69. Проблема подлинного и неподлинного бытия человека в экзистенциализме.

Экзистенциализм как современное философское направление возник в XX в. в работах русских философов Л. Шестова, Н. Бердяева; в исследованиях немецких мыслителей М. Хайдеггера и К. Ясперса; а также французских авторов Г. Марселя и Ж.-П. Сартра, А. Камю.

В философии экзистенциализма бытие понимается как сугубо человеческое существование, и когда употребляется выражение «смысл бытия», то имеется в виду смысл человеческой жизни, человеческого существования. Сам термин «экзистенциализм» происходит от слова «существование», а существование и бытие часто признаются как тождественные понятия.

По мнению Хайдеггера, первым, основополагающим вопросом философии является вопрос о бытии. В экзистенциализме проводятся различия между подлинным и неподлинным бытием. Хайдеггер утверждал, что неподлинное бытие – это бытие в обществе, а общество он рассматривал в смысле неопределенно-личного местоимения das Man. Бытие в обществе – неподлинное, а бытие перед лицом смерти – подлинное. Только приблизившись к постижению смерти как невозможности существования, человек находит себе подлинное бытие. Стать свободным перед лицом собственной смерти — значит распознать среди повседневных такие возможности, которые, будучи правильно выбранными, окажутся недостижимыми для смерти. В этом противопоставлении подлинного и неподлинного бытия Хайдеггер отразил реальную проблему человеческой индивидуальности и степени растворения человека в обществе. Действительно, общество – это общение, т. е. совокупность людей, как-то общающихся друг с другом. Когда слишком много общения, человек растворяется в обществе. Для человека важно соблюдение баланса между общением и уединением. Когда человек слишком много находится в обществе, он теряет себя как личность, как индивидуальность. Сущность тоталитарной идеологии заключается как раз в этом. В коллективе человек может потерять себя. Хайдеггер подчеркивал сторону индивидуального бытия. Экзистенциалисты очень часто рассматривали тему одиночества в разных ситуациях. Но у них это выглядит контрастно – либо ты включен в общество, либо исключен из него, тогда ты одинок. В действительности же всегда существует определенный баланс между общением и уединением. Внутренний мир человека, его индивидуальность сопротивляется общению, обществу. Выдвигая идею смерти, Хайдеггер формулирует свое понимание личности, как обращенной к самой себе, оторванной от общества и противопоставленной ему.

70. Понятие «бытия к смерти» в экзистенциализме.

Бытие-к-смерти (Sein-zum-Tode), – один из центральных экзистенциалов “Бытия и времени”. Не имеет ничего общего ни с “пессимизмом”, ни с “трагическим миросозерцанием”, как это часто предполагалось. Появление этой категории у Хайдеггера связано с важнейшей проблемой, не первое столетие стоявшей перед философской мыслью: каким образом категория “смерть” может в философии хотя бы отдаленно отразить ту роль, которую играет смерть в нашей реальной жизни.

Когда при переходе от первого раздела “Бытия и времени”, посвященного анализу фактичности Dasein (того, как человеческое сущее первоначально выявляет себя в повседневных ситуациях), Хайдеггер переходит к онтологическому аспекту рассмотрения Dasein, предполагающему выявление человеческого существования в его целостности, б-к-с становится первым феноменом, подтверждающим, что Dasein действительно может подлинным образом быть “целостным”. Присущий Dasein феномен “вперед-себя-уже-бытия-в-мире” (“Бытие и время”, 192) определяет то, что Dasein, оставаясь живым, никогда не является “целым” и “завершенным”. И именно тогда, когда для человека уже нет возможности “проекта” (по отношению к смерти), незавершенность Dasein позволяет обнаружить целостность. Онтическая (реально-фактическая, экзистентная) невозможность увидеть Dasein как целое (“Бытие и время”, 236) не мешает онтологической возможности этого. Когда эта онтологическая возможность реализуется, возможно говорить о “подлинности” целостного бытия человеческого сущего.

Смерть принципиально непредставима и не может быть понятна: ведь понимание предполагает охват горизонта возможностей, в пределах которых понимаемое и приобретает свой смысл, однако по отношению к небытию это невозможно: смерть – граница понимания, истолкования и артикуляции. Опыт смерти других не может помочь нам нейтрализовать проблему собственной смерти: во-первых, даже мертвое тело не есть полностью безжизненной тело (оно не подобно, напр., камню); его связи с нашим бытием не оборваны окончательно, они продолжают указывать на прежнюю жизненность этого тела, на то, что оно продолжает определенным образом “участвовать” в нашей жизни. Умерший не превращается ни в телесную “наличность”; даже будучи погребенным, он остается с нами, а мы – с ним (именно на этом основывается сложная традиция и ритуалы общения с умершими). Мы можем экзистентно познать или испытать смерть других, в этом случае смерть является для нас опытом утраты, однако утраты в нашем Dasein, в пределах нашего бытия-в-мире, смерть недоступна для нас как потеря нашего собственного Dasein. Как Dasein является “всякий раз моим” (jemeinig), так и смерть персональна, “никто не может отнять у другого его смерть” (“Бытие и время”, 240). Биологические попытки определить сущность смерти относятся к области онтического (§ 49), и уже предполагают определенное ее онтологическое истолкование. Смерть есть наиболее сущностная и непреодолимая возможность Dasein (§ 52). “Уклонение” от смерти, “вытеснение” ее из жизни, “забывание” про нее характерно для повседневного неподлинного модуса бытия Dasein. Но бессмысленны и принадлежащие к области онтического “мысли о смерти”: “какая она?”, “когда она наступит?”. Подлинное отношение к этому пределу возможно лишь в “забегании”, “заступании вперед” – не приближение или ускорение реализации этого предела, но признание смерти как предельной, наиболее всеохватывающей возможности Dasein. Бытие в наиболее подлинной своей возможности раскрывает для Dasein его подлинную возможность быть (Seinkö nnen), т.е. его подлинность (Eigentlichkeit).

55