Глава III
В данной главе нам предстоит ответить на вопросы, к каким средствам Цезарь прибегал для достижения своих политических целей в Египте, и руководствовался ли он при этом интересами римского государства.
В первые дни пребывания в Египте Цезарь, по словам Аппиана, «прикинулся беспечным, не преследующим никаких политических целей», и не вмешивался в дела александрийцев, благодаря чему «снискал благодарность и добрую славу» с их стороны. Аппиан считает, что такое поведение полководца было продиктовано малочисленностью его сил – как только в Александрию прибыло подкрепление, отношение Цезаря и его солдат к населению изменилось (App. B.C., II, 89). Выходит , Цезарю было не чуждо лицемерие, когда речь шла о достижении политических целей.
На этом моменте мы считаем необходимым вернуться ко дню прибытия Цезаря в Александрию – именно тогда полководцу сообщили о гибели Помпея. Сам Цезарь не заостряет внимание на этом факте и лишь между делом констатирует, что «в Александрии он узнал о смерти Помпея» (Caes., B. C., III, 106). Куда более любопытные сведения доходят до нас из сочинений историков. Рассчитывая на «великую благодарность» Цезаря, пишет Аппиан, приближённые Пофина (по версии Плутарха – сам Феодот (Plut. Caes., 48)) поднесли ему отрубленную голову Помпея, сохранённую специально для передачи полководцу (App. B.C., II, 86). Увидев голову поверженного соперника, Цезарь, по сообщению Диона Кассия, стал «плакать и горько сетовать. Он вспоминал, что покойный был его зятем; перечислял услуги, которые они когда-то друг другу оказали» 92. Огорчение полководца подтверждает и Плутарх: «Цезарь отвернулся [от головы Помпея] и, взяв в руки кольцо с его печатью, пролил слёзы» (Plut. Caes., 48). В дальнейшем, если верить Диону Кассию, голову Помпея было приказано «украсить, тщательно забальзамировать и сохранить», а всех его сторонников – простить и облагодетельствовать 93.
Все эти сведения мы сознательно приводим только теперь, когда в исследовании был поднят вопрос о лицемерии Цезаря. Совершенно очевидно, что слёзы диктатора не были искренними. Это хорошо понимает и Дион Кассий, называющий «смешным» поведение полководца. «Ведь с самого начала, – продолжает историк, – Цезарь всеми силами стремился к единовластию, а Помпея ненавидел как противника и конкурента». Даже в Египет, по мнению Диона Кассия, диктатор прибыл для того, чтобы окончательно разделаться с Помпеем 94. В этом мы полностью солидарны с античным автором, и для нас нисколько не удивительно, что своими впечатлениями от увиденного Цезарь не поделился со своим читателем.
Сам Цезарь, разумеется, пишет, что причина убийства Помпея ему неизвестна. Он делает предположение, будто окружение царя боялось, что тот переманит на свою сторону царское войско для захвата Александрии и овладения всем Египтом (Caes., B. C., III, 104), но это, конечно, лукавство. У нас не вызывает никаких сомнений то, что Цезарь прекрасно знал, какова истинная причина расправы над его врагом. Даже если предположить, что ему не сообщили об этом, полководец вполне мог бы догадаться сам – хотя бы по тому, что после его прибытия в Александрию первым же делом ему поднесли голову Помпея.
Цезарь хорошо понимал – убийство Помпея могло послужить идеальным предлогом для расправы с Пофином, Ахиллой и другими сторонниками власти Птолемея, способными помешать его планам в дальнейшем. По этой причине Цезарь «не только не выказал им благодарности, но даже резко их обвинял» 95 в самоуправстве над Помпеем. Избавление от соперников теперь стало лишь делом времени.
Цезарь продолжал оставаться в Александрии. Шли дни, и конфронтация между ним и опекунами малолетнего царя усиливалась. Последним наверняка было известно о контактах полководца с Клеопатрой, которая поначалу связывалась с ним через посредников, а потом решила нанести ему визит самостоятельно 96. Первую встречу Клеопатры и Цезаря довольно подробно описывают Плутарх и Дион Кассий.
Во дворец, где находился Цезарь, Клеопатра проникла тайно. Заручившись помощью своего сторонника Аполлодора Сицилийского, она села в небольшую лодку и с наступлением темноты пристала близ дворца. Чтобы пробраться к Цезарю незамеченной, ей пришлось пойти на хитрость – царица забралась в постельный мешок, и Аполлодор, перевязав мешок ремнём, внёс Клеопатру к Цезарю через двор. «Цезарь был покорён сразу, как только увидел её и услышал её голос» – пишет Дион Кассий 97. «Говорят, что уже эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его» – вторит ему Плутарх (Plut. Caes., 49). Так или иначе, но диктатор тотчас же, не дожидаясь рассвета, послал за Птолемеем, чтобы примирить его с сестрой. Вопреки ожиданиям полководца, юный царь «пришёл в бешенство» и «с криком, что его предали, кинулся в толпу придворных, сорвал с головы диадему и бросил её на пол. Люди Цезаря силой увели царя…» 98.Об этом происшествии упоминает, к нашему удивлению, только Дион Кассий, хотя сам инцидент очень показателен. Мы склонны полагать, что в другой ситуации Цезарь бы вряд ли простил дерзкий поступок, подобный тому, который совершил Птолемей. Ещё Светоний отмечал надменность и заносчивость диктатора, приписывая ему высказывание о том, что «люди должны разговаривали осторожнее» с ним, Цезарем (Suet., Jul., 77). Такой человек, вне всяких сомнений, не оставил бы дерзость юного царя без последствий. Выходит, полководцу было настолько необходимо во что бы то ни стало примирить Клеопатру и её брата, что он был готов пожертвовать даже собственным самолюбием. Таким образом, мы находим ещё одно свидетельство тому, что Цезарь, находясь в Египте, вынашивал в голове определённые политические планы.
