§ 3. Изафет и другие типы «вершинного маркирования»

Падежу как морфологическому средству для выражения зависимого синтаксического статуса имени (вместе с его семантической ролью) противопоставляется другая группа категорий, также маркирующая синтаксическую зависимость, но не в составе подчиненного имени, а, напротив, в составе главного.

Речь в данном случае идет не о глагольно-именной («предикатно-аргументной») синтагме, которая является основной сферой падежного маркирования, а об именной синтагме вида N₁    N₂, где имя N₂ (существительное или прилагательное) синтаксически зависит от существительного N₁ (ср. простейшие примеры типа дом отца, большой дом и т.п.). В русском и многих других подобных ему в этом отношении языках факт синтаксической зависимости морфологически всегда выражается в составе N₂: либо с помощью показателя особого «приименного» падежа – генитива, либо (в случае прилагательного) с помощью согласования прилагательного с вершинным существительным по каким-либо из его грамматических категорий. Само вершинное имя, однако, не содержит никаких внешних признаков того, что у него имеются синтаксически зависимые элементы.

Стратегии морфологического маркирования зависимого элемента противостоит другая стратегия, при которой область применения морфологической техники перемещается на вершинное имя: у имени N₁ появляется морфологический показатель, свидетельствующий о наличии при нем некоторого зависимого элемента, тогда как в составе N₂ никаких морфологических показателей, напротив, не появляется. Такой показатель называется изафетным (или изафетом).

Термин изафет (восходящий к арабскому ’iḍāfatun ‘добавление, присоединение’) заимствован из персидского языка и первоначально использовался преимущественно в иранистике и тюркологии для описания соответствующих явлений именного синтаксиса этих языков (см., например, одно из немногих специальных исследований Майзель 1957); традиционный термин семитологии – статус, или состояние (см. ниже).

Противопоставление двух указанных типов кодирования синтаксических отношений («head-marking» vs. «dependent-marking») было впервые введено в статье Nichols 1986; это противопоставление имеет значение далеко не только в рамках описания именной морфологии и используется для решения многих задач современной синтаксической типологии.

Изафетные показатели (разного типа) характерны для иранских, тюркских, финно-угорских и семитских языков (в каждой группе языков их употребление имеет свои особенности, которые мы кратко рассмотрим ниже). Заметим, что если в иранских языках изафетный показатель обычно употребляется вместо падежного маркирования зависимого имени, то в тюркских, финно-угорских и семитских языках вершинное и зависимое (т.е. падежное) маркирование не исключают друг друга; в семитских языках, более того, существует и согласование прилагательного с вершинным именем.

Наиболее широкую сферу применения имеет изафетный показатель в иранских языках, где он оформляет вершинное имя в составе именной синтагмы любого типа, ср. примеры из современного персидского языка:

(1) a. sänduq-e doxtär ‘сундук девушки’

сундук-изф девушка

b. sänduq-e män ‘мой сундук’

сундук-изф я

c. sänduq-e qäšäng ‘красивый сундук’

сундук-изф красивый

d. sänduq-e qäšäng-e doxtär ‘красивый сундук девушки’

e. sänduq-e doxtär-e qäšäng ‘сундук красивой девушки’

Как можно видеть, персидский изафет оформляет вершинное имя при наличии зависимого элемента почти любого типа – существительного, прилагательного и даже личного местоимения (как в (1b); единственным исключением являются указательные местоимения, ср. in sänduq ‘этот сундук’. Пример (1d) свидетельствуют о том, что персидский изафет проявляет свойства групповой флексии (ср. Плунгян 1994 и 2000: 33-34), оформляя вершинную именную группу [красивый сундук] в целом и присоединяясь к самому правому из ее элементов – при этом «внутренний» показатель изафета, указывающий на наличие синтаксического зависимого у вершинного имени сундук, тоже присутствует. Этимологически иранский изафет связан с относительным местоимением ‘который’.

