3.4. Феномен «частичной обязательности»

Если обязательность понимается как градуальное свойство, то, следовательно, должны существовать примеры «более обязательных» и «менее обязательных» значений. Мы можем указать по крайней мере два класса таких случаев (практически не связанных друг с другом); возможно, существуют и другие.

Первый случай касается существования таких семантических элементов, которые хотя и являются в полном смысле слова обязательными, но выступают в этой роли по отношению к очень узкому классу лексем. Это скорее обязательность внутри лексики языка, которая не имеет отношения ни к грамматике, ни к морфологии, и тем не менее механизмы ее проявления точно те же, что и для грамматической обязательности. Приведем сначала искусственный пример. Пусть в некотором языке необходимо выразить смысл ‘нож’ ( ‘инструмент, предназначенный для того, чтобы резать твердые объекты’). Вполне вероятна такая ситуация, что «в чистом виде» данный смысл выразить в данном языке будет невозможно: для понятия «нож вообще» в нем просто не найдется подходящей лексемы. Зато будет существовать множество других лексем, выражающих, помимо смысла ‘нож’, другие семантические элементы, например: ‘нож с большим плоским лезвием’, ‘нож с узким зазубренным лезвием’, ‘нож, используемый женщинами для чистки рыбы’, ‘нож, используемый для разделки мяса’, ‘нож, служащий боевым оружием’, ‘священный нож, используемый жрецами в специальных обрядах’, и т.д., и т.п. Это положение дел очень напоминает грамматическую категорию: выбор в процессе коммуникации смысла ‘нож’ «навязывает» говорящему необходимость определенных семантических приращений, причем эти приращения выбираются из небольшого списка взаимоисключающих элементов, образующих в данном языке «категорию» (если принять, что нож, используемый жрецами, уже не может иметь плоского лезвия, не может употребляться для чистки рыбы, и т.д., и т.п.: здесь, как это и характерно для естественно-языковой логики, для описания каждой конкретной разновидности ножа выбираются логически не исключающие друг друга, но реально оказывающиеся несовместимыми признаки). Собственно, отличие от грамматической категории здесь только в том, что «носители категории» образуют очень ограниченное множество, а в семиотическом отношении эта категория структурирована несколько хуже. Данное явление иногда называется «лексической обязательностью» (см. Апресян 1980: 17-19; ср. также интересный разбор конкретного материала русского и французского языков в Гак 1989); оно, так же, как и грамматическая обязательность, имеет прямое отношение к концептуализации мира в языке – в данном случае, в области лексической номинации. Лексическая обязательность особенно характерна для определенных областей лексики с относительно дискретной концептуальной структурой – таких, как глаголы движения, имена родства, цветообозначения, и т.п. (не случайно все эти области лексики служили излюбленным полигоном для ранних структуралистских теорий значения типа компонентного анализа или анализа по «дифференциальным признакам», равным образом применявшегося как к лексике, так и к грамматике).

Так, в области терминов родства во многих языках не существует обозначения для смысла ‘брат’ – имеются только лексемы ‘старший брат’ и ‘младший брат’; с другой стороны, и в языках типа русского нет обобщающей лексемы для обозначения смысла ‘ребенок тех же родителей’ (по-русски следует обязательно уточнить пол, т.е. сказать либо брат, либо сестра; в других языках, однако, такая лексема имеется, ср., например, англ. sibling или нем. Geschwister). В русском языке также нет обобщающей лексемы для обозначения родственника по браку, т.е. любого из кровных родственников супруга или любого из супругов кровного родственника (ср. франц. beau-parent, англ. in-law relative); для выражения этого смысла говорящий по-русски обязан осуществить дополнительный выбор на основе достаточно сложного набора параметров – ср. шурин, свояченица, деверь, золовка, свёкор, свекровь, тесть, тёща и т.п. Правда, в языке современных городских жителей большинство этих слов уже перестает употребляться и их значение постепенно забывается²¹, но и новых слов с более общим значением пока не возникает – распространение получают описательные обозначения типа жена брата.

Второй класс случаев касается «настоящих» грамматических показателей, которые, однако, в отличие от обычных граммем, в определенных контекстах не употребляются – т.е. существуют такие контексты, в которых ни одна из граммем соответствующей категории невозможна, а нужный смысл выражается другими средствами. Хорошим примером являются правила употребления показателей детерминации в английском языке: ни имена собственные, ни указательные и притяжательные местоимения, ни посессивные синтагмы вида X’s Y не допускают употребления определенного артикля; между тем, все такие контексты считаются определенными, ср. [*the] my house ‘мой дом’, [*the] this house ‘этот дом’, [*the] John ‘Джон’, [*the] John’s house ‘дом Джона’, и т.п. Значение определенности в них один раз уже выражено, и дублирование этого значения граммемой не допускается (хотя в нормальном случае граммемы – как раз в силу свойства обязательности – легко дублируют те лексические значения, которые могут быть выражены в контексте). Данное ограничение не универсально, хотя и нередко: существуют языки (итальянский, новогреческий, армянский, иврит и др.), в которых показатель определенности может или даже должен употребляться во всех или некоторых из приведенных контекстов. В статье Даниэль & Плунгян 1996 данное явление было названо «контекстной вытеснимостью» грамматического показателя. Другой характерный пример «контекстной вытеснимости» – невозможность в некоторых языках употребить показатель грамматического времени в контексте обстоятельств времени типа ‘завтра’ или ‘сейчас’, эксплицитно задающих временную рамку высказывания.

Во всех рассмотренных случаях лексические показатели как бы вторгаются в парадигму, образуемую граммемами, принимая на себя функции соответствующих по смыслу граммем. С одной стороны, здесь налицо отступление от принципа обязательности; но, с другой стороны, семантическая обязательность соответствующей категории всё же соблюдается, хотя эта категория и выражается «незаконными» средствами.

Такая ситуация отчасти похожа на рассмотренную ранее «импликативную реализацию» грамматических категорий – с той, однако, разницей, что в примерах данной группы выражение грамматической категории блокируется не другими (и при этом случайными) грамматическими элементами, а лексическими элементами, причем именно теми, которые содержат смысл отсутствующей граммемы. Если «импликативная реализация» – своего рода внутрисистемный каприз грамматической сочетаемости, то «контекстная вытеснимость» – запрет на дублирование лексической информации грамматическими средствами. Но в некотором смысле и то, и другое явление представляют ограниченную, неполноценную обязательность, которая часто возникает на начальной стадии грамматикализации показателя (и может быть преодолена в процессе языковой эволюции).

