Часть II. Грамматические значения в языках мира

Ниже будет представлен обзор основных групп значений, входящих в Универсальный грамматический набор, т.е. с достаточной частотой выступающих в составе грамматических категорий в тех или иных ареалах языков мира. При установлении того порядка (условного, как и всякий порядок), в котором рассматриваются грамматические элементы, мы руководствовались двумя типами различий, обсуждавшихся в Части I. С одной стороны, это различия между преимущественно синтаксическими (согласовательными и «реляционными») и преимущественно семантическими («ингерентными») элементами Универсального грамматического набора; с другой стороны, это различия между «номинантами» (элементами, тяготеющими к именной сфере) и «вербантами» (элементами, тяготеющими к глагольной сфере). Соответственно, мы начнем рассмотрение с более ограниченного и компактного множества синтаксических (согласовательного класса, изафета и падежа) и семантических (числа, детерминации и посессивности) номинантов, далее рассмотрим группы залоговых и дейктических значений, первые из которых имеют более синтаксический, а вторые – более семантический характер, но как те, так и другие могут в разной степени иметь отношение к элементам и глагольной, и именной сферы. Обзор завершается рассмотрением «ингерентных вербантов» – по-видимому, наиболее сложно устроенной группы аспектуально-модальных (и примыкающих к ним) значений, характеризующих семантику преимущественно глагольных единиц.

Глава 3. Основные синтаксические граммемы имени § 1. Согласовательный класс

1.1. Понятие согласования

Как показывает само название этой категории, согласовательный класс связан с морфологическим выражением согласования – одного из основных типов синтаксической связи. Более подробное обсуждение понятия согласования – задача курса общего синтаксиса; мы изложим ниже лишь тот теоретический минимум, без которого невозможно понимание морфологических фактов. Мы опираемся преимущественно на идеи, высказанные в работах Зализняк 1967: 62-88, Кибрик 1977a, Corbett 1990, 2006 и Мельчук 1993 (и частично используя также предложения, высказанные нами в статье Плунгян & Романова 1990).

Что в точности означает ситуация согласования? Предположим, у нас имеется словоформа x (выражающая граммему w грамматической категории W) и словоформа y (выражающая граммему z грамматической категории Z). Тогда можно говорить, что словоформа y согласуется со словоформой x (по грамматической категории W), если выбор граммемы z был определен граммемой w. Иначе говоря, согласование есть ситуация зависимости грамматической характеристики одной словоформы от грамматической характеристики другой словоформы: «согласуемая» словоформа (или «мишень» согласования, англ. target) получает некоторые свои граммемы не потому, что эти граммемы непосредственно выражают какой-то независимый смысл, а потому, что она просто подчиняется грамматическим требованиям «согласующей» словоформы (или «контролера» согласования)¹. По лаконичной формулировке Г. Корбета, «Agreement in language occurs when grammatical information appears on a word which is not the source of that information» (Corbett 2006), т.е. «В языке имеет место согласование, если некоторая грамматическая информация выражается при том слове, которое не является источником этой информации». Категории W и Z называются сопряженными; показатель, выражающий граммему z, – согласователем.

Данная формулировка была бы несколько проще, если бы мы говорили не о зависимости выбора одной граммемы от другой, а просто о дублировании грамматических характеристик словоформы-контролера согласуемой словоформой (так, согласование по падежу прилагательного с существительным можно считать повторением падежной граммемы существительного в составе прилагательного, и т.п.); иногда согласование именно таким образом и определяется. Даже если мы отвлечемся от очень непростого вопроса о том, действительно ли падеж существительного и прилагательного – это «одна и та же» категория, сведéние согласования к простому дублированию некорректно из-за наличия таких случаев, когда две «сопряженные» категории явным образом не имеют ничего общего. Например, в грузинском языке можно говорить о согласовании падежа существительного с временем глагола: переходный глагол-сказуемое в прошедшем времени требует эргативного падежа подлежащего (см. ниже, 2.2), в настоящем времени – номинативного падежа, и т.п.; трактовка таких случаев как управления требовала бы признать видовременные формы грузинского глагола относящимися к разным лексемам (наподобие форм залога).

Мишень и контролер согласования, как правило, являются элементами одного предложения (а в большинстве случаев – и одной синтагмы). Но синтаксические отношения между ними могут быть различны и, в общем случае, их тип (как и само наличие) для описания природы согласовательной связи не столь существенны. Так, контролером согласования не обязательно является синтаксически главная словоформа: если в синтагме бел-ые стены синтаксически зависимое прилагательное согласуется с синтаксически главным существительным, то в синтагме стены рухнул-и ситуация обратная: глагол, являющийся синтаксической вершиной, согласуется с подчиненным ему существительным (здесь и ниже, в примерах согласователь отделяется дефисом и при необходимости подчеркивается; контролер согласования при необходимости выделяется жирным шрифтом). Теоретически возможно и «взаимное» согласование: x согласуется с y по одной грамматической категории, в то время как y согласуется с x по другой грамматической категории (примеры таких конструкций приводятся в Кибрик 1977a). Более того, контролеров согласования у словоформы может быть и более одного – таков, например, известный случай полиперсонального согласования, когда глагольная словоформа согласуется по лицу (см. Гл. 6, 2.5) с субъектом, объектом и, возможно, еще какими-то аргументами глагола. С другой стороны, согласование возможно и в ситуации, когда между словоформами x и y вообще нет непосредственной синтаксической зависимости. Ср. известные примеры типа (1), где происходит согласование прилагательного с местоимением по числу и роду (не по падежу!), а также пример (2) из аварского языка, где наречия согласуются с существительными по роду (сходные явления засвидетельствованы и в некоторых языках банту).

