5. Эволюция воззрений а.С. Пушкина на русскую историю XVIII – начала XIX вв.

Интерес к истории есть с молодых лет. Но до определенного момента история – политика опрокинутых душ. В истории ищутся решения для современных политических ситуаций (ода «Вольность» - французская революция и Павел I). Вопрос прецедента (кто царствует законом – правитель или народ).

Уже были годы Южной ссылки. «Песнь о вещем Олеге» - иначе устроена, чем обычная историческая аллюзионная поэзия – есть некая цель, герои симпатичные мыслят как декабристы (Рылеев). «ПВО» не понравилась Рылееву и Бестужему – ничего поучительного и актуального не выведешь. Ощущение, что есть история как таковая и это важно для нас – сохраняется для П. и дальше. Принадлежность к некоему роду – история прошла через нас. «Я знал своих предков раньше, чем я знал Байрона». Этот историзм, такое ощущение, связано с мировоззрениями «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Ощущение своей сопричастности – возникает на Юге и усиливается в Михайловском – работа над «Борисом Годуновым».

П. в «БГ» пишет не о падении древних свобод Пскова и Новгорода, пишет комедию о беде Московског государства, где нет однозначно виноватых и однозначно правых (завершение в 1825 году, потом восстание декабристов). Шекспировский подход. П. оценка декабристов объясняет его политическую позицию. Такого рода объективность имеет государственный крем – обожествление Петра («Арап Петра Великого»). Концепция Петра как идеального монарха – «Станцы». У всех своя правда, но правда государства важнее всего. «Полтава» (1828) – слабая проекция на декабризм (Мазепа мятежник). То, что случилось через сто лет оправдывает прошлое.

В 30-е гг. П. всерьез обдумывает, что за эти сто лет случилось. Насколько оправдана государственная машина Петра, насколько неколебима государственность. Всё не так просто. Титаническая Петровская деятельность – это революция, разорвавшая отношения народа и старинного дворянства, создавшая новый класс (аристокрация). Диалектика отношений старинного дворянства и народа («Капитанская дочка»). Как дворцовые перевороты отзываются народным возмущением с перспективой его повторения. Апология государственности гораздо меньше. В «Медном всаднике» - проблема бунта и частного стардающего человека и ощущение исторической многомерности. Никого уже оправдать до конца нельзя.

П. сочетает консервативность. Доверие к будущему. П. никогда не становится реакционным романтиком, в отличие от Гоголя («Тарас Бульба») и Лермонтова («Бородино»). У П. этого нет. Пример доверия правителю «Сцена из рыцарских времен» - вещь незавершенная, но с понятной перспективой. Герой – Франц, менестрель и поэт, служит рыцарем, становится вожаком народного восстания, приговорен к смерти, по заступничеству прекрасной дамы отменяют казнь пожизненным заключением. Он будет находится там, доколе «стены замка не взлетят на воздух». Доверие к прогрессу – изобретение пороха.

Критика современности есть, есть определенный консерватизм, но есть и взгляд на светлое будущие.

Работая над "Борисом Годуновым", он глубоко изучил

Смутное время, историю совершенного Петром I губительного переворота, эпоху

Пугачевщины, То есть, Пушкин изучил три важнейших исторических эпохи

определивших дальнейшие, судьбы Русского народа. Пушкин обладал неизмеримо

более широким историческим кругозором, чем большинство его современников и

поэтому он любил русское историческое прошлое гораздо сильнее большинства

его современников. "Дикость, подлость и невежество, - писал он, - не

уважать прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим, а у нас иной потомок

Рюрика более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома,

т.е. историей отечества".

Пушкин и русская история

Пушкин жил в бурную эпоху, богатую важными историческими событиями. Он был свидетелем Отечественной войны 1812 года и декабрьского восстания на Сенатской площади 1825 года. В войне участвовали старшие братья его друзей-лицеистов, в восстании — его друзья, и среди них самые близкие — Пущин и Кюхельбекер. Пушкин надеялся на успех греческого восстания против турецкого ига 1821 года, но не сочувствовал польскому восстанию 1831 года. Он участвовал в военной кампании 1829–1830 годов и описал её в своём «Путе­шествии в Арзрум».

История творилась на его глазах, и, может быть, поэтому Пушкин отличался обострённым интересом к истории. В последние годы жизни он стал настоящим учёным-историком: написал «Историю пугачёвского бунта» и готовил «Историю Петра I» (этот труд остался незавершённым). Работал в архивах, ездил в те места, где происходили описываемые им события, собирал рассказы очевидцев.