В других языках область применения изафетного показателя более узкая: он возможен только при существительном, синтаксически подчиняющем другое существительное. Подчиненное существительное при этом само должно (как в семитских языках) или может (как в тюркских языках) иметь форму генитива: отсутствие генитивного показателя в тюркских языках свидетельствует, как и в других случаях (см. Гл. 1, 3.3), о нереферентной интерпретации имени, ср. (2).

(2) турецкий язык (Мельчук 1998: 311):

a. deniz su-yu ‘морская вода’

море вода-изф

b. deniz-in su-yu ‘вода <этого> моря’

море-ген вода-изф

Сочетание (2a) означает ‘вода моря «вообще», любого моря/морей’; в сочетании (2b) имеется в виду некоторое конкретное (= «референтное») море.

Дополнительной особенностью изафета в тюркских языках является то, что показатель изафета одновременно является и показателем принадлежности 3-му лицу; иначе говоря, форма suyu имеет также значение ‘его вода’ (это значение реализуется в таких контекстах, где suyu само уже не является вершинным именем и, таким образом, «изафетная» интерпретация исключена). Та же особенность имеется и у венгерских притяжательных форм, ср. венг. притяжательную форму слова ház ‘дом’: ház-a ‘его дом’, но barát-om ház-a ‘дом моего друга’ (букв. ‘друг-мой дом-его’); в последнем случае суффикс -a выполняет уже изафетную функцию. Вообще, использование посессивных показателей в изафетных или изафетоподобных конструкциях характерно для многих языков различных ареалов; интересно, что подобная техника встречается не только в уральских или алтайских языках, но и, например, в целом ряде немецких диалектов, где вершинное имя в посессивной конструкции присоединяет притяжательное местоимение, а зависимое имя вместо генитива принимает форму дательного падежа: ср. швейцарско-нем. em Hairi [дат] sis Welo ‘велосипед Генриха’, букв. ‘Генриху его велосипед’. Еще более близкий к классическому изафету вид эти конструкции имеют в языке африкаанс, ср. die vader se huis ‘дом отца’, букв. ‘отец его дом’.

В семитских языках граммема, указывающая на то, что существительное синтаксически подчиняет другое существительное, называется сопряженным состоянием (= лат. status constructus)³⁴. В иврите сопряженное состояние противопоставляется «свободному», или «абсолютному» состоянию (= status absolutus); морфологически это различие выражается разными огласовками корня (см. Плунгян 2000: 91-95), а также кумулятивно с показателями числа вершинного имени, ср. др.-еврейск. šəlāṭīm ‘щиты’ [мн.абс] ~ šilṭ-ē haggibbōrīm ‘щиты [мн.сопр] воинов’. В классическом арабском языке система несколько иная: вершинное существительное морфологически различает три формы – определенную (показателем которой является препозитивный определенный артикль [a]l-), неопределенную (показателем которой у большинства словоформ является конечный -n) и «сопряженную» (показателем которой является отсутствие как показателя определенности, так и неопределенности); ср. пример (3).

(3) классический арабский язык

a. ra’aytu l-bayt-a ‘я видел <тот> дом’

видеть:пф:1ед опр-дом-акк

b. ra’aytu bayt-a-n ‘я видел <некий> дом’

дом-акк-неопр

c. ra’aytu bayt-a l-malik-i ‘я видел дом царя’

дом-акк опр-царь-ген

Таким образом, в арабском детерминация имени и статус оказываются взаимоисключающими граммемами одной категории (или же можно считать, что граммема сопряженного состояния блокирует выражение детерминации, так что мы имеем здесь случай импликативной реализации, ср. Гл. 1, 3.3).

По сравнению с падежом изафет является категорией гораздо более бедной в отношении семантической нагрузки: употребление изафетного показателя чувствительно только к синтаксической позиции имени. В этом смысле изафет можно сблизить только с показателями падежей в редуцированных падежных системах. Подобно показателям падежа, изафетные показатели также иногда выражаются кумулятивно с другими категориями имени: в иврите и в курдском имеется кумулятивное выражение изафета и числа, в курдском также изафета и рода вершинного имени.

