Радикальная криминология и деконструирование делинквентности

Изучение и анализ источников девиантности были самыми популярными и многочисленными в мировой социологической литературе, однако именно теоретическим подходам к этому рассмотрению был придан вид радикального анализа, что нашло отражение в реакции ученых против давления уже «установленных» причин «делинквентности». Новая  криминология, хорошо известная также как радикальная криминология, теория субкультуры или новая теория девиаций, появилась в 1940-50 гг. вместе с различными исследованиями городских (мужских) уличных банд — группировок. Делинквентность была реконструирована преимущественно в коллективных, а не в индивидуальных терминах. Целая серия наблюдений и этнографических исследований была посвящена различиям между делинквентной молодежью и их неделинквентными сверстниками, через попытки конструирования их как неких «других» (Г.Беккер). В своих работах о курении марихуаны Беккер доказывал, что делинквентность была не просто результатом недостаточной или неадекватной социализации, но она была как бы идентичной антимоделью некриминогенного поведения. Молодые люди, которые включались в делинквентную активность, выглядели личностями, которые приспосабливаются к ценностям, существующим внутри криминогенных групп. Причем в самих этих группах подобные ценности вовсе не считались криминальными или даже просто плохими. Теории культурного конфликта  и анализ молодежных субкультур середины 70-х годов сделали более эффективными усилия исследователей, направленные на деконструкцию понятия делинквентность с точки зрения неомарксистской перспективы.

Теория ярлыков, которая обычно связывается с именем Ламерта, формировалась под сильным влиянием радикального анализа. Теория ярлыков оказала давление на социальную и политическую реакцию по отношению к девиации, принеся с собой полное разрушение категории «делинквентности», продемонстрировав вызов гиперкриминологизации молодежи.

Феминистские попытки доказать, что и гендер, и сексуальность были настолько же важны, как и классовые отношения, особенно когда речь идет о молодых женщинах, встречались учеными не просто с недоумением, но подчас и просто с презрением. Таким образом, выпадали из анализа делинквентности не только женщины, но также и цветные меньшинства.

При интенсивном изучении литературы по «подростковой делинквентности» обнаруживаются явные различия в массе источников, которые открыто конкурировали друг с другом в течение 1970-х гг. Неадекватные объяснения безработицы, тезис «жертва-виновник», характерный для преобладающего стиля проблематизации «делинквентности», к началу восьмидесятых годов распадаются под давлением  экономических и политических изменений.

«Ужасная молодежь»: клинический дискурс

Клинический подход к делинквентной молодежи конструирует ее как отличную от ее якобы не делинкветных сверстников  и как психологически «ужасных» личностей. Подобное «психологическое смятение» в целом свойственно при использовании понятия «слабой социализации». С тех пор как «ужасную молодежь» начали рассматривать как необязательно виновную в своей делинквентности, она начала  постоянно представляться в качестве пассивных  субъектов депривации.

Клинический дискурс перекликался здесь с соответствующим дискурсом потребления, где делинквентность была отнесена к разновидности болезни, которая может проявляться сама по себя в различных видах беспорядочного потребления, подобно злоупотреблению наркотикам: в беспорядочном питании, суицидах и т.п. Для того, чтобы провести различие между клиническими и психологическими работами, делинквентная молодежь должна быть перемещена за пределы чисто «диагностического» дискурса умственно здоровых профессий. Подведение подросткового возраста под медицинские категории было произведено в большом количестве штудий.

Не все разработки обучающих и терапевтических программ для «ужасной молодежи» конструировались на основе некритического отношения к клиническому дискурсу и медицинской модели подросткового возраста, большинство критических или прогрессивных интервенций в подростковость стремились базироваться на контекстах социологического  подхода (или подхода социальной работы) в большей степени, чем на клинической психологии или психиатрии.