1.3. Диахроническая грамматическая семантика и «теория грамматикализации»

Интерес к тому, как в языках мира формируются грамматические системы, привел к появлению «теории грамматикализации», получившей в последнее время большой резонанс. Сам термин грамматикализация был, по-видимому, введен в современный научный контекст немецким типологом Кристианом Леманом (Lehmann 1982), но заимствован из ранней статьи А. Мейе «Эволюция грамматических форм» (Meillet 1912; ср. также обсуждение этой проблематики в Kuryłowicz 1965 и Топоров 1986). Более детальную разработку проблемы грамматикализации получили в многочисленных исследованиях Б. Хайне, а также Дж. Байби и ее школы – ср. прежде всего монографии Heine & Reh 1984, Heine et al. 1991, Heine 1993, Bybee et al. 1994, Heine & Kuteva 2002 и 2007, двухтомный сборник статей Traugott & Heine (eds.) 1991, а также относительно менее оригинальные работы Hopper & Traugott 1993, Pagliuca (ed.) 1994, Giacalone-Ramat & Hopper (eds.) 1998, Wischer &. Diewald (eds.) 2002 и ряд других. Большое внимание проблемам грамматикализации уделено в монографии Dahl 2004 – в рамках более общих размышлений о закономерностях исторической эволюции языковых систем. Из немногочисленных работ на русском языке наиболее обстоятельный анализ современных концепций грамматикализации содержится в монографии Майсак 2005⁵; следует отметить также сборник Bisang et al. (eds.) 2004, посвященный анализу грамматикализации преимущественно в славянских языках (в том числе и на русском материале); русский материал рассматривается и в статье Подлесская 2005.

В общем случае грамматикализация понимается как исторический процесс превращения неграмматической единицы языка в грамматическую – или появления у некоторой единицы языка большего числа грамматических свойств. Тем самым, грамматикализацию можно рассматривать как непрерывный процесс усиления грамматичности языковой единицы, при котором неграмматическое превращается в грамматическое, а менее грамматическое – в более грамматическое. Простейшим примером грамматикализации является переход существительных, обозначающих части тела (типа ‘лицо’, ‘голова’, ‘спина’), в пространственные наречия, предлоги или послелоги (типа ‘сверху’, ‘впереди’, ‘сзади’, и т.п.), и, далее, пространственных послелогов – в суффиксальные падежные показатели. Подобные переходы засвидетельствованы, по-видимому, во всех языках мира, факты истории которых доступны для исследования.

Грамматикализация представляет собой совокупность различных диахронических изменений («эволюционный континуум»), приводящих к утрате семантической сложности, прагматической значимости, синтаксической свободы и фонетической субстанции произвольной языковой единицы; в частности, грамматикализация (в прототипическом случае, который, по-видимому, прежде всего и имел в виду Мейе) предполагает превращение самостоятельной лексической единицы в (аффиксальный) грамматический показатель. В рамках грамматикализации различаются, соответственно, фонетические (ассимиляция, редукция и т.п.), морфосинтаксические (аффиксация, клитизация и т.п.) и «функциональные» (т.е. семантические) процессы (например, «десемантизация», т.е. утрата части слишком «конкретных» семантических компонентов). Эти процессы действуют параллельно, но функциональные процессы, как правило, хронологически предшествуют остальным, а морфосинтаксические никогда не могут происходить под влиянием фонетических (обратное возможно). Существуют и другие, более тонкие классификации грамматических процессов, учитывающие промежуточные и комплексные случаи.

Для процесса грамматикализации характерны эволюционные циклы (или «спирали»), когда один и тот же функциональный элемент (например, глагол «идти») на разных этапах истории языка постоянно подвергается грамматикализации, заменяя своего исчезнувшего к тому времени предшественника. Существенно, что грамматикализация представляет собой однонаправленный процесс, хотя из этого правила бывают исключения; см. обсуждение этой проблематики, в частности, в van der Auwera & Plungian 1998 и в сборнике Fischer et al. (eds.) 2004⁶. Еще более существенно, что грамматикализация происходит не произвольным образом, а в соответствии с определенными семантическими моделями, которые называются «пути», или «каналы» грамматикализации. Тем самым, теория грамматикализации может обладать определенной объяснительной силой: зная только синхронное состояние произвольной грамматической системы, исследователь может выдвигать правдоподобные гипотезы как о происхождении тех или иных ее элементов, так и об их возможной будущей эволюции. Этот аспект теории грамматикализации был особенно убедительно развит в работах школы Байби, а также – в несколько иной перспективе – в работах Т. Гивона⁷. О взаимодействии теории грамматикализации с компаративистикой и проблемами грамматической реконструкции см. также Gildea (ed.) 2000 и Janda & Joseph (eds.) 2003, о возможном вкладе теории грамматикализации в проблему происхождении языка – см. Heine & Kuteva 2007 (в данной книге высказывается гипотеза о сравнительно позднем возникновении грамматических систем в ходе эволюции языка, а также подчеркивается, что именно противопоставление лексики и грамматики является одной из самых ярких черт человеческого языка, отличающего его от других известных систем коммуникации).