Между тем, волнения среди египтян не утихали, чему во многом способствовала конфронтация между Цезарем и опекунами царя, Ахиллой и Пофином. В «Записках о Гражданской войне» полководец всячески пытается внушить читателю, что те сами отнеслись к нему враждебно, плели против него интриги и всячески провоцировали. «Прежде всего, – пишет полководец, – [Пофин] начал жаловаться среди своих приверженцев, что царя вызывают на суд для защиты своего дела (Caes., B. C., III, 108). От Плутарха мы узнаём, что враждебные действия со стороны Пофина по отношению к Цезарю действительно имели место: «Солдат Цезаря он велел кормить самым чёрствым хлебом, говоря, что они должны быть довольны и этим, раз едят чужое», а «к обеду выдавал глиняную и деревянную посуду, ссылаясь на то, что всю золотую и серебряную Цезарь якобы отобрал за долги» (Plut. Caes., 48).
Что за «долги» имеет ввиду Плутарх? Ответ на этот вопрос даёт он сам. «Действительно, – продолжает греческий автор, – отец царствовавшего тогда царя был должен Цезарю семнадцать с половиной миллионов драхм, часть этого долга Цезарь простил его детям, а десять миллионов потребовал теперь на прокормление войска» (Ibid.). Разумеется, прощение египетским властям части долга тоже представляло собой грамотный политический ход – по всей видимости, Цезарь рассчитывал привлечь к себе симпатии молодого царя.
Прошло некоторое время, и Пофин, найдя себе нескольких помощников в задуманном деле среди царских друзей, тайно вызвал войско из Пелусия в Александрию и командующим всеми силами назначил того же Ахиллу» (Caes., B. C., III, 108). Новость об этом застала Цезаря, по его словам, за разбором дела по разрешению спора между Птолемеем и Клеопатрой (Ibid., 109). Понимая, что его силы ничтожно малы для участия в сражении за пределами города, Цезарь приказал солдатам закрепиться внутри Александрии. К Ахилле он отправил своих послов, Диоскорида и Серапиона, однако тот приказал казнить их. Это событие, отмечает сам полководец, позволило ему «овладеть особой царя», убедив его в бесчестии Ахиллы и Пофина (Ibid.). Ещё одна задача, поставленная Цезарем, была решена.
В своих «Записках о Гражданской войне» Цезарь подробнейшим образом характеризует состояние сил сторон перед вторжением в Александрию, описывает боевые действия на территории самого города. Ознакомившись с этим фрагментом сочинения полководца, мы сделали ещё одно важное наблюдение. Цезарь пишет, что в Александрии «находили верный приют и обеспеченное положение» многие беглые рабы, изгнанники и уголовники, бежавшие с территории Римской республики (Ibid., 110). Быть может, и это обстоятельство повлияло на планы Цезаря? Почему бы не предположить, что полководец хотел подчинить себе Египет ещё и для того, чтобы остановить сосредоточение римских беглецов на его территории? Учитывая предусмотрительность и осторожность Цезаря, мы находим это вполне вероятным. К тому же власти Рима, за последние сто лет с трудом подавившие три так называемых «войны с рабами», не понаслышке знали, насколько затруднительно вести борьбу с повстанцами из числа беглых рабов и преступников.
Но вернёмся к событиям в Александрии. В краткие сроки воины Ахиллы заняли всю египетскую столицу – в руках Цезаря и его солдат осталась лишь незначительная часть города. Противники атаковали дворец, в котором расположился Цезарь, с суши и с моря. «Приходилось сражаться одновременно на нескольких улицах, и враги своей массой пытались захватить военные корабли» – вспоминает диктатор (Ibid., 111). Далее Цезарь детально описывает ход сражения у александрийской гавани, где стояло большое количество хорошо снаряжённых военных кораблей (Ibid.). Опуская подробности касательно хода боевых действий, мы переходим к последним строкам «Записок о Гражданской войне». Цезарь пишет, что младшая сестра Клеопатры, Арсиноя, «в надежде овладеть вакантным престолом удалилась из дворца к Ахилле и вместе с ним стала руководить военными действиями». По свидетельству Цезаря, вскоре между Арсиноей и Ахиллой начались споры о первенстве, и каждый стал пытаться привлечь на свою сторону солдат (Ibid., 112).
