Практическое занятие №3 Философско-религиозная драма Кальдерона «Жизнь есть сон».

Вопросы и задания.

1. Кальдерон – поэт и драматург. Комедии «плаща и шпаги», драмы чести, философские пьесы. Подготовьте краткие характеристики этих жанровых разновидностей.

2. Философско-религиозная драма «Жизнь есть сон». Мотив сна в пьесе. Смысл заглавия.

3. Организация сценического пространства. Сюжет и характер конфликта в драме Кальдерона. Персонажи и их сюжетные функции.

4. Как решается один из основных вопросов столетия - вопрос о свободе человеческой воли.

5. Драма Кальдерона «Жизнь есть сон» – вершина испанского барокко. Барочное мироощущение и эффекты барочного стиля в пьесе.

Литература

1. Кальдерон. Жизнь есть сон (любое издание).

2. Штейн А.Л. Литература испанского барокко. М., 1983

3. История зарубежной литературы ХУ11 века / Под ред. Н.Т. Пахсарьян. М., 2005. – Гл. «Испанская драматургия», с. 259-273 (см. Материалы к занятию)

4. Балашов Н.И. На пути к Кальдерону// Кальдерон. Драмы. Перевод Константина Бальмонта. В 2-х книгах/ Подготовка издания Н.И. Балашова и Д.Г. Макогоненко. Книга 1. М., 1989. С.764-772. (см. Материалы к занятию)

5. Давыдова М.Ю. Испанский театр ХУ11 века //западноевропейский театр от эпохи Возрождения до рубежа Х1Х – ХХ веков. М., 2001

6. Мережковский Д.С.. Кальдерон.// Мережковский Д.С. Эстетика и критика. В 2-х тт. Т. 1. М., 1994. С. 320-339 (см. Материалы к занятию)

7. Пастушенко Л.И. «Жизнь есть сон» Кальдерона и «История жизни пройдохи по имени дон Паблос» Кеведо // Iberica. Кальдерон и мировая культура. Л, 1986. С 75-84 (см. Материалы к занятию)

8. Силюнас В. Испанский театр ХУ1-ХУ11 веков. М., 1995.

Материалы к занятию д. С. Мережковский. Кальдерон. Из сборника «Вечные спутники»

Текст воспроизводится по изданию: Мережковский Д.С. Эстетика и критика.В 2-х тт. Т.1. Москва, Харьков, 1994. С. 320-324.

Кальдерон

25 мая 1681 года, в Троицын день, на сценах всех главных городов старой Испании – Мадрида, Толедо, Гренады, в ознаменование торжественного праздника, по обычаю, давались аллегорические драмы на сюжеты из Священного Писания. Эти мистерии назывались « autos sacramenteas». Каждый большой город избирал любимого поэта и заказывал к предстоящему празднику auto, что в Испании считалось величайшим триумфом и почестью для драматурга. В тот год все мистерии принадлежали одному знаменитому престарелому писателю, придворному поэту короля Филиппа IV – Дону Педро Кальдерону де ла барка. Он достиг вершины славы. Ночиная королем и грандами, кончая ремесленниками и странствующими монахами, народ испанский любил его. Седая голова восьмидесятилетнего поэта была увенчана всеми лаврами, какие только могла дать ему родина.

Но в то же время как зрители на веселом празднике наслаждались созданиями гения и, быть может, завидовали его славе, поэт умирал. Он имел право спокойно смотреть в лицо смерти. За ним была жизнь, полная славы, перед ним – бессмертие. Благоговейные поклонники рассказывали, что в тот самый час, когда перед закрытием занавеса актеры произносили прощальные стихи его пиесы во всех главных театрах Испании, он закрыл глаза навеки. Кончилась мистерия, кончилась и жизнь поэта.

Кальдерон родился 7 янв˂варя˃ 1600 года в богатой аристократической семье де ла Барка-Барреда, секретаря при королевском совете финансов. Слава улыбнулась ему рано. Когда Дону Педро было только девятнадцать лет и он еще не кончил курса в Саламанском университете, его трагедии уже давались на всех главных сценах Испании и публика с восторгом приветствовала в молодом студенте восходящее светило поэзии.. По призванию он поступил на военную службу, участвовал в походах, много путешествовал, посетил Италию и Фландрию. Насколько можно судить по его комедиям, Кальдерон, вероятно, был одним из блестящих кавалеров на праздниках итальянского Возрождения, в загородных дворцах Милана и Пармы. Лопе де Вега, самый авторитетный из тогдашних испанских писателей, провозгласил его в своей поэме «Лавр Аполлона» величайшим гением эпохи. Король осыпал его почестями и наградами, приблизил его к себе, поручил ему постановку пиес на собственном театре и наблюдение за придворными празднествами. С той поры Кальдерон посвятил всю жизнь искусству.

Пятидесяти лет он поступил в монашеский орден. Два величайших утешения, доступных людям, - религия и поэзия – озаряли его безмятежную старость. Он умер, как библия говорит о самых счастливых людях, «насыщенный днями».

В старинных испанских изданиях Кальдерона сохранился его портрет. Он в монашеской одежде. На груди – ордена св. Жака и Калатравы. Спокойные черты, седая борода, строгое, почти надменное выражение губ, и во всей наружности что-то властительное, указывающее на привычку повелевать: видно, что это старый воин, что ни созерцание поэта, ни смирение монаха не уничтожили в нем мужества и воли.

