Глава II. Русская нация в условиях тоталитаризма

§1. Русская нация в тоталитарном советском обществе

Важной особенностью модернизации в России с петровских времен являлась концентрация ресурсов и рабочей силы на «приоритетных направлениях» – строительстве заводов для производства вооружений и боеприпасов, возведении крепостей и городов, имеющих стратегическое значение, совершенствование тех отраслей промышленности, которые, в свою очередь, обеспечивают военно-промышленный потенциал страны. Это оттягивало ресурсы из других, не связанных с военным производством отраслей хозяйства и порождало крайнюю неравномерность развития страны как в различных областях общественно-экономической жизни, так и в географическом разрезе – по губерниям. Это была своеобразной ценой, которую русский народ был вынужден платить за сохранение независимости. Естественно, в таких условиях не могла происходить и демократизация общества, поскольку для проведения «догоняющих» модернизаций требовался мощный аппарат власти и управления, способный быстро мобилизовать ресурсы страны на решение задач повышения обороноспособности.

Для развития промышленности России в конце XIX – начале XX в. были характерны высокие темпы роста. Так, расчеты, сделанные на основе данных английских ученых Милуорда и Саула, показывают, что в течение 1870–1913 гг. промышленное производство в России увеличивалось в среднем на 5% в год. Это были самые высокие темпы в Европе³⁰. Накануне первой мировой войны Россия обеспечивала свои потребности в продукции машиностроения, электрооборудования, станках и других видах машин от одной трети до половины за счет собственного производства³¹.

Тем не менее проблему технико-экономического отставания страны от главных европейских государств полностью решить не удалось. А сами достижения ускоренного промышленного развития обеспечивались за счет чрезвычайно высоких социальных издержек. Эти издержки были обусловлены сохранявшейся аграрной отсталостью страны и низким уровнем потребления основной массы ее населения.

Фактически рост индустрии обеспечивался путем выкачивания ресурсов из аграрного сектора народного хозяйства, усугубляя отсталость русской деревни на фоне успехов капитализма в крупных городах. В целом же это обусловливало низкое качество рабочей силы в стране и порождало глубокий социальный и культурный раскол в обществе. В крестьянской стране с ее архаичной культурой подспудно зрело недовольство и ожесточение по отношению к тем, кто олицетворял собой иную, европейскую, западную культуру и явно выигрывал в ходе догоняющей модернизации. Причем следует заметить, что озлобленность широких народных масс распространялась на само государство, государственную власть, поскольку государство в условиях России являлось главным субъектом модернизации, нововведений, нарушавших традиционный уклад жизни десятков миллионов крестьян, заставлявших их приспосабливаться к непривычным для них изменениям. Естественно, это сдерживало модернизационные процессы, придавало им ограниченный и крайне противоречивый характер.

При том что главным субъектом «догоняющей» модернизации в России являлось государство, внутри правящей элиты постоянно возникали конфликты по поводу самых разных аспектов и вопросов внутренней и внешней политики. Такие конфликты и противоречия, разумеется, не способствовали проведению последовательного курса на ускоренное развитие страны, ослабляли государство и систему управления в стране. Попытки царя Николая II сглаживать их, как правило, не достигали цели. При этом в наименьшей степени подвергалась модернизации именно система управления. Закономерно, что из-за ее отсталости и неэффективности Россия сначала потерпела поражение в войне с Японией, а десять лет спустя оказалась неготовой к военному столкновению с более мощным и грозным противником – кайзеровской Германией.

Военные неудачи ускорили приближение двух революций – 1905–1907 гг. и февраля 1917 г. Однако не они были непосредственными причинами революционных потрясений, которые пережила Россия. Вопреки официальной советской историографии, обе революции, как, впрочем, и третья, Октябрьская революция 1917 г., были вызваны реакцией протеста народных масс – традиционного, немодернизированного аграрного общества – против чересчур быстрых перемен в жизни, против форсированного насаждения капитализма в стране, где значительная часть населения не была к нему готова. Приверженность традициям общины, архаичной культуре привели к тому, что попытка П.А.Столыпина решить аграрный вопрос путем формирования слоя фермеров в деревне была отвергнута большинством крестьянской массы, хотя в экономическом плане реформа принесла положительные результаты.

