выступают иммиграция и рост наднациональных начал в международных отношениях. Считается, что иммиграция способна подорвать сложившуюся национальную культуру и этническую идентичность общества, тем самым становясь в нем источником вражды и постоянной конфликтности. Хотя консервативный национализм нередко связывают с военными авантюрами и экспансией, на самом деле его отличает как раз то, что он обращен вовнутрь и замкнут. Если консервативные правительства и поддерживают общественный энтузиазм с помощью внешнеполитических акций, то это скорее свидетельствует об оппортунизме самих политиков, чем о том, что консервативному национализму присуща врожденная агрессивность или милитаризм. Куда серьезнее обвинение в том, что национализм этого толка внутренне склонен провоцировать нетерпимость и фанатизм, ибо опирается в общем-то на весьма узкое понимание нации — как этнического однородного сообщества, чего-то вроде большой семьи. Отсюда и возникает соблазн провести глубокую черту между теми, кто принадлежит к нации, и «чужаками». Настаивая на сохранении культурной чистоты и неприкосновенности устоявшихся традиций, консерваторы и впрямь подходят к той черте, за которой иммигранты или вообще иностранцы предстают вечной угрозой для нации, откуда недалеко и до поощрения, или, как минимум, оправдания тех или иных проявлений расизма и ксенофобии.

Экспансионистский национализм

Третья форма национализма носит агрессивный, воинственный и экспансионистский характер. Во многих отношениях она напрямую противостоит либеральному национализму с его верой в равноправие и самоопределение наций. Впервые свою агрессивную сущность национализм этого типа продемонстрировал в конце XIX в., когда европейские державы во имя национальной славы и в стремлении обеспечить себе более теплое «место под солнцем» учинили колоссальную «драку за Африку». В своей наиболее радикальной форме национализм этого толка идет от психологии ревностного, подчас истеричного, националистического энтузиазма, о котором иногда говорят как о «всеобъемлющем, тотальном национализме». Сам термин принадлежит французскому националисту Шарлю Морра (Charles Maurra, 1868—1952), лидеру правого крыла «Аксьон Франсез»1. Морра исповедывал идею абсолютной первичности и величия нации, близкой к формуле «нация — все, человек — ничто». Существование нации у него наделялось столь высоким смыслом, что человек в этой картине приобретал какое-то значение лишь тогда, когда всего себя отдавал на службу общенациональному делу. Особую привлекательность этот фанатичный патриотизм имел для всякого рода маргинальных слоев общества — этих всеми отвергнутых, одиноких и беспомощных людей, для которых идея национального величия оставалась, похоже, вообще последней возможностью вернуть себе хоть какое-то чувство гордости и самоуважения. Такие идеологии, нужно заметить, совершенно разрывают все и всякие связи между национализмом и демократией. «Народ» для них есть замкнутое этническое целое, внутреннее связанное почти первобытными отношениями взаимного служения, но отнюдь не политическими связями: «национальному единству» в этом случае противопоказаны свобода мнений и открытая конкуренция за власть, здесь требуются дисциплина и добровольное подчинение лидеру. Морра поэтому и изображал де

мократию как источник слабости и коррупции в обществе, призывая к восстановлению абсолютной монархии.

Воинственная и агрессивная форма национализма неизменно ассоциируется с понятием шовинизма. Шовинизм (своим происхождением слово обязано Николя Шовэну (Nicolas Chauvin), французскому солдату, прославившемуся фанатичной преданностью Наполеону и делу Франции) являет собой совершенно иррациональную веру в превосходство и величие своей собственной нации.

Антиколониальный национализм

Колониализм, собственно говоря, и стал той изначальной силой, которая позже придала национализму глобальные масштабы. В Африке и Азии он вызвал к жизни стремление к национальному освобождению, на котором здесь и возникла идея нации. В течение XX в. антиколониализм совершенно преобразил политическую географию значительной части мира. Антиколониальное движение, начавшееся в межвоенный период, после Второй мировой войны вышло на еще более высокий уровень. Перед лицом поднимающегося национализма распались громадные империи Британии, Франции, Голландии и Португалии.

Поликультурализм

Поликультурализм — описательный и нормативный термин. Как описательный термин он констатирует многообразие культур — явление, вытекающее из того, что в обществе существуют разные группы и они по-разному идентифицируют себя в зависимости от своей расовой, этнической и языковой принадлежности. Как нормативный термин поликультурализм предполагает сугубо позитивную оценку этого многообразия, усматривая его положительное значение либо в том, что за каждой такой группой признается (должно признаваться) право на уважение, либо в том, что это многообразие самым позитивным образом сказывается на культуре общества в целом. Поликультара-лизм, таким образом, утверждает значение самопознания и ощущения самоценности как для групп общества, так и для индивидов. Критики поликультурализма, однако, говорят о том, что поликультурным сообществам присуща внутренняя нестабильность и даже конфликтность, а нормативный поликультурализм третируют как простую разновидность политкорректного.