Часть I

ПРОЕКТИВНАЯ ГЕНОГРАММА¹

¹ Права на публикацию книги Флоренс Каслоу «PROJECTIVE GENOGRAMMING» предостав­лены издательством «Professional Resource Press» в лице президента издательства доктора Ло-уренса Ритта (Lawrence Ritt, Ph.D.)

5

Введение. ТРАДИЦИОННАЯ ГЕНОГРАММА

Построение генограммы — это метод, который имеет важ­ное значение и часто применяется в области семейной терапии. Его многочисленные преимущества способствуют его живучести и способности преодолевать время (на отрезке в несколько де­сятилетий) и пространство (поскольку генограмма популярна во многих странах мира). Универсальность придает методу построе­ния генограммы все большее значение в нашу эпоху повышенного интереса к индивидуальным и семейным различиям в контексте мультирасового, мультиэтнического и мультикультурного плюра­лизма. У каждого из нас есть семья, из которой мы происходим, и, возможно, семья, которую мы создаем. Символы для обозначения членов семьи разных поколений могут быть либо общепринятыми и знакомыми большинству семейных клиницистов (McGoldrick, М., & Gerson, R. 1985), либо оригинальными, придуманными дан­ным терапевтом и его пациентом. В любом случае человек, состав­ляющий генограмму, может выбрать размещение и конфигурацию — этот метод не имеет ни языковых, ни культурных, ни тендерных ограничений. Это одна из его наиболее притягательных черт.

М. Боуэн, один из семейных терапевтов первого поколения (для исторической справки по данному вопросу смотри работы Guerin, P. J., 1976; Kaslow, F. W, 1982, 1987), всегда подчеркивал особое значение семьи происхождения (Bowen, M., 1978) и важ­ность воссоединения с ней для того, чтобы ускорить решение про­блем, которые не были решены в прошлом. М. Боуэн разработал метод построения генограммы, с помощью которой пациенты мо­гут отобразить людей, составляющих историческое прошлое и на­стоящее своей семьи (Carter, E., & McGoldrick, M., 1980). Обычная

6

инструкция терапевта пациенту, который собирается составить генограмму, то есть нарисовать свое «семейное дерево», состоит в следующем: «Начните с самого далекого прошлого, о котором вы помните и знаете». Большинство пациентов начинают со своих прапрадедов или прадедов, и семейное дерево опускается сверху страницы вниз, от прародителей к младшим детям клана. Хроно­логическая генограмма показывает, как в данной семье люди свя­заны друг с другом, и содержит такую информацию, как даты рож­дения, бракосочетаний, разводов и смерти.

Чтобы составить максимально полную генограмму, терапевт может рекомендовать пациенту отправиться с визитом к тем чле­нам семьи происхождения, кто еще жив и может восполнить не­достающую информацию о семейных корнях (Kerr, М., & Bowen, М., 1988). Терапевт дает человеку, который занимается такого рода расследованием, инструкции относительно того, какие вопросы целесообразнее задать, как лучше взаимодействовать с членами семьи.

Занимаясь таким расследованием, можно раскопать давно по­хороненные семейные тайны. Например, обнаружить одного или нескольких родственников, о которых в семье долгое время никто не упоминал. Этот процесс может быть ускорен просмотром се­мейных фотографий вместе с одним из родственников (Kaslow, F. W., & Friedman, J., 1977; Weiser, J., 1993). Ключ к разгадке может найтись, когда, начиная делиться воспоминаниями, «исследова­тель» вдруг спрашивает: «А что случилось с ...?»

С проекционной генограммой согласуется положение те­ории М. Боуэна о «межгенерационном (межпоколенном) про­цессе трансмиссии». Часто человек, строящий генограмму, обнаруживает то, что передается «от одного поколения семьи

7

к другому» (Friedman, E. H., 1985) открыто или незаметно, на физиологическом и/или психологическом уровне и что М. Бо-уэн назвал «межгенерационным процессом трансмиссии». Что­бы собрать данные о физическом и эмоциональном наследии семьи человека, составляющего генограмму, можно попросить пациента отметить на генограмме, кто из членов семьи страдал от повышенной тревожности или от депрессии, у кого из родс­твенников были проблемы с сердцем или раковые заболевания, кто имел проблему алкоголизма и так далее. Такая информация может выявить, например, скрытую причину наличия у паци­ента специфического страха, такого как: «Я не проживу долго. У меня обязательно случится сердечный приступ в ближайшие несколько лет». Часто такой страх обусловлен тем, что у отца этого человека и его дядей со стороны отца в возрасте после сорока лет случался коронаротромбоз. Психотерапевтическая помощь в данном случае может быть направлена на устране­ние у пациента чувств фатализма и беспомощности, возникших у него потому, что «именно это случается со всеми мужчинами в моей семье».

Другому пациенту генограмма может помочь осознать семей­ную склонность строить отношения по схеме треугольника. Такая информация может стать поводом для разговора о том, как уст­ранить треугольник (Bowen, M., 1978), и может, в конечном сче­те, помочь человеку, составившему генограмму, построить более плодотворную и удовлетворяющую его систему межличностных отношений.

Рассмотрим конкретные случаи, из которых видны клиничес­кие преимущества построения генограммы и для пациента, и для психотерапевта. Имена и характерные признаки персонажей во

8

всех примерах были изменены, чтобы избежать вторжения в част­ную жизнь и нарушения конфиденциальности.

Случай № 1

Джерри с раннего детства знал о своих замечательных бабушке и дедушке со стороны отца, которые жили на юге Швеции, и о ба­бушке-датчанке со стороны матери, которая приехала в Соединен­ные Штаты с его родителями еще до того, как он появился на свет. Когда он достаточно подрос, чтобы поинтересоваться своим вто­рым дедом, то получил очень расплывчатые ответы и постепенно понял, что никто в семье не хочет говорить об этом дедушке. Заве­са молчания только усилила его любопытство.

Хотя это не было основной причиной того, что Джерри обра­тился к психотерапевту, именно эта тема периодически всплыва­ла в процессе терапии. Когда, будучи ребенком, он капризничал, а в подростковом возрасте демонстрировал вспыльчивость и не­покорность, его наказывали и при этом иногда говорили, что он ведет себя как дед и что это вызывает беспокойство, потому что не доведет его до добра. Джерри все больше чувствовал, что он должен раскрыть эту тайну, что, узнав о дедушке, он найдет ключ к самому себе.

Ему было около 25 лет, когда его психотерапевт посоветовал ему поехать в Скандинавию, побывать в доме своих предков и по­пытаться заполнить недостающие звенья в своем семейном дере­ве. К счастью, некоторые из дальних родственников Джерри еще жили в Швеции и Дании и ему удалось разыскать их. Он провел некоторое время в семье престарелого брата своего деда по мате­ринской линии, его жены и их взрослых детей. Они достали фо-

9

тографии и рассказали о том, как их семья в давние времена жила в Копенгагене. Все обратили внимание на то, что Джерри удиви­тельно похож на своего деда; и он тоже увидел, каким поразитель­ным было их сходство. Он понял, как сильно должен напоминать всем о деде, и поинтересовался, каким тот был и почему не уехал в Америку вместе со своей женой и дочерью. Первым ответом была неловкая тишина. Наконец двоюродный дед Джерри сказал, что его брат был «очаровательным дьяволом», который оказался вов­лечен в сомнительные связи, как деловые, так и личные, с другими женщинами. Он настолько оскорбил свою жену, что она решила оставить его и уехать как можно дальше, поэтому и отправилась в Соединенные Штаты. Развод был неприемлем, уехать из города он отказался, поэтому его жена приняла мужественное решение и начала жизнь заново.

Джерри понял, почему его бабушка больше не вышла замуж. Его «как молнией пронзило» понимание того, почему его родите­ли и бабушка так «возбуждались», когда он капризничал, говорил неправду или когда кто-то называл его «очаровательным». Их ужа­сало то, что в его жизни с ним произойдет точно то же, что было в жизни его дедушки Мангуса.

Джерри поблагодарил своих родственников за откровенность и за рассказ. Он попросил их помочь ему составить семейную ге-нограмму и предложил, чтобы они вписали в нее все, что им из­вестно об их родственниках в Дании, а он отобразил бы американ­скую ветвь семьи. Эта идея привела их в восторг. Их обрадовало и то, что Джерри пообещал им по приезде домой переделать геног-рамму, дополнив ее теми сведениями, которыми располагают его родители, и прислать им копию этой новой, полученной в резуль­тате совместных усилий, генограммы.

10

Следующие два дня они составляли генограмму и по мере того, как заполнялась семейная карта, рассказывали истории о членах своей семьи и об отношениях между ними.

В Америку Джерри вернулся с гораздо более ясным и сильным ощущением своих корней, своего наследия и самобытности. Его взаимодействие с родителями наполнилось новым чувством ува­жения к ним, вызванным пониманием их самоотверженности пе­ред лицом тех трудностей, с которыми им пришлось преодолеть, привыкая к иной культуре. Это новое взаимодействие было щед­рым вознаграждением Джерри за его путешествие в историческое прошлое семьи и посещение родины предков — Швеции и Дании.

Этот случай показывает, как клиенты могут, пользуясь сове­тами психотерапевта, совершить путешествие и открыть для себя свою семейную историю, больше узнать о том, какими были их прародители и каковы они сами (Bowen, M., 1978). Задавая воп­росы, получая новую информацию о конкретных членах семьи и об отношениях в семье, а затем помещая себя во внутрисемей­ный контекст, человек получает возможность установить и понять связи, определяющие поведение многих поколений его предков. Это позволяет человеку через осознание разрешить имеющую ак­туальное значение «незавершенную в прошлом» проблему.

Чтобы показать, какое чрезвычайно важное значение может иметь для психотерапии использование традиционной генограм-мы по Боуэну, приведем еще один случай.

Случай № 2

Джуди и ее второй муж Джим обратились за помощью к пси­хотерапевту, поскольку их недолгий брак столкнулся с массой про-

11

блем. Во время сеансов Джуди демонстрировала чрезвычайную чувствительность относительно признания того факта, что Джим не является биологическим отцом ее двоих детей — полуторагодо­валой дочери Кристы и трехлетнего сына Билли. Джуди хотела, чтобы дети носили фамилию Джима, чтобы их фамилия была той же, что у нее и у мужа.

Ее первый муж ушел из семьи внезапно, когда Кристе было 6 месяцев. Развод был мучительным. Экс-муж и биологический отец детей за весь прошедший после ухода из семьи год появился всего один раз. Никакой материальной помощи детям он не ока­зывал.

Когда Джуди попросила его быть более внимательным к детям, он усмехнулся и сказал: «Ты меня не заставишь!» Джуди хотела вы­черкнуть его из своей памяти и жить так, как будто его никогда не было.

Джим сильно привязался к детям Джуди и хотел быть им хо­рошим отчимом. Он, тем не менее, не хотел играть в игру «давайте сделаем вид». У него были дети от первого брака, и он знал, что никогда не захочет отказаться от своего отцовства. Он был уверен, что дети должны знать своего биологического отца. Эта позиция Джима приводила Джуди в ярость. Она интерпретировала ее как безразличие. Джуди считала, что, женившись на ней, Джим свя­зал свою жизнь и с ней, и с детьми, как в «комплексной сделке», а теперь отказывается от выполнения самой значимой, ключевой части этой сделки (Kaslow, F. W, 1993d).

В процессе психотерапии Джуди было тактично показано, что ее реакция является чрезмерной и не соответствует реальному положению дел. Джим по своей природе был безумно любящим отцом и согласился усыновить детей Джуди после того, как будут

12

предприняты попытки найти ее исчезнувшего первого мужа, а ес­ли это не удастся, то в течение ближайших трех лет. Джуди разо­злила эта, по ее словам, «глупая задержка». Однако она приняла эти условия, и на протяжении года они с Джимом занимались ак­тивными поисками господина Икс, бывшего мужа Джуди. Он ис­парился, как когда-то испарились его алименты.