Фактически уже к началу первой мировой войны имперская модернизация, проводившаяся царским самодержавием, исчерпала себя. Однако проблема модернизации, ускоренного развития страны осталась. Чтобы решить эту проблему, нужна была принципиально новая сила, которая смогла бы провести такую модернизацию и в то же время примирить ценности западной культуры (в том числе ценности экономического развития, технического прогресса, массового индустриального производства, современного научного знания и т.д.) с архетипами традиционной народной культуры. Другими словами, задача состояла в том, чтобы народ принял новую модернизацию. Для этого социальная сила, способная провести такую модернизацию, должна была выступить под антирыночными, антикапиталистическими лозунгами, поскольку капитализм был дискредитирован в глазах основной массы народа. Такой силой, как известно, оказались большевики.

В конце XIX – начале XX в. противоположностью по отношению к капитализму был социализм. Социализм, который в Западной Европе рассматривался как результат капиталистического развития, в условиях России рассматривался большевиками по существу как способ развития³², как условие индустриализации страны.

Ключевым моментом большевистской модернизации России явилась, безусловно, сталинская индустриализация. Была ли альтернатива индустриализации России (в виде Советского Союза) в 30-е гг.? Можно ли было сделать ставку пусть на быстрое, но все-таки эволюционное, постепенное развитие? Как нам представляется, в целом такой альтернативы не было. Это понимали и большевики, и специалисты, не принадлежавшие к большевистской партии. Например, известный русский экономист Н.Д.Кондратьев писал: «Против ставки на индустриализацию, как таковой, конечно, не может быть возражений. Индустриализация страны – и это подтверждается исторически – является необходимой предпосылкой повышения производительности всего народного хозяйства и повышения уровня благосостояния масс»³³.

Фактически большевики воспроизвели модель имперской модернизации, которую проводило и царское самодержавие. Сталин, обосновывая необходимость ускоренной индустриализации, на Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности, состоявшейся в 1931 г., говорил: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»³⁴. Таким образом, в устах лидеров большевистской партии необходимость ускоренного развития страны объяснялась внешней угрозой, которая отныне представала как угроза со стороны мирового капитализма по отношению к «Стране Советов».

Вновь, как и при самодержавии, главным (и теперь уже единственным) субъектом модернизации стало государство, точнее, партийно-государственное чиновничество. Но, в отличие от царских модернизаций, большевистская индустриализация имела под собой широкую массовую базу – колоссальный слой маргиналов и люмпенов. В этом слое в наибольшей мере сохранялись реликты общинного, традиционного сознания, включая неодолимую тягу к уравнительности. Ему был нужен вождь, который бы указал путь в «царство справедливости», оберегал бы от врагов и обеспечил бы стабильную жизнь³⁵. Настроения этого слоя Сталин использовал в борьбе за власть в партии, расправляясь с гвардией большевиков, а также в проведении своей социально-экономической политики по искоренению наиболее активной и продвинутой части крестьянства (раскулачивание) и по насаждению индустриального производства.

Индустриальная техника и технология представала перед вчерашними крестьянами в качестве орудия избавления от врагов и создания упомянутого «царства справедливости», где, как им казалось, не будет никаких проблем. Таким образом, большевикам удалось внедрить ценности экономического роста, индустриальной технологии, технического прогресса в сознание отсталой крестьянской массы³⁶. Вследствие этого (помимо насилия по отношению к крестьянству) сталинский режим смог изъять колоссальные ресурсы из сельского хозяйства и обеспечить начальное накопление средств для индустриализации.

Однако это изъятие, как известно, сопровождалось необоснованным, волюнтаристским курсом сталинского руководства на форсирование темпов экономического роста. Именно тогда был нанесен решающий удар по генофонду русского народа, а сами первые пятилетние планы так и не были выполнены в полном объеме³⁷.

Тем не менее цели индустриализации – создание военной промышленности и сопряженных с ней отраслей – были достигнуты.