Одновременно Пушкин создавал художественные произведения, в которых воплотилось его понимание русской истории. Многие мысли возникли у него впервые при чтении «Истории...» Карамзина, и потому отчасти они вам уже знакомы. Пушкин размышлял о государственной власти, нарушающей нравственные законы, и о том, как следует относиться к такой власти честному человеку; о верности, чести, человеческом достоинстве, сохранить которые в иные времена бывает подвигом; о связи личной судьбы человека с судьбами его Отечества. Взгляд Пушкина на историю — взгляд “человека государственного”, то есть чувствующего свою личную ответственность за судьбу своей родины. И в то же время взгляд этот глубоко человечен.

В стихах Пушкина Россия предстаёт как один большой дом и одна большая семья. Много раз этот дом приходилось заново строить на пепелище; отец передавал его сыну как наследство и как дело жизни. Защищая свою родину или трудясь для неё, человек мог преумножить славу своего рода, а мог на века опозорить своё имя.

Особенный интерес Пушкина к эпохе Петра I связан как раз с семейной историей. Прадедом Пушкина по материнской линии был Ибрагим, или Абрам Петрович, Ганнибал (1697–1781), эфиоп (абиссинец) по происхождению, “выдающийся русский математик, фортификатор — военный инженер-строитель — и гидротехник”, по преданию, крестник Петра I. Он был сын абиссинского эмира, похищенный турками. Русский посланник прислал его из Константинополя в подарок Петру I, который, как рассказывал Пушкин, сам его воспитывал и очень любил. Ибрагим стал главным героем незаконченного романа «Арап Петра Великого» (1827). С этим образом в мир Пушкина входит осязаемая реальность прошлого.

В«Стансах» (1826) и в поэме «Полтава» (1818) Пётр I — это идеал государя, а его отношение к государству и подданным — благой пример, которому стоило бы, по мнению поэта, подражать его потомку (эти произведения создавались в царствование Николая I), чтобы увеличить славу России и славу своего рода. Пётр в изображении Пушкина — труженик и созидатель.

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник,

Он всеобъемлющей душой

На троне вечный был работник.

Подданные для пушкинского Петра — большая семья, в которой должны царить мир и любовь. Пушкин много раз писал о том, что Пётр был “памятью незлобен” и умел прощать. Он надеялся, что и Николай I, следуя его примеру, простит сосланных в Сибирь участников декабрьского восстания.

Этот идеальный образ не совпадает с тем образом “исторического” Петра, который рисует Пушкин в своей незаконченной «Истории Петра». (Недаром публикация этого произведения после смерти поэта была запрещена и часть его утрачена.) Но это не значит, что в стихах создаётся ложное представление о Петре. Пушкин выбирает самые светлые эпизоды его жизни и показывает лучшие черты его личности, пробуждая в читателях “чувства добрые”: благодарность за те труды, которые действительно стоят благодарности потомков, и желание следовать его примеру. Стихи эти отчасти обращены лично к Николаю I: некоторое время Пушкин надеялся, что тот станет настоящим преемником Петра, и тактично давал ему добрый совет.

В поэме «Медный Всадник» — последней поэме Пушкина — отразилась другая сторона его исторических раздумий. В ней изображена не идеальная гармония большой семьи-государства (как в «Пире Петра I»), а страшный разлад и катастрофа. Пётр I, воздвигая грандиозное здание Российской империи и, в частности, новую столицу, разрушает маленький мир своего подданного: его любовь, семью, его дом. Такое здание не может быть прочным: над ним всегда будет висеть угроза разрушения, бунт стихийных сил (“Божий гнев”) и бунт народной стихии. Пушкин показывает, что стихия в первую очередь обрушивается на тех же “маленьких людей”, забытых государством. Бунт стихии сравнивается с набегом разбойников. В этом взгляд его неожиданно соединяется с народным представлением о том, что страшные стихийные бедствия, голод и болезни постигают народ как кара за преступления царя.

Такую же страшную разрушительную стихию Пушкин рисует в «Истории пугачёвского бунта» и в «Капитанской дочке». В романе отношения личности и государства не менее трагичны, чем в поэме. Пётр Андреевич Гринёв — человек чести и долга — оказывается волею судьбы в таком положении, когда его долг и верность государству вступают в противоречие с долгом защитника несчастной Маши Мироновой. Государство и семья, как кажется, опять противопоставлены друг другу. В «Капитанской дочке» много страшных картин, но она оставляет гораздо более светлое впечатление, чем «Медный Всадник», потому что в художественном мире этого романа страшные и неразрешимые противоречия оказываются разрешены. Разлад между членами семьи-государства преодолены верностью и милосердием — то есть личной нравственной высотой героев.