Медицина как наука о духе

К сожалению, научная медицина об этом мало задумывается, так как она разделяет веру в возможность окончательно победить болезни. Психология (механицизм, бихевиоризм), социология (интеракционизм) и культурология ей мало в том помогают. Всем этим якобы научным, а на самом деле редукционистским подходам к анализу сознания явно не хватает смелости признать переживания болезни чем-то самостоятельным. Так что наступление на сознание идет с двух сторон. Одни заменяют переживания действиями, другие – понятиями. Между тем повернуться к изучению ментальности необходимо по ряду причин.

Собственно, способность сопереживания – это и есть важнейшее человеческое качество. Однако способность сострадать и сочувствовать сегодня стремительно деградирует. И это удивительно, так как в целом жизнь становится более обеспеченной. Если благотворительность еще как-то держится, благодаря соответствующим общественным движениям, то сочувствие несчастьям других людей стремительно исчезает. По свидетельству психиатров, современные люди по большей части невротики. Они вздрагивают от громких звуков, страдают от уличного шума, криков и возни соседей, но их мало волнуют несчастья других. Да и о своих проблемах они предпочитают не говорить. Скорее всего, причина этого в том, что сегодня не принято обнажать свои душевные язвы. Однако молча нельзя избавиться от душевных проблем. С кем же мы сегодня можем поговорить о своих сомнениях, которые, собственно, являются ранними симптомами болезни? С друзьями мы делим время развлечений, и сегодняшняя «дружба» не предполагает поддержку в случае материальных или душевных затруднений. Тех, кто пытается обсуждать свои проблемы с окружающими, считают занудами и норовят от них отмахнуться. Остается психоаналитик – наш платный друг, которому мы признается в том, чего сами не знаем.

Забота о себе не то чтобы забыта, она стала делом специалистов, но с «лекарствами» для души произошли опасные трансформации. Дело в том, что как физические, так и психические расстройства людей порождены цивилизационными факторами. Тела и души – такие же продукты культуры, как и остальные артефакты, составляющие среду нашего обитания. Чаще всего в размышлениях о прогрессирующих заболеваниях отмечается антропогенное влияние технического прогресса, ухудшающего качества воздуха, воды, питания. Много говорится о недостатке физической нагрузки и психических перегрузках. Но есть еще один источник изменений наших внутренних переживаний. Души людей, как и их тела, разрушает современная цивилизация. Индивидуализм, разобщенность порождают дефицит межличностного общения. Пространства труда и отдыха сегментируются, превращаются в «рабочее место» или в «квартиру в спальном районе» – убежище городского индивидуалиста.

Если можно говорить об упадке дружеского общения в условиях деградации коллективных пространств, то относительно индивидуальной заботы о душе, напротив, – о расцвете. Психоанализ трактуется как защитная реакция в ответ на появление разного рода невротиков и психотиков. Создан широкий рынок, для которого лица с отклоняющимся поведением являются потребителями, обеспечивающими спрос. В условиях, когда полиция заинтересована в увеличении преступных элементов, а медицина – в наличии платных больных, невозможно справиться с преступлениями и болезнями. Например, открывается какое-то эффективное лекарство. Затем объявляется о его опасных последствиях, предлагается новое, и так без конца. Возможно то, что все граждане являются потенциальными преступниками или больными, все занесены в какую-либо базу данных и время от времени подлежат профилактике и контролю, это новая форма управления массовым обществом, к которой мы еще не привыкли. И все же, допуская, что медицина сегодня становится эффективной формой биовласти, нельзя примиряться с негативными последствиями ее коммерциализации.

Среди человеческих чувств и переживаний есть такие, которые в самом прямом смысле являются патогенными: одни разъедают душу индивида, другие – опасны для окружающих. С одной стороны отчаяние, неверие в смысл жизни, с другой стороны, ненависть и злоба – вот самые страшные вирусы, угрожающие современной цивилизации. Болезни первого рода поражают, обесценивают главный капитал – сердца и души людей, которые утрачивают волю к жизни. Другие – ведут к самоуничтожению и войне всех против всех. Если первые кажутся следствием новых микробов индивидуализма и эгоизма, порожденными современной цивилизацией, то вторые, наоборот, расцениваются как наследие ужасного прошлого, наподобие холерных вибрионов, возрождающихся в антисанитарных условиях. Можно спросить: а не оказывает ли патогенного влияния сам психоаналитический дискурс? Не является ли виральной наша литература и философский экзистенциализм, описывающий бесцельность и бессмысленность нашего существования?

Трансформация дискурса о психических больных прошла несколько этапов. Во-первых, сначала ориентировались на выявление телесных симптомов самой болезни, которую никто не знает и которая протекает как бы независимо от самочувствия больного и взгляда врача. Во-вторых, в психоанализе безумие понимается как результат конфликта сознания и бессознательного. В третьих, шизоанализ добавляет аналитику социума, и дисциплинарный эффект ставится во главу угла. Согласно сторонникам движения антипсихиатрии, больной – это не объект, а человек, он же субъект болезни и обладатель сознания, которое влияет на болезнь. Поэтому медицина – это наука о духе; она предполагает понимание, т.е. диалог больного с другим – с врачом, с болезнью, с природой и обществом.

Основоположники психоанализа вернулись к прерванной механистической психологией традиции симпатической магии М. Фичино и магнетизма Мессмера. Например, Фрейд, хотя и понимал либидо как натурфилософскую субстанцию, однако раскрывал, как она сублимируется в культуре. Таким образом, речь идет о трансформации внешнего во внутреннее. Либидо используется как энергия, но «машина», которую она питает, строится культурой. Фрейд также предполагал, что психические болезни вызваны неправильной эволюцией детской сексуальности. Согласно философии психоанализа, невроз – это сбой естественной археологии либидо. П. Жане (Жане 1903: 48) объяснял его по-другому. Психическая болезнь вызвана уменьшением энергии, что приводит к упрощению поведенческих реакций. Человек, прежде чем что-то делать, придумывает план, а когда совершает действие, одновременно придумывает сценарий, который потом служит основой рассказа. Таким образом, нормальный человек изначально связан с другим, постоянно включает его точку зрения на себя. Психостеник как раз и не способен к диалогу, а следовательно, к ориентации. Он живет в мире бреда и галлюцинации. Его речи и поступки монологичны. Все окружение воспринимается как источник опасности. Отсюда тревога, вызванная непониманием знаков другого.

Регрессию безумия к детству объясняется тем, что мир детей в педагогике XIX в. был изолирован от мира взрослых. Реальность с ее конфликтами в школе представлена в виде литературы, да и то «причесанной». Фуко писал: «Неврозы регрессии не отражают невротической природы детства, но разоблачают архаичный характер педагогических институций» (Фуко 2009: 183). Главный недостаток редукционизма состоит в том, что он неспособен объяснить, почему данный человек в данный момент заболел именно этим заболеванием. Необходим социально-исторический подход к болезни. Согласно мнению Ж. Делеза и Ф. Гваттари, на детей и на первобытных предков психоаналитики переносят комплексы взрослых. Редукция больного к ребенку или первобытному предку – это миф, создаваемый здоровыми для собственного успокоения (Делез и др. 2009: 19). Следует признать специфику больной личности. Распад сознания утрата высших функций сознания имеют место, но больной на любой фазе болезни каким-то образом воссоздает свой примитивный порядок, он остается личностью.