Когда тщательно спланированные и достаточно долгие поис­ки, о которых не знал никто, кроме адвоката и психотерапевта, не принесли результата, Джим согласился усыновить детей, дать им свою фамилию и пообещал никогда не рассказывать им об их биологическом отце. Джуди была вне себя от радости, в семье все наладилось. Она прекратила курс психотерапии, поскольку и так все было хорошо, и обиделась на терапевта, когда он предполо­жил, что в будущем могут возникнуть проблемы, связанные с та­ким ее решением, и указал на необходимость того, чтобы дети зна­ли правду о второй половине их биологического наследства.

Несколько лет спустя Джуди и Джим вновь пришли к психо­терапевту. Джим рассказал, что временами ему приходилось испы­тывать неловкость из-за того, что его друзья обращали внимание на то, что ни один из детей не похож на него. Он всегда испытывал смутное беспокойство, что дети каким-то образом узнают правду, но перестал говорить об этих своих тревогах Джуди, потому что у нее они сначала тоже вызывали беспокойство, а потом она стала отвергать их как «параноидальные».

И вот через несколько лет после усыновления вся семья -Джим, Джуди и двое детей — отправились на встречу многочислен­ного семейного клана Джуди. Кузина, которую Джуди не видела много лет, в присутствии ее сына Билли спросила, видятся ли еще дети с их первым отцом. Джуди разволновалась и пробормотала

13

в ответ: «Я не понимаю, о чем ты говоришь». Билли, которому уже было 11 лет, почувствовал смущение матери. Он решил подождать и спросить по дороге домой, что означал вопрос кузины. Он так и сделал, а когда Джуди попыталась уйти от ответа, Джим подал ей знак, и они молча решили, что наступила пора рассказать правду.

«Мы должны рассказать вам одну историю», — начал Джим. Он старался объяснить как можно лучше, подбирая слова, понят­ные детям. Джуди, видя, что завеса тайны сброшена, тоже начала говорить. Оба говорили о том, как сильно они любят детей, объяс­няли, что не знают, почему господин Икс исчез и что они доста­точно усердно и настойчиво пытались разыскать его.

Поскольку дети, особенно Билли, были расстроены, услышав это признание, семья вновь обратилась за помощью к психоте­рапевту, чтобы быть уверенными, что проблема будет решена на­илучшим образом. Джим испытал облегчение от того, что секрета не стало.

Чтобы дети смогли увидеть разнообразные связи, существу­ющие между ними и каждым из отцов, и получить представление об их другом (биологическом и психологическом) отце, была со­ставлена генограмма этой семьи (Goldstein, J., Freud, A., & Solnit, A. J., 1973). Детям понравилось работать с рисунком, изображаю­щим семейные связи, и они захотели оставить генограмму у себя, чтобы она им помогала и дальше. А еще они попросили показать фотографию их «другого папы».

Билли настаивал на том, чтобы ему объяснили, почему его мама и приемный отец солгали ему, логично заметив: «Вы же на­казываете нас, когда мы говорим неправду». Терапевт подсказал Джуди, как лучше объяснить ее стремление защитить детей и со­здать действительно счастливый и крепкий дом и семью. Когда

14

Билли, бойкий и смышленый мальчик, стал настаивать, что «маму нужно наказать за обман», а его младшая сестренка присоедини­лась к тому, что «родители должны подчиняться тем же правилам, что и дети», Джуди и Джим поняли, что будет мудро согласиться с этим. Был придуман ритуал подходящего «наказания» и проще­ния, в создании которого принимали участие все присутствую­щие (Imber-Black, E., Roberts, J., & Whiting, R., 1988). Он был приведен в исполнение на следующем терапевтическом сеансе, и дети остались довольны тем, что их мнение услышали, признали и претворили в жизнь. Все стали ближе друг другу, и родители го­ворили, что они испытали огромное облегчение. Курс был вскоре завершен по обоюдному согласию.

Далее в книге будет описан метод, разработанный мною и на­званный методом «проективной генограммы». Будут даны инс­трукции по составлению такой генограммы и указано, какие ре­зультаты дает ее применение. Будут приведены примеры из моей клинической практики и раскрыты возможности применения проективной генограммы в сфере консультирования семейного бизнеса.

ПРОЕКТИВНАЯ ГЕНОГРАММА: шаг первый — с кого вы начали и почему?

Примерно 16 лет тому назад, когда я преподавала курс се­мейной психотерапии в Медицинском Университете Ханеманна в Филадельфии, я объяснила моим студентам значения симво­лов генограммы и попросила нарисовать генограмму их семьи. По невнимательности я забыла сказать «семьи происхождения» и

15

«начните с наиболее раннего воспоминания» (т. е. дать обычные инструкции по составлению генограммы). Все студенты, за ис­ключением двух человек (о них я расскажу позже), с увлечением выполнили задание.

Когда мы начали обсуждать полученные «семейные деревья», меня удивило, что каждый студент, получив свободу руководство­ваться при составлении генограммы своей внутренней логикой и своими подсознательными требованиями, а не требованиями, определенными извне, начал с того места, которое было для него наиболее значимым и логичным. Все были удивлены, обнаружив, что большинство из сокурсников сначала нарисовали не себя, а кого-то другого. Оказалось, что каждый начал с того человека, который в настоящий момент занимал центральное место в его вселенной. Только несколько человек первым нарисовали самого себя, а остальные - супруга, родителя, деда, прадеда, родного бра­та или сестру или ребенка.

Я попыталась понять, почему они начали именно с этого че­ловека, задавая вопрос: «Что значит для вас этот человек сейчас?». Ответы были удивительно непосредственные и информативные. Из них следовало, что то, с чего они начали, не было простой слу­чайностью, а было обусловлено множеством причин.

Теперь, после этой «ошибки», я в своей работе сначала объясняю клиентам значение символов генограммы, а потом просто говорю им: «Нарисуйте вашу семью» — и никаких других указаний не даю.

За прошедшие полтора десятилетия генограмма стала для меня прекрасным проективным инструментом для оценки семьи конк­ретного человека, дающим множество подсказок для определения целей и процесса психотерапии (Kaslow, F. W, 1986). Генограмма доказала свою пригодность как в психотерапии, так и в обучении

16

других терапевтов. Она может использоваться в дополнение к та­ким проективным тестам, как тест тематической апперцепции (ТАТ) и тест Роршаха. Она может использоваться и самостоятель­но, в зависимости от того, какую информацию терапевт или пре­подаватель хочет извлечь или передать.

Ответная реакция тех, кто участвовал в работе моих мастер-классов по составлению и использованию генограмм, начиная" от людей, не связанных профессионально с психологией или пси­хотерапией, и заканчивая очень опытными практикующими тера­певтами, имеющими подготовку и опыт работы с генограммами, показывает, что этот процесс позволяет обнаружить и выявить не­осознаваемые или подавленные паттерны и связи. Нередко от те­рапевта, участвующего в тренинге, или от клиента можно услы­шать (Fay, A., & Lazarus, A., 1984): «Я уже столько лет занимаюсь терапией, в том числе психоанализом, но мы никогда не затраги­вали некоторых из этих центральных вопросов» или «Надо же! Это поразительно, я нахожу столько важных связей». Возгласы «А-а!» могут звучать в течение нескольких недель. И терапевты, и паци­енты реагируют одинаково.

Бывает так, что просьба «нарисовать свою семью» вызывает некоторое сопротивление со стороны участников курса семейной терапии или обучающего мастер-класса. За то время, что прошло с тех пор, как я впервые случайно применила метод проективной генограммы на своих занятиях со студентами, я пришла к выводу, что у тех, кто отказывается составлять проективную генограмму, почти всегда есть серьезная личная причина для сопротивления. Следовательно, их не следует принуждать к этому.

Основной причиной сопротивления оказывается то, что человек знает: согласившись сделать это, он затронет такие проблемы и чувс-

17

?.r,Q I I

тва, с которыми не готов столкнуться или которые могут вызвать слишком сильную боль, чтобы он мог с ней справиться, особенно в присутствии группы. Если говорить конкретнее, то у меня в группе были люди, которых когда-то усыновили (например, один из упо­мянутых мною выше студентов Медицинского Университета Хане-манна). Эти люди стеснялись признать и факт усыновления, и тот факт, что им ничего неизвестно о биологических родителях, которые дали им жизнь. К другой категории сопротивляющихся составлению генограммы относятся те, кто потерял всех или большинство своих родственников в результате какого-либо несчастного случая или ка­тастрофы, землетрясения, урагана, наводнения, пожара, авиакатас­трофы или войны (например, в результате геноцида, как это было с одним сопротивляющимся и даже приведенным в ужас студентом). Атмосфера группы может оказаться для них недостаточно безопас­ной и интимной, чтобы проделать работу с непреодоленным горем и справиться с утратой одного или двух поколений самых значимых для них людей, или они могут быть не готовы иметь дело с трагедией многочисленных утрат и необъяснимых событий.

Таким образом, очень важно проявить уважение к сопротив­лению или даже отказу. Человек может не выполнять данное за­дание, но можно предложить ему заняться этим наедине с препо­давателем когда-нибудь в будущем, если он или она этого захочет. (Интересно, что мои студенты всегда делали это, обычно в течение 3—9 месяцев.) Проводя мастер-классы, я даю понять, что если кто-то чувствует, что не готов участвовать в такой работе, он или она может почитать конспекты, пока остальные рисуют, а потом взять из обсуждения то, что для него актуально и значимо, не рассказы­вая ничего о себе. Этого всегда было достаточно, чтобы никто не ушел с занятия, испытав сильный дискомфорт. За исключением этих возможных случаев, участие обычно бывает стопроцентным.

18

После того как участники мастер-класса или студенты нарису­ют свои семьи так, как они их воспринимают, мы исследуем такие вопросы:

• кого вы изобразили первым ?

• понимаете ли вы, почему?

⁹ какое особое значение имеет для вас этот человек в настоящий момент времени ?

Часто глаза участников затуманиваются слезами, голоса пре­рываются от волнения, когда старые желания и чувства врываются в их сознание. Если повышенное внимание с их стороны к одному конкретному человеку вызывает у них удивление, то работа про­должается вопросом:

• какое незавершенное дело есть у вас с этим человеком, которое бы вы хотели проработать ? Как это можно было бы сделать?

Приведем здесь историю Лизетт, которая разворачивалась в процессе составления генограммы на мастер-классе, проходив­шем во Флориде в 1993 году, и которая показывает, как это обычно происходит.

Случай № 3 (часть Л)

Лизетт сидела в центре аудитории, примерно в пя­том ряду. Она выглядела испуганной, и по ее щекам тек­ли слезы. Я спросила ее, хочет ли она поговорить о том, что с ней происходит, и она кивнула утвердительно. Вот

19

что она сказала: «Первой я нарисовала мою бабушку со стороны матери, хотя она умерла, когда мне было 6 лет». Сейчас Лизетт было 34—35 лет. «Она жила с нами с са­мого моего рождения. Мой отец служил во флоте и мало бывал дома. Мой брат старше меня на пять лет. Он об­ращал на меня мало внимания. Мама работала полный рабочий день, а по вечерам часто встречалась с друзь­ями, чтобы скрасить свое одиночество. Бабушка была моей душевной матерью, эмоционально сильнее всего я была связана именно с ней. Сейчас, когда я вспоминала ее, я почти почувствовала запах ее печенья и ее объятья. Она умерла внезапно. В тот момент я была дома одна, рядом с ней. Я очень жалела, что мне не позволили пой­ти на ее похороны. Вся моя жизнь изменилась после ее смерти, но никто не обращал внимания на то, как силь­но мне нужна бабушка и какой ужасной была для меня эта утрата».

Пересказывая свои воспоминания, Лизетт очень раз­волновалась. Я спросила, что, по ее мнению, могло бы помочь ей сейчас, и заметила: «Похоже, что ваша бабуш­ка была для вас особенным человеком, но вам не удалось поблагодарить ее или проститься с ней так, как вам бы этого хотелось». Лизетт кивнула в знак согласия и сказала: «Мне кажется, что мне хотелось бы сделать две вещи — на­писать бабушке прощальное письмо со словами любви и отнести его на ее могилу». Потом она добавила: «Может быть, я найду ее фотографию и поцелую ее на прощанье». Говоря это, она заметно расслабилась, и на смену слезам пришла легкая улыбка.