Представляет интерес также эволюция грамматических элементов в обратном направлении, т.е. в направлении утраты ими всех или части грамматических свойств. Эти процессы связаны с распадом грамматической категории в языке и с полной или частичной утратой грамматическими показателями своих первоначальных функций. Подобные процессы (называемые обычно «деграмматикализацией» или «лексикализацией», см. Ramat 1992) изучены существенно хуже, чем грамматикализация, хотя в цитировавшихся выше работах определенное внимание им также уделяется (ср. в особенности Himmelmann 2004); работа Brinton & Traugott 2005 представляет собой первое специальное монографическое исследование этой проблематики.

Поскольку грамматические показатели в ходе исторической эволюции проходят в своем развитии строго определенные семантические стадии, эти стадии можно отразить на специальной схеме, иллюстрирующей для каждого грамматического значения (например, ‘будущее время’ или ‘пассивный залог’, и т.п.): (а) возможные лексические источники этого значения; (б) все последовательные этапы, которые проходит семантическая эволюция показателей, выражающих это значение, после начала процесса грамматикализации; (в) возможную эволюцию показателей данного значения в ходе деграмматикализации / лексикализации. Подобные схемы в настоящее время принято называть семантическими картами грамматического значения (англ. semantic map; различными авторами использовались также термины mental map, cognitive map и conceptual space, не получившие, однако, столь же большого распространения). Впервые этот подход был предложен американским лингвистом Ллойдом Андерсоном еще в середине 1970-х гг.; им же были позднее составлены и первые «ментальные карты» (как он их называл) перфекта (L. Anderson 1982) и эвиденциальных значений (L. Anderson 1986). В дальнейшем метод семантического картирования завоевал большую популярность и стал применяться во многих работах по грамматической типологии в качестве наглядного и удобного способа соединения описания структуры грамматического показателя с объяснением особенностей его диахронической эволюции. Наиболее важная особенность этого метода состоит в том, что семантически близкие значения на семантической карте оказываются пространственно смежными, диахронически сменяющие друг друга значения показателя обозначаются направленными стрелками. Тем самым, семантическая карта задает некоторое структурированное «концептуальное пространство», или «семантическую зону» (например, семантическую зону перфекта, или модальности, и т.п.), учитывающую возможность различного членения этого пространства грамматическими показателями разных языков.

Наиболее характерные иллюстрации возможностей этого метода можно найти в Kemmer 1993a, Bybee et al. 1994, Haspelmath 1997a, van der Auwera & Plungian 1998, Croft 2001, Татевосов 2002 и др. «Теория» семантических карт наиболее полно изложена в Haspelmath 2003.

Завершая этот краткий обзор современных представлений о грамматикализации, важно напомнить также, что эволюция лексических единиц в грамматические показатели – хотя и главный, но вовсе не единственный источник появления грамматических значений. Подобно тому, как аффиксы могут возникать не только путем морфологизации автономных словоформ, но и с помощью переразложения морфологических единиц (см. Плунгян 2000: 46-53), грамматические показатели также могут возникать на основе реинтерпретации уже существующих в языке грамматических элементов. В частности, важным источником грамматических показателей является так называемая «реграмматикализация» тех морфем, которые, утрачивая продуктивность в ходе языковой эволюции, не исчезают бесследно, как можно было бы ожидать, а начинают новый жизненный цикл в качестве носителей новых грамматических значений (ср. Lass 1990). К известным примерам реграмматикализации в славянских языках относится переход реликтового окончания 1 ед. презенса -m (в русском сохранившегося только у глаголов ‘есть’ и ‘дать’ и их приставочных производных) в показатель продуктивного класса спряжения в южных и западных славянских языках (ср. польск. czyta-m ‘читаю’ и под.; см. подробнее Janda 1996 и Boretzky 2000), а также появление в русском языке особых показателей «второго родительного» и «второго предложного» падежей у части существительных, «высвободившихся» в ходе перестройки системы склонения с уменьшением числа различных наборов окончаний. Процессы такого рода достаточно многочисленны и в истории других языковых семей.