Пофин, воспитатель юного Птолемея, на протяжении всех событий находился в городской части, подконтрольной римлянам. Всё это время, если верить Цезарю, он «посылал к Ахилле гонцов и ободрял его продолжать начатое дело и не падать духом». После того, как однажды посланники Пофина были выданы и арестованы, Цезарь отдал приказ казнить Пофина (Ibid.). Более подробно об этом пишет Плутарх: «Во время всеобщего пира в честь примирения раб Цезаря, цирульник, (…) проведал о заговоре, подготовляемом против Цезаря военачальником Ахиллой и евнухом Пофином. Узнав о заговоре, Цезарь велел окружить стражей пиршественную залу. Пофин был убит, Ахилле же удалось бежать к войску…» (Plut. Caes., 49). Интересно, что Аппиан в своём сочинении указывает, что причиной казни Пофина было «преступление против Помпея», в котором он участвовал (App. B.C., II, 90). Мы, как уже было отмечено, считаем убийство Помпея одним из поводов для казни царского воспитателя, но никак не причиной таковой.
Приказ о казни Пофина Цезарь рассматривает как сигнал к началу Александрийской войны (Caes., B. C., III, 112); с его позицией солидарны Плутарх (Plut. Caes., 49) и Аппиан (App. B.C., II, 90). Интересно, что историк Р. Этьен придерживается иной точки зрения, говоря о том, что Александрийская война завязалась ещё до разоблачения Пофина, когда Ахилла по его наущению возглавил царское войско и двинулся на Александрию 99. Чем обусловлено мнение учёного, мы сказать не можем.
Автор «Александрийской войны» сообщает, будто «главари» александрийцев на совещаниях с горожанами говорили им следующее: «Римский народ мало-помалу привыкает к мысли захватить это царство в свои руки. Несколько лет тому назад стоял в Египте со своими войсками А. Габиний, туда же спасался бегством Помпей, теперь пришёл с войсками Цезарь, и смерть Помпея нисколько не помешала Цезарю оставаться у них. Если они его не прогонят, то царство их будет обращено в римскую провинцию» (B. Al., I, 3). Нельзя не отметить, что в этих словах был определённый резон.
По окончании Александрийской войны, из которой римляне вышли победителями, Цезарь возвёл на трон Клеопатру и её десятилетнего брата, а теперь и мужа, Птолемея XIV (его старший брат, Птолемей XIII, трагически погиб в ходе военных действий). Предлогом к данному решению было завещание их покойного отца, «заклинавшего римский народ не изменять его воли» (Ibid., 33). Арсиною, опорочившую свою репутацию связью с Ганимедом, полководец решил низложить, «чтобы мятежные люди не возбудили снова распрей и раздоров, прежде чем успеет укрепиться власть новых царей» (Ibid.). Добившись своего, Цезарь покинул Египет с силами 6-го легиона. Все остальные легионы остались в Александрии. Этим, по убеждению создателя «Александрийской войны», предполагалось укрепить власть новых египетских царей, которые, признаёт автор, «не могли обладать ни любовью своих подданных, как верные приверженцы Цезаря, ни упрочившимся авторитетом, как возведённые на трон несколько дней тому назад» (Ibid.).
Человек, написавший «Александрийскую войну», не отрицает – Цезарь выступал за то, чтобы «защищать нашей военной силой царей, сохраняющих верность нам, а в случае их неблагодарности той же военной силой карать их» (Ibid.).
В завершение данной главы мы можем дать ответ на вопрос, какими средствами Гай Юлий Цезарь проводил политику в отношении Египта. Во-первых, как следует из источников, полководец не гнушался обмана и лицемерия: подтверждением тому могут служить и ситуация с публичным оплакиванием Помпея, и доброжелательность Цезаря по отношению к александрийцам, прекратившаяся с прибытием в Египет его основных сил. Во-вторых, Цезарь всячески пытался склонить на свою сторону детей Птолемея XII – Клеопатру и, в первую очередь, её брата. Неслучайно диктатор простил царевичу грубый выпад с броском на пол диадемы, отпустил египетской казне половину задолженных Риму средств, вступил в любовные отношения с Клеопатрой 100. В-третьих, полководец, реализуя свои планы, опирался на завещание Птолемея XII, тем самым придавая легитимность своим действиям.
Действовал ли Цезарь в интересах Рима, проводя свою политику в отношении Египта? В данном случае ответить куда сложнее. В историографии бытует распространённое мнение, что Цезарь пытался достичь индивидуальной монархической власти и открыто стремился к тому, чтобы быть провозглашённым царём 101. Мы не считаем целесообразным развивать эту идею в нашем исследовании – как бы Цезарь не планировал устраивать Римское государство в дальнейшем, он – мы нисколько не сомневаемся – в любом случае действовал бы в его интересах. И, по меньшей мере, потому, что власть его была невозможна в отрыве от Рима – ведь любой диктатор, в независимости от государственного устройства, сосредотачивает в своих руках все рычаги управления страной. Одним словом, монархические амбиции, будь они у Цезаря, не оказали бы существенного влияния на его отношение к интересам Рима, и в этом у нас не возникает никаких сомнений.