20

Таким образом, мы видим, что составляющий генограмму че­ловек может выбрать члена семьи, который сыграл очень большую положительную роль в его жизни, например, прародителя или ро­дителя, проявившего безусловную любовь, оказавшего большую поддержку или явившегося ролевой моделью. Иногда же, напро­тив, человек выбирает того, кто им пренебрег, обращался жестоко или покинул.

В процессе построения генограммы, то есть исследования ис­тории своей семьи, одни обнаруживают сильное желание выяснить причину того, почему их отвергли или предали, у других появля­ется желание «залечить раны» (Courtois, С. А., 1988) или «завер­шить незавершенное» (Bowen, M., 1978). Третьи жаждут возмездия или навсегда вычеркивают кого-то из своей жизни. По мере того, как раскрывается последовательность генограммы, встают вопро­сы о том, что значат эти ответы для участников сейчас, когда они стали взрослыми и могут иначе, чем в детстве, думать и чувство­вать; что они могут сделать, чтобы осуществить свой сегодняшний выбор по отношению к этим особым связям; какими могут быть последствия и как, по их мнению, они среагировали бы на эти последствия. По-видимому, это заставляет заняться самоанализом и существенной переоценкой ценностей. Как и почему это проис­ходит, станет понятно из следующей дискуссии.

Случай № 3 (часть Б)

Позже Лизетт сказала: «Похоже, есть и другие сче­та, по которым мне надо расплатиться. Я теперь понимаю, как я сердита, хотя и скрываю это под маской вежливости, на своих родителей и брата, которые редко бывали рядом

21

22

со мной, когда были нужны мне. На первый взгляд, мы были идеальной семьей, милой и радушной, но какими же чужими мы были! После смерти бабушки я стала ребенком работа­ющих родителей, со своим ключом от дома. Родители счи­тали, что это безопасно, так как мы часто жили на военных базах и вокруг были другие мамы, которые могли «присмот­реть за мной». Нам приходилось вести себя хорошо, чтобы отца не обошли с повышением. Я всегда была уступчивой и благовоспитанной, в то время как мое сердечко разрывалось — я была так одинока» (F.W.Kazlow, 1993c; F.W.Kazlow & Ри-деноур, 1984). «Мы должны были подчиняться приказаниям и никогда не нарушать правил».

Я сказала: «Лизетт, похоже, что вы хотите действовать и внести некоторые изменения в эти важные родственные отношения. Что бы вы хотели сказать каждому из них, чего бы вам хотелось от них здесь и сейчас, потому что на самом деле то, что было в прошлом, изменить нельзя, можно только использовать это, как кирпичик для пос­троения настоящего?» Она помедлила, а потом сказала: «Я бы хотела собрать всю семью, приготовить обед, а на десерт рассказать им, какой ненужной и брошенной я се­бя чувствовала, как я обижалась на них, как жаждала их объятий и внимания, как хотела почувствовать, что меня любят и ценят. Мне бы хотелось выплеснуть свой гнев и избавиться от боли, которая возникает где-то в животе, когда я рассказываю о своем детстве. Я бы хотела, чтобы они извинились и признали свою вину за то, чего не сдела­ли, и чтобы потом мы обняли друг друга в знак воссоеди­нения и начала новой жизни, в которой мы действительно видим и слышим друг друга».

Несколько других участников мастер-класса были со­лидарны с ней в ее гневе и сообщили, что они испытали похожие эмоции, составляя генограмму, после того, как им было сказано «чувствовать то, что вы чувствуете, когда рисуете значки, обозначающие различных людей, которых вы включаете а генограмму». Они вспомнили, что испыта­ли чувства ненужности и брошенности.

Я осторожно предложила, чтобы Лизетт попробовала осуществить свою идею или, если ей нужна помощь, обра­тилась к семейному психотерапевту и вместе с ним соста­вила план и «инсценировала» воссоединение семьи. Она

23

сказала: «Спасибо, что оценили мои чувства. Это большое облегчение — рассказать о них и быть понятой. Я подумаю, что делать дальше, когда закончится мастер-класс и я раз­берусь во всех моих внезапно возникших мыслях и чувс­твах».

Некоторые из участников моих мастер-классов и некоторые клиенты начинают рисовать генограмму с родственника, кото­рого они никогда не встречали, но чье присутствие каким-то образом сказывалось или даже господствовало в их семье про­исхождения. Портрет такого человека либо висит в гостиной, либо тому, кто бесчестит семью и нарушает ее традиции, гово­рят: «Твои бабушка или дедушка перевернулись бы в могиле, если бы знали, что ты делаешь». Иногда молчание о ком-то из предков или ныне живущих родственников порождает страх или обостряет любопытство, и поэтому именно при составлении ге-нограммы их изображали первыми. Это - человек-«загадка», и исследователь (человек, составляющий генограмму) хочет знать о нем больше. В этом случае можно предложить клиен­ту отправиться в путешествие по родным местам или, если это невозможно, задать вопросы родственникам по телефону или в письме. Я советую делать это в дипломатичной и мягкой фор­ме и, чтобы добиться максимального сотрудничества и инфор­мативности, облекать свои просьбы и вопросы в форму поиска более глубоких знаний о своих корнях (Haley, A., 1976) и о своем семейном наследии. Могут потребоваться недели или месяцы, чтобы посеянные семена проросли настолько, что можно бу­дет продолжить поиски, но многим, как Джерри из описанного выше случая № 1, это полностью удается.

24

За те годы, что я экспериментирую с проективными генограм-мами, выяснилось: те, кто рисует первым самого себя, восприни­мают себя как создателей своей семьи, а значит, имеющими для нее центральное значение. На тренингах или в терапии психоте­рапевтов (Kaslow, F. W, 1984, 1987b) такое начало очень логично. В этот момент внимание часто фокусируется на личности терапев­та, происходит процесс центрирования. Клиенты могут делать это по той же причине, и это может свидетельствовать о крайней пог­лощенности человека самим собой вследствие нарциссизма или других причин, таких, как сиюминутная поглощенность предсто­ящей операцией, недавняя потеря работы, сильное беспокойство по поводу экзаменов в средней школе или эгоцентризм. Посколь­ку правильного или неправильного места для того, чтобы начать, не существует — ведь никаких указаний извне не дается, всем учас­тникам задается вопрос, почему, по их мнению, они начали с того, с чего начали, именно в настоящий момент времени.

Работая с участниками тренинга или с семьями в процессе пси­хотерапии, я после первой простой инструкции даю им от 4 до 6 минут, чтобы они нарисовали свою семью. В течение этого вре­мени я просто тихо сижу и наблюдаю. Потом все слушают ответы каждого участника на вопросы: «С кого вы начали?» и «Что, если оглянуться назад, означает для вас этот выбор?» Ответы обычно исходят из глубины души, поскольку многие участники тренинга и клиенты готовы и способны свободно отвечать на вопросы в бе­зопасном окружении.

Часто люди удивляются своим собственным ответам. Нередко их глаза наполняются слезами, губы начинают дрожать или люди становятся подавленными, когда говорят о человеке, которого они нарисовали первым, но который сейчас мертв и им его сильно не

25

хватает. Другие, вспоминая, становятся возбужденными и иногда вновь испытывают чувство гнева или разочарования по поводу того, что им было необходимо и чего они хотели, но не получили от родителей (как у Лизетт в случае № 3), прародителей или быв­ших супругов.

В зависимости от того, как я оцениваю готовность и желание участников мастер-класса начать работать с тем, что они обнару­жили, их доверие ко мне и к другим собравшимся, я либо продол­жаю исследование дальше и подсказываю, как можно получить ту информацию, которой им не хватает, или как попытаться возоб­новить и улучшить конфликтные отношения, либо рекомендую другие пути, по которым они могут пойти, стремясь к своему «Я» (то есть к пониманию и принятию самого себя). Это видно из при­веденного выше примера с Лизетт.

Вместо того чтобы начать с самого себя, человек может нари­совать первым одного из следующих людей: бабушку или дедушку, прабабушку или прадедушку со стороны матери или отца, свою мать или отца, мачеху или отчима, бывшего супруга, брата или сестру, двоюродного брата или сестру, сына или дочь, внука, дру­га или возлюбленного. Выбор всегда оказывается «неизбежным», персонально значимым и понятным для составителя генограммы. На сеансах семейной психотерапии каждый из членов семьи мо­жет прийти в изумление, услышав о том, с чего начали остальные, не удивляясь при этом своему собственному выбору, и может ска­зать: «Я и понятия не имел, что вы испытывали такие чувства!» или «Я не знал, что ты до сих пор так переживаешь по этому поводу».

Участников тренинга обычно удивляет множество возмож­ных вариантов. Можно дать им время для разговора друг с дру­гом.

26

Это может произойти только при условии, что никто не бу­дет раскритикован, что вопросы будут задаваться только для того, чтобы лучше понять человека, и что никаких оправданий или слов в свою защиту не потребуется. То, что обычно выявляется, — это озабоченность человека каким-то аспектом личности того, кто был нарисован первым. Эта озабоченность в настоящий мо­мент может быть негативной или позитивной, внушать неприязнь или гордость, вызывать беспокойство или радость, порождать лю­бопытство или сверхпоглощенность, или же вызывать множество других эмоций по отношению к тому, кто был нарисован на геног-рамме первым.

Бывает, что кто-то начинает с сиблинга (единокровного бра­та или сестры). Если человек уже взрослый, а сиблинг не заболел внезапно чем-то серьезным и поэтому не является объективной причиной для беспокойства в настоящий момент, то дальнейшие вопросы обычно приводят в выявлению давнего соперничества, обиды, возникшей из-за того, что брат или сестра были любимчи­ками в семье, или более талантливыми, привлекательными, или, наоборот, страдали хроническим заболеванием и т. п. И сейчас в клиенте вдруг просыпается дух соперничества и ощущение ка­кой-то своей «неполноценности». Человек может быть поглощен постоянными мыслями о том, как наконец доказать, что он - са­мый лучший ребенок у своих родителей, как превзойти сиблин­га в зарабатывании денег или достижении более высокого поло­жения в обществе или как трансформировать детскую вражду во взрослую дружбу. Когда проявляются такие моменты, я начинаю разговор о взаимоотношениях между сиблингами, об их важности, учитывая то, что после смерти родителей сиблинги — это все, что остается от семьи происхождения, и связи между ними с течением

27

времени приобретают все большее значение (Bank, S. R., & Kahn, М. D., 1982). Я могу порекомендовать, если клиент воспринима­ет идею пересмотра отношений, связаться с братом или сестрой и попытаться организовать встречу — без родителей или супругов - и обсудить как уже взрослым людям, какие отношения они хоте­ли бы иметь сейчас и что они могут сделать для этого.

Я обращаю внимание клиента на то, что такое воссоединение со своим сиблингом позволит ему сейчас, в настоящее время ос­вободиться от своей подверженности манипуляциям со стороны других людей, что они с братом/сестрой смогут построить новые взрослые отношения, посмеявшись и/или поплакав над своим прошлым, обсудив старые чувства и полностью высказав все обиды и недовольства. Вспоминая о прошлом, они могут впервые узнать о том, что не только они сами, но и кто-то другой или все сиблинги в их семье подвергались сексуальному насилию, или что брат или сестра тоже мучились из-за алкоголизма родителей, но делали вид, что им это безразлично. Такие открытия могут сблизить их, и они даже могут выработать совместный план того, как создать новую атмосферу во время будущих семейных праздничных встреч и дру­гих событий.

Иногда изображение первым сиблинга, особенно если это делает одинокий взрослый, может являться выражением особых и продолжительных дружеских отношений. При этом, так же как в других ответах на вопрос о том, «кто был нарисован первым», | психотерапевт может многое понять, внимательно изучая выраже-

ние лица клиента, его позы, жестов и тона голоса, а также других внешних проявлений переживаемых клиентом чувств.