Несмотря на развитие массового образования и номинальную ликвидацию неграмотности, в СССР в 30-е гг. окончательно сложилось «общество маргиналов»³⁸. Это общество в основном ориентировалось на низший уровень культуры и образования, тяготело к наиболее простым решениям – касались ли они организации труда и технологии или вопросов внешней политики. Небольшие группы профессионалов были либо включены в механизм режима, либо уничтожены в ГУЛАГе, что надолго предопределило характер развития СССР, в том числе и национальную политику ВКП(б). Целенаправленное стремление правящего номенклатурного слоя опереться на низшие группы общества на практике приводило к тому, что преимущества при продвижении по службе или в науке получали выходцы из союзных республик, не обладавшие зачастую ни необходимой квалификацией, ни определенным уровнем общей культуры. Так переплетались между собой социальная и национальная политика большевиков. Вместо того чтобы подтягивать низшие слои общества до уровня верхних (а это, разумеется, требует колоссальных усилий и затрат времени на протяжении жизни трех-четырех поколений), был взят курс на некое «усреднение», что на практике обернулось снижением культурного и интеллектуального уровня тех, кто определял лицо страны, в том числе среди профессиональных кадров русской национальности. В то же время такая политика вела к чрезмерному перемещению ресурсов, необходимых для нормального социально-экономического развития, из Центра страны (где абсолютно преобладало русское население) на периферию, в союзные республики. Закономерным результатом этой политики явилось наметившееся еще в 30-е гг. ослабление (экономическое, культурное и геополитическое) Центра России и всего Советского Союза при малоэффективном использовании ресурсов на окраинах. Такое ослабление проявилось, в частности, в том, что уже в конце 30-х гг. сложившаяся система хозяйствования, обеспечившая поначалу «мобилизационный рывок», начала давать «сбои», несмотря на наметившийся во второй половине третьего десятилетия отход Сталина от интернационалистских лозунгов большевиков и крен в сторону прагматического русского национализма³⁹.

Великая Отечественная война и послевоенное восстановление разрушенного хозяйства способствовали консервации мобилизационной, административной системы управления экономикой. В то же время появился и новый фактор мобилизации людских и материальных ресурсов, теперь уже в наукоемкой сфере производства – «холодная война» и гонка вооружения в свете обладания Соединенными Штатами ядерного оружия. Это отчасти способствовало некоторому выправлению национальной политики советского руководства. Осознав необходимость развивать ускоренными темпами науку и образование, особенно в области точного и естественнонаучного знания, Сталин и его окружение были вынуждены уделить внимание развитию центральных регионов России, опираясь прежде всего на русское население как наиболее модернизированную часть населения страны в целом. (Очевидно, что разработка и налаживание серийного производства ядерного оружия были несовместимы с ориентацией власти на наиболее отсталые слои и этнические группы)⁴⁰. Вместе с тем сохранялась унаследованная от самодержавия схема имперской модернизации, когда все ресурсы направлялись на развитие военно-промышленного комплекса. Это не могло не сказаться на положении основной массы населения.

Заметное улучшение социально-экономического положения народа России произошло в 50-е гг. вследствие реформ, проведенных под руководством Н.С.Хрущева, несмотря на ограниченность и непоследовательность этих реформ. Во второй половине 50-х – начале 60-х гг. народное хозяйство СССР в значительной мере переориентировалось на увеличение личного потребления (массовое жилищное строительство, некоторый, хотя и явно недостаточный, подъем сельского хозяйства, рост производства предметов потребления). В то же время эти годы отмечены крупными научно-техническими достижениями – созданием основ ядерной энергетики, появлением реактивной гражданской авиации, началом освоения космического пространства и производства отечественных ЭВМ. Однако при всех крупных достижениях Советского Союза следует подчеркнуть, что никакой продуманной стратегии развития страны у Хрущева и у всего советского руководства тех лет не было. Хрущев действовал скорее по наитию, ориентируясь на образцы западного общества массового потребления, совершенно не понимая, каковы социальные механизмы его становления и развития.

