
Глава 4. Инсигнии
Инсигнии, как уже говорилось, были крайне важны для политической культуры Средневековья. Византия в этом плане не отставала от Западных королевств, а возможно и задавала тон. У Продолжателя Феофана мы встречаем упоминания многих инсигний.
Лев V после убийства Михаила облачился в пурпурный плащ, что означало императорскую власть. Поскольку Михаил Травл облачился в этот плащ, то это сочли за того, кому суждено принять власть после Льва102.
Характерен эпизод, когда царя Михаила II Травла узнают по красным сапожкам103. Притом узнают его именно в качестве императора. Таким образом, эти сапожки становятся крайне важным символом власти, которой обладает тот или иной человек. Царское облачение выделяло челвоека из толпы. Портрет и, скорее всего, личность царя были не столь важны, как его божественный титул. Это подтверждается эпизодом, когда Михаилу III предлагают вырываться из окружения, сняв с себя царскую одежду, чтоб ничто не отличало его от простых воинов. Видимо, это повышало шансы государя оказаться неузнанным и спасти свою жизнь.
Рассказывая о Михаиле III Продолжатель Феофана упоминает, что правитель, истратив все средства дворца на собственные развлечения, был вынужден переплавить знаменитые золотые статуи, которые использовались во дворце для прославления императора и императорской власти. Они могли использоваться при приеме иностранных послов, с целью произвести впечатление на соседей Византии, показать мощь императора. В частности на переплавку ушли: «золотой планат, двух золотых львов, двух грифов – цельнозолотых и чеканных, цельнозолотой орган и другие предметы для царского представительства, весом не меньше двухсот кентариев»104. Возможно, это знаменитые двигающиеся золотые львы – особый механизм, приводивший в изумление иностранных гостей.
Очевидно, что золото было важным материалом, во многом царским. Блеск золота был своего рода символом византийского императора. Василевсы продолжали античные традиции Рима, в том числе и отождествление императора и языческого божества Sol Invictus105. Золото (а особенно золотые фигуры царских животных) должно было подтверждать блистательность императора, его богатство, красоту и мощь.
Достаточно распространенными и известными нашей массовой культуре являются такие инсигнии как царский венец и скипетр. Скипетр у Продолжателя Феофана встречается чуть ли не единственный раз и получает его правитель (уже упомянутый эпизод с Василием) непосредственно от Бога.
Еще одной значимой и распространенной инсигнией является царский трон. Продолжатель Феофана дает нам описание трона Феофила: «А над всеми возвышался царь, исполненный всякой радости, он восседал на золотом, усеянном драгоценными камнями троне и поднимался с него не прежде, чем приписывают это уставные и царские книги»106.
Глава 5. Казни. Расправа над врагом и «чужим».
У Продолжателя Феофана мы часто встречаем казни. В основном расправляются с семьями бывших правителей (вырывают глаза, оскопляют в монастырях), с арабскими пленниками, восставшими согражданами. В некоторой степени к казням я отношу и насильственное пострижение в монахи политических соперников.
Многие нормы наказания гуманны (на мой взгляд, намного гуманнее ослепить или оскопить, нежели лишить жизни). Но казни зачастую бывают и достаточно жестоки. Например, существует римская норма «рабской казни» - распятия, также за супружескую измену могут забить палками107. Обе процедуры выглядят довольно болезненными.
Гуманизм некоторых увечий, которые не убивают человека, а лишь калечат его тело и делают неспособным управлять государством может быть связан с христианством, христианской моралью. Заповедь «не убий» в данном случае могла играть какую-то позитивную роль и спасать некоторых родственников проигравших царей.
Жестокость же казней я склонен связывать с образом «врага», притом врага в понимании политической концепции немецкого философа Карла Шмитта. Говоря о дихотомии «друг» - «враг» Шмитт пишет: «Понятие «друг» и «враг» следует брать в их конкретном, экзистенциальном смысле, а не как метафоры или символы; к ним не должны подмешиваться, их не должны ослаблять экономические, моральные и иные представления, и менее всего следует понимать их психологически, в частно-индивидуалистическом смысле, как выражение приватных чувств и тенденций»108. Таким образом, у Шмитта «враг» это всегда «другой», некий агент хаоса, который хочет разрушить наш мир109, а значит против него допустимы любые санкции, в том числе и самые жестокие.
Так в тот момент, когда Михаил Травл начинает угрожать царской власти Льва V тот желает устроить тому казнь, притом сам выступить и палачом и зрителем. Лев не придумывает ничего лучше, чем «бросить Михаила в печь царской бани на съедение жестокому пламени»110. За свою жестокость Лев поплатился – его убивают в алтаре, а потом уже у мертвого отрубают голову, «оставив тело валяться, словно булыжник»111.
Михаил Травл (часто заслуженно) не отличался особой добротой и гуманностью по отношению к своим врагам. Так после подавления восстания Фомы Славянина (ок. 760 - 823), которое длилось несколько лет (821 - 825) Михаил крайне жестоко, но традиционно расправляется с Фомой. «А тот (Михаил II Травл – К. М.) прежде всего совершил то, что издавна вошло у царей в обычай – попрал его ногами, изувечил, отрубил руки и ноги, посадил на осла и выставил на всеобщее обозрение»112. Здесь мы видим назидательную жестокость императора. Фома Славянин покусился на саму власть, которая, как уже отмечалось, в Византии трактовалась как данная Богом, таким образом, преступление Фомы было еще более страшным. Неудивительно, что наказание публично. Все должны осознать ужас поступка Фомы.
Особой жестокостью характерен поход против восточных павликиан, который предпринят был по приказу Феодоры, желавшей обратить их «к благочестию». Военачальники Феодоры «одних павликиан распяли на кресте, других обрекли мечу, третьих – морской пучине»113.
Завершить свой небольшой обзор в мир византийских казней хотелось бы эпизодом расправы Василия I над арабами с Крита, которые опустошали земли Византии, но были разбиты и частично взяты в плен. «С одних содрал кожу (особенно с отрекшихся от христова крещения) и говорил при этом, что забирает у них не принадлежащую им собственность, у других, причиняя жуткую боль, вырезал ремни от шеи до пят, иных же, подняв на журавлях, сталкивал и сбрасывал с высоты в чаны со смолой и говорил, что подвергает их своему крещению, мучительному и мрачному»114