Еще одним популярным вариантом начала генограммы может быть изображение супруга. Это может означать, что мир создателя

28

генограммы вращается вокруг его партнера вследствие либо люб­ви, либо зависимости, либо власти, либо его(ее) ярко выраженно­го нарциссизма. Возможно, что партнер страдает физическим или душевным недугом и человека беспокоит здоровье и благополучие партнера и свое собственное будущее. Они могут быть вовлечены в серьезный семейный конфликт и поэтому быть не в состоянии думать о чем-то другом, кроме него. Хотя каждый из участников тренинга пытается найти смысл в своей собственной генограмме и в своих собственных ответах, он тем не менее слушает ответы других участников, и в результате осознает уникальность геног­раммы каждого человека.

Мы не можем рассмотреть здесь все возможные варианты, од­нако еще один вариант начала настолько эмоционально значим, что его нельзя обойти вниманием. Важно иметь в виду, что на со­ставление генограммы влияет возраст участников мастер-класса или терапевтической группы.

Так, если присутствуют беременные женщины или молодые родители, то большинство может начать с ребенка, поскольку этот маленький человечек сейчас является центром их жизни.

Для родителей постарше центральной фигурой может оказать­ся подросток: либо потому, что родитель пытается через подрост­ка реализовать себя и рассчитывает на то, что он (она) осуществит его неосуществленные мечты, либо потому, что родители не могут справиться с подростком, и он превращает жизнь семьи в кошмар (Olson, D. H., Russell, С, & Sprenkle, D. Н„ 1983).

У родителей старшего возраста, если они продолжают беспо­коиться о взрослом ребенке, который до сих пор эмоционально зависим от них, внимание может быть сфокусированным на этом уже взрослом отпрыске.

| 29

Независимо о того, какой из этих или большого числа других возможных вариантов оказался причиной сделанного выбора, их интерпретация должна включать комментарии по поводу сущес­твующей динамики и потенциально возможных будущих взаи­модействий, которые могут изменить характер расстроенных, не­удовлетворяющих или слишком бурных отношений в семье. Если при построении генограммы выясняется, что в семье в прошлом или в настоящем имело место жестокое обращение с ребенком, то в терапевтической группе психотерапевт предпринимает надлежа­щие меры, а на тренинге дает соответствующие рекомендации.

В процессе составления генограммы необходимо особое вни­мание уделять вопросам, связанным с хроническими физически­ми (Barth, J., 1993) и душевными недугами членов семьи, а также тем трудностям, негативным моментам и стрессам, которые воз­никали вследствие этих недугов. Важно не упустить из вида, каким именно образом перечисленные выше факторы повлияли на то, кого создатель генограммы изобразил первым.

Некоторые люди включают в свою генограмму умерших родственников, которые важны для них, другие не делают этого. Иногда те, кто включает ушедших родственников, еще не завер­шили период траура. С такими людьми я могу начать разговор о необходимости посещения могилы, чтобы ускорить работу над преодолением чувства утраты (Williamson, D. S., 1978), или о том, что в рамках сеанса психотерапии можно, используя фотографию ушедшего из жизни родственника, провести церемонию, имити­рующую похороны, во время которой они смогут иначе, чем это произошло в реальной жизни, попрощаться с ним. Такой диалог обычно имеет очень сильное воздействие, поскольку клиент на­чинает осознавать свою тоску, боль или гнев, связанные с ушед-

30

шим любимым человеком. Возможно, что спустя некоторое время благодаря терапевтическому воздействию этого диалога клиенты научатся самостоятельно справляться со своим горем и смогут за­вершить прерванные отношения.

На профессиональном тренинге участники узнают о допол­нительных методах, которые они могут использовать в своей кон­сультативной практике и применять для оказания помощи па­циентам, столкнувшимся с похожими проблемами. Предоставив собравшимся достаточное время для исследования, в котором они могут заходить настолько глубоко, насколько им хочется, я прошу их вернуться к генограммам и добавить всех, кого они не успели изобразить раньше.

Этот этап составления генограмм продолжается до тех пор, пока все не завершат свою генограмму. Я предлагаю участникам проанализировать свои генограммы, обращая внимание не толь­ко на то, кого они нарисовали и в какой последовательности, но и на то, как расположены символы каждого человека по отношению к другим символам, какое пространство/расстояние разделяет различные геометрические фигуры и почему, а также на размер каждого символа, поскольку большой рядом с маленьким может означать власть, статус, возраст, силу и отсутствие таковых. Пос­кольку я не даю указаний о том, что квадратики (обозначающие на генограмме мужчин) надо размещать слева, а кружочки (обоз­начающие женщин) — справа, мои клиенты и участники тренинга размещают себя и значимых других в соответствии со своей внут­ренней логикой. Прежде чем мы завершим первый шаг работы над генограммой, я прошу своих клиентов включить в генограмму по меньшей мере три поколения.

31

ПРОЕКТИВНАЯ ГЕНОГРАММА: шаг второй — кого вы пропустили или исключили?

Я прошу участников тренинга на несколько секунд закрыть глаза, расслабиться и отвлечься от их семейного дерева. Если я ра­ботаю с клиентами, которые оказываются слишком напряженны­ми, я стараюсь научить их приемам релаксационного дыхания.

Затем я прошу их открыть глаза, посмотреть на генограмму све­жим взглядом и ответить на вопрос: «Кого из тех, кто должен быть включен в генограмму, вы забыли нарисовать?» Кто-то может сра­зу же захихикать, могут раздастся такие ответы, как: «Мою мачеху». Наверное, махеча — тот человек, которого пропускают чаще всего. Обычно это означает, что она эмоционально исключается из поня­тия «моя семья», которое существует у клиента в настоящее время. И опять мы пытаемся разобраться: «Что это значит для вас или какие чувства это вызывает?» Обычно составитель генограммы выража­ет сожаление о том, что отец женился на этой женщине, и желание, чтобы она никогда не появлялась в его жизни. В этот момент клиент может импульсивно высказать то, что являлось причиной его чувств в прошлом и является причиной его чувств в настоящем. Тем не ме­нее, клиент может отказаться от дальнейшего исследования.

Случай № 3 (часть В)

После того как еще несколько человек рассказа­ли, кого они пропустили при составлении генограммы (к своему удивлению или огорчению), и попытались по­нять значение этих пропусков, Лизетт добровольно при­зналась: «А у меня их сразу трое... Из-за того, что мой папа

32

подолгу не бывал дома, а мама была слишком занята рабо­той и своими делами, я редко встречалась с родственника­ми отца. Они жили вдалеке от тех военных баз, на которых жили мы. Я их едва знаю, для меня это просто еще двое взрослых в семье, которые никогда не проявляли ко мне особого интереса...; и еще есть вторая жена моего отца (это первое упоминание о ее существовании), на которой он женился почти сразу после того, как ушел в отставку. Я не включила никого из этих троих».

33

Когда я мягко поинтересовалась, не хочет ли она про­должить разговор об этом, Лизетт откликнулась: «Конечно!»

^ V6Q11

И тут ее как будто прорвало. Она вся дрожала, ког­да рассказывала: «Отца уволили с высоким званием, хорошим пособием и престижным статусом, когда мне было 16 лет. Я думала, что наконец буду видеть его каж­дый день, и, может быть, у нас будет настоящая семья, и мама тоже будет больше времени проводить дома. Как я ошибалась! Через несколько месяцев стало ясно, что мои родители не могут жить вместе. Они так долго жили отдельно и изменялись каждый по-своему. Мои надеж­ды угасли, когда через три месяца после отставки отец ушел из дома, а еще через несколько недель стал жить с Джуди. Я была раздавлена. Отец даже не подал на раз­вод. И мне он солгал, сказав, что встретил ее недавно. Представьте себе, он читал мне лекции о нравственнос­ти и о том, что я не должна ставить его в неловкое поло­жение. Какое ханжество! Какие двойные стандарты!»

Л изетт спросила, можем ли мы «понять ее ярость и по­чувствовать, какой ад ей пришлось пережить». Все закива­ли. Лизетт решила, что она должна добавить в свою геног-рамму родственников со стороны отца и Джуди, так как они, несомненно, оказали большое влияние на ее жизнь. Она сказала: «У меня голова идет кругом, так много все­го всколыхнулось, но я убеждена, что настала пора разо­браться с этой мешаниной». Она спросила, может ли она подумать об этом до утра и прийти на второй день рабо­ты мастер-класса, чтобы обсудить, что ей делать с этими чувствами из ее прошлой жизни. Так и было решено.

Иногда кто-нибудь из участников группы вдруг объяв­ляет: «Я пропустил родственников жены», — и объясняет: «Вы

34

просили нарисовать мою семью, а они — часть семьи моей суп­руги». Но очень скоро становится очевидно, что остальные при­сутствующие включили родственников своих супругов и что, если их не нарисовать, получится, что у детей есть только одна пара прародителей.

Если родственники супруга/супруги изображены, то часто это означает, что эти люди вызывают у составителя генограммы сим­патию и уважение, между ними существуют прочные положитель­ные связи. Случается, однако, что такое включение свидетельству­ет о поглощенности отрицательным взаимодействием, вызываю­щим напряжение и стресс. При этом обычно всплывают давние чувства неприятия, отрицания, враждебности и отчужденности, которым раньше не уделялось внимания или это внимание было недостаточным. Иногда оказывается, что человек, составивший такую генограмму, совершенно не был принят в семью своего суп­руга, и к нему многие годы относились, как к постороннему или совершившему нежелательное вторжение в их тесный круг.

Работа с прошлым опытом может потребовать от клиента со­вершить путешествие по родным местам (Bowen, М., 1978), чтобы воссоединить семью или провести встречу расширенного соста­ва семьи, или, если человек, составивший генограмму, проходит курс терапии, может потребоваться терапевтический сеанс для не­скольких поколений семьи (Framo, J. L., 1992).

Если при составлении генограммы человек пропускает быв­шего супруга, с которым у него были общие дети, то здесь опять возникает ситуация, когда у детей есть только один родитель. По­ловина биологического наследия ребенка как бы уничтожается. Когда это обнаруживается, то во многих случаях будет полезным, чтобы человек, составивший генограмму, вернулся и завершил ра-

35

боту с последствиями травмы, вызванной разводом, чтобы у детей была связь с обоими родителями и они могли воспользоваться тем, что может им дать каждый родитель, не опасаясь, что за это их бу­дут считать вероломными предателями, что они могут обидеть или причинить боль кому-то из родителей (Kaslow, F. W, 1995; Kaslow, F. W, & Schwartz, L. L., 1987) или что они станут жертвами какой-то формы возмездия. Если с момента болезненного расставания прошло два года или больше, то весьма полезной может оказаться специально разработанная церемония развода, которая помогает разведенным супругам с благодарностью признать все положи­тельное, что было в их супружеской жизни, преодолеть обиду, зло­бу и разочарование и в конце концов привести отношения бывших супругов к более гармоничному финалу (Kaslow, F. W, 1993а).

Периодически кто-нибудь из участников тренинга заявляет: «Я забыл брата (или сестру)». Это особенно удивительно, если принять во внимание, что на этапе первого шага нашей работы ведущий тренинга давал комментарии тех случаев, когда сиблинг изображается первым. К моменту только что сделанного заявления эти родственники (братья и сестры) уже неоднократно «присутс­твовали» в аудитории. Это делает такой пропуск еще более вырази­тельным отражением внутренней реальности («По крайней мере, какая-то часть меня хочет, чтобы этого сиблинга вообще никогда не существовало»).

А другой участник группы вдруг добавляет: «Я уже и забыл, как сильно ненавидел (или боялся) этого дьявола (возможно выраже­ние и покрепче) за то, что он отравлял мою жизнь и всегда устраи­вал мне всякие неприятности, ломал мои игрушки, отбивал моих друзей, угрожал мне, толкался, пихался и тому подобное». После того как этот рассказ о детских несчастьях завершен, ведущий тре-

36

нинга задает вопрос о том, как не обозначивший своего сиблинга клиент смотрит на все это сейчас, с позиции взрослого человека, и не хочет ли он рассказать своему сиблингу, что он чувствовал тогда, в детстве, не хочет ли он изменить их взаимоотношения в настоящем. Если ответ хотя бы на один из этих вопросов поло­жительный, то исследуются моменты, о которых шла речь выше.