При Хрущеве продолжилась ориентация прежде всего на отсталые слои населения, что выразилось в неумеренной поддержке местных этносов в союзных республиках (особенно неславянских). Замедлившийся в первые послевоенные годы процесс перекачки ресурсов из центральных регионов России на национальные окраины вновь получил ускорение. Естественно, это отразилось на всем социально-экономическом развитии Советского Союза уже в 60–70-е гг.

Стали быстро возрастать объемы капиталовложений в промышленность союзных республик, особенно в Закавказье и Средней Азии. Эти капиталовложения в конечном счете определялись не столько экономической целесообразностью развития республик, сколько умением местных руководителей устанавливать «нужные связи» в ЦК КПСС и Госплане Союза. Очевидно, что при этом оттягивались колоссальные ресурсы, которые можно было бы использовать для развития центральных районов СССР, т.е. центра европейской части России. Так, еще в сравнительно благополучные годы брежневского правления вызревали тенденции к локализации хозяйств союзных республик и их отпадению от ослаблявшегося Центра.

Другим важным фактором, который способствовал развитию данных тенденций, стала отчетливая ориентация руководства КПСС на определенные социально-профессиональные группы населения. Речь идет в первую очередь о многочисленных категориях занятых простым, неквалифицированным трудом (около 40% – в промышленности, примерно 75% – в сельском хозяйстве). Именно их благосостояние в годы брежневского застоя росло быстрее всего. При этом значительную долю этих категорий населения составляли представители народов Средней Азии и Закавказья (причем опять-таки наиболее отсталой в культурном и социально-экономическом отношении их части). Мало заботясь о повышении качества «человеческого материала» (что, повторяем, требует огромных усилий и времени в течение нескольких поколений), руководители КПСС пустили на самотек демографические процессы в этих регионах. В результате рост народонаселения окраин Союза, наименее готовых к модернизации, существенно опережал темпы роста населения в центральных областях СССР (России), что вызывало увеличение потоков средств, направляемых туда на социальные нужды (пособия по многодетности, расходы на низкокачественное образование, медицинское обслуживание и т.д.). В то же время брежневское руководство проявляло явное пренебрежение к нуждам и запросам основной массы высококвалифицированного рабочего класса, научно-технической интеллигенции, представителей инженерных специальностей. Однако не нужно забывать, что в составе именно этих социально-профессиональных групп, причем в ведущих отраслях промышленности, науки и образования, которые и определяли научно-технический прогресс, подавляющее большинство составляли представители русского и русскоязычного (преимущественно украинского и смешанного) населения⁴¹. Таким образом, определенная социальная ориентация брежневского руководства КПСС, как и сталинского, но в еще большей степени, оказалась неотделимой от национальной политики, в результате которой русское население Союза фактически отодвигалось в тень.

Такая порочная политика КПСС застойных лет объективно провоцировала рост антимодернизаторских, антииндустриалистских настроений в союзных республиках, поскольку поощряла рост и деятельность социальных и этнических групп населения, не только неготовых психологически к модернизационным преобразованиям, но и отвергающих их, чуждых индустриальному труду и городской культуре. Это не просто тормозило развитие страны, но и грозило ее серьезным отставанием от мировых лидеров экономического и научно-технического прогресса.

Не случайно с конца 60-х гг. в структуре не только внутреннего производства, но и внешней торговли Советского Союза стали преобладать сырьевые и энергетические ресурсы. На рубеже 60–70-х гг. внешнеэкономические связи СССР с зарубежными государствами, особенно с развитыми странами Запада, стали приобретать характер отношений между центром и отсталой периферией мирового хозяйства. Советский Союз все больше торговал с зарубежными партнерами по формуле «сырье в обмен на оборудование и предметы потребления». Так, с 1970-й по 1982 г. доля топлива и электроэнергии в экспорте СССР возросла с 15,6% в 1970 г. до 52,3%⁴². Это являлось очень важным (хотя и не единственным) показателем вновь усилившегося отставания России (в границах СССР) от передовых стран Запада. Кроме того, нужно учесть, что на рубеже 70–80-х гг. в СССР наметилось сокращение реальных доходов на душу населения. Фактически перед Российским государством вновь встала историческая задача ускоренной модернизации, причем на принципиально новой – наукоемкой и высокотехнологичной – основе.