§3. Критика постмодернистской концепции нации и представлений о русском национализме

Представители мондиализма и универсализма сделали попытку создать свою, так называемую постмодернистскую концепцию нации. Они обрушились с критикой прежде всего на примордиалистское представление о нации, в основе которой лежит этничность. Крупнейший этнолог, придерживавшийся примордиализма Клиффорд Гирц определял этничность как коллективно одобренный и публично «выраженный мир личностной идентичности» или как «социально ратифицированную личностную идентичность»¹⁷.

Редакторы одного из наиболее распространенных учебников в американских университетах, выдержавшего несколько изданий (1975-й, 1982-й, 1995г.), «Этническая идентичность», так определяют ее: «Хотя противопоставительные атрибуции этнических характеристик, исходящие извне групп, помогают сформировать внутренний опыт этнической принадлежности на протяжении чьей-либо жизни, все же внутренние мотивированные инструменталистские и экспрессивные использования этничности являются конечными детерминантами при определении своей собственной принадлежности. В конечном счете, этничность есть социальная форма лояльности и экзистенциальное значение, проистекающее из человеческой потребности иметь преемственную принадлежность. Последнее есть дополнение к использованию этничности в ситуациях, когда определяется отличие от других»¹⁸. В этом определении В.А.Тишков видит как «этничность связывается с основополагающими психологическим процессом категоризации индивидом окружающего мира и сепарации индивида и группы от других»¹⁹. Но еще С.А.Токарев писал: «Исходным материалом этнографической науки служит информация о народах, их быте и культуре. Сами эти понятия “народ”, “культура”, “быт” отнюдь не являются непосредственно данной в опыте конкретной реальностью. Напротив, это обобщения, которые лишь постепенно, в течение веков, складывались в сознании людей»²⁰.

Понятие «народ», в смысле этнической общности, наиболее подробно было проанализировано С.А.Арутюновым²¹. В этнологическом исследовании культуры принято выделять два ее компонента – материальную и духовную. Последняя существует в языковой форме, которая и является основным этническим показателем. Здесь мы видим уязвимость постмодернистской концепции, наиболее ярко выраженной Б.Андерсоном, по которой нации – «это воображаемые общности». Действительно, как можно вообразить знание языка? Либо человек знает язык, либо нет. Но в данном примере я говорил о так называемой «культурной нации» или «этнонации», которыми в России принято определять все народы – от самых крупных до самых немногочисленных. Следует отметить, однако, что даже в Конституции РФ не употребляется понятие «нация» в ее этнокультурном значении. Вместе с тем, как совершенно справедливо отмечает В.А.Тишков, под понятием «нация» в мировой политической практике, в науке и международном праве имеются в виду политические или гражданские нации, состоящие из граждан соответствующих государств»²². Здесь уж совсем непонятно, как можно вообразить государства? Поэтому, в каком бы смысле ни употреблялось понятие «нация», постмодернистское ее понимание в качестве воображаемой общности не выдерживает критики. Многие исследователи отмечают, что в современную эпоху углубляющейся интеграции, интернализации экономической, политической и культурной жизни, когда начался процесс конструирования «Соединенных Штатов Европы», реальность наций проявилась очень отчетливо. Преодолевая границы между системами и блоками, они доказывают свою необходимость, так как индивидуальная идентичность невозможна без идентичности национальной. Так, В.Зайфферт писал: «Политическая идея общества есть, как и прежде, идея нации. Представление о том, что Европа вступила уже в постнациональный век, так и не подтвердилось. Скорее наоборот. Европа как заменитель нации провалилась. Оживление национальных чувств и идей происходит и в Западной, и в Восточной Европе»²³. Конечно, это писалось в преддверии решения немецкого вопроса – за 4 года до объединения Германии. Но почему мы сегодня с этих же позиций не можем ставить проблему необходимости решения русского вопроса? Ведь после распада СССР за пределами Российской Федерации не по своей воле оказалось 25 млн русских, о чем уже упоминалось в данной работе.

В настоящее время главным этническим определителем становится самосознание. На мой взгляд, совершенно правы А.В.Козенко и Л.Ф.Моногарова, которые пишут: «Оно является элементом духовной культуры этноса и может сохраняться в условиях, когда ее другие элементы начинают утрачиваться. В изучении механизмов формирования этнического сознания и самосознания большое значение приобретают методы этнопсихологии (психологической антропологии). Говоря об этнологическом исследовании, важно подчеркнуть, что эпистемологический анализ выявляет необходимость изучения психологических аспектов личности и оперирования таким неонтологизируемым понятием, как этническое самосознание. При этом следует учитывать, что оно не является только научным обобщением, существующим лишь в сознании исследователя. Самосознание – это и компонент сознания объекта исследования, который представляет собой в то же самое время субъект. Это обстоятельство значительно усложняет эпистемологию этнологии, приводит к очень широкому диапазону используемых методов исследования, по сравнению, например, с естественными науками»²⁴.

Вместе с тем совершенно недопустим методологический плюрализм, ведущий к «методологическому анархизму» в духе Поля Фейерабенда. Так, испытывая определенное влияние постмодернистской концепции нации, В.А.Тишков допускает, что возможно влияние на этничность при ее исследовании, а С.В.Соколовский даже отмечает возможность «фабрикации» этнографического факта «в соответствии с ролью этнографа». Все очень усложняется.

