Русская философия и.В. Киреевский Отрывок из сочинения по философии

[Всякий], ищущий собраться в первоначальное единство всех своих познавательных сил, уже этим стремлением перестает быть отдельным рассудком, и философия, из него рождающаяся и ему соответствующая, уже не может быть отвлеченно логическая. Ибо то понятие, которое разум имеет о своем естестве, определяет и его философию, - и если рассмотреть [особенность] каждой философии, то [всякая] особая система будет ничто иное, как воплощение особого понятия разума о себе самом. -

Чем более разум будет проникаться стремлением к цельности, тем более внутреннее значение истины, признаваемой им за высшую и основную, будет отделяться от односторонности логического умозрения, отличаясь [так же от] ограниченности наблюдения [естественного] и от произвольности мечтательной догадки. Но чем более он будет подчиняться тому, что есть живого в высшей истине, тем более будет сосредоточиваться и собирать разнородные силы в одну, и укрепляться в своем основном убеждении или своей вере.

Веру рациональные мыслители принимают обыкновенно за низшую ступень знания. – Они понимают ее в том смысле, в каком говорится «принять на веру», - вместо того, чтобы сказать «принять без рассмотрения». – Потому от состояния веры, в каком могут находиться некоторые понятия, они требуют еще разумного развития, для того, чтобы они могли перейти в [степень] знания. – Тогда, по их мнению, уже кончается вера, обращаясь в высшее убеждение разума.

Но не таков смысл Христианского значения веры. Она не только не предполагает непременно неразвитости разумного сознания, но напротив, по большей части требует разумного убеждения, как одного из условий для своего возникновения. Большая часть обращений в Христианство начинались посредством прояснения разумных понятий, так, что вместо того, чтобы веру почитать низшею степенью знания, скорее можно в отвлеченно разумном знании видеть низшую степень убеждения, с которой оно должно еще возвыситься до веры. Ибо вера прежде всего предполагает уверенность, для которой логическое сознание есть одна из стихий. Если случится иногда, что вера возникает мимо логического сознания, и даже иногда в разногласии с ним, то не иначе, как при внутреннем убеждении, что логическое сознание было неверно, и что есть другие основания для истины, более несомненные. – В таком случае убеждение веры ищет себе другого понятия логического, соответствующего вере, и необходимого для внутренней полноты и единства самосознания; но найдя его, вера не поглощается им, - ибо тогда она лишилась бы своей живой силы, - но только отражается в нем и ограждается им против внешних противоречий рассудка.

Вера есть живая связь, гармоничное созвучие между убеждением отвлеченным и существенным. – Когда внутреннее сознание достигнет до той глубины бытия, до которой не достигает отвлеченное мышление, и где зрительные и деятельные силы сливаются в одно нераздельное движение духа, - где уже нет перехода от воли к размышлению, от знания к любви, от решения к действию, но все одна сила, одно стремление, одно зрение, - вместе и воля и совесть и любовь и разум, - там конечно отпадают все подставки логических построений, мысль опирается на другом основании, и ум видит без диалектики. – Но такая вера не слепая доверенность к чужому уверению; а действительное и разумное событие внутренней [жизни], через которое человек входит в существенное общение с высшею истиною. Отвлеченное, дополняясь существенным, теряет характер отвлеченности, получает силу, и является столько же началом ума, сколько началом жизни. – Но не надобно думать, чтобы убедившись однажды в первой истине, разум сейчас же и просветился ее светом и уже видел ясно и безошибочно ее отношения ко всем вопросам ума и жизни. Здесь собственно начинается философия верующая. Утвердившись на первом основании, ей еще предстоит сознать весь объем своей веры и все ее отношения к другим областям разума.

Но отношение живое и существенное по необходимости должно быть [личное], и потому не имеет того характера безразличной общности, который принадлежит мышлению отвлеченному. Сущность отвлеченного мышления заключается в том, чтобы равно быть доступным и сочувственным для всех возможных личностей, независимо от их внутреннего и нравственного развития. От всякой особенности, от всего, чем одна личность может превышать другую, рациональное мышление отвлекается, как от случайности, нарушающей порядок общего и одинакового развития безусловно всякой разумности. Оно предполагает не только человека вообще, но всякого человека равно способным постигать правильно высшую истину, только бы он в [мышлении] своем отвлекся от всякой личной особенности.

Такое одинаковое отношение рациональной философии ко всем безусловно личностям заставляет предполагать, что догмат о падении человека и о внутреннем расстройстве, последовавшем за этим падением, ею не признается. И действительно так: она [всякого] человека, способного к логическому мышлению, почитает находящимся в состоянии разумной возмужалости, и могущим вполне знать высшую истину и правильно располагать собою.

С первого взгляда кажется будто такое понятие всеобщей возмужалости человеческого рода находится в прямом противоречии с [учением] первых протестантов о [всеобщей] и безразличной и безусловной и одинаковой греховности всех людей, и о единственном спасении чрез веру, независимо от добрых дел. – Однако же если вникнуть в оба противоположные понятия, то мы найдем между ними сходство. – Спасение через веру, независимо от всяких добрых дел, - не говоря внешних условий, но даже и внутренних [устремлений], - предполагает так же отсутствие всяких отношений между всесильною благодатию веры и развитием человеческой личности. – Всякое содействие со стороны человека равно ничтожно. Благодать веры действует одна, и потому вера является как нечто внешнее человеку, как отвлеченное признание [силы], спасающей человека независимо от его воли. – Разница точки зрения рациональных философов от первых протестантов заключается только в том, что первые протестанты видели высшую спасающую истину, в понятиях первых реформаторов; философы ищут ее в развитии общечеловеческого разума.

Мнение протестантов о спасении человека чрез одну веру независимо от всякого содействия его свободной воли, - возникло в прямую противоположность мнению тогдашнего Римского учения, которое полагало, что человек не получает спасение, но может его заслуживать. Римские богословы видели совершенную невозможность спасения без [внешних] дел, которые по их понятиям [дают] силу даже и без соответственного им внутреннего настроения, и при внутренней готовности к спасению, все еще служат необходимым для него условием, так, что если человек не успеет совершить их здесь, то хотя бы был совершенно очищен от греха покаянием, все еще должен дострадать за несовершенные дела в чистилище, - если только Церковь не вменяет ему чужих заслуг в казну его неоконченных добрых дел. –

Но между средневековыми понятиями Римских богословов и современным им направлением схоластического мышления было то общее, что признавая необходимость некоторых внешних дел и внешнего рассудочного признания некоторых догматических [истин], они почитали эти условия достаточными для постижения высшей истины, - не обращая внимание на внутреннее развитие Христианской личности. – Учение Св. Отцов о необходимости для каждого Христианина стремиться к восстановлению в себе первозданной внутренней цельности бытия, - было ими почти забыто. – Они понимали догмат о падении человека так, что внутреннее расстройство, бывшее следствием этого падения, совершенно восстановляется внешним деланием Таинств, рассудочным познанием догматов и внешним совершением добрых дел. – Потому к высшей истине Римские богословы и Римские философы обратились не прямо лицом, но силою одного рассудка. Вместо живого и цельного ее разумения, они искали разумения отвлеченно-логического, из которого уже, тоже как отвлеченный вывод, - рождались требования нравственные.