Воля – таково основное вдохновение всякого драматического действия. Где нет воли, там не может быть драмы.

Слишком поздние и развитые формы культуры, когда непосредственные движения воли ослабляются философским размышлением и привычкой сдерживать желания, мало благоприятствуют драматическому театру. Вот почему поэты новых времен, быть может, чувствуя недостаток в своих изображениях героической воли и борьбы, пытались перенести интерес драмы на то, что составляет не сущность ее, а только фон и обстановку: волю и трагическое действие хотели заменить одни, подобно Гете и Шиллеру, величием философской идеи; другие, подобно Виктору Гюго, - яркостью романтических контрастов; третьи, подобно Генриху Ибсену, - новизной психологического анализа, четвертые, подобно нашим Грибоедову и Гоголю, - сатирой, верностью бытовой обстановки. Они превзошли наивных драматургов прежних веков знаниями по истории, психологии, гениальными картинами быта, совершенством внешних форм, но никто из писателей ХIХ века в сущности драмы – в изображении великой страсти и трагической воли – не только не превзошел, но даже не сделался равным ни древнегреческим трагикам, ни английским и испанским драматургам XVI и XVII веков. Новые силы постоянно развивающейся всемирной литературы переносятся в другие области: в лирику и философскую поэму, в психологический роман, а драма постепенно падает и ослабевает. Трудно сказать, возродится ли она когда-нибудь в будущем.

Кальдерон был монахом и воином. Это вполне определяет нравственное содержание его драм. Нельзя представить себе ничего более далекого от современного взгляда на жизнь, чем миросозерцание Кальдерона, Видно, что сомнение никогда не касалось этой суровой и могучей души. Он без малейших колебаний верит в военную честь, так же как в католические догматы. И в произведениях его – странное смешение теплого воздуха испанской ночи с атмосферой инквизиции, возвышенных понятий чести и рыцарской любви с жестокостью и фанатизмом. Если мы будем судить пиесы Кальдерона с точки зрения современных философских и нравственных требований, то эти чуждые нам произведения покажутся устаревшими, почти мертвыми, имеющими только историческое значение. Но, несмотря на все предрассудки, на бедность бытового колорита, на ограниченность основных идей и мотивов, в испанской драме есть нечто, чем она превосходит современную. В ней есть основа сценического пафоса – движение, основа жизни – воля, основа драмы – действие. Сила побеждает, а величайшая сила жизни – воля. Герои Кальдерона, эти люди XVI века, через сотни лет, через бездны культуры, действуют на сердце своей непобедимой волей. Они живут. А жизнь не может устареть: она одна через все века и предрассудки возбуждает ответное волнение. Современные герои умеют чувствовать и размышлять, а те умеют желать и действовать.

Узость основных мотивов не только не ослабляет действия драмы Кальдерона, но усиливает его. Один из этих мотивов – любовь к женщине, другой – честь. И слепая воля стремится между этими двумя преградами, перескакивая через все препятствия или увлекая их за собой, к неизбежной катастрофе – к победе или смерти.

Нет ни размышлений, ни нравственных колебаний, ни раскаяния, действие почти быстрее мысли.

Кальдерон по преимуществу поэт национальный. Он понимает толпу так же, как толпа понимает его. Он не стремится быть выше своих современников, делит с ними веру и предрассудки, беспредельность чувства и ограниченность знаний. Зато он и не чувствует себя таким одиноким, таким оторванным от народа, как поэты более поздних цивилизаций. Он – воплощение народной души; его зрители – голос народа. Национальность определяет и ограничивает его гений.

Шекспир отдален от испанского драматурга только одним поколением. Но у Шекспира мы встречаем уже безграничную свободу. Он вполне понимает толпу, но толпа понимает его только отчасти.

Кальдерон приближается к Шекспиру нарушением единства места, хотя он все-таки не так легко и быстро переменяем декорации, как Шекспир. Единство времени испанский драматург соблюдает только отчасти. Его драмы совершаются в течение трех «дней», причем каждый «день» соответствует одному действию. Но он всегда сохраняет если не единство действия, то главного психологического мотива – единство страсти.

За этим исключением в пьесах Кальдерона, как в английской драме, все неправильно, все нарушает симметрию. Здесь красота основана на резкости и глубине контрастов. Подобно Шекспиру, Кальдерон вводит в свои драмы параллель смешного и ужасного, пошлого и великого. На сцене появляются рядом с королями и дамами шуты и комические простонародные типы. В архитектуре испанской драмы царствует неправильный готический стиль. Рядом с фигурами рыцарей и святых, чудовищные звери и смеющиеся, безобразные лица дьяволов, как в средневековых соборах.

Кальдерон выбирает для декорации самые живописные, мрачные и дикие пейзажи; он любит резкие эффекты, фантастические приключения, загадочные интриги, фабулы, напоминающие сказки; он рисует сцены поругания монахинь в кельях монастыря, пробуждение святых чувств в душе злодеев, молодых девушек в роли атаманов разбойничьих шаек. И самый стих испанской драмы – обрывистый, короткий и быстрый – подобен тонким, стрельчатым столбикам в готических соборах, как будто стремящихся к небу, в противоположность плавному, будто широко расстилающемуся античному ямбу, который своей торжественной гармонией напоминает очертания древнего храма.