Дидактическая презентация влияний и привязанностей между поколениями (Bowen, M., 1978; Boszormenyi-Nagy, I., & Spark, G., 1984) переплетается или следует за глубоким, очень волнующим опытом работы с проективными генограммами. Мы переходим с экспериментального уровня на теоретический и с личного на профессиональный, постоянно помня о том, что участники при­шли на курс интенсивного тренинга, а не на групповую терапию. Однако я являюсь сторонницей идеи, что овладение теориями и методиками лучше всего происходит в процессе их применения на практике (Kaslow, F. W., 1984) — на тренингах, в терапии и в бо­лее широком опыте жизни.

ПРОЕКТИВНАЯ ГЕНОГРАММА: шаг третий — кого бы вы хотели исключить?

Следующая серия вопросов проистекает из основного вопро­са: «Кого бы вы хотели исключить?» Среди изумленных лиц и бес­покойного смеха обычно находятся несколько человек, которые действительно исключают кого-нибудь из своей генограммы. На­именее замкнутые из присутствующих вымарывают их так, как это делают маленькие дети.

У большинства участников тренинга этот вопрос вызывает ра­дость, потому что дает такую возможность, о которой они даже не

37

помышляли. У других такое предложение вызывает беспокойство, так как затрагивает их самое сокровенное — может быть, такие же­лания, о которых до сих пор никогда не говорилось. Для третьей группы это вообще неприемлемо, и об этом я говорю в инструк­ции: «Если некоторым из вас не захочется никого вычеркивать, то и не надо этого делать». Чаще всего «аннигилируются» противные бывшие супруги или родственники супругов, злые мачехи, кара­ющие отчимы, живущие суррогатные родители и соперничающие сиблинги. Это часто приводит к самоизучению и выявлению нена­вистных или пугающих значимых других.

Случай № 4

На мастер-классе для профессионалов по теме «Лич­ность («Я») семейного терапевта» в одном из северо-вос­точных штатов в 1993 году я демонстрировала использова­ние проективной генограммы по двум основным причи­нам:

а) чтобы помочь присутствующим еще раз исследовать свои текущие эмоциональные связи и привязанности;

б) познакомить их с дополнительным методом оценки и оказания помощи семьям.

Во время этого процесса Клайд фыркнул: «Боже мой! Я упустил свою первую жену, Гэйл. Я изобразил своих био­логических детей (основным опекуном которых был имен­но он, и поэтому они жили вместе с ним) и моих приемных детей (которые тоже жили в основном с ним), как будто все они были биологическими отпрысками меня и моей второй жены, Чарлин». Клайд был изумлен тем, что обна-

38

ружил, а потом добавил: «Я изобразил семью такой, какой хотел бы ее видеть, хотя я прекрасно знаю, что моя бывшая жена и бывший муж Чарлин до сих пор сохраняют закон­ные права. Визиты к ним так разрушительны, что я хотел бы, чтобы они исчезли или, еще лучше, чтобы их вообще никогда не было. Чарлин - прекрасная мать, гораздо луч­ше, чем когда-либо была Гэйл, которая бросила своих де­тей. Она была нерадивой и жестокой. Почему у нее до сих пор должны быть права?»

Его голос вдруг стал взволнованнее и громче. Все со­средоточенно слушали. Я мягко сказала: «Пожалуйста, не рассказывайте больше ничего, если вам неудобно это рассказывать». Он ответил, что хочет продолжить: «Пора уже разобраться в том, что я чувствую на самом деле». Он рассказал, что бывший муж Чарлин был таким же нич­тожным, как и его бывшая жена, и он тоже не заслуживал любви своих детей: алименты он выплачивал нерегулярно, а когда забирал детей к себе на день (он не хотел, чтобы они оставались с ним на ночь), сеял смуту.

Здесь Клайд внезапно остановился, глубоко вздохнул и сказал: «Ага! Так вот почему мне трудно работать с се­мейными парами, переживающими предразводную аго­нию. Несмотря на то что у меня все замечательно во вто­ром браке и за три года, что мы живем вместе, мы все хорошо адаптировались, я до сих пор испытываю ярость и возмущение... Думаю, я действительно чрезмерно отож­дествляю себя с отвергнутым партнером и в вопросе опеки над детьми отдаю предпочтение опеке одного лица перед совместной опекой. Как же я раньше этого не видел? Я да-

39

же поднимал на смех тех людей, которые говорили мне об этом. Как же так получилось, что это не дошло до меня в моей консультативной практике и при супервизии?»

Конечно, прежде всего я поняла и приняла эту его эмоцио­нальную вспышку и сказала, что обычно человеку нужно от двух до пяти лет, чтобы преодолеть гнев и закрыть для себя проблему развода. Затем, поскольку я твердо верю в понятие готовности, я предположила, что он захотел проработать это сейчас, потому что был готов к этому — с момента его развода прошло уже четыре года, и он, по-видимому, теперь был в состоянии, преодолев гнев, подумать о прощении и о том, почему он когда-то любил свою бывшую жену и, в свете этого, что она могла дать детям. В дальней­шем, если и он, и Чарлин будут удовлетворены результатом этой его работы, возможно, она тоже сможет пересмотреть значимость и ценность своего бывшего мужа для их общих детей. Я осторож­но предложила, чтобы они поговорили со своими бывшими суп­ругами и посмотрели, не могут ли они найти путь для вступления в более продуктивный период жизни в послеразводных/повтор-нобрачных семьях (Ahrons, С. R., & Rodgers, R. Н., 1987; Kaslow, F. W, 1993d).

Таким образом, вопрос «Кого бы вы хотели исключить?» при составлении генограммы часто становится поводом для дискуссий о таких чувствах, как подавленные гнев, стыд, вина, печаль, отвра­щение и унижение, поскольку эти чувства всплывают на поверх­ность по отношению к тем людям, само существование которых приводит в ярость или угнетает.

В группе можно услышать рассказы о родителях супруга, ко­торые делали все, чтобы их сын или дочь не вступили в брак с че-

40

ловеком, которого они избрали, якобы потому, что он не подходит в виду какого-нибудь специфического отличия, например, этни­ческого, расового, религиозного, или по причине отличного от их семьи социально-экономического происхождения, или потому, что они воспринимали его как «недостаточно хорошего». Потом эти родственники никогда не принимали его радушно в своей чрезмерно собственнической, закрытой семье, которая продолжа­ла считать его и вести себя с ним, как с самозванцем.

Если сценарий был таким и между сыном или дочерью и ро­дителями его или ее супруга происходила постоянная борьба, то желание вычеркнуть таких отвергающих и агрессивно вмеши­вающихся родителей очень велико. Какое это облегчение — иметь возможность говорить об этом, рассказать открыто о своих чувс­твах и борьбе, а потом найти сообща новые способы, чтобы спра­виться с этим, — может быть, переписать историю семьи (O'Hanlon Hudson, P., & Hudson O'Hanlon, W, 1991), сфокусировав внимание на поиске решений (de Shazer, S., 1985). Если такие решения най­ти не удастся, то очень вероятно, что семейные разногласия будут, как минимум, проявляться на всех семейных встречах по празд­никам или другим поводам и будут переноситься на детей, кото­рые будут, пусть и непреднамеренно, втянуты во внутрисемейную борьбу за привязанности.

Случай № 3 (часть Г)

Не в силах сдерживаться, Лизетт выпалила: «Я бы хотела избавиться от Джуди. Она никогда не была мне мачехой, напротив, она лишь довела до конца процесс изоляции моего отца от меня. Я вычеркнула ее, и теперь

41

ясно вижу, что хочу, чтобы отец хотя бы какое-то вре­мя был только моим. Я едва знаю его. Исходя из того, что вы предлагали другим, я думаю, что я позвоню ему на следующей неделе и попрошу пойти со мной вместе на ланч. Если все пройдет хорошо, я могу предложить ужинать вместе раз в неделю — без нее. Я понимаю те­перь, что никакие отношения с Джуди невозможны до тех пор, пока отец и я наконец не соединимся». Многие из собравшихся закивали, а один сказал: «Так и сделай, Лизетт. Это правильно».

После того как группа мастер-класса или тренинга услышит и увидит взрывоопасную и широко распространенную сущность гнева, который они и некоторые из их коллег питают к тем, кого они должны были бы любить или кого они, по крайней мере, должны были бы воспринимать как людей значимых, я перехожу к более общей теоретической дискуссии о враждебности в семейных отношениях. Это позволяет снизить интенсивность личных реак­ций и удерживает ее в рамках профессионального мастер-класса.

Мы можем перейти к тому, что участникам необходимо знать для того, чтобы работать с кровосмесительными (Kirschner, S., Kirschner, D. A., & Rappaport, R., 1993), агрессивными и жесто­кими семьями. Здесь можно обратить внимание на то, что меж­ду тем, что чувствуем «мы», психотерапевты, и «они», клиенты, граница очень тонка. Универсальность гнева и враждебности выдвигается на первый план, чтобы помочь участникам группы проявлять большую эмпатию по отношению к их вспыльчивым клиентам, не потворствуя при этом деструктивному, разруши­тельному поведению.

42

В этой части тренинга речь идет о том, в чем проявляется различие между людьми здоровыми (в данном случае, терапев­тами) и дисфункциональными (действующими бессознательно пациентами) (Lewis, J., Beavers, W. R., Gossett, J. Т., & Phillips, V. A., 1976). А именно: здоровый человек направляет гнев в конструктивное русло, высвобождает его через двигательную активность, говорит о нем, чтобы прийти к пониманию его, управлению им и полному освобождению от него. Дисфунк­циональные люди плохо контролируют свою импульсивность, у них иногда происходят вспышки гнева, которые принимают форму насилия по отношению к детям или супругу (Тгеррег, Т. S., & Barrett, M. J., 1989;. Walker, L. Е. А., 1984), суицида, убийс­тва или ухода и прекращения всех контактов.

После теоретического введения я прошу участников мастер-класса вспомнить, прочувствовать и исследовать свои собствен­ные всплески гнева и то, как они с ними обычно справляются. Я побуждаю их к тому, чтобы они попытались проникнуться чувс­твами агрессивного, деструктивного человека, который не в силах направить свой гнев в конструктивное русло и вместо этого дейс­твует злобно-ожесточенно. Большинство участников отмечают, что для них такие люди - самые трудные пациенты, потому что непостижимо, как может отец совершить сексуальное насилие над двухлетним ребенком или мать намеренно ошпарить пятилетнего ребенка в ванне.

Спустя какое-то время (через несколько месяцев) некото­рые участники мастер-класса сообщают мне, что этот шаг в тре­нинге дал им лучшее понимание и способность к эмпатии в ра­боте с агрессивными клиентами и другими антисоциальными членами семей.

43

ПРОЕКТИВНАЯ ГЕНОГРАММА: шаг четвертый — кого бы вы хотели добавить?

Финальная часть исследования уникальных семейных связей и неприязней вращается вокруг вопроса: «Кого бы вы хотели до­бавить?»

Инструкция ведущего звучит так: «Возьмите и добавьте в ге-нограмму тех, кого бы вы хотели добавить. Пофантазируйте и на­рисуйте семью, какой вы хотели бы видеть ее в будущем. Это мо­жет быть определенный человек или кто-то в определенной «роли» или «категории».

Реакция участников варьируется от улыбки, вызванной об­ширностью проекта, до глаз, затуманенных слезами, из-за того, что пробел не может быть заполнен. Кто-то хочет добавить сиблин-га, супруга, ребенка или внука. Мы можем поговорить о том, как реализовать это желание, рассматривая многие альтернативные варианты, например, формально согласиться принять друга или кузена на место недостающего сиблинга, поискать партнера, при­меняя подход более творческий и настойчивый, чем раньше, или пересмотреть какие-то приоритеты, чтобы родить или усыновить ребенка.

