3.3. Формирование публично-правовых концепций на основе римских правовых текстов: причины и примеры

Как уже отмечалось выше, одним из направлений, в процессе которого средневековыми западноевропейскими правоведами использовалось и применялось римское право, стало использование римских правовых текстов для идеологического обоснования различных политических теорий. Вообще, в правовой жизни средневекового общества идеология имела огромное значение. Это, прежде всего, объективно вытекает из самой организации феодального общества и устройства власти. Феодализм в Западной Европе возникает как реакция на распад крупной империи. Центральная власть рухнула, и, следовательно, функции центральной власти берут в руки собственники земли. Первые короли – это и есть эти самые собственники. Их фактическая власть на местах явно мешает сильной центральной власти, которая, в свою очередь, не отдаёт так просто свои полномочия. Соответственно, ей остаётся в настоящих условиях лишь искать идеологическую опору для того, чтобы закрепить в сознании людей своё верховенство. В ответ на это королевская власть также принимает попытки юридического обоснования своей суверенности, независимости от императорской власти. В этой борьбе участвует и церковь как также отдельная корпорация: она вступает в противоречие со светской властью, претендуя, в свою очередь, на законодательные полномочия. Но иной борьбы, кроме идеологической, быть не могло, ведь и те, и другие принадлежали к одному экономическому классу и классовые интересы были у них одинаковы. Поэтому в условиях такого плюрализма «суверенов» в их идеологической борьбе должен был быть достигнут компромисс, что в итоге и произошло. И источником для их идеологических концепций стал Свод Юстиниана, который содержал огромное множество несистематизированных отдельных выдержек, отрывков, изречений римских юристов, из которых они выводили то, что им было необходимо. Давайте попробуем рассмотреть ключевые вопросы такого идеологического противостояния.

Одним из ключевых вопросов являлся вопрос о суверенности отдельных государств, независимости королевской власти от власти императора. Эту проблему по большей части затронули комментаторы. Джозеф Каннинг в своей статье «Ideas of the state in thirteenth and fourteenth-century commentators on the Roman law» пишет о двух позициях среди них. Неаполитанские юристы выдвинули наиболее радикальную позицию, согласно которой полностью отрицается суверенитет императора и признается полный суверенитет территориальных государств. Опорой для этого постулата стала выдержка из Дигест: «Ex hoc iure gentum introducta bella, discretae gentes, regna condita, dominia distincta…» («Этим правом народов введена война, разделение народов, основание царств, разделение имущества»). D.I.I.5. Право народов представлено в данном отрывке как первозданное, естественное право, и, как видно отсюда, оно предшествовало появлению Римской империи. Соответственно, неаполитанские юристы сделали вывод, что римляне создали лишь временную империю, и поэтому королевства вправе вернуть свои первоначальные права, опираясь на право народов. В противоположность этой концепции, французские и итальянские комментаторы удерживали юридический суверенитет императора, однако признавая фактический суверенитет территориальных государств. К примеру, говоря о суверенитете Франции, они утверждали, что она обладает лишь фактической независимостью от императорской власти. Но о юридической независимости, как они отмечали, не могло идти и речи, так как Кодекс Юстиниана прямо утверждал, что Франция – субъект империи (С.I.27.2,2). Развивая таким образом положения права времен Юстиниана, итальянские комментаторы, в частности, Бартол и Бальд, внесли ключевое новшество в понятие суверенитета. Если ранее он мог основываться лишь на юридических началах, то теперь признавалось, что независимое государство могло получить полную суверенную власть лишь в том случае, если оно фактически её осуществляло. Так фактический суверенитет теперь также представлял определенную силу.

Гораздо более запутанными выглядят размышления и концепции комментаторов по поводу взаимоотношений церковной и светской власти. Однако я постараюсь изложить здесь лишь одну из концепций, показав при этом роль Римской империи и римского права в становлении и обосновании появившихся в то время теорий. Очевидно, что комментаторы не могли игнорировать существовавшую реальность, согласно которой церковь играла важную роль в политической жизни Европы, обладая властью и влиянием в обществе, а её члены обладали многими церковными привилегиями. Признав, что церковь должна обладать определенной территорией, на которую будет распространяться её суверенитет, комментаторы вывели это опять-таки же из римского права. Ссылаясь на то, что церковные земли, которые были частью Римской империи, были подарены церкви через Donation of Constantine, они сделали вывод, что нынче всю территорию император делит с папой римским по территориальному признаку (terrae imperii и terrae ecclesiae). Решение этого вопроса было необходимо для того, чтобы обосновать законодательные полномочия церкви и её множественные привилегии. Взяв в качестве опоры для себя отрывок из D.1.1.1,2, который защищал священных лиц и имущество (“Publicum ius in sacris, in sacerdotibus, in magistratibus consistit”), они, однако, заключили, что священники, являясь частью общества, могут пользоваться преимуществами светского права, но это не исключает того, что они, являясь меньшинством в обществе, подобно сенаторам, могут пользоваться также и многими привилегиями как личными, так и имущественными. Таким образом, комментаторам было нужно не анализировать текст и делать юридически верные выводы, а использовать его отрывки для собственных аргументов.

Из этих немногочисленных, существенно упрощенных примеров подобного т.н. «использования римского права» отчётливо видно, что суть данного процесса была абсолютно иной, нежели чем-то схожим с рецепцией римского права. Здесь не происходило ни заимствования правовых институтов, не перенимались какие-либо черты правовой культуры из Древнего Рима. Обращение к древнеримским текстам служило лишь идеологическое опорой, весьма шаткой с юридических позиций, которая, однако, была необходима для обоснования тех публично-правовых форм, тех публичных институтов власти, которые формировались именно в условиях нового общества, нового состояния государственности в Западной Европе. Смысл норм, которые использовались учёными, даже, как мы выяснили, подчас не устанавливался – в этом не было никакой необходимости. Важно было найти слова, которые можно было бы трактовать нужным, удобным образом. Теперь остаётся искать процесс рецепции лишь в развитии частного права в Западной Европе в Средние века.