(1) русский язык, «дистантное» согласование:

a. Я запомнил ее устал-ой

b. Я запомнил их устал-ыми

(2) аварский язык, «дистантное» согласование:

a. či hani-w / roq’o-w Xut’ana ‘мужчина остался здесь / дома’

мужчина здесь-1кл / дома-1кл остаться:прош

b. č:’užu hani-j / roq’o-j Xut’ana ‘женщина осталась здесь / дома’

женщина здесь-2кл / дома-2кл

c. či hani-w-e / roq’o-w-e ł:utana ‘мужчина побежал сюда / домой’

мужчина сюда-1кл / домой-1кл бежать:прош

d. č:’užu hani-j-e / roq’o-j-e ł:utana ‘женщина побежала сюда / домой’

женщина сюда-2кл / домой-2кл

Морфологически, контролерами согласования чаще всего выступают существительные и личные местоимения; соответственно, и согласование чаще всего происходит по таким типичным субстантивным категориям, как число и падеж или – в случае местоимений – лицо. Согласуемыми словами чаще всего выступают прилагательные и глаголы; примеры согласуемых наречий были приведены в (2). В некоторых чадских языках имеются даже согласуемые предлоги (т.е., например, предлог от в сочетаниях типа от мужчины и от женщины принимает в таких языках разную форму).

Отдельной проблемой является существование согласовательной связи между элементами, принадлежащими разным предложениям, как в примерах типа (3):

(3) Выходит Пётр. Его глаза сияют... (Ср.: Выходит Мария. Её глаза...)

Выбор притяжательного местоимения в (3), на первый взгляд, точно так же зависит от рода существительного-контролера, как это имеет место в случае обычного согласования. Тем не менее, в синтаксических теориях обычно принято усматривать здесь зависимость несколько иного рода. Синтаксически, его и Петр в (3) находятся в так называемом анафорическом отношении; правила, в соответствии с которыми производится выбор нужной грамматической формы анафорического слова, называются не правилами согласования, а правилами конгруэнтности (ср. Мельчук 1993). Механизмы согласования и конгруэнтности близки (в каких-то языках они могут и совпадать), но в общем случае они различаются. Правила конгруэнтности обычно являются более «гибкими»; они в большей степени ориентированы на семантику контролера, чем на его грамматические характеристики. Различия механизмов согласования и конгруэнтности в русском языке (типичные для многих языков мира) хорошо видны в следующем примере:

(4) Познакомьтесь, это наш новый дизайнер <^??наша новая дизайнер>. Она <*он> прекрасный специалист, с лингвистическим образованием...

Женский род согласуемых словоформ в (4) недопустим, даже если говорящему точно известно, что речь идет о лице женского пола: лексема дизайнер в русском языке мужского рода. Зато правила конгруэнтности требуют обращения именно к реальному полу референта, и по отношению к женщине-дизайнеру в контексте (4) недопустим уже выбор местоимения мужского рода он. (Более подробный анализ русского материала см., например, в работе Копелиович 1989.)

Точно так же, в современных скандинавских языках различаются правила согласования (например, артикля с существительным) и правила анафорической замены существительного на местоимение 3-го лица. Согласовательных классов в скандинавских языках два (в датском и шведском) или три (в норвежском), с семантически слабо мотивированным распределением; зато выбор анафорического местоимения подчиняется более «прозрачным» в семантическом отношении правилам. Так например, в норвежском языке названия лиц мужского пола заменяются на местоимение han, названия лиц женского пола – на местоимение hun (независимо от их реального грамматического рода!), а все остальные существительные заменяются на местоимения den и det (распределенные уже в соответствии с их родом).

К конгруэнтности (а не к согласованию) имеют отношение и правила выбора вопросительных местоимений типа кто и что. В русском языке эти правила, например, требуют учета более тонких различий, чем грамматическое противопоставление одушевленности / неодушевленности; ср.: На что <^??кого> ты ловишь рыбу – на червяка или муху?, где выбор падежного показателя существительного червяк однозначно определяется его грамматической одушевленностью, а выбор вопросительного местоимения более сложен и зависит от иных факторов (подробнее об этой проблеме см., в частности, Барулин 1980a).

Заметим, что существуют языки, практически или даже полностью лишенные согласования, но различающие несколько вопросительных или анафорических лексем, выбираемых в соответствии с правилами конгруэнтности: таково, например, противопоставление вопросительных местоимений в тюркских и уральских языках, анафорических местоимений he ~ she ~ it в английском (имеющее, как известно, достаточно нетривиальный характер), и т.п. Все эти факты свидетельствуют о том, что описание конгруэнтности целесообразно отделять от описания согласования; ниже мы будем говорить только о проблемах согласования в узком смысле.