Случай № 3 (часть Д)

В этом месте Лизетт взглянула с усмешкой и сказала с лукавством: «После наших прежних дискуссий и моего решения хотя бы попытаться уладить проблемы с моей матерью, братом, отцом и, может быть, Джуди и съездить

44

в Мичиган для встречи с бабушкой и дедушкой, я думаю, что наконец смогу подумать о том, чтобы связать себя лич­ными отношениями. До сих пор я либо разочаровывала, либо отталкивала мужчин, не позволяя никому подходить слишком близко, чтобы не почувствовать себя снова по­кинутой, если отношения прервутся. Но другой внутрен­ний голос говорит, что мне бы хотелось встретить своею суженого, надежного и преданного. Я даже добавила двоих детей, и я думаю, что, если я этого действительно хочу, мне предстоит немало работы, и нельзя терять время». Мужчи­на, который сидел рядом с Лизетт, импульсивно обнял ее, и снова прозвучали слова ободрения: «Правильно, давай».

Приведенный выше вопрос: «Кого бы вы хотели добавить?» — иногда пробуждает у человека желание вставить родителя, пра­родителя или сиблинга, которые рано умерли и которых он по­этому не знал. В этом случае мы снова можем проделать работу

45

по переживанию чувства утраты или предложить способы психо­логического или физического возвращения в свое прошлое (на­пример, поговорить с теми, кто знал их и хотел бы поделиться своими воспоминаниями, чтобы помочь человеку узнать больше о своих предках и их наследии).

Когда я была в Израиле и Германии и работала со вторым и тре­тьим поколениями потомков тех, кто пережил холокост, — и жертв (Charny, I, W, 1982; Davidson, S., 1980) и преступников (Kaslow, F. W, 1990a), «пропуск людей» был самой характерной чертой про­ективной генограммы.

Когда такие люди становятся готовы к тому, чтобы исследо­вать свое прошлое и те ужасы, которые могут открыться в процес­се этого исследования, идея о том, чтобы связаться с оставшимися родственниками, которые могут что-то знать об их предках, чаще всего воспринимается с энтузиазмом. Я побуждаю участников моих мастер-классов к тому, чтобы они связались с любыми людь­ми, которые, по их мнению, могут что-то знать о местонахождении давно потерянных родственников, а также чтобы они вернулись в свой родной город в Европе, в котором их семья жила раньше, и поиграли в детективов: проверили записи Еврейского Иммигра­ционного Агентства (например, HIAS) или организовали поиски родственников через Музей Диаспоры в университете Тель-Авива. Потомки немецких преступников могут действовать таким же об­разом, используя аналогичные источники информации.

Такие мастер-классы и тренинги всегда бывают в высшей степени эмоциональны, при том, что представителям еврейской диаспоры в Израиле и других странах приходится сталкиваться с продолжающейся реальностью громадности потерь от геноци­да одновременно с давлением международной общественности,

46

призывающей к прощению. Забвение невозможно, холокост — это часть общественного сознания и подсознания.

Сегодняшние немцы хотят знать, действительно ли дети по­винны в грехах отцов, то есть правда ли, что они «рождены ви­новными» (Sichrovsky, P., 1988). Или, как спросил меня один еще неопытный психотерапевт лет тридцати с небольшим на мастер-классе, проходившем неподалеку от Кельна: «Если мой отец по­винен в массовых убийствах, то кто такой я?» Немцам тоже трудно забыть тот трагический период в истории и простить своих предков за их бесчеловечность по отношению к соплеменникам. Проек­тивная генограмма оказалась очень подходящим и эффективным инструментом, позволяющим поднять этот вопрос, и я считаю это исключительно важным, поскольку эти психотерапевты, помогая другим потомкам жертв и преступников, часто испытывают труд­ности, когда речь заходит об этом ключевом вопросе.

Те, кто мечтает о возлюбленном, супруге, ребенке, суррогат­ном родителе или сиблинге, могут позволить себе роскошь доба­вить их в свою генограмму и попытаться вписаться в будущий кон­текст этих новых отношений. После того как они соприкоснутся со своими желаниями и стремлениями, мы на тренинге предла­гаем подумать, что они могли бы сделать для того, чтобы это их желание осуществилось. Основной акцент делается на то, чтобы «взять на себя ответственность за собственную жизнь и увидеть свое будущее таким, каким хотелось бы» и сообща решить, ка­кие действия избрать (например, усыновление или новый формат встреч), а также оценить, какие препятствия могут возникнуть, чтобы заранее наметить пути их преодоления.

47

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПРОЕКТИВНОЙ ГЕНОГРАММЫ В КОНСУЛЬТИРОВАНИИ СЕМЕЙНОГО БИЗНЕСА

Этот раздел представляет собой конкретный пример психо­логической практики, в которой проективная генограмма заре­комендовала себя как ценный инструмент диагностики и вмеша­тельства.

Последние десять лет я занимаюсь консультированием семей­ного бизнеса (познакомиться с дискуссиями по проблемам такого консультирования можно в журнале Family Business Review, 1988-1994), особенно интересуясь тремя аспектами семейного бизнеса:

а) семейный бизнес, принадлежащий женщине;

б) планирование наследования;

в) роль женщины в бизнесе, где руководящая или доминирую­ щая роль принадлежит мужчине.

Поскольку мой муж Солис занимается продажей ценных бумаг и планированием капиталовложений, он иногда при­соединяется к моей консультативной работе, когда обсуждае­мые вопросы касаются финансового планирования, инвести­ций, расширения капитала и других тем, связанных с деньгами (Kaslow, F. W., & Kaslow, S., 1992). Как мы обнаружили на одной из конференций в Институте Семейных Предприятий (FFI) в октябре 1994 года, мы с мужем являемся одной из менее чем десяти семейных пар, занимающихся этим видом консультиро­вания. К тому же наш сын Говард, который работает биржевым маклером, иногда присоединяется к нам, если частью ключевой проблемы, по поводу которой мы проводим консультирование является конфликт между поколениями в контексте бизнеса или профессиональной деятельности. На сегодняшний день

48

нам не известна никакая другая семья, состоящая из двух поко­лений, которая занимается подобным делом.

Наверное, сейчас самый подходящий момент, чтобы привести здесь генограмму трех поколений моей собственной семьи, пос­кольку она отражает нашу семейную наследственность и наследс­тво в сфере бизнеса (приведена на рисунке 4). Генограмма имеет упрощенный вид: в нее не включены сиблинги нашего поколения и поколения наших родителей, поскольку это не требуется для на* шего исследования.

Оба моих родителя, Ирвинг и Роуз Уайтмен, эмигрировали в США из Восточной Европы, когда им не было еще пяти лет. Пос­ле того как они здесь выросли, встретились, поженились и произ­вели на свет двух дочерей, они вместе занялись бакалейным биз­несом, открыв магазин, прилегающий к дому.

Родители моего мужа, Исадор и Анна Каслоу, эмигрирова­ли в Соединенные Штаты из России тоже когда они были еще очень молоды. Они тоже занялись бизнесом «мамы и папы», только у них была химчистка. Она тоже примыкала к дому. Сол и его сестра проводили там очень много времени, помогая вы­полнять разнообразную работу, точно так же, как я и моя сест­ра. Наши родители долгие часы проводили на работе, пока мы были маленькими детьми и подростками. К примеру, окрестные бакалейные магазины работали с 7.00 до 22.00 шесть дней в не­делю и с 8.00 до 14.00 по воскресеньям. К счастью, благодаря тому, что их бизнес располагался в непосредственной близости от дома, мы много видели обоих своих родителей, и у нас с ними были очень близкие и взаимозависимые отношения. Нашим родителям едва удалось пережить тяжелый и продолжительный период экономического кризиса конца 20-х - начала 30-х годов,

49

4-fiQl 1

благодаря которому привились ценности бережливости, усер­дия, настойчивости, уверенности в себе и преданности семье.

И я, и мой муж были младшими из двоих детей в семье и единс­твенными из сиблингов в каждой семье, который не только закон­чил колледж, но и продолжил образование.

Несколько первых десятилетий нашей совместной жизни мы делали разные карьеры. Мы проявляли достаточно большой ин­терес к работе друг друга и поддерживали друг друга в профессио­нальной деятельности, сопровождая друг друга на профессиональ­ных мероприятиях, когда это было уместно и осуществимо. Сол стал неплохо понимать динамику семейных отношений и разби­раться во многих основных концепциях и понятиях, касающихся структуры и функционирования семьи. Он часто саркастически

50

замечает, что ему приходится проводить собственные сеансы пси­хотерапии с клиентами, которые бывают разочарованы и разгне­ваны резким падением котировок на рынке и, как следствие это­го, потерями в их портфеле ценных бумаг. У него всегда вызывало озабоченность, если мужья сами занимались инвестированием и управлением счетами жен, не обучая их этому; он убеждает их в том, что это должны делать они оба, а когда подрастут дети, надо по крайней мере посвятить их в то, какие проценты накопились, где хранится капитал, каковы условия выплаты налога на наследс­тво и т. д. Таким же образом я узнала язык и махинации мира фи­нансов, обрела понимание сложностей краткосрочного и долго­срочного финансового планирования в семье и прониклась глу­боким уважением к изобретательности и психологическому чутью тех успешных людей из бизнеса, которые придерживаются этичес­ких принципов.

Если принять во внимание, что темы, связанные с психологи­ей/семейной терапией и бизнесом/финансами/экономикой, были неотъемлемой частью наших повседневных разговоров с детьми во время обеда (помимо «Как дела в школе, балетном классе, оркест­ре и т. п.»), то, наверное, неудивительно, что наша дочь Надин ре­шила стать психологом и семейным терапевтом, а наш сын Говард избрал карьеру биржевого маклера. Оглядываясь назад, можно сказать, что мы сознательно не подталкивали их к этому выбору, но, конечно, наши дети получили определенное воздействие, и им понравился интересный, стимулирующий и разнообразный образ жизни, который позволяют вести эти виды профессиональной де­ятельности. Надин сейчас ведущий психолог в отделении психиат­рии больницы Грейди университета Эмори в Атланте; она не при­нимает непосредственного участия в нашем семейном бизнесе.

51

Однако она, я и ее коллега недавно стали соавторами главы книги (Kaslow, N. J., Kaslow, F. W, & Farber, E. W, в печати) и в настоящее время ведем переговоры о том, чтобы вместе издать книгу. К тому же, недавно мы обе выступили в роли консультантов семейного фонда по вопросу инвестирования средств фонда, чтобы помочь клиентам противодействовать тому, что они определили как «се­мейная дезинтеграция». Клиенты пригласили нас по-отдельности, не зная, что мы родственники.

Наш сын фактически работает в одном офисе с моим мужем. Они образовали свое товарищество в составе Нью-Йоркской Бир­жи — крупной компании, в которой они оба работают. Они имеют разные счета, но в то же время достаточно ознакомлены со сче­тами друг друга, чтобы иметь возможность сразу же обеспечить поддержку друг другу. Их клиенты знакомы с ними обоими, что позволяет каждому из них заменить другого, если один отлучился на ланч или взял отпуск. Они всегда поддерживают приветливые и доверительные отношения. План будущего наследования ясен, и по нему существует взаимная договоренность.

Поэтому, когда ко мне стали обращаться с просьбами о кон­сультировании люди, ведущие семейный бизнес, мне показалось естественным, что мои муж и сын должны стать моими партнера­ми, так как это необходимо в данном случае. Все вышеупомянутое способствовало тому, что клиенты нам заранее доверяли.