Но многое становится ясным, если понять, что постмодернизм не только научная, но и главным образом идеологическая концепция. И если функция науки – познание человека, общества, природы, то функция идеологии – целенаправленное воздействие на общество (поэтому нет общества без идеологии, как бы нам ни пытались это внушить сторонники так называемой деиделогизации). Для мондиалистской же концепции, для идеологии единого мира, идеология национальной идеи все равно что красная материя для быка. Отсюда и возникает желание объявить нацию фикцией, приверженность к традиционной культуре – национализмом, а борьбу с «космополитизмом» и «культурным нигилизмом», стремление видеть Россию великой мировой державой с сильной и эффективной системой государственного управления – национал-социализмом и фашизмом. Так, председатель Международного исследовательского совета при Центре стратегических и международных исследований в Вашингтоне У.Лакер проговорился: «У национализма огромная сила в мобилизации народа против внешних врагов»²⁵. А главная задача врагов России – убедить русский народ, что никаких внешних врагов у него нет, что он сам себе главный враг. Он сам разрушил свою страну, сам лишает себя природных ресурсов, сам отдает свою собственность во владение иностранным хозяевам, сам превращает свою страну в международную свалку для вредных отходов производства.

Абсурдность подобных утверждений очевидна. Великий народ, создавший в прошлом веке грандиозную империю, не позволял никакой силе в мире осуществлять глобальную гегемонию. Отсюда и неоднократные попытки в XX в. – так как не было возможности в открытом противостоянии – разрушить могучее государство, найти своих агентов влияния и с их помощью сокрушить Россию.

Для таких пособников «мирового правительства» националист, конечно, первый враг. Но даже такой известный борец с национализмом, как профессор Кембриджского университета Эрнст Геллнер, говорит о естественном национализме большинства населения: «Для среднего человека пределы его культуры представляют собой, если не совсем пределы мира, то по крайней мере границы его трудовых возможностей, социальной приемлемости, достоинства, эффективного участия и гражданства. Они определяют пределы использования его концептуальной интуиции, доступа к правилам игры, и понимания социального мира. За этими пределами человек становится неуклюжим, неуместным, объектом усмешек и презрения и наталкивается на препятствия во всех своих начинания... Его глубочайшая идентичность определяется отнюдь не его банковским счетом, родством или статусом, а культурой его воспитания. Он националист не из-за атавизма, а как раз наоборот, скорее из-за совершенно трезвой, хотя редко явной и сознательной оценки своих собственных интересов»²⁶.

Здесь речь идет о так называемом этническом национализме – идеологии и движении нацеленных на создание оптимальных условий для самосохранения и существования нации. Для современной России характерна ситуация, правильно подмеченная В.А.Тишковым: «В чем-то с претензией на общегосударственный патриотизм выступают представители этнического национализма доминирующей общности русских. В данном случае грань между этническим и гражданским (государственническим) национализмом в значительной мере стирается»²⁷.

И в этом нет ничего трагичного или нежелательного. Наоборот, подобную тенденцию следовало бы как можно эффективнее поддержать в России на государственном уровне, тем более что она проявляется в мировом масштабе. На это прямо указывает А.А.Празаускас: «Опыт развитых стран подтверждает, что процесс унификации, интеграции и формирования гражданского общества рано или поздно вызывает в качестве ответной реакции стремление к возрождению локального партикуляризма, этнической или субэтнической (локальной) идентичности. Видимо, нет оснований ожидать, что нечто аналогичное не будет происходить и в масштабах мира, который благодаря современной системе коммуникаций быстро превращается в “глобальную деревню”»²⁸.

Видно, как представители мондиализма и универсализма сами себе противоречат. Их не спасает постмодернистское понимание нации как воображаемой общности. Не выдуманные общности, а реальные нации встают на защиту своей национальной жизни и культуры – а в конечном итоге своих государств – от посягательств, претендующих на глобальную гегемонию. Но здесь надо отметить следующее обстоятельство. В Российской Федерации сохраняются условия, при которых даже самые малочисленные или маргинальные этнические меньшинства создают собственную интеллектуальную элиту, способствующую сохранению этнического разнообразия общества. С другой стороны, единственно возможным демократическим путем создания гомогенного национального государства из поликультурного этнически мозаичного населения является его добровольная аккультурация и в конечном итоге ассимиляция, что в современных условиях маловероятно. Исторической заслугой русского народа было то, что он не подавил и не поглотил народы, с которыми его свела история. Он не только сохранил культуру этих народов, но и дал им возможность получить доступ к мировой культуре. Построив великую империю, русский народ утвердил себя в качестве имперского народа, которому присущи обращенность вовне и ассимилятивная доминанта.

В настоящее время как в рамках РФ, так и шире – в рамках СНГ все более отчетливо проявляются интеграционные процессы. Русский национализм был и остается имперским. Империя рассматривается как цивилизующая сила, как единственный тип государственного устройства России, обеспечивающий ее эволюцию к свободе и процветанию, а национализм как рефлексия верности интересам нации.

Империя обеспечивает постоянный рост и доступность природных ресурсов, сохранение универсалистских притязаний имперского этноса, интеграцию поликультурного пространства в единой социальный организм, эффективное сотрудничество центральной и периферийной элит.

Социологические исследования свидетельствуют о значительном расширении электоральной базы русских националистов. Так, отмечается, что число россиян, идентифицирующих себя со «сторонниками возрождения русской нации и поиска самостоятельного русского пути увеличилось с 10,5% в 1993 г. до 22,1% в 1997-м²⁹. Националисты представляют самый распространенный тип массового сознания в России. Русский национализм объединяет вокруг идеи национального возрождения России людей с самыми различными убеждениями. Сегодня националисты, как никогда, близки к политическому успеху.