§ 5. Неограниченность действия фонетических изменений

Если кто-либо пожелает выяснить действие тех или иных фонетических изменений, тог легко убедится, что они безграничны и неисчислимы; иначе говоря, невозможно предвидеть, где они прекратятся. Наивно думать, что слово может видоизменяться лишь до определенного предела, как будто в нем есть нечто оберегающее его от дальнейших

151

ДИАХРОНИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА

изменений. Это свойство фонетических изменений обусловлено произвольностью знака, ничем не связанного со значением [274].

В каждый данный момент можно констатировать, как и в какой мере видоизменились звуки какого-либо слова, но нельзя предвидеть заранее, до какой степени это слово стало или станет неузнаваемым.

Индоевропейское *aiwom (ср. лат. дето/я) «вечность», «век» в германском языке перешло, как и все слова с подобным окончанием, в *aiwan, *aiwa, *aiw; в дальнейшем *aiw, как и все слова с этой группой звуков, превратилось в древненемецком языке в еж «вечность», «время», затем, поскольку всякое конечное w изменилось в о, получилось ёо, в свою очередь ео перешло в ео, io в соответствии с другими, столь же общими законами; в дальнейшем io дало ie,je и, наконец, в современном немецком языке —je (ср. das schonste, was ichy'e gesehen habe «прекраснейшее из того, что я когда-либо видел»).

Если рассматривать только исходный и конечный пункты, современное слово не содержит ни одного из первоначальных элементов; тем не менее каждый этап, взятый в отдельности, абсолютно определен и регулярен; кроме того, каждый из них ограничен в своем действии, а совокупность их создает впечатление безграничной суммы модификаций. Аналогичные наблюдения можно сделать относительно лат. calidwn (вин. п. от ccdichis «теплый»), сравнив его сперва непосредственно с тем, во что оно превратилось в современном французском языке (so, пишется chaud «теплый»), а затем восстановив все этапы: calidwn, calidu, cal-du, cold, call, tsalt, tsaut, saut, sot, so. Ср. также нар.-лаг. *waidanfu-*ge (Пишется gain) «выигрыш», minus-^mwe (пишется moins) «меньше», hoc ilR-^wi (пишется ουΐ) «да».

Действие фонетических изменений безгранично и неисчислимо еще и в том смысле, что оно захватывает любого рода знаки, не делая различий между прилагательным, существительным и т. д., между основой, суффиксом, окончанием и т. д. Так и должно быть, рассуждая а priori, ибо, если бы сюда вторгалась грамматика, фонетический факт сливался бы с синхроническим фактом — вещь совершенно невозможная. В этом-то и состоит «слепой» характер звуковых изменений [275].

Так, в греческом s отпало после я не только в *khanses «гуси», *menses «месяцы» (откуда chenes, menes), где у него не было грамматической значимости, но и в глагольных формах типа *etensa, *ephansa и т. д. (откуда eteina, ephena и т. д.), где оно характеризовало аорист. В средневерхненемецком языке послеударные гласные ϊ, е, а, б слились в е (gibil-^Giebel «конек крыши», meistar->Meister «мастер»), несмотря на то что различиями в качестве гласного характеризовались многие окончания; вследствие этого, например, формы винительного падежа ед. ч. boton «вестника», «гонца» и родительного—дательного падежа ед. ч. boten «вестнику», «гонцу» совпали в boten.

Если, таким образом, фонетические явления не встречают никакого ограничения, они должны вызывать глубочайшие потрясения в грамматическом организме в целом. К рассмотрению их под этим углом зрения мы теперь и перейдем.