В одной из своих статей я уже описывала случай консультиро­вания по поводу семейного бизнеса, принадлежащего женщине, в котором работал ее единственный сын. Их повседневная сов­местная жизнь была полна разногласий, но они держались друг за друга, потому что она хотела, чтобы в конце концов именно сын остался ее преемником. Она считала, что никакой другой ее родс-

52

твенник не может быть вознагражден наследованием плодов ее труда. Когда-то она эмигрировала в США из Латинской Америки и очень гордилась тем громадным успехом, которого ей удалось до­биться. Ее сын не разделял приверженности идеалам преданности семье. Он, скорее, рассматривал бизнес своей матери как лакомый кусочек, который достанется ему, если он сможет выдержать ее до­минирующий, требовательный стиль. Танец, который они испол­няли, был непрерывным поединком, в котором мать оказывалась под угрозой каждый раз, когда ее оскорбленный взрослый сын не получал того, чего хотел, в особенности финансовых стимулов и бонусов (Kaslow, F. W, 1993b).

Такого рода довольно драматичные сценарии часто имеют место в ситуациях, когда речь идет о бизнесе, принадлежащем женщине, у которой очевидным наследником является ее единс­твенный ребенок, сын.

В моей консультативной практике эти ситуации имели еще одну общую черту: эти женщины в свое время пережили развод, причем после развода каждая из них осталась в крайне тяжелом финансовом положении. Пособие на ребенка было мизерным или вообще не выплачивалось, а алименты либо не устанавливались, либо были чрезвычайно малы. Находясь в отчаянном финансовом положении и не имея профессиональной подготовки, эти женщи­ны брались за любую работу, которую могли найти, чтобы «свести концы с концами». Часто бабушка с материнской стороны или дру­зья помогали заботиться о сыне, пока мать работала сверхурочно. Научившись обходить подводные камни бизнеса, каждая из этих женщин приняла решение сосредоточить свои усилия на создании собственного бизнеса. Каждая смогла добиться успеха благодаря большому мужеству, осознанию необходимости, упорству и реши-

53

мости. Каждая из этих женщин была увлечена властью и влияни­ем, которые у нее появились, и научилась жесткой игре в «высшей лиге».

Сыновья обычно знакомились с азами бизнеса в годы учебы в средней школе или колледже и начинали видеть в своей матери на­стойчивую, взыскательную и требовательную женщину. Они редко могли соответствовать ее уровню амбициозности, преданности рабо­те или экономности. Обычно, когда бизнес матери становился более прибыльным, сыновей чрезмерно баловали деньгами — мать пыталась таким образом искупить свою вину за то, что не уделяла достаточно времени общению с сыном, пока создавала и вела свой бизнес.

Составление проективных генограмм с этими женщинами, большинство из которых были в близких отношениях с коллега­ми-мужчинами, находившимися в несколько зависимом от них и даже паразитическом положении, но за которых они не собира­лись выходить замуж, выявило следующие характерные моменты:

— каждая из этих женщин хотела добавить в свою генограмму еще одного сына, который был бы гораздо больше похож на нее, то есть был более агрессивным, умным, целеустремленным и для которого бизнес был бы основной целью;

— каждой из этих женщин хотелось, чтобы ее невестка была теплее, уважительнее и благодарнее и чтобы она могла стать ей до­черью, которую ей всегда хотелось иметь. Вместо этого невестки были склонны обижаться на своих волевых свекровей и чувство­вали себя их соперницами в соревновании за время и внимание мужей. У сыновей наблюдалась тенденция выбирать себе в жены женщин, которые хотели посвятить себя дому и материнству, пос­кольку сыновья хотели быть уверенными в том, что их дети не бу­дут заброшены матерью, как они были когда-то заброшены сами.

54

Несмотря на то, что отношения между невестками и свекровями не были близкими и безоблачными, и сыновьям, и невесткам хо­телось получать от семейного бизнеса значительные дополнитель­ные доходы. Они рассчитывали, что каждый член семьи должен получать ежегодно подарок на сумму $ 10 000 без налогов, что было бы совершенно невозможно, если бы мать как основатель бизнеса не была так поглощена им!

Еще одним общим моментом, который я обнаружила в ходе составления и обсуждения проективной генограммы, было то, что каждая женщина, владеющая бизнесом, фокусировала свое вни­мание на поколении внуков, желая сделать внука таким, каким ей хотелось видеть сына, но каким он не стал, а внучку — такой, как она сама. Если внуки уже существовали, они выбирали того, кто больше всех отвечал их надеждам на более подходящего преем­ника, и делали все, что могли, чтобы воспитать ребенка похожим на себя. Этот внук становился избранным — лучом света на буду­щее. Если избранницей была внучка, то с нее брали обещание, что, выйдя замуж, она сохранит свою девичью фамилию, чтобы имя рода продолжало существовать в бизнесе и благодаря бизнесу.

В таких семьях может оказаться очень полезным проведение семейной сессии между матерью и сыном. После разрешения не­которых из конфликтных моментов, связанных с рухнувшими на­деждами, межличностными разногласиями и различными целями, путем концентрации внимания на общих стремлениях, родствен­ных узах и финансовых доходах, которые могли бы быть получены в результате более гармоничного сотрудничества, а также при вве­дении более четких должностных инструкций, принципов карьер­ного роста и компенсационных схем, к семейным сессиям может присоединиться невестка и, в конце концов, дети подросткового

55

возраста. Можно помочь членам семьи создать семейную основу, объединяющую их вокруг филантропического общего дела, кото­рое представляется важным для всех поколений. Наиболее часты­ми темами таких встреч бывают вопросы о том, что из семейного наследия ценят члены семьи и что они хотели бы передать через семейный бизнес следующим поколениям.

Если конфликты между поколениями не разрешаются, то, скорее всего, бизнес будет продан, а следующее поколение поте­ряет значительную часть своего потенциального наследия и воз­можности зарабатывать.

Другой пример: крупный семейный бизнес, основанный тремя братьями и за 30 - 40 лет своего развития превратившийся в довольно крупную корпорацию. Этот бизнес столкнулся с очень серьезными проблемами, когда старшее поколение основателей корпорации все­рьез задумалось об уходе на пенсию. Получилось так, что, поскольку они вкладывали в бизнес очень много своего времени, денег и энер­гии, то их ощущение самих себя оказалось неразрывно связанным с их повседневной работой. Мысль о том, что пришла пора отказать­ся от права на контроль над бизнесом, была тягостной для одного из братьев, два другие брата также испытывали двойственные чувства при мысли об уходе. Кроме опасений, связанных с менее структури­рованным существованием и утратой видного положения (президен­та корпорации, главного исполнительного директора и заместителя президента по международным связям), братья беспокоились по по­воду выбора того из всех их детей, кто сможет стать самым лучшим преемником. Их волновал также вопрос о том, как избежать борьбы за управление бизнесом между тремя ветвями разросшейся семьи.

Планирование наследования — это сложный и долгий процесс. Часто несколько лет уходит на то, чтобы наследование произошло

56

надлежащим образом: начинается все с размышлений о предстоя-шей отставке; затем необходимо определить качества и характерис­тики, которые предпочтительны для преемника на посту главного исполнительного директора; затем идет процесс поиска и отбора преемника в максимально честной, конструктивной и этичной манере; после чего информация о сделанном выборе доводится до сведения остальных родственников; далее избранному пре­емнику сообщается, что он или, как это сейчас бывает все чаще, она получает такое высокое назначение; остальные претенденты на главную роль в наследуемом бизнесе информируются о планах основателей бизнеса по поводу их участия в деятельности ком­пании, чтобы они остались в корпорации и не испытывали чувс­тва недовольства или ревности; и наконец, происходит передача опыта преемнику, чтобы он или она были готовы принять бразды правления, когда придет пора перехода власти.

Я обнаружила, что проективная генограмма является ценным методом, помогающим руководителям высшего звена определить то, что они хотели бы видеть в своем преемнике. Она помогает им исследовать прошлое и понять, что они больше всего ценили в наследии, полученном от своих прадедов и родителей. Она слу­жит подтверждением крепких связей между ними и их сиблинга-ми и тех захватывающих и благодатных лет, когда они вместе со­здавали и расширяли свой бизнес, пройдя путь от зернышка идеи до гигантской компании. Она помогает осознать, какой вклад был сделан и какие жертвы для процветания бизнеса были принесе­ны их женами и детьми. Она предоставляет возможность изучить природу разнообразных семейных отношений и обдумать, какое наследство они хотят оставить своим внукам и кто из их сыновей, дочерей, племянников или племянниц лучше сможет исполнить

57

мечты босса и свои собственные мечты о будущем. Она о прошлом, настоящем и будущем — о продолжении во времени и пространс­тве. Можно также предложить написание декларации о семейной миссии, которая определяет ценности всей семьи и показывает, как они выражаются через семейный бизнес и другие организа­ции — такие, как фонды и благотворительные общества.

Часто в процессе работы над проективной генограммой, вы­ражая свои опасения и надежды на будущее и определяя желаемое направление развития бизнеса, люди начинают лучше понимать, кого из трех или четырех кандидатов следует выбрать на пост вы­сшего руководителя. А поскольку качествами сильного лидера мо­гут в равной степени обладать и мужчины, и женщины, процесс выбора меньше, чем раньше, связан с вопросом пола.

После того как составление генограмм кажется завершенным, можно спросить высших руководителей и всех, кто присутствует на консультации, какие позиции в компании могли бы, по их мне­нию, занять те, кто включен в генограмму и уже работает в семейной фирме или проявляет интерес к этому. Таким образом, одна геног-рамма может служить основой для другой. Если остаются незанятые позиции и нет никого подходящего для этой работы, вопрос: «Кого бы вы хотели добавить?» — позволяет продолжить дискуссию о том, когда необходимо добавить членов команды не из круга семьи и как интегрировать их в компанию, чтобы они не чувствовали себя аут­сайдерами.

Как мы видим, проективная генограмма может применяться вне обычного контекста семейной терапии или подготовки семей­ных терапевтов, он остается полезным и эффективным при кон­сультировании в сфере бизнеса как бизнес-консультантами, так и семейными терапевтами.

58

ФИНАЛ И ВОЗМОЖНЫЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Одна из целей мастер-классов по составлению и применению проективной генограммы заключается в том, чтобы помочь людям мыслить в ракурсе своего личного исторического прошлого и по­нять, что их отношения с членами семьи происхождения требуют завершения. Мы стремимся к тому, чтобы наши клиенты нашли выход из тупиков и смогли сделать отношения в своих семьях бо­лее удовлетворяющими, чтобы они также смогли избавиться от та­ких взаимоотношений в семье, которые, оставаясь неизменными, причиняют боль. Кроме того, мы хотим помочь людям не оказать­ся втянутыми в дисфункциональные взаимодействия, которые они стараются избежать и перерасти.

Еще одна цель заключается в том, чтобы помочь людям вос­принять их настоящую и будущую систему межличностных от­ношений как нечто, что они могут продолжать осознанно и про­думанно строить, объединяя семью происхождения со своей со­зданной ими семьей. Проективная генограмма помогает им найти эмоциональную энергию, чтобы с оптимизмом добиваться таких отношений, которые им хочется иметь сегодня и завтра. Обычно мы заканчиваем мастер-класс тем, что суммируем основные идеи семейной терапии/психологии (Kaslow, F. W, 1990b), подкрепля­ющие работу над проблемами семьи происхождения и построени­ем генограмм. Эти идеи базируются на психодинамическом под­ходе (Ackerman, N. W., Beatman, F. L., & Sherman, S. N., 1961), на подходе объектных отношений (Slipp, S., 1988), на Боуэновской теории систем (Bowen, М., 1978; Friedman, Е. Н., 1985; Gerson, R., & McGoldrick, M., 1986; McGoldrick, M., & Gerson, R., 1985), на терапии отношений/контекстуальной терапии (Boszormenyi-

59

Nagy, I., & Spark, G., 1973, 1984) и других межгенерационных тера­пиях и терапиях семьи происхождения (Framo, J. L., 1981; 1992). Концепция семейных игр и приемов для их распутывания берет начало в работах Prata, G. (1990). Идеи о реорганизации произрас­тают из структурной семейной терапии (Minuchin, S., & Fishman, Н.С., 1981).

Эта широкая теоретическая перспектива является интегратив-ной или, как я это называю, диаклектической (Kaslow, F W, 1981; 1993b), она предоставляет участникам максимальную свободу подхода к проблемам. Часто в результате работы на мастер-классе у участников всплывают на поверхность давно угасшие воспоми­нания. Обычно все присутствующие соглашаются, что такое про­ективное исследование личности представляет собой сильнодейс­твующее средство для выявления подавленных чувств и воспоми­наний и помогает спланировать свои отношения в будущем.

Метод проективной генограммы проистекает из идей тради­ционной генограммы, обобщенных в работе McGoldrick, M., & Gerson, R. (1985), и переносит взгляды на составление и интер­претацию генограмм на новую почву. Он способствует не только попыткам на внешнем уровне воссоздать свое биологическое про­шлое, но и попыткам проникнуть внутрь и выявить эмоции чело­века, связанные с его отношениями с родственниками, а также его местом и ролью в семейной системе.

Я предлагаю участникам мастер-класса связаться со мной, если они хотят обсудить частным образом то, что их взволновало, поскольку я считаю, что мы должны быть готовы прийти на по­мощь после того, как вторглись на территорию такого рода эмо­ций, использовав такие провокационные методы.

60

ПРИЛОЖЕНИЕ. ФОРМАТ ГЕНОГРАММЫ*

А. Символы, используемые при составлении генограмм. (Включите в ге-нограмму значимых других, живших в семье или заботившихся о членах семьи; разместите их справа от генограммы, указав, кто они такие.)

Примечание. Из работы Gerson, R., & McGoldrick, M. (1986). «Constructing and Interpreting Genograms: The Example of Sigmund Freud's Family.» в Innovations in Clinical Practice: a Source Book ( Vol. 5, p. 207), by P.A. Keller and L.G. Ritt (Eds.), 1986, Sarasota, FL: Professional Resource Exchange, Inc. Copyright © 1986 by Professional Resource Exchange, Inc. Перепечатано с разре­шения.

61

Если в распорядке жизни ребенка произошли изменения, ука­жите, пожалуйста, следующее:

Паттерн семейных отношений. Эти символы относятся к числу наименее точных сведений в генограмме, но могут быть ключевыми индикаторами паттернов отношений, важ­ных для клинициста:

В. Медицинская история. Поскольку подразумевается, что ге-нограмма является ориентационной картой семьи, имеет смысл отметить в ней только наиболее важные факторы. По­этому укажите только основные болезни или хронические медицинские проблемы. В скобках, там, где это возможно, укажите даты. По возможности используйте общепринятые сокращения для заболеваний.

2. Другие сведения о семье должны быть, когда это уместно, отражены в генограмме, по возможности с датами.

   Этническое происхождение. 6. Физическое насилие

   Религия и смена религии.

3. Образование.

4. Род деятельности

или отсутствие работы.

5. Проблемы с законом.

или инцест.

7. Тучность или анорексия.

8. Даты ухода из дома членов семьи.

9. Местонахождение семьи в настоящее время.

62

Д. Злоупотребление алкоголем или наркотиками, ^м ^^ Пожалуйста, закрасьте черным цветом верхнюю 1 -1 vZ/ половину квадратика или кружка и укажите дату.

Е. Другая ключевая информация. Она может включать даты го­довщин, совпадающие события, узловые события, измене­ния в комплексе эмоционально окрашенных представлений семьи, произошедшие с момента составления генограммы, гипотезы и другие сведения о важных семейных проблемах и изменениях. Эта информация всегда должна содержать даты и быть минимальной, поскольку любая лишняя инфор­мация в генограмме перегружает ее и мешает работе с ней.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ackerman, N. W., Beatman, F. L., & Sherman, S. N (1961). Exploring the Base of Family Therapy. New York: Family Service Association of America.

2. Ahrons, C. R., & Rodgers, R. H. (1987). Divorced Families:Л Multi-Disciplinary Developmental View. New York: W. W. Norton.

3. Bank, S. R., & Kahn, M. D. (1982). The Sibling Bond. New York: Basic Books.

4. Barth, J. (1993). // Runs in My Family: Overcoming the Legacyof Family Illness. New York: Brunner/Mazel.

5. Boszormenyi-Nagy, I., & Spark, G. (1973). Invisible Loyalties. New York: Harper & Row.

6. Boszormenyi-Nagy, I., & Spark, G. (1984). Invisible Loyalties. New York: Brunner/Mazel.

7. Bowen, M. (1978). Family Therapy in Clinical Practice. New York: Jason Aronson.

63

8. Carter, E., & McGoldrick, M. (Eds.). (1980). The Family LifeCycle. New York: Gardner.

9. Charny, I, W. (1982). How Can We Commit the Unthinkable TGenocide: The Human Cancer. Boulder, CO: Westview Press.

10. Courtois, С. А. (1988). Healing the Incest Wounds: Adult Survivors in Therapy. New York: W. W. Norton.

11. Davidson, S. (1980). The clinical effects of massive psychic trauma in families of holocaust survivors. Journal of Marital and Family Therapy, 6, 11-22.

12. de Shazer, S. (1985). Keys to Solution in Brief Therapy. New York: W. W. Norton.

13. Family Business Review. (1988-1994). San Francisco, CA: Jossey Bass.

14. Fay, A., & Lazarus, A. (1984). The therapist in behavioral and multi-modal therapy. In F. W. Kaslow (Ed.), Psychotherapy With Psychotherapists (pp. 1-18). New York: Haworth.

15. Framo, J. L. (1981). The integration of marital therapy with ™ sessions with the family of origin. In A. S. Gurman & D. P.Kniskern (Eds.), Handbook of Family Therapy (pp. 133-158). New York: Brunner/Mazel.

16. Framo, J. L. (1992). Family of Origin Therapy: An Intergenerational Approach. New York: Brunner/Mazel.

17. Friedman, E. H. (1985). Generation to Generation: Family Process in Church and Synagogue. New York: Guilford.

18. Gerson, R., & McGoldrick, M. (1986). Constructing and inter­preting genograms: The example of Sigmund Freud's family. In P. A. Keller & L. G. Ritt (Eds.), Innovations in Clinical Practice: A Source Book (Vol. 5, pp. 203-220). Sarasota, FL: Professional Resource Exchange.

64

19. Goldstein, J., Freud, A., & Solnit, A. J. (1973). Beyond the Best Interests of the Child. New York: Free Press.

20. Guerin, P. J. (1976). Family therapy: The first twenty-five years. In P. J. Guerin (Ed.), Family Therapy and Practice (pp. 2-22). New York: Garden Press.

21. Guerin, P. J., & Fogarty, T. (1972). Study your own family. In A.Ferber, M. Mendelsohn, & A. Napier (Eds.), The Book of Family Therapy (pp. 445-467). New York: Science House.

22. Haley, A. (1976). Roots. Garden City, NY: Doubleday. Herz-Brown, F. (1991). Reweaving the Family Tapestry. New York: W. W. Norton.

23. Imber-Black, E., Roberts, J., & Whiting, R. (1988). Rituals in Families and Family Therapy. New York: W. W. Norton.

24. Kaslow, F. W. (1981). A diaclectic approach to family therapy and practice: Selectivity and synthesis. Journal of Marital andFamily Therapy, 7, 345-351.

25. Kaslow, F. W. (1982). History of family therapy in the United States: A kaleidoscopic overview. In F. W. Kaslow (Ed.), The International Book of Family Therapy (pp. 5-40). New York: Brunner/Mazel.

26. Kaslow, F. W. (Ed.). (1984). Psychotherapy With Psychotherapists. New York: Haworth.

27. Kaslow, F. W. (1986). An intensive training experience: A six day post graduate institute model. Journal of Psychotherapy and the Family, 1, 73-82.

28. Kaslow, F. W. (1987a). Marital and family therapy. In M. B. Sussman & S. K. Steinmetz (Eds.), Handbook of Marriage and the Family (pp. 835-859). New York: Plenum.

29. Kaslow, F. W. (Ed.). (1987b). The Family Life of Psychotherapists. New York: Haworth.

65

5-6911

30. Kaslow, F. W. (1990a). Treating holocaust survivors. Contemporary Family Therapy, 12, 393-405.

31. Kaslow, F. W. (Ed.). (1990b). Voices in Family Psychology (Vols. 1 & 2). Newbury Park, CA: Sage.

32. Kaslow, F. W. (1993a). The divorce ceremony: A healing strategy. Tn T. Nelson & T. Trepper (Eds.), 101 Interventions in Family Therapy (pp. 341-345). New York: Haworth.

33. Kaslow, F. W. (1993b). The lore and lure of family business. American Journal of Family Therapy, 21, 3-16.

34. Kaslow, F. W. (Ed.). (1993c). The Military Family in Peace and War. New York: Springer.

35. Kaslow, F. W. (1993d). Understanding and treating the remarriage family. In Directions in Marriage and Family Therapy, 1(3), 1-16. (New York: Hatherleigh Co.)

36. Kaslow, F. W. (1995). Dynamics of divorce therapy. In R. H. Mikesell, D. D. Lusterman, & S. H. McDaniel (Eds.), Family Psychology and Systems Theory. Washington, DC: American Psychological Association.

37. Kaslow, F. W., & Friedman, J. (1977). Utilization of family photos and movies in family therapy. Journal of Marriage and Family Therapy, 3, 19-25.

38. Kaslow, F W., & Kaslow, S. (1992). The family that works together: Special problems of family businesses. Tn S. Zedeck(Ed.), Work, Families and Organizations (pp. 312-351). San Francisco, CA: Jossey Bass.

39. Kaslow, F.W,& Ridenour, R. I. (Eds.). (1984). The Military Family: Dynamics and Treatment. New York: Guilford.

40. Kaslow, F. W., & Schwartz, L. L. (1987). Dynamics of Divorce. New York: Brunner/Mazel.

66

41. Kaslow, N. J., Kaslow, F. W., & Farber, E. W. (in press). Theories and techniques of marital and family therapy. In M B. Sussman & S. K. Steinmetz (Eds.), Handbook of Marriage and the Family. New York: Plenum.

42. Kerr, M, & Bowen, M. (1988). Family Evaluation. New York: W. W. Norton.

43. Kirschner, S., Kirschner, D. A., & Rappaport, R. (1993). Working With Adult Incest Survivors. New York: Brunner/Mazel.

44. Lewis, J., Beavers, W. R., Gossett, J. Т., & Phillips, V. A. (1976). No Single Thread: Psychological Health and the Family System. New York: Brunner/Mazel.

45. McGoldrick, M., & Gerson, R. (1985). Genograms in Family Assessment. New York: W. W. Norton.

46. Minuchin, S., & Fishman, H. С (1981). Family Therapy Techniques. Cambridge, MA: Harvard University Press.

47. O'Hanlon Hudson, P., & Hudson O'Hanlon, W. (1991). Rewriting Love Stories. New York: W. W. Norton.

48. Olson, D. H., Russell, C, & Sprenkle, D. H. (1983). Circumplex model VI: Theoretical update. Family Process, 22, 69-83.

49. Prata, G. (1990). A Systemic Harpoon into Family Games. New York: Brunner/Mazel.

50. Sichrovsky, P. (1988). Born Guilty. New York: Basic Books.

51. Slipp, S. (1988). The Technique and Practice of Object Relations in Family Therapy. New York: Jason Aronson.

52. Trepper, T. S., & Barrett, M. J. (1989). Systemic Treatment of Incest: A Therapeutic Handbook. New York: Brunner/Mazel.

53. Walker, L. E. A. (1984). The Battered Woman Syndrome. New York: Springer.

54. Walker, L. E. A. (1989). Terrifying Love. New York: Harper & Row.

67

55. Weiser, J. (1993). Photo Therapy Techniques. San Francisco: Jossey Bass.

56. Williamson, D. S. (1978). New life at the graveyard: A method of therapy for individuation from a dead former parent. Journal of Marriage and Family Counseling, 4, 93-101.

57. Wynne, L., RyckofT, I., Day, J., & Hirsch, S. H. (1958). Pseudo-mutuality in schizophrenia. Psychiatry, 21, 205-220.

68